Эти глаза — точно катастрофа, Знаю, я не должен смотреть, но не могу отвернуться. Это соль на мои раны, но я не могу излечиться От этого чувства к тебе. Я высматриваю тебя, как ястреб, Смотрю так, будто собираюсь разорвать тебя на куски. Этот голод когда-нибудь прекратится? Можем ли мы просто уморить этот грех?
***
Майки давно понял — жизнь легко обманывает глаза. Он схоронил все сомнения в червивой яме после знакомства с Малией Миуро. Она перевернула не только его впечатление о людях, но и взгляд на мир. Да и как-то слишком быстро она оказалась на нём. Манджиро вчистую упустил миг, когда они очутились на диване в гостиной, а его руки прижали к маленькой подушке над головой. Вокруг было тихо. Слишком тихо. Любой лишний звук угрожал стать жуткой головной болью, поэтому он заставлял себя молчать. Удерживал за зубами каждое слово, злясь на грёбаный здравый смысл (тот, который он выстроил сам). Уедливый яд ― её контроль! Малия не давала шансов быть главным. Сумасшедших усилий ему стоило сдержать стон, когда она плавно впустила его в себя. Как назло не спеша и затяжно. Чересчур медленно, показалось ― так, будто у них в запасе как минимум вся ночь, а не считанные минуты до прихода их друзей. Майки кошмарно переламывало, будоражило так, что мысли в черепушке стянулись липкой паутиной. Как смог, он вырвал руки из хватки и крепко сжал её бёдра, двигаясь навстречу. С каплей власти надобность в рассудке отошла на второй план — это избавило от ненужных переживаний, и он перестал вслушиваться в звуки на улице. Причёска распалась по плечам и спине. Майки запустил одну руку в мягкие волосы и наклонил голову Малии к себе. Поцеловал. Настолько глубоко и неприлично, насколько возможно. Он жаждал контроля. Но Малия легко удержала преимущество — провела кончиком языка по чувствительному месту за его верхними зубами и нёбу, получив в награду сдавленный стон. В этот раз Майки уступил в их маленькой игре. Снова? Как он мог такое допустить? Казалось бы, Малия ― тихая, расчетливая, незаметная. По мнению окружающих она без меры спокойная; та самая девушка, что никогда не станет выражать несогласие или обиду публично. Майки не мог это оспорить ― в ней взаправду не было суматошности и импульсивности — в ней непоколебимо стояла стена. Прочная каменная преграда, за которой не существовало места слабостям. Однажды в этой стене появились трещины. Вышло необыкновенное зрелище, которое по сей день не покидает мысли и фантазии Майки. Он уже смирился, что не забудет ту безумную ночь, когда она позволила ему полностью завладеть собой и назвалась «его». Всё произошло в день помолвки Малии и какого-то типа в дорогом галстуке. На закате солнца, выудив Манджиро из шумной болтовни, мужского смеха и рёва двигателей, она отвела его в тихое место, насквозь пропахшее океаном и лесом; будто сказала одним лишь взглядом: «Посмотри на меня, почувствуй всё сокрытое, и сделай меня своей только сейчас». И он посмотрел. Почувствовал. Обнимал, гладил, сжимал против своей воли, со злостью и обидой на всесильного, но беспомощного в тот миг себя. Впервые он увидел, как она смущенно отводит глаза и скрывает ладонями красные щёки. Всё происходило так, словно всех тех часов вместе до этого не было, и он совсем не знал Миуро как ту, что смогла взять над ним абсолютный верх. Кто грубо плюнула на его собственничество по отношению к людям, подчинив, как ведомого мальчика. Вот тогда в нём что-то сломалось. Глазницы выжигали слёзы. Всё ощущалось сладким и горьким одновременно. Майки пришлось признать, что сердце оказалось неготовым к повороту её ножа. Но главное — оно выстояло, билось почти так же, как и раньше. А новая Малия исчезла. Возродились возвышенность и скрытность; всё та же улыбка, знакомая их друзьям. Вся трепетная нежность и искренность моментно потухли, не оставив после себя и пепла. Сано подумалось — так ведь даже лучше. Наконец прекратятся сумасшедшие встречи, от которых у него плыло перед глазами. Не будет больше ночных побегов из дома и запаха сандаловых духов на его одежде. Собрания Тосвы вновь будут начинаться вовремя. А царапины на его спине впервые заживут. Он не сомневался, что без труда сможет вернуться к прежней жизни; завершит начатые дела и отошлет мысли о наглой девчонке в первую же неделю их «разрыва». Легко забудет, как она выгибалась в его руках и каков на вкус её любимый блеск для губ. Это стало похоже на помешательство. Кричащее. Вопящее так, что расслышит и паршивый доктор. Оно плавно втекло под кожу, въелось в кости, вгрызлось кривыми зубищами в тонкие линии нервов, чтобы Майки не посмел идти против — либо оно, либо он; иначе весь мир сомкнется лезвием у венозной синевы. Он не привык к подобному: не привык чувствовать что-то такое. Сано знал вкус тревоги, злости, отвращения, различал приторную сладость ненависти, но это? После неё их было много. Привлекательные. Интересные. Подвластные. Он не вёл счёт девушкам в своём отборе, ведь желал лишь заглушить голос Малии, неустанно звучащий в его черепушке. Не позволял себе лишний раз закрывать глаза. Ведь там всегда её лицо. Та впадинка на левой щеке, крошечные веснушки и несколько волнистых волосков из челки, вечно щекочущих нос. Влечение? Привязанность? Любовь? Что-то страшнее или ничего из этого — неясно, абсурдно, неуместно и, говоря на чистоту, совсем по-идиотски. Майки мог бы сдаться. Но почему фильмы со счастливым финалом вызывали тошноту, а не радость? Как можно верить в радостное завершение того, чего и не было? Воскресенье. Около полуночи. На улице темно и не по сезону холодно. Манджиро сидел на лестничной площадке недалеко от квартиры Малии, в тени небольшого выступа в стене. Сосед по этажу опять вышел курить. Старик нервно затянулся и недоверчиво осмотрел незнакомца. — Что тут забыл? — наконец ему хватило смелости открыть рот. — Не видел тебя раньше. Майки не ответил. Он не любил назойливых и болтливых. Да и не было сил: он был уверен, что легко сможет отыскать Малию в любое время и день, а вышло так, что старая квартира стала последней надеждой. Он холодно посмотрел старику в глаза, давая понять, что ответа тот не получит и выпрашивать дальше не стоит. — Нет уж, говори, — сосед закурил следующую сигарету, — либо поднимай задницу и проваливай к чёрту отсюда! — он неожиданно встрепенулся, и его голос стал жестче. Противный. Майки поднялся на ноги и, бросив последний взгляд на её дверь, шагнул на ступеньку ниже. — Доброй ночи! — широко улыбнулся и помахал рукой на прощание. Через пару этажей Манджиро перестал слышать ворчание. Он решил, что обязательно расскажет о своей стойкости Кенчику. Тот обязательно его похвалит!***
— Какой внезапный визит, — раздалось из другой части квартиры. — Ну же, Манджиро, объяснишь, зачем вломился ко мне домой? Её голос. Точно он! Малия никогда не звала его по прозвищу. Неужели он действительно нашёл её? — Потому что нужно запирать дверь, — Майки не смог сдержать улыбку. Она была в ванной: расслабленно лежала в воде, разглядывая серую плитку на потолке. — Ты свихнулся. — Возможно, — Сано не мог отвести взгляд. Он вдруг осознал, как сильно скучал по её прекрасным изгибам и мягкому тону кожи. С их разлуки прошло больше полугода, а Малия совсем не изменилась; разве что выглядела очень уставшей. — А если придёт мой муж? Майки знал, что в ближайшую неделю тот не появится. Но даже если командировка неожиданно оборвётся — это не остановит. Он твёрдо решил найти Малию после нескольких ночей, проведенных в жутких кошмарах. Раньше ему никогда не снились такие сны. От его равнодушного вида Малия тихо рассмеялась. — И зачем ты всё-таки пришёл? — эхо её сладкого голоса бумерангом отлетело от стен. — Вернись, — ответил после длинного молчания. Майки приблизился, наклонился и почти соприкоснулся с ней губами. Пульсирующий холод иголками заполнил его грудную клетку. Зачем он подошёл так близко? Миуро замерла и посмотрела в глаза. Когда её взгляд стал таким безжизненным? — Это всё, что ты хочешь сказать? Пустая трата времени! Без лишних раздумий Майки накрыл её губы жадным поцелуем, не прося никаких разрешений или хотя бы одобрения. Его руки потянулись к её шее, плечам, груди — ощупали каждую доступную часть кожи. Малия безвольной куклой отдалась в сильные объятия. Он не слышал ничего, кроме её дыхания и ― уже совсем родного ― биения сердца. Перед глазами потемнело. Изголодавшийся по близости с ней, он не заметил, как поднял девушку на руки. С длинных волос стекали струйки холодной воды, насквозь пропитывая всю его одежду и стекая в лужи под ногами. Плевать. Как же ему на всё плевать.***
Это было неправильно для любви. Неправильно по отношению к Малии, когда он вновь и вновь открывал дверь в её квартиру. Неправильно по отношению ко всем близким людям, которых он начал избегать и игнорировать. С наступлением ночи все дела и заботы словно рассеивались, и ноги сами приводили его к ней. Он рассчитывал, что одной-двух встреч будет достаточно, чтобы вернуться к привычным будням. Но нет. Может, в этом был весь Майки — эгоистичный, принципиальный и колючий. Параноидальное стремление найти её сменилось желанием полного контроля над её жизнью и телом. Отныне он не позволял ей брать верх. С той воскресной ночи девушка не на словах стала «только его». Он раздвигал её ноги широко, до тянущей боли, чтобы она приняла его в себя глубоко, крепче, так, чтобы не осталось расстояния; чтобы не осталось ничего, кроме их единства, и никакой вымысел не просочился между ними. — Я не вещь, чтобы быть чьей-то, — она уже говорила ему это однажды. С тем же выражением лица. Тем же тихим голосом. Показалось, будто Миуро прочла его мысли и воспоминания. Едва ли он мог назвать кого-то кроме Дракена, способного также метко угадывать его слова или идеи. Возможно, он сам себя не понимал так, как смогли они. Малия положила руку на его грудь и затихла. Чего она хотела? Ждала, что он начнёт её исправлять и оправдываться? — У тебя красивые волосы, — не лучше ли обсуждать то, что приятно? Он накрутил на палец одну кудрявую прядь. — Я обратил на них внимание в нашу первую встречу, — они стали суше и жёстче обычного, но Майки не перестал восхищаться тому, какие они воздушные и забавные. Она рассмеялась и прошептала: — Это объясняет, зачем ты полез их трогать, даже не зная моего имени. С улыбкой он прижал девушку крепче и накинул на них одеяло. До утра ещё оставалось время, чтобы поделиться теплом и согреть её ледяные руки.***
Суббота. Поздний вечер. Всё начиналось так же. Майки вошёл в квартиру, сбросил обувь и сразу направился в гостиную, откуда доносилась тихая музыка. Это был диск, который он поставил прошлой ночью. Он замер возле стойки и вслушался в еле слышные фразы. Как в пелене замерло сердце от нежного голоса Малии, подпевающего его самой любимой песне. Он неожиданно вспомнил, что уже слышал, как она её поёт. На их вторую общую прогулку, когда Эмма увела всю компанию в караоке… Да. В тот вечер они впервые поцеловались, умудрившись сделать это незаметно для других. Каким-то чудом он даже сумел скрыть свою неопытность (он сам так решил). Сегодня Миуро выглядела особенно невыспавшейся, словно измученной: под её глазами появились тяжёлые синяки, а щеки болезненно впали, потеряв всю румяность. Померкли мелкие веснушки. Малия лежала на смятой постели и молча смотрела влюблённым взглядом. Комната тоже выглядела иначе. Не так, как он привык видеть. Мебель покрылась тонким слоем пыли, а вещи лежали там же, где они их бросили в прошлые дни. Он знал, что Миуро никогда не терпела беспорядок и духоту. Отчего-то по спине пробежали мурашки. — Сделать тебе кофе? — вопреки всему, у Сано были большие планы на эту ночь. — Давай, — она отозвалась еле слышно, — помнишь про сахар и молоко? Он кивнул. Любимый кофе ― первое, что он запомнил в их отношениях. Майки набрал стакан воды и перелил его в кофемашину. Провёл рукой в поиске нужных отсеков для зёрен. Насыпав две ложки кофе, он потянулся к кнопке и чертыхнулся. Он не нажмёт. Её нет. Кнопка полностью выцарапана. — Как ты это сделала? — он отшагнул от стола. — О чём ты? — она смотрела так же восхищенно. — Почему не сказала, что она не работает? — А её чинили? Майки растерялся. Она так шутит? За пустыми блистерами от таблеток стояла небольшая кружка с отколотой ручкой. Откол не выглядел старым, а на дне осталось немного кофе. Что произошло? Не то обида, не то гнев сдавили в груди. Недоверие неприемлемо. Майки не знал, как усмирить в себе негодование, поэтому решил присесть возле неё на диван и показать, что сейчас самое время побыть искренними. Так учила Эмма. — Не доверяешь? — он не любил такие разговоры, потому что не умел их вести. — Почему? Больше она ничего не сказала. Повисла пауза, больше напоминающая негласный ответ, пока Малия не стянула с себя одеяло, оголяя красивое тело. Мысли сгинули. Дышать стало тяжелее. — Всё ещё думаешь? — она не моргала. И ведь точно! Малия тоже жутко не любила подобных разговоров. Синхронный смешок срывается с их губ перед тем, как он целует её. Сано обводит ряд зубов, сталкивается с её языком и целует нарочито мокро и тягуче, позволяя ей в полной мере прочувствовать собственный вкус. Его ладони привычно ползут вниз, сжимают упругую грудь, ласкают крупные соски, заставляя Миуро дрожать. Он ловил её звуки и движения с наслаждением. — Не возражаешь, если сегодня по-другому? — Майки прервался и заглянул ей в глаза. Малия улыбнулась. Той самой нежной и искренней улыбкой, возникшей лишь раз, той ночью. Майки помнил всё. Все тревоги в момент стали сущим пустяком — этой улыбки достаточно, чтобы он видел в своей жизни смысл. Он помог ей перевернуться на живот, схватил за бёдра и подтянул ближе, плавно поглаживая ягодицы. Она стала особенно мягкой. Где-то за стенами раздался громкий стук. — Это тот старик, да? — он произнёс это вскользь, пока обшаривал карманы брюк в поисках презерватива. — По-любому. Противный. Тело пронзает шипами, когда он входит в неё. Неосторожно и грубо, сразу во всю длину. Он знал, что она готова. Знал, что ей так нравится. Майки хотел прожить ночь так же прекрасно, как и прошлые, делая то, что он считал правильным и приятным. Пускай в мыслях он ненавидел, что ему приходится лгать всему миру; от её стонов у него вновь помутнело перед глазами. Все мысли стремительно сомкнулись на голосе и вздохах Миуро, пока он наращивал темп толчков.Это произошло внезапно.
Он не услышал, как открылась входная дверь. Он не увидел, как в квартире появились люди. Бренчание. Голоса. Топот. Он смог слышать, когда его ухватили крепкие мужские руки. Он смог увидеть, когда повернул голову и встретился взглядом с Дракеном. Выражение лица друга было нечитаемым. Его губы искривились от омерзения, а глаза широко распахнулись от ужаса. Сано ещё никогда не видел, чтобы руки Рюгуджи Кена дрожали. — Какого, блять, хуя ты не сообщил в полицию, когда нашёл её? — его лучший друг кричал. Действительно кричал! Через серую муть в глазах Майки сначала не поверил, что это действительно тот самый Кенчик, с которым он провел большую часть жизни. — Немедленно говори, ублюдок! — Дракен тут же схватит старика за воротник. — Я… — сосед хрипел что-то неясное. — Майки… — Он не ждал её голоса. Майки не ждал увидеть её тут. Ещё днём он соврал Эмме, что ночует у Кенчика, а сейчас она стоит вот тут перед ним! Лицо его младшей сестры напоминало грим кабуки. Её губы дрожали, пока она терла глаза и старалась скрыть бесконтрольные слёзы с подступающей тошнотой. — Я нашёл её в ванной… в прошлое воскресенье, — сосед ткнул пальцем на пустые блистеры от таблеток на столике возле кофемашины. — Она уже не дышала. — Майки! — Дракен ухватил друга за руку и оттянул от Малии, к которой тот незаметно вернулся. Манджиро грубо вырвался из хватки. — Что с тобой? — Майки не хотел повышать голос — это вышло само. — Со мной?! — Рюгуджи окаменел. — Ты правда не понимаешь, что происходит? ― выражение менялось медленно. К концу фразы его голос стал почти беззвучным. Что он должен понять? — Она мертва, Майки, мертва. «Чего?» ― только и пронеслось у Манджиро. Миуро тут! С ними. И кажется, удивлена этому представлению не меньше. Майки уже было открыл рот, но вся округа разрослась кривым пятном, в ушах зазвенел яростный гвалт. Крик, слёзы и белые мушки перед глазами. Майки смотрел на Малию, пока не наступила полная тишина. Вязкая, зыбкая. Дракен прожигал его испуганным взглядом, а Сано вдруг показался сам себе маленьким и бесполезным. Он заметил, как сузились стены, как вокруг его горла сплелись прозрачные нити. Он нехотя отступил от Малии, позволяя реальности вдохнуть. В последний раз провёл ладонью по её щеке. Заглянул в синие глаза, которые всегда напоминали ему цвет ночного неба. Неба той ночи. Кончиками пальцев и спиной ощутил ту чуть колючую траву, на которой они пролежали до самого рассвета. — Моя Малия. Когда девушку унесли незнакомые люди, Манджиро испугался, что уже ничего не вернуть.Они забрали её у него?