***
Катенька зацепила его сразу, буквально с первого взгляда. Жданов хвастался перед другом своим приобретением, утверждал, что страшна, аки смертный грех, но в башке калькулятор и несколько сотен вызубренных до последней запятой энциклопедий. Гордился мышкой в чулане, но на свет старался не выпускать, чем и пользовался Ромка. Окольными путями добирался до темницы, придумывая оправдания для Андрюши, беседовал со смущенной Катюшкой исключительно о работе, а сам присматривался к дивному созданию, умеющему краснеть от малейшего проявления интереса к своей скромной персоне. Он раскусил ее в момент знакомства. Все ее секреты и желания читались во взглядах и жестах, направленных на шефа, в смущенном румянце и неуклюжих провалах. Андрюха веселился, глядя ей вслед, и все ждал искрометных шуток от друга, но Малине почему-то не шутилось. С первой встречи в голове зрел план по борьбе за внимание этой невинной дурнушки. — Ты же понимаешь, Катюш, что навсегда останешься для него всего лишь удобным приложением к ежедневнику? — невзначай заговорил Рома, с ухмылкой глядя на то, как она поспешно прячет фотографию Жданова в свой дневник. — Дай угадаю, эта тетрадка хранит влажные мечты о несбыточном? — Роман Дмитрич, — едва не рыдая откликнулась девушка, бледнея на глазах. — Увы, Катюша, — приблизившись, мужчина плавно коснулся рукой ее скулы, с трудом сдерживая желание причинить немного боли, — не ты первая, не ты последняя. Впрочем, можешь испытать судьбу, — провел большим пальцем по истерзанной переживаниями нижней губке и склонился еще ближе, с восторгом улавливая на своем лице тепло ее дыхания. — Андрюшу довольно просто увлечь. Эффект непродолжительный, зато ты исполнишь свою мечту, побываешь под ним. Как и сотня других до, во время и после тебя. Хочешь пополнить их ряды? — Прекратите! — тонко взвыла девушка, мучительно всматриваясь в жестокие глаза Малиновского, который не без удовольствия подметил ее рабскую покорность его магнетическому взгляду. — Могу подсобить? Устрою вам сеанс любви. — За что вы так со мной? — За беспросветную глупость. Ты же все осознаешь, но позволяешь себе думать, что в один прекрасный день все изменится. Все еще веришь в сказки? — жестко ухмыльнулся Малиновский и пальцами отшвырнул ее заплаканное лицо. — Дура!***
Он не был в каморке больше недели. Не приближался к Кате, не здоровался по утрам, игнорировал на совещаниях. Жил своей жизнью, изредка пополняя список однодневок новыми именами, и лишь по ночам вспоминал слипшиеся ресницы и дрожь припухшей губки, которую хотелось вобрать поцелуем и запечатлеть на ней небольшую метку, как напоминание самому себе о том, что он имеет на это право. Просто потому, что он так решил. Именно эта вседозволенность и позволила Роману по щелчку пальца сменить тактику поведения, одним движением пригвоздить мимо пробегающую мышь к стене и воплотить желаемое в реальность. Приятный запах мяты и едва уловимого страха моментально вскружил голову, подстегнул углубить поцелуй и сквозь плотную ткань сжать приятные округлости до болезненного стона. Трепыхнувшись в мужских руках, Катя безвольно поддалась его порыву, чем и поставила жирную точку в дальнейшей игре Малиновского. — Собери вещи, — выдохнул в губы, качнув бедрами ей навстречу. — Зайду через десять минут. Жданова беру на себя. — У меня встреча… — Разберемся по дороге, — прошипел сквозь зубы, вдыхая запах ее волос. — Десять минут! Слышишь? — Но… — Катя! — Да, — беззвучно прошептали белеющие губы. Рома нехотя отступил, скользнув руками по ее плечам, а затем прижался со спины и оставил влажный след на шее. «И подумай, что соврать родителям, — прошептал на ушко, стиснув руку на тонкой талии, — ночь будет долгой».***
Звонкая мелодия оповестила, что лифт приехал на нужный этаж, дверцы кабинки распахнулись, но двое, увлеченные поцелуем, этого даже не заметили. Рома умышленно начал первые ласки в замкнутом пространстве. Лишенная возможности двигаться и сопротивляться, Катенька с упоением поддавалась незнакомой мужской нежности, смиренно приняв безвыходность своего положения. — Это полезно для здоровья, — всю дорогу ухмылялся Роман, подмечая ее нервозность. — Вам понравится, Катенька! — Быть куклой в руках озабоченного мужлана? — бормотала она, смахивая злые слезы. — Это какой-то абсурд. Не понимаю! Почему я? Вам экзотики, что ли, захотелось? — Думаешь, тебе есть чем меня удивить? Впрочем, нисколько не сомневаюсь в уникальных способностях дурнушек. Вы умеете быть благодарными. За внимание. — Роман Дмитрич, — жалобно прозвучал девичий голосок, — а если я не хочу? — У меня к тебе встречный вопрос, — припарковавшись у собственного дома, Малиновский смело разблокировал дверь и, повернувшись к замершей Катерине, ласково провел пальцами по мокрой щеке. — Почему согласилась? Ответа Ромка так и не дождался. Кивнув своим мыслям, покинул салон, обошел машину, распахнул перед удивленной девушкой дверь и подал ей руку. Ни секундной заминки, ни страха в глазах — прохладные пальчики оказались в плену его горячей ладони. Она безмолвно доверила ему себя, признавая собственную ошибку.***
Катерина так и продолжала рыдать, взглядом вымаливая прощение за невозможность остановиться. Всхлипывала ему в губы, прятала мокрое лицо на его груди, покорно подставляла дорожки слез под обжигающие прикосновения ласковых пальцев, но прекратить истерику никак не могла. — А мне даже нравится, — тихо прошептал ей на ушко, мучительно долго стягивая с округлых бедер остатки белья. — Беззащитная, ранимая, слабая — моя! — прикусив кожу на шее, навалился сверху, заглянул в глаза. — Ну же, Катенька, громче! Слезы непроизвольно хлынули сильнейшим потоком, как только Малиновский заставил ее раскрыться ему навстречу и одним грубым толчком оказался внутри тугого лона. Хрипло простонав, мужчина сцепил челюсти до зубовного скрежета и устремил озверевший взгляд к ее лицу, намереваясь отслеживать и упиваться эмоциями пойманной в капкан зверушки. Мимика Катерины транслировала исключительно боль и сожаление, приправленные безудержными слезами и судорожными рыданиями. Ромка счел увиденное зрелище весьма привлекательным, поэтому продолжил действовать еще настойчивее и грубее, только бы удовлетворить свое любопытство: насколько хватит Катерины? долго ли будет терпеть? когда перестанет сжимать побелевшими пальцами влажную простынь и оттолкнет обезумевшего вседозволенностью мужчину? Ответом стал восхитительный оргазм, настигший Катеньку в момент особо жесткой ласки каменных сосков. Прикусив податливую плоть, Рома едва не взвыл от внезапной реакции собственного тела на сорванные с девичьих губ стоны. Сдержано покачиваясь в утихающем ритме, наполнял ее собой, напрочь позабыв о своих принципах — опустошенная голова отказывалась думать о каких-либо последствиях. — Омерзительно прекрасное зрелище, — с трудом дыша, восхищенно подметил Роман, когда отпрянул от Катерины, прижался к спинке кровати и устремил внимательный взгляд к влажным складкам, мерно выпускающим белесую жидкость из принудительно удовлетворенной женщины.