Исповедь одного вампира

      Я никогда не думал, что так зациклюсь на одной девчонке. Не смогу быть безжалостным, идеальным хищником, потеряю себя. И из-за кого? Простой смертной, глупой человечки! Она перевернула всю мою жизнь с ног на голову, разделила на до и после. Нет больше того зверя, который любил загонять жертву в угол, играться всласть, то давая мнимое ощущение спасения, то лишая его, упиваясь чужой горячей, сладкой кровью, забирая жизнь.       Теперь мне нужна лишь она, эта девчонка — обычная студентка, которых тысячи по всему городу. Ее запах сводит меня с ума, так хочется отведать манящей, горячей крови, ощутить, как она тонкой струйкой побежит по моему горлу, с наслаждением сглатывая, смакуя особенный вкус, ощущая неповторимый аромат. Я не могу прожить и дня чтобы не думать о ней. Что в этой девчонке особенного? Почему я — вампир, проживший более пятиста лет, веду себя как новорожденный глупец, и одержимый гормонами подросток в одном флаконе? Нет былой жестокости, хладнокровия, даже охота не приносит былой радости, азарта. Я перестал убивать своих жертв, осушать их полностью, играть с ними. Пью кровь только когда чувствую, что жутко голоден, и вот-вот потеряю контроль, забираю лишь столько, сколько нужно, сохраняя жизнь этим жалким людишкам, которую они совершенно не умеют ценить.       Сколько я пытался обратить на себя ее внимание? Год, два? Все без толку. Я потерял счет времени, наблюдая за жизнью этой девчонки, охраняя ее. Даже устроился в ее институт преподом английского. Глупышка никак не поймет, почему до сих пор одна. Ответ прост — девчонка моя. И я никому не позволю ее у меня отобрать. С ее не до кавалерами разобраться очень просто, даже скучно как-то. Один мой недобрый взгляд в их сторону, разбегаются врассыпную сами.       Матерый вампир влюбился в человечку, и теперь сходит с ума от невзаимности. Смешно. До чего я докатился? И главное, почему именно она? Ведь я могу получить абсолютно любую, только пальцем помани. Но нет, хочу только ее, мою Нику. Длинные, шелковистые, каштановые волосы, отливающие на солнце золотым, в них так и хочется зарыться пальцами. Кофейного цвета глаза, в которых почти всегда мелькают искорки хитрецы. Тонкая талия, небольшая аккуратная грудь, точеные бедра. Не спрашивайте откуда я это знаю, самому стыдно вспоминать до сих пор, как залезал к ней в окно, и подглядывал за Никой в душе, как какой-то мальчишка, едва сдерживаясь чтобы не взять прямо там, в облаке пара, под струями горячей воды.       Я снова в институте, стою облокотившись бедрами о свой стол, который стоит рядом с кафедрой. Оглядываю студентов внимательным взглядом, ехидно улыбаясь. Страх, волнение, вожделение, даже зависть, и злость витают по кабинету. Я слышу гулкий стук их сердец, ток крови, которые заставляют зверя внутри лениво облизываться в ожидании. И если в начале преподавания мне приходилось охотится перед парами, чтобы не сорваться, то теперь совершенно наплевать. Чуть отталкиваюсь от стола ладонями и подхожу к доске, взяв в руки мел, пишу первое задание. Моя группа особенно не любит этот момент, хотя давно должны были привыкнуть. Ведь именно с письменных заданий начинается каждая моя пара, с тех пор как стал их куратором. Едва успеваю закончить, когда слышу стук в дверь. Недовольно хмурюсь, думая, что за смертник стоит в коридоре. Весь поток прекрасно знает, чем чревато опоздание на мой предмет. Лениво, разворачиваюсь, облокотившись на край доски плечом, скрещивая руки на груди, смотрю как открывается дверь, уже готовясь всласть постебать неродивого студента. Как можно было опоздать на английский, если эта пара стоит не первой, и даже не второй?       Знакомый до боли запах ударяет в нос, я наблюдаю как Ника входит в аудиторию, и замираю на месте. Мои глаза жадно оглядывают девушку с ног до головы. Белая рубашка с рукавами три четверти, черная бархатная юбка, чуть ниже середины бедра, и полусапожки на высокой шпильке. В удивлении изгибаю левую бровь, сталкиваясь с Никой взглядом. Глубже втягиваю воздух, пытаясь впитать ее неповторимый аромат, и едва не давлюсь глотком воздуха. Она пахнет другим! К нотам корицы с ванилью четко примешивается можжевельник, и коньяк. Стискиваю зубы до хруста, сжав губы в тонкую линию. Где она была? Кому позволила коснуться себя? Волна гнева вместе с ревностью поднимается из глубины души, почти полностью затапливая сознание, ослепляя. Ника пытается что-то сказать, оправдаться как-то за опоздание. — Максим Сергеевич, я… — Она замолкает, наткнувшись на мой презрительный злой взгляд. — Неужели госпожа Лаврова соизволила почтить нас своим присутствием? — раздраженно цежу я сквозь стиснутые зубы, — Позвольте узнать, что же вас так задержало аж на целых десять минут с начало пары? — Пробки, — отвечает Ника спустя минуту, гордо вскинув голову, с вызовом смотря на меня. — В каком месте? — ехидно уточняю я, — Моя пара у вашей группы стоит четвертой в сегодняшнем расписании.       С наслаждением наблюдаю за сменой эмоций на лице девушки. Недоумение сменяется злостью, щеки краснеют, руки сжимаются в кулачки. Ника смотрит на меня так, будто убить сейчас готова, пока вся группа взрывается дружным приступом хохота. — Прошу к доске, госпожа Лаврова. Посмотрим, что еще осталось в вашей голове, — произношу я, хищно улыбаясь, — Вставьте пропущенные слова в эти предложения по смыслу и стилистике текста. Девушка поднимается по ступенькам, проходя к доске, по пути небрежно оставив сумку на ближайшей парте, взглядом пытаясь отыскать мел. Я подхожу ближе, останавливаясь за ее правым плечом, издав короткий смешок. Она вздрагивает, оборачивается, с недоумением смотря на меня. Протягиваю Нике мел, наши взгляды снова сталкиваются. В одном горит азарт, в другом раздражение. Лаврова практически выдергивает мел из моей ладони, и снова поворачивается к доске, тихо фыркнув. Я прохожу мимо, «случайно» коснувшись ее поясницы, проведя пальцами вверх по позвонкам до самой талии. Она косится на меня через плечо, хмурится, прикусывая нижнюю губу. — Не стесняйтесь, госпожа Лаврова, задание перед вами, приступайте, — с ехидством произношу я, присаживаясь на край своего стола, спиной к остальным студентам. По аудитории снова проносится волна смеха, но один мой грозный взгляд через плечо, и все замолкают, уткнувшись в конспекты. Ника начинает писать, специально стуча мелом по доске, будто у нас клинопись, а не пара английского. Злится, только не пойму на кого? На меня или своих одногруппников. Отвлекаюсь от созерцания красивой фигуры, чуть разворачиваясь корпусом к аудитории, услышав тихое шуршание. Медленно оглядываю каждого студента, замечая быстро скомкивающиеся бумажки в их руках, недовольно постукиваю указательным пальцем по столу. По классу проносится несколько печальных вздохов. Студенты по очереди встают, подходят, складывают шпоры на стол, и возвращаются на свое место. Когда последняя бумажка ложится на лакированную поверхность, я снова возвращаю свое внимание к доске. Ника уже доделала задание, и теперь стоит в ожидании, скрестив руки под грудью. Я подхожу к доске, внимательно изучая написанное, одобрительно кивнув головой. — Прекрасно, теперь, госпожа Лаврова, будьте любезны, оформите на доске перевод со страницы 148, — произношу с издевкой, протягивая учебник, взятый с кафедры буквально в одно движение.       Девушка недовольно смотрит на меня, опять закусывая нижнюю губу. Я тяжело сглатываю, сдерживаясь, чтобы не впиться в эти губы жестким поцелуем. Ника забирает учебник из моих рук, торопливо листает страницы. Я становлюсь недалеко от нее, облокачиваясь плечом о край доски, наблюдая. Лаврова несколько секунд смотрит попеременно с задания на меня, округлив глаза от удивления. Я лишь в ответ пожимаю плечами, киваю на доску, намекая, что перевод текста должен появится на ней, хотя прекрасно знаю, что он большой. С тяжелым вздохом Ника принимается писать, периодически облизывая свои губы, заставляя меня тихо рыкнуть. — Не делай так. Твои губы слишком соблазнительны, — произношу на немецком. — Что? — с едва заметной заминкой спрашивает она удивленно, наверное думая, что ослышалась. — Ты слово пропустила из второго абзаца, — с усмешкой отвечаю, прекрасно зная, Ника поняла, что я сказал. Она снова начинает писать, постепенно наклоняясь, не замечая, как задирается ее юбка, благо за кафедрой этого никому из группы не видно. — Красивые бедра, хочу посадить тебя на свой стол, и покрыть их поцелуями, — с легкой хрипотцой снова на немецком выговариваю я, в предупреждающем жесте вскидывая сжатую руку в кулак к аудитории, услышав шепот студентов. Ника замирает, внимательно смотрит в глаза, будто не верит в услышанное, переводит взгляд на свои ноги, спешно одергивает юбку, покраснев от смущения и неловкости. Теперь она пишет присев на корточки. — На коленях ты будешь стоять передо мной, когда я буду трахать тебя в рот, — не выдержив искушения, вновь кидаю пошлую немецкую фразу. Ника вздрагивает, резко вскакивая на ноги, и нагнувшись, пытается дописать последние предложения со страницы учебника. Я некоторое время любуюсь ее позой, пока не ощущаю, что едва сдерживаю собственное возбуждение. — Я хочу тебя так же нагнуть над своим столом, и от души отыметь, чтобы ты кричала мое имя, когда будешь кончать, — уже шепчу на немецком девушке практически на ухо.       Спина Ники напрягается, я чувствую все ее эмоции. Из руки девушки падает мел одновременно со звонком на перерыв между парой. Она несколько минут смотрит мне в глаза, а затем разворачивается, пытаясь уйти. Злая, униженная, возбужденная. Этот дикий коктейль окончательно срывает мне тормоза. Ника станет моей сейчас, немедленно! Я больше никому не позволю прикасаться к ней. — Дома переведите текст с 185 по 190 страницы. Все свободны, кроме госпожи Лавровой, — торопливо, громко произношу, чтобы услышал каждый. — Вы нас отпускаете с половины пары? — удивленно спрашивает староста группы. — Юля, вот не пойму, ты реально сейчас тупишь или прикидываешься? Если лично у тебя такая тяга к знаниям, могу оставить на две дополнительные пары, — раздраженно цежу я, — только не со мной, а с Георгяном Алишеровым. Перовская сначала улыбается, пытаясь строить мне глазки, но услышав окончание фразы, моментально разворачивается, и скрывается в толпе уходящих студентов. — Куда-то торопишься? — язвительно спрашиваю, успев поставить руку на дверной косяк, перегородив дорогу Нике, уходящей последней. — Вы нас отпустили же, — возражает она. — Ай-ай-ай, всего двадцать лет, а уже проблемы со слухом, — отвечаю со смешком, — Я сказал, все свободны, кроме Лавровой! А может у тебя еще и с памятью не все в порядке, забываешь собственную фамилию? — Что вам от меня нужно, Максим Сергеевич? — раздраженно произносит девушка. — А ты еще не поняла? — в тон ей отвечаю я, закрывая дверь кабинета на ключ, пряча его в заднем кармане брюк. — Судя по тому, что вы мне наговорили у доски, все предельно ясно, — цедит Ника на немецком, — а теперь выпустите меня, я хочу домой! — А к себе ли домой вы собрались, госпожа Лаврова, — с издевкой спрашиваю я. — Вас это совершенно не касается, Максим Сергеевич! — Макс, зови меня по имени сейчас, — поправляю ее я, — ты ошибаешься, милая. Все, что связано с тобой касается меня напрямую. — С какой это стати?! — возмущенно шипит Ника. — Если ты еще не поняла, глупая, не видать тебе другого мужчины в личной жизни, кроме меня. Я постарался. — Вы… Ты просто не имеешь права! — кричит девушка, ударяя меня кулаком в грудь. — Еще как имею! Ты моя! И останешься со мной в вечности! — повышая голос в ответ, возражаю ей.       Подхватываю Нику за бедра, усаживая на край своего стола одной рукой, второй стаскиваю с нее юбку. Она тяжело дышит, пытаясь меня оттолкнуть. Надавливаю ей на плечи ладонями, заставляя лечь спиной на лакированную поверхность, не давая сбежать. Нависаю сверху, расставляя руки по обе стороны от тонкой талии. — Объясни, чем я хуже? Почему ты выбрала другого? Что в нем есть такого особенно, чего нет во мне? — зло спрашиваю, смотря девушке в глаза, носом судорожно втягивая воздух, — Я два года потратил, пытаясь обратить на себя твое внимание! И после этого ты… — Не понимаю о чем вы, Максим Сергеевич, — тихо шепчет Ника, отводя взгляд. — Я же сказал, зови меня по имени! — Хватаю ее за подбородок, заставляя смотреть в глаза. — Врешь! Прекрасно все понимаешь, ты насквозь пропахла им! — Максим, не… — Он касался тебя здесь? — перебиваю я, сжав одной рукой правую грудь Ники, потирая сосок между большим и указательным пальцами через ткань рубашки и тонкого лифчика. — Да, — на выдохе отвечает она. — Делал так? — опускаю вторую руку ей на промежность, и отодвинув кружевную ткань трусиков в сторону, поглаживаю клитор кончиком указательного пальца. -Да-а, — с тихим стоном отвечает Лаврова, пытаясь свести бедра вместе.       Это становится последней каплей в чаше моего терпения. С громким, злым рыком стаскиваю с Ники оставшиеся вещи, не обращая внимания на сопротивление. Развожу ее ноги в стороны, согнув в коленях, за бедра притягивая к краю стола. Опускаюсь на колени, сдираю с себя рубашку, пуговицы градом кататься по полу. Отшвыриваю ненужную ткань в сторону, склоняюсь между ног Ники, прижимаясь губами к промежности, кончиком языка провожу по клитору. Раз, второй, третий. — Он ласкал тебя так? — спрашиваю я, вскинув голову. — Максим, — стонет Ника, ерзая по столу. — Отвечай! — почти рычу, прикусывая внутренюю сторону бедра. — Нет, — шепчет она, вцепившись пальцами в края лакированной поверхности. — Может так? — проникаю в нее пальцами, медленно двигая ими, ощущая жар и влагу, — Или… Ника смотрит мне в глаза, и я все понимаю. Снова опускаю голову, приникая губами к клитору, сначала посасываю его, а затем начинаю жадно лизать, будто любимое лакомство. Ника дрожит, выгибается на встречу, громко стонет. Ощущаю, что ее оргазм очень близко. Со звериным рычанием вскакиваю на ноги, разум застилает багряная пелена ярости вперемешку с диким желанием. Люто ненавижу парня, который забрал невинность Лавровой. Снимаю с себя брюки вместе с бельем, подхватываю Нику за талию, приподнимая, ставлю на пол, нагибаю над столом. Вхожу на всю длину одним сильным толчком. Двигаюсь жестко, резко, буквально вколачиваясь в нее все сильнее, крепко удерживая за бедра. Ника кричит мое имя, кончая. Я догоняю ее в своем наслаждении через пару секунд, наклоняюсь, кусаю за шею ровно там, где бешено бьется пульс. Кровь тонкой струйкой стекает по моему горлу, гася дикий пламень голода. Девушка кончает во второй раз, пелена ярости рассеивается в голове, уступая место озарению. Истинная. Ника — моя истинная! Вот почему меня все это время так клинило на ней. Лаврова обмякает в моих руках, почти теряя сознание. Я аккуратно сажаю ее на стол, торопливо одеваю боксеры вместе с брюками, укутываю Нику в мою рубашку, и выхожу из кабинета, оставив женскую одежду сиротливо лежать на полу. Выпрыгиваю из открытого в коридоре окна, совершенно не боясь высоты пятого этажа. Приземляюсь на ноги, крепко прижимая к себе дрожащую девушку, срываюсь на бег, стремительно растворяясь в надвигающихся сумерках едва заметной для людских глаз тенью. Скоро, скоро мы будем вместе в вечности, осталось потерпеть три дня до завершения обращения. И Ника целиком станет моей по праву.