последний шанс

— Ты не думаешь, что уже хватит? Хватит пытаться поменять то, что поменяться никогда не сможет? — девушка стояла у окна, чувствуя как за спиной стоял знакомый силуэт. Она не видела меня, не слышала как я вошёл, но каждый раз могла почувствовать моё присутствие. Каждый раз я думал, что, может быть, это на самом деле у неё есть камень чудес или невиданная сила, и, что я уже не настолько силен, как мне казалось раньше? Эта хрупкая девушка могла сломать меня. Я чувствовал это. Нет, я знал это. Капли дождя били по большим окнам, нарушая тишину в тёмной комнате, которая могла получать свет лишь от луны на сине-чёрном небе и тусклого настольного светильника у моей кровати. Тут всегда было пусто. Поэтому, мне почему-то было даже радостно, что порой вижу Теодору у себя в комнате. Хотя то, что она делала это без капельки совести каждый раз меня все же раздражало. — Может быть, это тебе хватит постоянно пытаться меня унизить своими пафосными речами? Ты знаешь, зачем я это делаю. И вообще, я думал, ты за меня, — слышать от неё осуждения моих действий было довольно неприятно, потому что рыжеволосая знала, что она одна из тех людей, которым я мог доверять. Но, да, как говорил когда-то мой отец: 'Эта твоя рыжая подружка с настоящим лисьим характером. Режет словом всегда остро, как клинком, но способна тут же зализать эти раны.' Она ему нравилась. Мне иногда казалось, что он относится к ней лучше, чем ко мне, будто бы это она его ребёнок, а не я. Хотя, о чем я говорю? Так было всегда. Я всегда был недостаточно хорош, чтобы он не стыдился называть меня своим сыном. — За тебя. Но я с самого начала говорила, что это глупая идея. — Хочешь сказать, я глупый? — моё лицо слегка нахмурилось, даже несмотря на огромную усталость в глазах. Мне не хотелось спорить, но и молчать я не мог. — Если скажу, обидешься ведь. — Понял. Сняв трансформацию, из моего рта послышался тяжёлый выдох, а рука сама потянулась в глазам, начиная слегка протирать их, чтобы спугнуть надоедливую усталость. Я уселся в кресло в углу, закидывая одну ногу на кофейный столик. Меня утомляло быть недо-злодеем, недо-героем. Да и вообще 'быть' тоже утомляло. — Как ты не понимаешь, Феликс… — Я не понимаю! Это ты не понимаешь, Тэо, — я не понимал, откуда появились силы на злость и срывающийся крик, переходящий в охрипший голос. Что меня могло так задеть? Она мне говорит одно и то же каждый день. Хотя, может в этом и есть проблема? Надоело слушать одно и то же. Теодора знала, как мне важно было все это и с какими сложностями мне пришлось столкнуться, — Твой голос меня уже раздражает! Прекрасно ведь знаешь, что жизнь без этих идиотов, которые решают, что делать другим — будет лучше. Или же, лучше будет, как произошло с тобой? Что когда-то твои родители кинули тебя, как бесполезный мусор, а после оставили на попечение моим родителям? Лучше, когда кто-то решает за тебя, как тебе жить? Или может быть лучше чувствовать себя ненужной тут? Молчание. Оно длилось от силы пару секунд, но за это время я успел мысленно дать самому себе пощёчину за то, что осмелился сказать такие вещи. Я не чувствовал особой вины перед ней, но почему-то… просто не хотелось мне так с ней поступать. Видимо, накипело, раз такое вдруг вылилось из моего поганного рта. — Хочешь свободы значит, да? — девушка развернулась, наконец показывая свое лицо. Оно было привычно холодным, словно как у строгой учительницы, но, что больше всего меня раздражало — как у моего отца. Как ей удалось не быть родной дочерью этого старого придурка, но настолько быть на него похожей? — Свобода ничего не стоит, если она не включает в себя свободу ошибаться. Слышал такую поговорку? — О боже, не заставляй мои уши кровоточить. Надоело уже, хватит. — Нет уж, послушай, Феликс, — она начала подходить ближе. Все ближе и ближе… — Ты возомнил себя героем, который спасёт мир. Но сам оказываешься не лучше Агреста. Ты не даёшь людям никакую свободу. Ты лишаешь их её. Рука девушки оказалась на моей рубашки, грубо притягивая ближе к себе. Я оттолкнул ее, поднимаясь на ноги. Встал напротив, смотря на рыжеволосую. Мысли о том, что, может быть я зря рассказал ей о своих планах, о том, кто есть кто и что произошло в тот день, когда Леди Баг доверила мне талисман собаки — появляются в голове все чаще. Доверие бывает не к месту и не к тем людям, но, черт возьми, это же Тео. Что она вообще может мне сделать, к тому же с моей силой? — Мне просто грустно, что ты превращаешься в монстра и даже не замечаешь этого. По комнате вдруг раздался громкий, чуть истеричный смех. Этот смех исходил от меня. Ну, это ведь правда смешно. Я? Монстр? Да что она вообще несёт. — Я тот, кто сделает идеальный мир. И тебе меня не остановить, Тео. Она выдохнула, смотря на меня с долей печали. Отвела взгляд снова к окну, смотря на звезды. Я и сам задержал свой взгляд на небе, осознавая вдруг для себя кое-что. Несмотря на мою громкую речь, мои мысли будут подобно звездам, которые я все никак не могу собрать в созвездие. — Хорошо… раз тебе все же под силу создать этот твой 'идеальный мир', то мне явно будет в нем не место. — Что…? Почему это? Я никогда об этом не задумывался, потому что её присутствие в моем мире было обязательным. Мы были знакомы уже около 10 лет. И все это время она не хотела отлипать от меня, будто бы я был единственным, кто может её выслушать и обсудить все её мысли. Признаться честно, я тоже считал её единственной, кто меня может понять. Но, ладно я, человек, у которого даже друзей нет, отталкивающий и чёрствый, а вот она была самой яркой звездой, которую я когда-то встречал. И все же, как говорят, самые яркие звезды горят меньше всех, особенно если нет человека, который будет позади держать чёрное полотно. После того, как Тео бросили родители, ей явно не хотелось привязываться к кому-то ещё. Забавно, что я вижу эту привязанность ко мне, которую она с большим усилием пытается оттвергнуть, прикрываясь 'Я просто не могу не обращать внимания на то, что ты делаешь' — Ну, как же. Я ведь тоже своего рода человек, который указывает другим что делать, — молодая особо поправила рыжую копну, кидая на меня цепкий взгляд, — Например, тебе. Каждый вечер ты приходишь к себе в комнату, а я как Хатико жду тебя, чтобы снова попытаться донести до тебя мысль о том, что ты делаешь все неправильно. Знаю, знаю, ты считаешь меня глупой, ничего не понимающей в этой жёсткой жизни, но… разве ты хотя бы разок не пытался задуматься о том, что я тебе говорю? Девушка, будто бы уже не боясь меня, как раньше, подошла ближе, насколько могла это сделать. Мне было ужасно неприятно понимать, что кто-то стоит так близко, словно я сейчас маленький кролик, а она опасный хищник. Её рука оказалась на моих волосах, делая из идеально уложенных прядей растрепанную причёску. Её руки были на удивление тёплые, даже горячие, что ощущать было крайне непривычно, ибо до этого я ей такого делать не позволял. Это была усталость? Безразличие к ситуации? Почему она осмелилась трогать меня, а я не могу даже ничего сказать в ответ? — Феликс, ты… ты ведь и так один. Ты не боишься, что после реализации твоего плана люди возненавидят тебя? — А я и не для того живу, чтобы меня все любили. Мне и одного человека принимающего меня человека будет хватит. — И кто же это? Кто этот человек? Твоя мать? Нет. Твой кузен? Тоже нет. — Ты… — Я? — её глаза расширились, явно не ожидая такого ответа. Да и признаться честно я сам не ожидал, что отвечу так. Мои глаза вдруг взглянули на неё совершенно по другому. Хрупкие, как веточка руки, все ещё находились на моих волосах. А рыжие волосы больше не заставляли меня думать о том, что они выглядят как мех хищной лисицы. А глаза… её глаза стали вдруг намного ярче для меня, ослепительно зелёными. Теодора была похожа на густой зелёный лес на закате солнца, в котором единстные звуки она позволяла издавать птицам и холодному ветру. Стать маленькой птичкой и поселится в её мире было бы неплохой идеей, да? Как жаль, что единственным, кем я могу быть, это огромным и ужасным павлином. — Я могу сделать так, чтобы остались только мы вдвоём. И никого больше… Ты хочешь? — мой голос перешёл на тихий шёпот, а лицо таким не уверенным, что от самого себя блевать хотелось. — Нет… Феликс, пожалуйста, хватит… Ты обезумел… Девушка крепко обняла меня, будто бы уже именно мне позволяя прижаться к себе, а не наоборот. Глаза мои наполнились слезами, а щеки постепенно становились мокрыми. Почему я плакал?.. Сложный вопрос. Обычно люди плачут, потому что им жалко себя. Даже когда они оплакивают кого-то другого, они, на самом деле, плачут о себе. Они могут жалеть себя, потому что никогда больше не увидят того, о ком плачут. За этой жалостью может стоять страх — чужая, тронувшая их беда когда-нибудь может приключиться и с ними. Наконец, человек часто плачет просто от безысходности, от пустоты. Нам жалко себя, когда мы осознаем свое несчастье и свою конечность. Слёзы истощали душу, но когда они не могли пролиться, было ещё тяжелее. — Позволь мне помочь тебе… Дай мне последний шанс заставить почувствовать себя нужным. — В этой жизни нет второго шанса… — Но последний есть.