Introspice in mentem tuam.

      — Вы уверены, что это правильно — позволить Ганнибалу пообщаться со Скоттом Лесли? — Уилл выглядел встревоженным. Он занял кресло напротив стола Джека. Алана и Чилтон покинули управление, Джессика, кажется, тоже. Направление на ее освидетельствование еще не было готово, так что ей не было смысла оставаться тут дольше. А вот Лектер оставался в здании и сидя в комнате для посетителей, ждал, когда конвоиры приведут Скотта Лесли в помещение, где они смогут пообщаться.       Джек небрежно пожал плечами, так как не знал, что ответить Грэму. Конечно, он понимал, что идет на огромный риск, все же Ганнибал был способен на многие психологические манипуляции, чтобы получить желаемый, понятный одному ему, результат. С другой стороны, за все то время, что Скотт находился под стражей, агентам и психиатрам так и не удалось его толком разговорить. Для заполнения ряда протоколов им требовались более детальные сведения о том, что именно этот человек делал со своими жертвами, способы похищения и другие сведения о произошедшем.       — Лектер может его разговорить, — коротко буркнул Джек, сложа руки на груди. Он в этом почти не сомневался. Все же Ганнибал был самым опытным психиатром из всех, что видел Кроуфорд за свою долгую службу, — в любом случае, Лесли под стражей и убедить его на свершение новых преступлений у Ганнибала не выйдет, — хотел верить Кроуфорд.       Уилл промолчал, после покинул кабинет шефа, забрав со спинки кресла свою потрепанную куртку болотного цвета и направился в зал для посетителей, чтобы перед уходом еще раз поговорить с Лектером. Ганнибал был совершенно умиротворенным. Он стоял около огромного окна и лучи солнца золотили его аккуратно причесанные светлые волосы, делая их похожими на тонкую проволоку. Глаза мужчины что-то пристально рассматривали за стеклом — Уилл не мог знать, что именно. Руки психиатр завел за спину и правой обхватил запястье левой. Тихий и спокойный, как впрочем и всегда, доктор Лектер, в его безупречном костюме, идеально подобранным под него галстуком и безупречно выглаженной рубашке, мало походил на серийного убийцу и каннибала, каким являлся на самом деле. Грэм покашлял в кулак, чтобы привлечь к себе внимание. Лектер обернулся. Тонкие губы дрогнули в едва уловимой улыбке, в их уголках тут же появилась россыпь мелких морщинок.       — Здравствуй, Ганнибал, — почти шепотом произнес Грэм. Взгляд профайлера все еще был потерянным и болезненным — процесс восстановления утраченных после сотрясения воспоминаний еще не завершился и это определенно доставляло мужчине дискомфорт.       — Уилл, — сдержанно поприветствовал его психиатр, сделав шаг в сторону федерального агента, — так мне дадут пообщаться с мистером Лесли? — почему-то, именно сейчас, когда к нему пришел Уилл, у Лектера появилось подозрение в том, что Джек решил изменить свое изначальное решение.       — Да, конечно, — сообщил профайлер, — Джек считает, что у тебя есть шансы разговорить Лесли, — пояснил Грэм, указав на диваны, так как считал, что им стоит кое-что обсудить перед тем, как Ганнибал пойдет в комнату для допросов. Ганнибал сел напротив Уилла и пристально посмотрел на своего собеседника.       Ганнибал не знал насколько содержательным может быть его разговор с эти человеком, которого даже он считал монстром. Лишивший жизни многих людей, Ганнибал все же старался придерживаться ряда прописанных им самим правил и одни из них было — не трогать детей. Во многом на это повлияла смерть его сестры, но и несмотря на это, Лектер всегда относился к беззащитным малюткам с особой симпатией, которая ни в коем случае не переступала рамок дозволенного: кем-кем, а педофилом Лектер себя точно не считал.       — Возможно, — ответил Ганнибал, — но Джек сказал, что он не стал говорить ни с кем, даже с Аланой, — он признавал то, что его ученица в самом деле могла выстроить диалог с совершенно любым человеком, даже если он был поехавшим на всю голову психопатом.       — Да, он не очень общительный, — Уилл был с ним грубым, возможно, слишком, чем было дозволено федералу, но его переполнял гнев из-за осознания того, что этот человек сделал с детьми, — давление на него особо не действует, как и угрозы.       — Посмотрим, — чем больше Уилл говорил о том, насколько Скотт тяжелый случай, тем сильнее Ганнибалу хотелось поскорее посмотреть на этого человека и изучить его. Он видел много психопатов, самых разных — природа безумия тоже и у всех была разная.       Их разговор был прерван появлением в зале блондина с карими глазами. Одетый в форменную куртку ФБР, он лишь коротко сообщил о том, что Скотта Лесли привели для допроса и Ганнибал может приступить к работе. По дороге Уилл вручает ему картонную папку с бланками для допроса и карандаш, хотя не уверен в том, что тот ими воспользуется. Грэм провожает Лектера до двери, а сам направляется в комнату, для наблюдений, так как не собирался оставлять их одним совсем, да и об этом не было договоренности. Так что Грэма ждали несколько часов наблюдений и анализа.       Скотт Лесли — худой, даже астентичный молодой человек, с копной темных волос, которые обрамляли худое, вытянутое лицо с впалыми серыми глазами. Он был очень бледный, анемичный, с длинными тонкими пальцами, которые завершались выпуклыми ногтевыми пластинами. Ганнибал подумал о том, что у парня определенно есть нарушения кровообращения или эндокринных заболеваниях, так как было слишком много внешних признаков, которые говорили доктору об этом. Юноша выглядел очень потерянным и даже подавленным. Когда за Лектером хлопнула дверь, то Скотт вскинул голову, откидывая с лица волосы, после уставился на посетителя ради которого его вытащили из камеры в очередной раз — его много допрашивали и возможности просто полежать и подумать о произошедшем просто не было.       — Здравствуйте, мистер Лесли, — спокойно сказал Лектер, сделав шаг в сторону стола, — меня зовут Ганнибал Лектер. Я психиатр и если вы не против, то я хотел бы задать вам несколько вопросов. Позволите?       Наступила звенящая тишина. Скотт неотрывно смотрел на визитера и постепенно в мутном, как сначала показалось Лектеру, взгляде стали мелькать проблески жизни и некой, едва уловимой, осознанности происходящего. Лесли тянул с ответом и не потому, что не понял поставленного перед ним вопроса. С интеллектом у него определенно не было проблем и из материалов дела, которые ему дал Джек, он знал о том, что парень с отличием окончил специализированную старшую школу, куда принимали только творчески одаренных детей. Он имел все шансы получить диплом с отличием в области искусствоведения университета Сан-Франциско, но его мать тяжело болела и юноша покинул учебное заведение в начале третьего года обучения. Несмотря на болезненный вид Скотт был опрятным настолько, насколько ему позволяла текущая обстановка.       — Вы не расслышали мой вопрос или он стал для вас непонятным, мистер Лесли? — осторожно уточнил Лектер, продолжая смотреть на парня.       — Я просто подумал: с каких пор на ФБР работают люди, которых обвиняли в убийствах и каннибализме? — его пухлые, вытянутые губы, дрогнули образовав неприятную и даже зловещую ухмылку. Лектер ощутил, как внутри него пробудилось отвращение, которое появилось еще до того, как он увидел Скотта лично.       — Я здесь не для того, чтобы обсуждать с вами это, — резко отрезал Лектер, все же заняв приготовленный для него стул. Он расположил папку перед собой, — ваше положение вообще не располагает к тому, чтобы задавать подобные вопросы.       Лесли облизнул высохшие губы кончиком языка, оставляя над верхней губой влажный след, который блестел в свете яркой потолочной лампы. В его взгляде появилось нечто темное и безумное, совершенно хаотичное и яростной, отчего по спине опытного психиатра пробежал холодок. Он не мог сделать со Скоттом то, что сделал бы встреться они не тут, а просто в городе — от этого Ганнибала едва не захлестнул гнев, который он успешно скрыл за так называемой маской сдержанного собеседника.       — Да, ладно, брось, чувак, — усмехается Ласли. Он снова меняется в лице и теперь ухмылка расслабленная, какая-то приторно-дружелюбная. От такого обращения Лектер даже растерялся. Он был значительно старше этого юнца, — ну мне-то ты можешь рассказать, какое оно на вкус… человеческое мясо? — глаза заблестели, ухмылка сменилась полной безумия улыбкой, он задрожал всем телом и сжал руки в кулаки — совсем, как ребенок, который ожидал, когда принесут десерт.       Лектер промолчал, сделав вид, что не слышал вопроса. Обсуждать с этим полоумным свои кулинарные предпочтения, но услышав о мясе человека, Ганнибал ощутил, как к горлу подкатил ком. Он хотел его, думал об этом практически постоянно, с трудом сдерживая себя, чтобы не провернуть очередное жестокое убийство. Вся проблема в том, что он не мог быть незаметным. Он не мог просто убить человека и залить его кислотой или щелочью, ему было нужно шоу. Что-то, что безоговорочно привлечет внимание общественности и заставит газетные заголовки кричать о том, что в Балтиморе произошло очередное жестокое убийство. Лектер понимал, что из-за специфичности его действий полиция и ФБР слишком быстро выйдут на него — сейчас у них было куда больше информации о нем, чем когда-либо. Он может практически сразу оказаться под следствием, а потом и в заключении. На этот раз ему может не повезти и никто не поверит в уловку с психопатией. Тогда его приговорят к смертной казни. Так что приходилось подавлять инстинкты и желания.       — Ну же, доктор Лектер, — продолжал подстрекать его Лесли, но Ганнибал держался стойко, даже слишком. Он вбил себе в голову, что это просто очередной психопат, которого ему требовалось допросить, не более, — как психиатр, вы должны понимать, как сложно отказаться от своей истинной природы.       — Человеческая природа такая же уникальная, как отпечатки пальцев, — философски изрек Ганнибал, закинув нога на ногу, — вопрос в другом, как проявляется ваша природа.       — Хотите узнать, как я смог похитить стольких детей не привлекая внимания? — хмыкнул Лесли. Он раздражал всем своим естеством. Хотелось схватить его за горло и крепко сжать руки, но Лектер сохранял железное спокойствие.       — Если вам угодно рассказать об этом, — пояснил Ганнибал, — я не следователь и не агент, а психиатр, я не могу заставить вас говорить о том, что нужно мне, я могу лишь выслушать то, что вы сами захотите рассказать мне.       Лесли усмехнулся и бросил на собеседника безумный взгляд. Нет, он не испытывал никакого возбуждения от детских обнаженных тел или вступления с несовершеннолетними в интимную связь. Природа его безумия имела иные оттенки — зловещие, мрачные, основанные на древних преданиях и легендах, что шелковыми нитями проникали в каждый этап жизни парня.       — Они все знали меня, — обыденно заявил Скотт, — скажите, доктор, у вас есть дети? — Лектер покачал головой, — что ж, тогда вы наверное не знаете, насколько они доверчивые и наивные, — снова мелькает ухмылка на худом лице, — я просто продавал им мороженное, общался, предложил им покататься на фургоне. И они доверяли мне, — в его голосе не было ни капли раскаянья.       — Предусмотрительно, — ответил Ганнибал, — значит считали, что такой перфоманс поможет вам добиться признания в сфере искусства? — интересуется психиатр.       — Возможно, — неоднозначно отозвался Скульптор, — поверьте, у меня были свои причины.       — Не сомневаюсь, но хотелось бы узнать об этих причинах немного больше.       Он понимал, что ходит по тонкой грани, так как его собеседник не был настроен на то, чтобы говорить о таких вещах. Скотт ухмыляется. Несмотря на свое сложное положение, парень упивается тем, что ему оказывают столько внимания.       — Это же такое блаженство — лишить другого жизни, вы не замечали, доктор Лектер? — голос Лесли окрасился в оттенки чистого безумия. Ганнибал молча смотрел на него ожидая продолжения, — ты чувствуешь себя богом. Ты понимаешь то, насколько хрупким может быть человек и что не нужно многого, чтобы мгновенно лишить его жизни. Смерть — это своего рода искусство.       — Искусство с древних времен имело множество проявлений и оттенков, ваше — довело до истерического припадка многих людей, даже опытные агенты и криминалисты ощутили, как стынет кровь в жилах, лицезрея ваше искусство, вы добились своего? Это был ваш конечный этап? — философские мотивы продолжали наполнять речи психиатра каким-то особым смыслом, который определенно нравился его собеседнику.       — Вы не глупый человек, доктор Лектер, — отметил Скотт, — думаю, что вам не составит труда самому все понять.