Письма к тебе

       «Уважаемый, хотя нет, НЕ уважаемый профессор Снейп, сэр. Как же вы меня бесите!...»       Именно с этой фразы и началось мое личное сумасшествие. Я помню этот день, будто он был вчера. Я был так зол на него. Непонимание, обида, желание доказать, что он ошибается…       Слегка пожелтевшая бумага конверта пахнет сыростью. Хотя прошло уже столько времени после наших скитаний в поисках крестражей и письма должны были просохнуть. Сегодня минул восьмой год, как нам удалось уничтожить Того-чье-имя-перестали-бояться-называть. Без него ничего бы не вышло.       Майский вечерний воздух слегка треплет занавески на приоткрытом окне. В комнате тихо. Удобно устроившись в мягком кресле перед растопленным камином, который приятно потрескивает сухими поленьями, босыми ногами утопаю в длинном ворсе темно-синего ковра. На журнальном круглом столике рядом с бокалом коньяка, уже привычно для этого дня в году, становится длинный деревянный короб. В таком обычно хранят всякие сласти и конфеты заботливые мамочки, чтобы их чадо не дай бог не попортило себе зубы от безостановочного употребления вкусностей. Гермиона будто знала, что эта коробка пригодится мне очень скоро, когда подарила мне его в Рождество на 4 курсе.        «Вы постоянно вымещаете свой гнев на мне! Будь то неправильный вздох или взгляд! Вам плевать на мой уровень знаний по вашему предмету. Вы не замечаете моих стараний, так зачем же мне пытаться доказать вам это? Вы все время твердите о моем высокомерном поведении, хотя сами не лучше меня! Ваш эгоцентризм и самомнение выше астрономической башни! Куда же мне до вашего уровня! Как странно, что вас не зовут Золотым дяденькой...»       Сейчас уже похоже в сотый раз вчитываясь в эти строчки, на губах оседает легкая горечь. Не от выпитого алкоголя, не от тех чувств, будучи студентом, я испытывал, перечитывая свое первое письмо. А скорее от собственной глупости. Я пару раз пытался сжечь его. Пустой край листка в нижнем правом углу даже слегка подпален, огибая сторону красивой темно-коричневой рваной полоской. Она придает ему какой-то старины.       «Такой раритет можно и в музей Хогвартса отдать» - как-то мелькнула мысль в голове, а потом разом передернуло. Нет, все письма… Я унесу с собой в могилу. Они никогда не достигнут своего адресата. Стыдно и слишком личное в них.        «Мистер Поттер то! Мистер Поттер сё! Вам самому-то не надоело? Что за неуемное желание вымещать свою неудовлетворенность жизнью на не в чем неповинных детях! Но почему мне всегда достается больше остальных? Чем я виноват перед вами? Тем, что поковырялся в ноздре у тролля палочкой на первом курсе? Или же вам пришлось не по душе мое ковыряние мечем Гриффиндора в глотке у тварюшки живущей в Тайной комнате? Или же мой крестный? Хотя последняя догадка имеет место быть…»       Да порой в этих письмах проскальзывают подобные опусы, даже смешно. Да и вообще перечитывать детские каракули в более зрелом возрасте даже забавно, если бы не знал, что на самом деле я испытывал в тот момент. «Вы плюетесь своим змеиным ядом, но с вами даже на перселтанге разговаривать бесполезно! А вроде бы вы сам змей, живущий и главенствующий в змеюшнике. Вы твердите о моей безрассудности и желании выделиться, но если бы вы хоть раз посмотрели дальше собственного выдающегося носа, то увидели, что я совершенно не горел и не горю желанием лезть в неприятности! Я ребенок и мне страшно! Страшно до слез было, а все только и кричат, мол наш Герой… Да засуньте себе в задницу ваш героизм! Я хочу мира и спокойствия, а не участвовать в этом вашем турнире! Учится хочу, в Хогсмид ходить, Джоу признаться, да просто жить хочу, а не просыпаться посреди ночи от непонятного жара и ужаса, в который раз когда в моем теле слезы Феникса с ядом Василиска место не поделили!...»       Коньяк обжигает горло. Больше предпочитаю хорошо выдержанное красное полусладкое вино, но свое личное сумасшествие я могу перечитывать только под это пойло. Нет, Кричер, конечно, не позволил бы мне травиться всякой бурдой, но от Гиппогрифовой конюшни во рту меня уже ничто не спасет. Я совершенно забыл накануне взять у Помфри антипохмельное. Стакан быстро пустеет, и мне приходится вновь наполнить его. Голова слегка затуманивается и совсем скоро можно будет сделать вид, что автором следующих писем являюсь не я, а какой-то посторонний сумасбродный мальчишка, открыто выплескивающий, без всякого зазрения совести, на бумагу свои мысли и чувства.       «Я не знаю зачем я сейчас Вам все это написал, Вам будет совершенно все равно. Снимете с Гриффиндора пару сотен баллов за оскорбления преподавателя и вновь попросите Дамблдора о моем отчислении. Просто ваши нападки сегодня в подземельях… в вашей кладовке, Я НЕ БРАЛ ВАШИ ИНГРЕДИЕНТЫ! ДА ЗАЧЕМ ОНИ МНЕ СДАЛИСЬ!? У вас напрочь отсутствует логика, а я видно слишком устал и приложился головой о стол, когда пытался найти ответ перед вторым испытанием. Потому что, иначе, я не могу объяснить свое помутнение рассудка. Мне вновь страшно. Я боюсь за Гермиону и Рона. У меня нехорошее предчувствие. Надеюсь, что все пройдет хорошо…»       Последние строчки плохо удается прочесть из-за мокрых разводов. Тогда я расклеился, как девчонка, не выдержав всего навалившегося на меня, и тихо заплакал, сидя на подоконнике рядом с Хедвиг, не потрудившись убрать письмо куда подальше. Потом, когда слезы отступили, более неаккуратно было подписано:        «А так же надеюсь, что это письмо вы никогда не прочтете. Гарри Поттер»       Дочитывать последнюю строчку совершенно не имеет смысла. Я знаю ее наизусть, ведь потом она в разных вариациях украшает конец каждого письма.       Откинув на спинку кресла голову, выжидаю несколько долгих секунд, будто собираюсь нырнуть в ледяную реку. По факту, так и есть. В омут и с головой. Как я привык. Первое письмо аккуратно возвращается в конверт и занимает свое законное место в деревянном коробе. Вынимаю следующее. Оно довольно короткое, вновь полное возмущений о его отношении к бедному, несчастному мне. Читая строчку за строчкой, в который раз теряюсь в догадках, почему я никогда не задумывался о первопричинах такого поведения профессора по отношению ко мне.       Второе письмо было написано мною лежа на больничной койке, после второго испытания. Снейп в одно из посещений назначил мне две недели чистки котлов, за то, что «Вы мистер Поттер-р-р, бессовестно солгали мне перед вторым испытанием! Использовал ценные жабросли из моей кладовой, бесстыжий мальчишка! Сто баллов с Гриффиндора и котлы ждут ваших ежедневных встреч в течение двух недель.» Да уж, тогда я знатно бесился, но не понятно, из-за чего больше, из-за его слов или стресса пережитого во время второго испытания. И вновь мне не хватило духу отправить это письмо. Все активно завертелось и спустя 2 выматывающие недели, казалось, бесконечной чистки котлов я ночью решительно дописал:          «Я надеюсь, что это письмо никогда не окажется в Ваших руках.                                                                                                              Гарри Поттер»           Листок так же занимает свое место в конверте и возвращается в коробку. Огонь тихо трещит поленьями, унося яркие искры в трубу. Годовщина в этом году выдалась на редкость дождливой и даже промозглой. Будто само небо оплакивало ушедших героев. Из груди вырывается тяжелый выдох. Голова начинает неприятно гудеть. Порой, совсем изредка мелькают мысли о том, что было бы не так уж и плохо оказаться на месте любого из погибших в тот день. Фред, Колин, Люпин, Нимфадора…       В тишине комнаты слишком резко раздается стук в дверь, я непроизвольно отточенным движением хватаюсь за палочку, но увидев позднего гостя расслабляюсь и позволяю себе медленно стечь по креслу на мягкий ковер, попутно опрокидывая в себя бокал с янтарной жижей. Ей можно показаться слабым, она не осудит.  - Я так и думала, что ты здесь.        Гермиона не сильно изменилась за эти годы, лишь пара мимических морщинок добавилась в уголках ее глаз, а вечно непослушные волосы теперь были почти всегда собраны в строгий низкий пучок. Сегодня же она была прекрасна! Она всегда такая, и я в который раз по белому завидую Рону, как же ему повезло.       Сегодня ее каштановые волосы легкими волнами спускались на хрупкие плечи. Смотрю на нее, как ребенок, впервые увидевший красивое платье на маме, а она лишь тепло с некой грустью во взгляде смотрит на коробку моего личного сумасшествия и на разбитого меня. Сегодня мне можно, а завтра все будет лучше. Я в этом уверен. Не в первый раз это происходит. Приду на завтрак в главный зал, спокойно пожелаю доброго утра коллегам и пойду на уроки. Завтра два сдвоенных урока у шестого курса Пуффендуйцев и Рейвенкловцев, после идет второй курс Гриффиндора и Слизерина. После обеда подготовка к ЖАБА у 7 курса. - Почему ты все еще их перечитываешь, Гарри?        Она сильнее кутается в теплую клетчатую шаль и опускается рядом осторожно убирая у меня из рук третье письмо. - Ты каждый год задаешь мне этот вопрос… А ответ на него не меняется и, скорее всего, не изменится никогда.       Она виновато улыбается, будто я ее в чем-то виню и открывает конверт. Она единственная, кто знает о моей слабости. Признает и, наверное, даже одобряет, по крайней мере, когда она застала меня за написанием очередного письма, сказала, что это лучше, чем пускать кровь или думать о суициде. Хотя думаю, если Снейп когда-нибудь, не дай Мерлин, узнает об этих письмах, то третьей Авады я точно не переживу. С другой лучше Авада, чем полное отвращение к моей скромной персоне. И так много было сделано для того, чтобы установить между нами хотя бы что-то на подобие нейтралитета.       Ее глаза быстро бегают по строчкам.       Третье письмо одно из самых больших. Мелким убористым подчерком, периодически размытого солеными каплями, были написаны, почти что досконально, все события произошедшие во время третьего испытания.       «…Профессор, почему мне никто не верит? Почему жизнь так несправедлива? На месте Седрика должен был быть я! Почему он должен умереть? Почему я не смог ему помочь? Почему, профессор?...» - Зачем ты пришла? Знаешь же, что со мной ничего не случится, - она вздрагивает, видно дошла до абзаца, где было задано больше всего вопросов. Тех самых, на которые ни у кого бы не нашлось ответов. - Сегодня ты ушел раньше, чем в прошлый раз. Вот я и подумала, что что-то случилось. Тем более зная, чем ты занят после приема, я просто беспокоилась. Ты ведь знаешь, что всегда можешь со мной поговорить, - Я вымученно ей улыбаюсь, откидываясь затылком на жаккардовую сидушку кресла. Неужели для нее я, действительно, как открытая книга. - Да все в порядке, просто неделя была слишком выматывающая. Да и мне стало скучно, дел по горло, - пытаюсь махнуть в сторону кучки свитков, но вспоминаю, что эссе по инферналам, я уже проверил вчера ночью и теперь они аккуратно были сложены на столе в кабинете ЗОТИ. Она возвращает мне листок и крепко сжимает плечо. Мне действительно легче от того, что хоть кто-то знает о моем личном проявлении безумия. - Что ж, раз ты настаиваешь, то не буду тебе мешать. И кстати вот, - на столик, рядом с ополовиненной бутылкой, опускается флакончик с антипохмельным. – Я была уверена, что ты забыл зайти к Помфри. - Спасибо, Миона.       Она улыбается мне, а в ее глазах мне почему-то чудится искорки веселья и обещание, что скоро все изменится. Видно, не стоило так резко опустошать бокал. - И все же я надеюсь, что он прочтет их, - она уже выходит за дверь, как ее голова вновь проскальзывает в дверной проем. – А и кстати он спрашивал, почему ты так быстро ушел. - Нет, ни в коем случае!       Я вновь остаюсь в тишине. Доходят последние слова Гермионы до меня не сразу. Он действительно спрашивал? Он действительно спрашивал…  А может… - К черту!       Минуя стакан, янтарная жидкость обжигает горло. Нельзя позволять себе думать об этом. Нельзя надеяться на взаимность. Не в моем случае. Просто, потому что это я. Просто, потому что его мнение обо мне никогда не изменится.       Тяжело опускаюсь на насиженное на ковре место. За окном начинает накрапывать дождь, надо бы было встать с пола и закрыть его, но кажется сил совершенно не осталось. Невербально бросаю на дверь запирающие чары. И позволяю себе закрыть глаза. В руках все так же то письмо, которое я  могу пересказать наизусть. Сознание медленно уплывает и уже на грани яви мне слышится голос с завораживающей хрипотцой.        «…Мне так страшно Профессор. Почему именно меня выбрало пророчество? И знаете, мне смешно, только сейчас я понял, как абсурдно писать Вам   подобные вещи. Вы же Пожиратель. Вы рады возвращению вашего хозяина. Крауч-младший отлично постарался. Вот только…         Почему в Ваших глазах, при взгляде на мертвого Диггори, на секунду промелькнуло что-то похожее на отчаяние…         Или же мне показалось. Да скорее всего. Такой черствый и непробиваемый человек как Вы, никак не может испытать сострадание или даже мимолетную жалость!        Я уверен, никогда не позволю Вам прочитать это письмо.                                                                                                              Гарри Поттер»