Красный

      Лук привычно лежал в руке, будто и не было этой пропасти в несколько лет. Сколько сражений — от мелких стычек до войн — он прошёл вместе с ней? Об этом не хотелось думать, не хотелось вспоминать сумбур и беспощадность битвы, скорбь многочисленных похорон после. Хотелось жить, здесь и сейчас.       Колчан приветливо сверкнул не одним десятком стрел с красным оперением, и был подхвачен твёрдой женской рукой. Что ж, она готова вновь стать тем, кем являлась всегда, титул, который невозможно было утратить ни при каких обстоятельствах. Она готова была вновь стать королевой для своего народа.       Это было раннее утро. Едва занималась заря. Косые лучи восходящего солнца лениво заполняли личные покои королевы, отражаясь в металлическом военном обмундировании.       Это было такое утро, которое следовало встречать за лёгкой трапезой на одном из многочисленных балконов, выходящих на спокойную морскую гладь, или за прогулкой по благоухающему саду в сопровождении своих родных, но никак не за изучением карт, стратегий и звона мечей.       — Тебе не стоит отправляться с нами, — голос вошедшего молодого мужчины был удивительно тих и спокоен. Он вошёл неслышно, почти незаметно, и стража, выставленная у входа в покои королевы не смела донести о его прибытии. Она не отдавала такого приказа.       — Я не могу прятаться за стенами замка, пока мой народ гибнет, — железное самообладание, приобретённое за годы правления в период Золотого Века, со стороны казалось хладнокровием и некоторой беспощадностью к противнику, но он знал наверняка — в её лице исконно королевский идеал был представлен народу. Великая королева великой страны.       — Я знаю, поэтому не прошу.       Она позволила себе тень улыбки. Да, он не просил, не убеждал, не приказывал, но сколько заботы и переживаний скрывалось за этой простой фразой. Ей едва хватало сил, чтобы не броситься к нему в объятия и не умолять его уехать, сбежать, выжить. У них не было такой привилегии.

***

      Их битва, сражение, война была выиграна. Удача снова на стороне тельмаринского короля, и народ — его народ — ликует.       На главной площади праздник. Радостно кричат и поют нарнийцы и тельмарины, не имея возможности покинуть пир, постепенно присоединяются, и стираются границы многолетней вражды. Король тонет в этом победном великолепии, многочисленные руки тянутся к нему, льются реки эля.       В его душе — реки крови и взгляд, подобный выстрелам.       Смех и пение вдруг глохнут, ничего не изменилось, будто кто-то выключил звук только для него.       Обернувшись против толпы он не видит никого, лишь струи весеннего ветра уносят тонкие ленты красных цветов.       Его личная война никогда не будет выиграна. Король пал.