Types of addiction

Дубовая дверь в номер Ritz закрылась с тихим щелчком, наглухо изолируя посетителя от внешнего шума вечеринки, которая проходила на крыше отеля. Алекс устало скинул черную кожанку прямо на пол прихожей, не удосуживаясь повесить ее на крючок, на ходу снял ботинки, неуклюже поддевая задник носком, и утонул в глубоком полутораметровом диване в центре комнаты, запрокидывая голову на спинку. Как бы красиво они не описывали горячую йогу и бассейны, рассказывая репортерам о том, как восстанавливается между концертами, в реальности после каждого шоу они беспросветно напивались в дорогих барах города, иногда просыпаясь на хрустящих простынях гостиниц без единого воспоминания о прошлой ночи. Сегодняшнее выступление в Финсбери не было исключением. Весенний Лондон радовал теплой погодой, позволяя провести афтерпати прямо под открытым небом на 12 этаже The Ritz-Carlton, руководство которого было убеждено в безопасности происходящего приятной тяжестью конверта, вложенного во внутренний карман пиджака. Это был самый длинный и выматывающий тур в их карьере, к слову, до сих пор не закончившийся. Страны, площадки, микрофоны, люди - всё это кружило разноцветным калейдоскопом перед глазами, готовое в любой момент ослепить окончательно. Было ясно, что турне они закончат другими людьми. Не теми Шеффилдскими мартышками в потертых джинсах и грязных Converse, а пижонами в пайеточных пиджаках и накрахмаленных поло. Удивительно, как всего лишь правильная прическа и солнечные очки меняют человека, не только внешне, но и доставая из неизвестных ранее глубин умение вальяжно раскинуть ноги на интервью, закурить сигарету, пахабно прикусывая губу, и вертеть бедрами на глазах обезумевшей толпы, словно ты заправская стриптизерша всё из того же Шеффилда. Разобрать, где заканчивался образ и начинался Алекс, было невозможно, так же невозможно, как и определить, был ли это образ в принципе. Он менялся от альбома к альбому, каждый раз раскрывая миру свою новую грань. Говорят, у актеров есть удивительная возможность прожить множество жизней за одну, так и Алекс с каждой свежей пластинкой выбирал себе очередную жизнь. Единственной разницей между Тернером и актерами было то, что он свою жизнь действительно проживал, а не играл. Да, разную, но она принадлежала ему. Он не выбирал себе героев или кумиров для вдохновения, казалось, что с каждым годом он просто снимал невидимый слой, оголяя себя настоящего. Вот только как понять, когда он наконец станет собой, не перейдя черту, в какой-то момент стало неизвестно даже ему самому. Поэтому вместо спортивных упражнений, полезных для здоровья, после шоу он пил, заглушая надоедливые голоса в голове. По прошествии года в туре реки янтарной жидкости, переставшие справляться со своими прямыми обязанностями, плавно привели вокалиста к самокруткам прямо на сцене, а затем и вовсе к белым дорожкам в туалетах. Пожалуй, это был самый грязный и толстый слой Александра Тернера. Уставший от приторных улыбок, цепких касаний вычурных дам, ненарочно крутящихся около него весь вечер, и голословных тостов за успех группы, он захватил начатую бутылку виски и, уйдя по-английски (а как еще), скрылся в своем номере. В надежде получить очередную порцию удовольствия и долгожданной разрядки Алекс нехотя встал с дивана, держась за стену, дошел до чемодана у кровати и с ловкостью вора открыл внутренний карман на дне, аккуратно доставая пакетик с порошком. Он не любил этой киношной показухи с банковскими карточками, формирующими дорожки, дорогими сигарами и полураздетыми девушками вокруг. Ему был важен эффект, а не способ его достижения, поэтому сейчас, сидя на мягком ворсистом ковре своего панорамного люкса в мятой рубашке, он скорее выглядел жалко, чем респектабельно, как Аль Пачино, делая то же самое. Шторы наполовину скрывали его от суеты ночного города, белый отсвет луны был единственным источником освещения в комнате, а не заправленная с утра кровать даже добавляла некого шарма во всю эту полуинтимную обстановку. Если не учитывать тот факт, что Алекс, успевший закрыть чемодан, высыпал содержимое пакетика прямо на его крышку, оторвал лист отельного блокнота, лежавшего на тумбочке рядом, сформировал им две протяженные линии и, зажав одну ноздрю, другой полностью вдохнул первую дорожку, проходясь носом по шершавому пластику. Шумно выдыхая, Тернер запрокинул голову назад, поправляя выбившиеся из прически пряди широким росчерком ладоней. Лучше стало сразу, буквально через несколько секунд. Тело налилось приятной теплотой, веки сами собой удовлетворенно прикрылись и дышать стало легче. Он выдернул запонки из рубашки, закатывая рукава и выправляя ее из узких джинсов, три верхние пуговицы были стабильно расстегнуты, независимо от того, где он находился. Алекс только хотел затянуться второй, как в дверь неожиданно постучали. В образовавшейся тишине этот звук был сродни удару упавшей табуретки под висельником. Почему такое сравнение пришло ему первым, мужчина думать не хотел. Он замер, не желая впускать так не вовремя появившегося гостя, отвлекающего его от чертовски приятного процесса. - Алекс, открывай, я знаю, что ты здесь, - глухо донеслось из-за двери. Это был Мэтт. Тернер чертыхнулся, тяжело поднимаясь с пола и немного, скорее интуитивно, оправляя складки на одежде. Минуту назад он нюхал кокаин, но его волнует опрятность внешнего вида. Дивно. Дернув ручку вниз резче, чем хотелось, фронтмен открыл дверь, прислоняясь плечом и головой к косяку. - Боже, Ал, ты в норме? - барабанщик отшатнулся от аромата, которым его обдало из душной комнаты, но, быстро оценивая состояние друга, зашел внутрь. У Алекса резко отбило желание нюхать при Мэтте, но убирать место преступления он и не думал, вальяжно развалившись на облюбованном диване. Хелдерс, щурясь от контраста темной комнаты и яркого коридора, неловко застыл в центре номера, оглядывая обстановку и естественно замечая чемодан между кроватью и стеной. - Твою мать, ты совсем спятил, Тернер? Ты что творишь? - Мэтт было дернулся в сторону порошка, но потом обернулся на фротмена, наконец замечая белые следы на лице. Поймав его взгляд, тот провел большим пальцем по кончику носа, собирая остатки и облизывая их, не прерывая зрительного контакта: - Я отдыхаю, - хрипло протянул Алекс, слегка улыбаясь. - Чертов ублюдок! Тебе мало травы, после которой ты слова забываешь, а теперь еще это, Господи! Я и так таскаюсь с тобой на все эти интервью, чтобы ты лишнего не ляпнул, но нет же, тебе, оказывается, недостаточно! - Хелдерс был зол, растерян и напуган. Он присел на краешек кровати, упираясь локтями в колени и с силой проводя руками по лицу. Несколько минут они сидели в приятной для Тернера и удушающей для Мэтта тишине, разбиваемой еле слышным пьяным смехом с вечеринки сверху. Барабанщик что-то тщательно обдумывал, закусив губу. Он так делал, когда был сосредоточен либо на игре, либо на мыслях, а затем осторожно, на настойчиво начал: - Ал, нам надо поговорить. Это не шутки. Ты перешел границу. - каждая фраза давалась ему с трудом, выбивая воздух из легких и заставляя сердце болезненно сжиматься. - А где она, эта граница? Ты мне её не устанавливал. Пока мой рот обеспечивает нам всем безбедную жизнь не вижу причин жаловаться. - это звучало отвратительно? Да. Это была правда? Да. Несомненно не один Тернер решал в их группе всё, множество аранжировок были придуманы с Ником, слова для некоторых песен с Джейми, а ударные почти полностью лежали на Мэтте, но если бы не его баритон, гипнотизирующий зрителей, то вряд ли бы кто-то слушал просто красивые мелодии. Хелдерс, к сожалению, не впервые слышал подобные заявления от пьяного друга, но никогда не принимал близко к сердцу, зная, что тот в действительности не думает также, как говорит. Они были друг другу семьей, неполноценной, странной и может не всегда дружной, но они "вместе дольше, чем порознь" и ближе у них лишь родители. - Ал...ты так не считаешь, я знаю, ты сейчас вообще не в себе. И не я один это вижу, мы все переживаем. Если тебе нужна помощь, только скажи, мы отложим этот чертов тур и обсудим всё, что происходит. Не было за годы нашей дружбы того, чего мы бы не решили, верно? - барабанщик старался говорить мягко, но убедительно, пытаясь донести серьезность своих намерений. - Не смеши меня, Мэтти, с Domino и Томом ты будешь решать вопросы из-за недополученной выручки, с забронированными площадками ты будешь ругаться, к фанатам ты обращения будешь записывать? - Черт, если ты захочешь, то я! - мужчина неожиданно вскочил с холодных простыней и развернулся к окну, уже чуть тише добавляя, - если ты думаешь, что мне не нравится наш нынешний образ жизни, то ты ошибаешься. Мне доставляет удовольствие слышать безумные крики толпы на стадионах, осознавать, что мы четверо - центр их вселенной, мне нравится выбивать всю дурь из барабанов на Pretty Visitors, а потом прожигать деньги, зная, что они не закончатся ни сегодня, ни завтра, ни через год такой жизни. Нам можно всё - так ты думаешь, Алекс? Конечно так, и меня такая мысль посещала. Но это неправильно, это разрушает нас. Всё, что мы делаем сейчас, кроме музыки, неправильно. Мы забыли, кем мы были, откуда начинали и какие мы на самом деле. Чем дальше, тем мне страшнее потерять нас совсем. Всё это Мэтт говорил, стоя спиной к другу, медленно и с каким-то надрывным отчаянием, будто раскаиваясь в преступлении. Тяжело было признать, что тщеславие, которое ты только что пристыжал другому, не чуждо самому. - Мы так похожи. Всегда были, - прохрипел Тернер после вечности проведенной в тишине по окончании монолога барабанщика, прочищая горло. - ты всегда чувствовал меня лучше остальных, понимал, разделял переживания... Осоловелый взгляд блестящих глаз говорил о том, что Алексу было очень хорошо. А насколько ясно можно было думать в такой ситуации, вопрос спорный. - Тернер, прекрати это, звучишь, как очень дешевое порно, - Хелдерсу было противно, как все то, что он сказал, было воспринято Алексом в таком ключе. Он развернулся к нему, задевая плечом штору, от чего полулежавший на диване мужчина глупо рассмеялся. - Ты бы посмотрел порно со мной, Мэтти? - всё еще хихикая, спросил Ал, выгибая бровь. Для собственной опоры он широко расставил руки с обеих сторон от себя, впиваясь ногтями в дорогую кожаную обивку и закидывая нога на ногу. - Мне его на сцене регулярно хватает, - не поддаваясь на провокации, серьезно ответил стоявший теперь в нескольких сантиметрах от дивана мужчина. Лунный свет падал на его макушку, серебря кудри и придавая тому лик святого. - Я бы мог устроить для тебя приватное шоу, - Тернер игриво продолжал сводить того с ума, не отдавая отчета о том, что говорит и всерьез ли. Ему стало скучно от этих нравоучительных разговоров, и надо было придать ночи большей атмосферы. А может ему было страшно, что его наконец заметили? Залезли в душу и вскрыли правду, которую он так умело прятал даже от себя. И самая банальная защитная реакция - придать незначительности всему происходящему. Особенно, если это происходящее устраивает его лучший друг. Мэтт определенно занимал важное место в его жизни. Они знакомы с начальной школы и знают друг о друге наверное больше, чем хотели бы. Они устраивали совместные ночевки, ели домашние пироги мам, прогуливали вместе уроки, вместе напивались на школьных дискотеках, рассказывали о первом поцелуе сначала друг другу, а потом уже родителям, создавали группу вместе в конце концов. Казалось, что они и не помнят жизни, в которой их еще не было. Мэтт был для Алекса тем человеком, который не требовал объяснений, он чувствовал его на каком-то особом уровне, понимал, что именно тот сейчас испытывает, с какими демонами борется на этот раз. Поэтому количество ночных звонков, сорвавшихся встреч, заканчивающихся у Мэтта дома, пустых бутылок за разговорами и молчаливых объятий не имели счета, они просто были частью их существования. Без причин и последствий. Хотелось ли им чего-то большего? Возможно. Определенности? Да, наверное ее. Arctic Monkeys - это не название группы, это четыре парня из Шеффилда, чьи имена нельзя заменить, и это единственное, что было предопределено в их жизни. И как минимум Алексу с Мэттом хотелось знать, что так будет всегда. - Перестань делать из себя шлюху, это ты с Майлзом можешь трахаться за дешёвую шмаль, которую куришь перед зрителями, не волнуясь за нашу репутацию, а со мной ты так разговаривать не будешь! - Мэтт выплюнул эти слова ядовитой слюной. Они давно сидели в нем, и сейчас он не испытывал угрызений совести, наконец высказав их. Тернер заслужил их услышать. Он продолжил, заметив наконец неподдельное оживление его поднятых в удивлении бровей, - что, ты думаешь я настолько наивен, чтобы не догадаться? Когда бы это Алекс-мать-его-Тернер опустился до того, чтобы лично наркоту покупать? - Он дорого берет, Мэтти, приходится вертеться. Я курю только высококачественный крэк, я же блядская рок-звезда, ты забыл? Твои слова, между прочим. - не видя смысла отрицать очевидное, спокойно ответил Алекс. Его самолюбие конечно задели, но не до такой степени, чтобы придумывать глупые отмазки. И Мэтт не выдержал. В долю секунды сокращая и так небольшое расстояние между ними, он грубо взял того за ворот рубашки, с силой поднимая с дивана, и, чуть ли не волоча на себе, впечатал в стену сбоку. А затем удар в челюсть. Не сильный - синяка не будет, но ощутимый. Потом еще один, но в миллиметрах от его лица. Алекс замер, прикрыв глаза и неровно выдыхая воздух, не до конца понимая, что только что произошло. Левая часть лица саднила, но это ничтожная боль по сравнению с той, что кипела внутри. Мэтт опрокинул голову ему на грудь, прижимаясь горячим лбом к острой ключице, продолжая упираться рукой в стену, а другую сжимать в кулак в попытках успокоить себя. Тернер вдруг тихо рассмеялся - только вот смех его больше походил на скрежет лезвия по стеклу. - Ещё, - и от этого неожиданно требовательного тона у Мэтта мурашки пошли по загривку. Что он себе позволял? Но не задумываясь, Мэтт ударил еще раз, в нос, туда, куда Алекс с упоением младенца загонял волшебную пыль для взрослых. Кровь медленно и вязко заструилась по подбородку, крупными каплями пачкая белую рубашку. Алекс засмеялся громче, размазывая ее по приоткрытым губам и зубам тыльной стороной ладони. - Нравится, когда жестко, да, Ал? Нравится тебе, а? - не замечая за пеленой выступивших слез отчаяния, Мэтт неожиданно для себя сомкнул пальцы на изящной шее фронтмена, сильнее прижимая того к стене и просовывая колено между его ног. Алекс, переча реакции нормального человека в подобной ситуации, в экстазе закатил глаза, выпуская воздух через ноздри. - Мэттью, ты можешь сильнее, - улыбаясь, прошипел Тернер. - Могу, - согласился барабанщик, надавливая с двух сторон сильнее. Он бы никогда не задел кадык, в каком бы состоянии он ни был, он знал правила, он знал, что не имеет на это моральных прав, не может сделать ему по-настоящему больно. - Вот так, да, - сипло протянул Алекс, не открывая глаз и беспомощно стучась ладонями о холодную поверхность сзади себя. - Мы давно не игрались в эту игру, я соскучился. - Мои руки на твоей шее, как в 2009 в Вагабонде, помнишь? Ответь мне, Кейн трахает тебе так же жестко или вы лижитесь, как телки? - Мэтт не узнавал свой голос, который сейчас колюче впивался под кожу друга. Вывести его на такие эмоции мог только один человек, и он сейчас еле слышно стонал от давления, которое барабанщик оказывал на его горло. - Заткнись уже и поцелуй меня, - быстро прошептал Алекс, разбрызгивая слюну. Мэтта будто водой окатило. Он резко отпрянул от друга, запуская руки в короткие волосы, больно оттягивая, чтобы вернуть себе ощущение реальности. Он заигрался. Барабанщик беспомощно опустился на корточки, облокачиваясь на ножки кровати спиной, и издал стон отчаяния, больше похожий на скулеж. - Ну же, Мэттью, мне понравилось, - Алекс, всё это время шумно глотавший воздух и несильно потиравший шею, отпрянул от стены, опустился на пол и подполз к сидевшему мужчине, осторожно кладя руку на его коленку. Конечно Алекс помнил его мазолистые пальцы в дешевом мотеле посреди пустыни Калифорнии. Тогда во время записи Humbug они впервые почувствовали себя по-настоящему взрослыми, свободными и способными творить нечто значимое. Они ощутили свою значимость в музыке, в жизнях друг друга, и от этого понимания застилало глаза. В тот вечер Джейми притащил бутылку текилы, запрещая Тернеру готовить из нее Маргариту и уверяя, что именно этот литр надо выпить вчистую, не портя вкус ни Трипл Секом, ни лаймом, ни солью. - Эти твои коктейли сплошное издевательство над алкоголем. Упускаешь истинное удовольствие. Джейми еще не знал, что как раз той жаркой ночью Алекс почувствует то самое удовольствие. Нет, не от 5 шотов чистой текилы, а от тяжелого дыхания Хелдерса, вдавливающего его в пружинистый матрац, и сладкого спазма в горле. Каким образом они вдвоем оказались в Вагабонде на окраине Мохавы никто из них не помнил, ровным счетом и то, под каким предлогом они сняли там номер в 2 часа ночи. Зато оба отчетливо помнили искры в глазах, наспех снятые майки, пьяный смех, торопливое "что мы делаем?" и последовавший голодный поцелуй до скрежета зубов о зубы. Они были живые, как никогда раньше, жизнь сочилась по венам, ударяя в виски бешеным ритмом и не давая слышать собственное биение сердца. - Ты не будешь жалеть об этом завтра? - Нет - Я тоже Они не сомкнули глаз той ночью, проведя её в комнате за 20 баксов в бесконечных тихих разговорах. Они переплетали мизинцы грубых ладоней и неловко утыкались коленками друг в друга на узкой кровати. Алекс тогда назвал Мэтта самым близким ему человеком и уверял, что это никогда не изменится. А Мэтт целовал его плечо, ловя губами каждую родинку, и еле слышно отвечал, что всегда об этом знал, что полюбить кого-то так же, как его, Ала, не сможет, и что променял бы всю их славу на возможность проводить так каждую ночь. Но она была первой и последней. В их общении ничего не изменилось, они по-прежнему были дороги друг другу, но повторить подобное ни у одного из них смелости не хватило. Мужчины знали, что еще раз утонув друг в друге, больше не выплывут. А потом у Мэтта появилась Бреана, Алекс встречался и расставался, но ни одни изящные девичьи пальчики не заменяли тех, что под звездным небом оставляли фиолетовые метки над ключицей. И вот теперь, 5 лет спустя, сидя на полу номера за несколько тысяч долларов, с дорожками кокаина за спиной и дырами в душе оба понимали, что где-то за свои 28 лет они все же проебались. Алекс легким движением руки поддел подбородок барабанщика, заставляя того посмотреть на мужчину пустыми глазами: - Мэтт, мне действительно понравилось, спасибо. - Нет, Ал, тебе не должно это нравиться. Мы с тобой оба больны. Я, черт, я так скучал по тебе все то время, что ты гробишь свое здоровье этой дрянью, но в момент, когда ты потребовал еще, мне на секунду показалось, что ты вернулся, и я не смог остановиться. Тернер вместо ответа чуть навалился на мужчину, устраиваясь между его разведенных коленей, и, продолжая поглаживать линию челюсти, прижался теплыми от высохшей крови губами к его. Мэтт не сопротивлялся, лишь жадно выдыхая в поцелуй и запуская пальцы в чужие залаченные волосы. Они целовались долго, наслаждаясь долгожданной близостью, мокро, не обращая внимание кровавую слюну между ними, и нежно, давая понять, что юношеские эмоции не забыты. Алекс чувствовал, как буквально оживает, растворяясь в забытых ощущениях комфорта и заботы, которым его одаривал друг. Не открывая глаз, он обхватил мягкие для мужского лица щеки обеими ладонями, притягивая того ближе, хотя, казалось бы, что быть ближе уже нельзя. Тернер хватался за него, как за спасательный круг, как за свет маяка в морской пучине, указывающий ему путь к исцелению. - Прости за все, что наговорил тебе сегодня. Тебе нужна была помощь, а не мои истерики... Я просто испугался, что начал терять тебя, - первым начал Хелдерс, мягко отрываясь от любимых губ и продолжая неторопливо массировать затылок мужчины, приводя в еще больший беспорядок его выбившиеся из укладки прядки. - И ты меня прости за это, - неопределенный кивок в сторону чемодана, - я перестану, обещаю. Я знаю, куда приведет эта дорожка, в "клуб 27" мне уже поздно, но открывать "клуб 28" я желанием не горю, - горько усмехаясь, ответил Алекс, устраиваясь рядом с другом. Посидев в наконец-то уютной для обоих тишине, Тернер нащупал ладонь мужчины на ворсистом ковре, переплел пальцы и расслабленно улыбнулся. Все, как тогда, ничего не изменилось. Почти. - Алекс, - взгляд Мэтта был устремлен куда-то в потолок, но его пальцы только крепче ухватились за чужие, - я ни разу за это время не пожалел о той ночи. О чем я правда жалею, так это о том, что мы повторили ее только сейчас. Я устал игнорировать чувства к тебе, прятать их, оправдывать. Я с детства любил тебя, но был уверен, что все друзья такое испытывают. А когда появились Куки и Ник, понял, что не все. Только мы. Только к тебе. И мне плевать, что о нас подумают, мне мало прожигать глазами твою спину на концертах, мне надо знать, что я могу прикасаться к тебе и не бояться обжечься. Я устал мило улыбаться Кейну, зная, что между вами было. Мне надо знать, что наше, оно навсегда. Тернер повернулся в его сторону, внимательно вглядываясь в родной профиль, поднес сплетенный узелок пальцев в губам, поочередно целую каждую костяшку, и только потом произнес: - Мэтти, ты знаешь, что мы не можем. Если наши отношения каким-то образом повлияют на группу, я не смогу себе простить. И ты не сможешь. Как бы мы не хотели, но 10 лет назад мы выбрали тот путь, который не позволит нам быть вместе, и, несмотря на это, я все еще могу целовать твои руки в отельном номере. - Обещай, что мы не потеряем еще 5 лет. - Обещаю, - Алекс впервые за всю ночь тепло улыбнулся, так, как он улыбался только в детстве, когда задувал свечки на праздничном торте, а Мэтт крепко обнимал его за шею, - Не уходи сегодня, останься со мной. И Хелдерс остался. Сегодня и следующей ночью, сидел рядом в кресле их Джета на пути в Шеффилд, незаметно для остальных поглаживая чужое бедро во время полета, поехал к нему в родительскую квартиру в Хай Грин, несмотря на заманчивое предложение провести 2 недели перерыва между концертами с Бреаной, и не упускал ни единой возможности запечатлеть расслабленного друга у камина с чашкой дымящегося мятного чая на свою пленочную камеру. Тернер, конечно, не говорил, что добавляет туда виски, но спать он стал действительно спокойнее, а для Мэтта это было важнее всего. Слой за слоем он сбрасывал твердую шкуру, приобретенную за эти полтора года, потихоньку избавляясь от ненавистного образа, ясно понимая, что перерос его. Он не знал, что станет его следующей точкой, каким он будет через месяц, год, но понимание, что теперь рядом был Мэтт, придавало уверенности. Был не просто, как друг или член группы, а как частичка души, разделяющая с ним и горе, и радость. Может он был настоящим только с ним? Может невидимая броня была выстроена, чтобы научиться дышать без Хелдерса, но чем больше ее становилось, тем меньше воздуха поступало? Может, они были единственными людьми, чьи объятья могли решить любую проблему в жизни? Может, - думал Мэтт при рождении дочери. Может, - думал Алекс, делая предложение Луизе.