Запомню

Запомни боль, запомни смех. Запомни, сколько весил крест. Выжги каждый миг под сердцем… Билл за свою не всегда легкую жизнь хотел власти над людьми. Будто бы он не слышал об ужасах, что творились за пределами его бара: каннибализм, бандитизм, беспричинные убийства. Все это его как человека, конечно же, раздражало и ввергало в отчаяние. Он знал, что при верной идее сможет руководить сбродом и сделать из них достойных людей. Сейчас все это не имеет никакого значения. Он умирает и не может взять все свои достижения, растаявшие в миг, в могилу. Жар от заражения крови немного иной, нежели от простуды: если при простуде горит все тело как костер, то при заражении крови жар похож на то, словно кто-то подбрасывает в топку дров, поддерживая одну и ту же температуру. Билл чертыхается, не может толком передвигаться. В ноге, в которой застряла дробь, словно жгут, перетягивающий ток крови. И Клаудиа ушла, некому ему подать воды или перевязать рану. Он не жалеет, что обращался грубо с этой женщиной и ее дочерью, которые теперь неизвестно где. Он дал им все: воду, кров, еду. Какими-то там чувствами его было сложно напугать. Он ничего большего этим приспособленкам не обещал. Вспоминая свою жизнь, Карнеги содрогается. В ней было бесконечное насилие, доказывание своей правоты. По-другому никак — либо ты их, либо они тебя. Сказать некому и нечего. Родился. Жил. Умирает. Он никогда не задумывался о жестокости как о явлении. Ему просто незнакомо само это слово. Он просто делал то, что мог и когда мог. Сейчас все это оказалось таким бесполезным, таким далеким… Биллу бесконечно интересно, что было в книге Илая. Может быть, там был совет, как, уходя из этого мира, не сойти с ума от отчаяния, гложущего тебя, абсолютно одинокого и сломленного, к тому же еще и разграбленного. Может быть, там были слова, прочтя которые, появляется вера во что-то лучшее, чем постапокалиптические пустоши? Билл, облизывая пересохшие губы, пытается разгадать эту загадку. Единственную, которая осталась ему на пороге смерти. Лицо его — неживая маска, покрывающаяся трупными пятнами. Сила внутри него, на которую он так надеялся и в которую верил, когда был здоров, оказалась пустышкой. У него нет ни одного слова, чтобы произнести его, на веки закрывая глаза. И все же, вспоминая такого необычного человека, как Илай, он шепчет еле слышно: «Запомню», не понимая, к кому он обращается. Ведь больше нет никого, Ничего-ничего, Смерть подставит плечо, Жизнь выставит счет, И за дверь Ты уходишь И вроде бы и не жил…