Кто вообще боится испытывать чувства?
Если в ответ вы создаете искусство.
За окном гремела гроза, предвещая затяжной ливень. Ветки деревьев царапали окна, словно призраки, что извещают о скором прибытии господина Хаоса. Однако внутри поместья всё было спокойно, точно в детской колыбели. Гости танцевали, распивали дорогие напитки. Словом, наслаждались вечером без намёка на понимание действительности, что так стала противна Есении. Девушка нарочито важно прошла мимо всех залов, заполненных высоко почтенными персонами, а после, свернув к запасному выходу, пустилась в бегство. Ветер раздувал легкое пальто, которое она успела прихватить из кладовой. Вещица была не её. Растрёпанная жизнью ткань, торчащие серые нитки и порванный воротник говорили о низком статусе владельца. Что было очень кстати. Есения желала скрыться в ночной пучине, разорвав нежную связь с местом, что она так наивно называла домом. Уличные огни завораживали мыслящих людей, даруя им сладостную дозу вдохновения. Они рассуждают о смыслах, скрытых в глубине света, намёков, что дано не каждому понять. Изображают на своих холстах фонарные столбы, призывая нас к незыблемости веры в искусство. Для простого люда эта была работа. Девушка слышала, что многие лишились своих мест с приходом электрического света. Однако не всё так прозаично, как может показаться. Люди не просто лишаются работы, они лишаются жизни. Многие кормили семьи, оплачивали больничные счета. Теперь прогресс, что был создан на благо общество, губил его же. Встряхнув головой, Есения села на скамейку. Она нервно куталась в пальто, шмыгая носом от холода. Но отнюдь не от уличного. Холод овладел её сердцем, разбивая с треском хрустальный шар воспоминаний. Её не волновало жестокое поведение князя, не волновали те упыри, что так безбожно издевались над ней в тот вечер. Нет. Есения задавалась лишь одним вопросом. Зачем? Зачем такому существу, как Феликс, жить под одной крышей со слабым человеком? Сломай ты ей руки, ноги, шею! Размельчи её. Сотри с лица земли. Но точно не живи с ней. Есения схватилась за голову и прикрыла глаза. Сейчас мысли были её страшнейшим врагом, что пожирали остатки здравого ума. Ветер внезапно стих. Ночное небо покрылось звездным сказочным ковром, словно встречала главного гостя сие торжества. Есения вдохнула цитрусовый запах и горько закусила губу. Судьба была решена и точно не ею. На другом краю скамейки сидел парень, томно куря сигару, привезенную его давним другом. Кудрявые волосы придавали необъяснимый шарм, невольно вызывая желание дотронуться до них даже у прохожих. Непривычно тривиальный сюртук подавлял свободолюбивую натуру, не позволяя освободиться от общественных оков, отчего вампир недовольно хмыкнул. — Никак на охоту вышли? — Только если на тебя, — с таинственной улыбкой произнес Феликс, смотря куда то вдаль. В этот момент они были одновременно незнакомцами, наслаждающимися истинно безмятежным Петербургом. И одновременно самими близкими душами, бьющимися за свой маленький мир. Есения тут же вспыхнула. Щеки покрылись алыми пятнами, а пальцы сжали край рукава. — И ты смеешь надсмехаться надо мной в такой то час? — Сейчас полночь, могу прийти в два. Будет удобнее? — Тогда убейте меня сейчас. Тем скорее избавите от вашего общества. — Извольте! Тебе ли не знать мою природу?! Всё закончится тогда, когда этого пожелаю я, — продолжал гнуть свою фамильярную линию Юсупов, впервые отрицая реальность. — Нет, — покачивая головой, горько отозвалась Есения. По разгоряченной щеке потекла одинокая слеза, которую девушка тут же смахнула. В голове промелькнули тысячи странных привычек, вызывающих жестов и улыбок князя. Сердце невольно сжалось с пламенной болью, отчего та опустошенно хмыкнула. — Я не знаю, что в вашей природе. Вернее…не знала до этих пор. — Неужели это настолько меняет дело? Хрупкие цепи пали, освобождая зловещую госпожу Правду. Есения тотчас встала со скамьи и строго наклонилась над парнем. Её вопрошающие глаза были наполнены морем утраты, что никогда уже не исчезнет. — Меняет дело? Князь! Слышите ли вы себя? Проснитесь, прошу вас. Я не виню вас за сокрытие столь деликатного факта. Могла бы сама догадаться, — развела руками та, криво улыбаясь. — Ваш господин был прав. Вы ни капли не изменились. Всё тот же весельчак, та же маска, те же краски. Только вот музыку вам испортили, не так ли? Сколько же вы прожили, князь? Он молча слушал Есению, подмечая лишь то, как её сердце меняло ритм. Быстро. Медленно. И всё по новой. Ему не хотелось говорить ни слова, что было несказанной редкостью. Феликс просто слушал, словно бездушная восковая кукла. — Впрочем, сейчас это неважно, — с нервным наваждением продолжила она. — Я не хочу знать, что в вашей природе, князь. Больше не хочу. Вы… — Девушка внезапно запнулась и опустила голову, собираясь с мыслями. Её лицо искрилось, точно в судороге, руки неистово задрожали. — Ты хоть секунду был со мной честен? Секунду. Была ли хоть одна встреча. Одна беседа без вранья! И сколько ты собирался так прожить? Пока мне не исполнилось пятьдесят, а тебе всё двадцать? Бог со мной. Одной наивной дурой меньше, одной больше. Что с теми несчастными, а? Сколько невинных людей пали, лишь бы угомонить ваш княжеский аппетит? Ты… — Чудовище? — Резко ожил Юсупов. Бегающие змеиные глаза прожигали в ней дыру. Парень точно не знал, сыграли ли в нём огонь злости, обиды или глубиной ненависти. Однако известно было одно: Феликс не меньше её жаждал оглашение измученной правды. Есения долго молчала. Слёзы вновь хлынули с новой силой, но та уже не старалась сдерживать себя. Хриплым, безнадежным голосом она прошептала: — Боюсь, что это слишком милостивое слово для вас, князь. Услышав эту фразу от любого другого человека или вампира, Феликс бы, с присущей ему легкостью, улыбнулся и гордо носил столь величественный статус. Но только не от неё. Не от неё, ради, которой Юсупов не носил красный, пренебрегая вниманием свой лучший цвет. Не от неё, ради которой забыл о праздной, бездумной жизни в пользу скучной сдержанности. Через года невольно вспоминая то роковое мгновение, вампир ярко чувствовал горький привкус тяжести и беспомощности. В точности, как и сейчас. — Феликс, — прохрипела Есения, обессилено падая на колени, — где мои родители? — Встань. — Ответь, — требовательно отозвалась девушка. Ветер уже растрепал её волосы, поцарапал своим холодом щеки, но та будто и не замечала этого. — Я не знаю. — Не лги! — Это правда, — устало ответил парень. — Я не верю. Ты же дьявол воплоти. Не мог такой, как ты, не разузнать обо мне. — Веришь в дьявола, но не в бога, — вяло улыбнулся князь и с тревожным нетерпением взглянул на Есению. — Я должен многое пояснить. Я понимаю. Ты не должна меня понимать, но выслушать! Обязана. Потому встань с колен. Мы уходим.