слово из шести букв

Гром клюнул на бадлон. Или на сучье поведение. Или на кажущиеся слишком мягкими волосы, которые Хазин постоянно поправлял. Сейчас уже и не вспомнить. Всё, что он помнит — их первый поцелуй. Даже не пьяный, а чтобы заткнуть охуевшего москвича, сыпавшего очередными ругательствами. Бесконечными. Надоело. Невозможный. Благо, что в отделе никого в тот момент не было. Два часа ночи, а они сидят над очередным делом. Ну как они. Игорь сидел, попивая отвратительно чёрный кофе, а Петя объявился ни с того ни с сего, сразу же начиная спорить с догадками майора. Через десять минут бёдра Хазина были прижаты к чьему-то столу сильными руками. Честное слово, Гром всего лишь хотел его заткнуть. Петя лишь в шоке хлопал глазами, когда Игорь перестал его исступленно целовать, опомнившись, но не убрав рук. Не отодвинувшись ни на дюйм. В ожидании удара Гром зажмурился, принимая своё поражение, но ощутил лишь несмелое прикосновение ладоней к щекам, а потом и касания чужих губ на своих. Сперва робкие, после — настойчивые. Язык Хазина требовал приоткрыть рот. Зубы иногда прикусывали то верхнюю, то нижнюю губу. Словно дорвался. Как Петя ему потом признался — и правда тогда дорвался. Задевал, язвил, доёбывался — только ради внимания Грома, его реакции, слов и действий в сторону Хазина. Любых. Он помнит их первый секс. Смущающий, неловкий, но оттого не менее врезавшийся в память. Игорь будет каждый раз поражаться тому, как Петя реагирует на его прикосновения. На его поцелуи. На него. Ужасно отзывчивый. Потрясающий в своих звуках. Невозможный. Помнит Петино «я так сильно влюблён в тебя» тихим шёпотом, еле слышное, но отзывающееся в груди клокочущими стуками сердца. Они сидели у Грома на кухне, Игорь готовил ужин с сигаретой между зубов, напевая мелодию. Это потом Хазин скажет, что он поднял глаза от телефона, а закат так красиво подчеркнул влажные после душа волосы Игоря, мышцы рук и пресс, что эти шесть слов строчкой пронеслись у него в голове, и остановить их уже не представлялось возможным. У Хазина есть фотка этого момента, распечатанная и носимая в паспорте. «Я тоже». Игорь помнит и их первую ссору, впервые под эгидой «мы», хоть они никогда и не договаривались о статусе их отношений. Он тогда очень испугался, потому что Хазин ушёл, хлопнув дверью и разбив тарелку. Думал, что тот не вернётся больше. Однако пришёл спустя несколько часов, забираясь в кровать рядом, обнимая и целуя в родинку на спине. Гром не особо помнит причину их разногласия, но вроде что-то о Петиной безопасности во время рейдов. «А если с тобой что-нибудь случится, я что буду делать?». Ещё он помнит их первую встречу. Каштановое пальто, рука с ксивой, тычущая в лицо, солнцезащитные очки в десять вечера и самодовольная ухмылка. Он тогда с Москвы приехал по особому указу начальства. Сидел на наркоте, но после того, как чуть не умер, сажать невинных людей за деньги перестал. Тогда Хазин его бесил так, как никто до этого. Выводил из себя до трясущихся рук и сжатых кулаков. Так сильно хотелось ударить в красивую морду или залепить пощечину. Рано или поздно это должно было закончиться серьёзной дракой. И закончилось. Но не дракой.

***

Пете не нравится Питер. За два года, что он живёт с Громом, любви так и не случилось. Зато он любит квартиру Игоря и большую кровать у панорамного окна. И самого Игоря, только он об этом ему не скажет. Пока. Хазин резко просыпается, сам не понимая от чего. Шарит рукой по простыням в поисках Грома, но того рядом нет. Приподнявшись на кровати, Петя видит вихрастую макушку и сгорбленные плечи. Он моргает и пытается понять, что происходит. Игорь шмыгает носом. Петя подрывается с места, осторожно подходя к сидящему на полу в одних трусах Грому. Около него лежит открытый альбом с детскими рисунками и фотографиями, а в руке Игорь держит карточку с полароида, которую маленький Гром сделал своему отцу, запечатлев его тем злополучным утром, полностью изменившим жизнь Игоря. По лицу Грома текут слёзы, и у Хазина сердце опускается куда-то на уровень живота. Всеми фибрами души желая хоть немного облегчить боль Игоря, Петя осторожно забирается к нему на коленки, со спины обвивает руками и тычется носом в шею. Не отпуская фото из рук, Игорь обнимает в ответ и кладёт голову Пете на плечо. Футболка постепенно становится мокрой, а Хазин лишь сильнее сжимает Грома в своих объятиях, почти до хруста костей, давая немного пространства, чтобы дышать. Он сам чуть не плачет, потому что чувствовать вздрагивающего Игоря, который обычно не показывает эмоций, невыносимо. — Поехали в Диснейлэнд, — Игорь надрывно шепчет, тихо-тихо, поднимая голову, смотря в глаза и еле выговаривая три слова. Хазин глубоко вздыхает, всё ещё борясь с желанием расплакаться самому, берёт лицо Грома в свои ладони, водит большими пальцами по щекам, убирая мокрые дорожки. Наклоняется и поцелуями убирает оставшиеся влажные участки кожи. — Конечно, поехали, — на грани слышимости говорит Петя, завороженно смотря на красивые вздрагивающие ресницы Игоря. Уголки губ Грома растягиваются в подобие улыбки.

***

Петя везёт. Весной, когда тепло, а в Париже расцветает сакура. Он дарит Игорю билеты в день Святого Валентина. Гром смотрит так, что в любом бульварном романе написали бы, что в животе взрываются вселенные. Смотрит, а потом целует так, что Хазин забывает обо всём на свете, кроме горячих губ на своих и юркого языка, сплетающегося с его. Игорь держит Петю за руку в самолёте, потому что он ни разу не летал, и момент взлёта немного страшный. Гром в неверии выдыхает «охуеть», когда наблюдает за видом из окна их отеля, сверкающую огнями Эйфелеву и снующих туда-сюда парижан. Игорь крепко обнимает Хазина, когда они входят в один из парков Диснейлэнда. Он не верит ни в то, что наконец находится здесь, ни в то, что с ним рядом Петя, и что тут столько аттракционов, и им за день нужно покататься на всех. Он говорит ему спасибо, а Хазин извиняется за то, что Диснейлэйнд не американский, и оправдывается тем, что ему тут очень понравилось, он соскучился по Парижу и подумал, что раз Игорь ни разу не был во Франции… Гром затыкает его, прося не нести хуйню, уверяет в том, что он бесконечно ему благодарен, и никто ещё не делал такого для Игоря. После горок «Звёздные войны» Игорю становится плохо. На выходе с аттракциона на экране есть фотографии всех участников поездки, и у Грома такое охуевшее лицо, что Хазин покупает фотку за баснословные деньги и ржёт над ней весь день. Около часа они нигде не катаются, бродя по огромной территории и перекусывая вкусными бургерами и картошкой в одной из многочисленных кафешек. Весь парад здоровенных игрушек, плывущих по главной аллее на замысловатых приспособлениях, Гром смотрит молча, раскрыв рот, а Петя смеётся, фоткает и снимает видео, запечатлевая эмоции Игоря, а не самих персонажей мультиков. Позже Гром говорит, что ему больше всего понравились фигуры из «Подводной братвы» и «Лесной братвы», ведь это его любимые мультфильмы, и Хазин обещает, что они обязательно посмотрят их дома. Вечернее представление у главного замка парка с салютами и светомузыкой оставляет их обоих под таким впечатлением, что на электричке они едут молча, лишь соприкасаясь бёдрами и плечами.

***

В свой номер они заходят, вцепившись друг в друга. Игорь аккуратно кладёт Петю на кровать, постепенно снимая одежду и медленно целуя оголившиеся участки кожи. Он любит то, каким плавным и послушным становится Петя во время секса. Почти не выёбывающимся. Отвечающим на малейшие прикосновения. Жмущимся к Грому. — Сдвинь ноги, кис, — шепчет Игорь, когда не может нормально снять брюки Пети. Хазин в ответ лишь тихо стонет. Если бы Гром только знал, что делает с ним, называя этим прозвищем. Как Игорь вообще додумался до такого? — А теперь «раздвинь, кис», да, Игорёк? — почти мурлычет Петя, когда предмет одежды вместе с трусами валяется где-то на полу. Поэтому и «почти не выёбывающимся», да. — Так точно. — Фу, ты мне ещё честь отдай, мы не на работе, — но он захлёбывается на последнем слове, потому что глаза у Грома чернющие-чернющие. — Вот ты мне её сейчас и отдашь, — спокойно комментирует Игорь, подкладывая подушку под поясницу Хазина и открывая смазку. — Как пошло, — Хазин закатывает глаза сначала от реплики, а потом уже от пальца внутри. — Сам напросился, — и двигает-двигает пальцами, раскрывая и растягивая. Смотря на сжимающийся вход, принимающий уже третий, и на Петю, выгибающегося на простынях. Гром входит головкой, и Хазин стонет надрывно, и трясётся, а когда Игорь погружается полностью, тянет Петю на себя, пластилинового почти, начинает двигаться, и Петя уже взвывает с каждым толчком, кусает за шею и открывает помутневшие глаза. — Я люблю тебя, — в бреду, наверное, говорит Игорь, потому что ждать больше невыносимо, и это правда, правдой стало давно, просто Гром только сейчас отчего-то решился это сказать, находясь глубоко в Пете. Хазин целует его, сразу же забираясь языком в рот, и подмахивает бёдрами, насаживаясь. Игорь не знает, услышал ли тот вообще его слова, но так похуй, он не ждал от него взаимности, Петя сам скажет, когда захочет. Они лежат на постели мокрые и грязные, но вставать так лень, ноги ноют от долгой ходьбы за целый день, у Пети так вообще трясутся после секса, и Гром вытирает их бог знает откуда взявшимися влажными салфетками с прикроватной тумбочки, взяв из пачки как минимум половину. Свет из окна подчёркивает почти фарфоровую кожу Пети, и Гром бездумно водит круги по его телу. Хазин думает о том, что он, тридцатилетний мужик, лежит с другим мужиком, майором полиции, вместе в кровати в столице Франции. И он этого мужика очень сильно любит. Петя не жалеет ни о чём. — Я тоже. Сильно, — говорит Петя вслух, и тянется поцеловать Игоря в нос.