Процедуры.

Тёмное подвальное помещение, огромное и сейчас наполненное не только механизмами с витающей в воздухе электро энергией, но и болью. Мальчик сидит на ледяном металлическом столе, белое кимоно опущено с плеч, оголяя почти женскую по чертам спину, к которой у трапецевидной мышцы прикреплена широкая трубка, шесть электродов присосками на груди, для отслеживания ритмов сердца по электрокардиографии, на запястьях также прищепки для той же цели. Скарамучча дышит тяжело, немного захлебываясь кислородом, что подаётся в маску, в глазах рябит и плывёт. У приборного стола находится Доктор, постоянно следящий за состоянием подопытного, который принимает в тело концентрированую энергию элемента электро. Горячее чувство, покалывающее, разливается сначала по спине, окутывает грудную клетку, отдаётся в каждый палец иглами нервного спазма, а всё из-за желания силы, невероятно тяжёлого чувства жажды мести и собственного эгоизма, попытки превзойти своего создателя, стать сильнее своего Архонта, всевластного правителя, матери. Шестой предвестник готов перетерпеть муки ради силы. Силы, что уничтожит Райден Эи. Иль Дотторе вытягивает в руках бумагу, рассматривает, душно выслеживает на каждом из экранов показатели. Мальчишка хрипит, поджимает ноги под стол, пальцами до побеления и ноющей боли сжимает край поверхности, он вытерпит, несомненно. Переживёт каждое мучение и выполнит свою миссию безупречно. У Второго предвестника свои планы и мотивы на счёт мальца — кукла, всего лишь сосуд, в который он вольет такую огромную мощь, что тот ещё долго будет должен, пользуясь ей. Сделает ещё один широкий шаг в сторону своей главной цели — создаст идеальное в своем могуществе существо, нечто подобное Архонту, великое творение. Из хрупкой оболочки возведёт монстра похуже, чем он сам. Поотдаль от живых стоит громоздкая разработка Сандроне, роботическая конструкция, благодаря которой Скара сможет воспользоваться силой чётче, в больших масштабах — даже забавно, буквально кукла в кукле, которые будут питать одна другую. Гнозис отдаёт импульсы, вырабатывает бесконечно много энергии, которой наполняется небольшое и аккуратное тело, как же красиво в глазах учёного выглядит процесс: парня трясёт, по молочной коже расходятся яркие, фиолетовые будто бы трещины, подобные молнии. Высекают в сосудах рисунки, проникая в организм благодаря креплению, в которое вкручена трубка, подающая вещество. Одно неверное движение или действие и всё к чертям взлетит на воздух. Наблюдателю плевать на самочувствие испытуемого, он использует шоковую терапию, сразу нагружая всю суть Шестого для принятия элемента, ему важно чтобы тот не умер, этого хватит. А последствия в виде лихорадки, бреда, крепатуры во всем теле, слез и истерических состояний — мелочи, по сравнению с щемящей своим существованием цели. Одержимость Доктора началась после понимания сути мальчика. Он лишь объект, который приведёт его к огромному в своём масштабе выводу. Ведь важны не средства достижения, а результат. Повлиять на Кабукимоно Куникудзуси было легко, хорошо зная происхождение и детали судьбы. Заманить его в свои лапы — ещё проще, ведь создателем порчи является именно Иль Дотторе, он может соврать, оговориться, поведать секреты становления божеством и помочь в этом, чего же отказываться? И Скарамучча сделал всё правильно, принял помощь. Как жаль, что не так хорошо знал Второго предвестника, чтобы осознать, во что вписался. Он безумен. Существо, прожившее примерно столько же, сколько и сам Странник, было в разы страшнее полубожественного рождения. Без укора совести отбросивший мораль, ценности и всё возвышенное в веру — мужчина погряз во мраке. Именно в той темноте, которую боятся детишки — густую мглу, где скрываются монстры, страшные чудовища, не дающие заснуть. Он и был этим выродком. Эксперименты наполненные чужой болью, страданием, чувствами страха и постоянной муки возбуждают нервную систему, рождают новое чувство — вожделение, желание постоянно видеть перед собой чужие эмоции, пугающе настоящие и такие живые. Живые… Маска, похожая на птичий клюв принимает направление к подопытному. Быстрый взгляд — томный ком эротического возбуждения скапливается внизу живота. Мальчик дрожит как осиновый лист, терпеливо принимает энергию, а ведь эта черта характера не свойственна ему. Хочется подойти, — зачем отказывать себе? — прикоснуться, нашептать чего нибудь ужасного в ухо, льстиво успокоить, чтобы ещё больше привязать к себе морально. Просмотр панелей — все в рамках допустимого, несколько секунд настройки — теперь звуковой сигнал даст знать об изменениях. Медленные шаги к Шестому, каблук отстукивает каждый из них по кафелю, отдаёт эхом, что быстро глушится о предметы в помещении. Фиолетовый свет исходит отовсюду, перемешиваясь с блеклыми белыми лампами на потолке. Предвестники теперь совсем рядом, Второй обходит стол, чтобы не задевать провода и со спины приближается к мученику, кладёт ладони на его бёдра, видит, как из-под крепления у седьмого позвонка стекает кровь, исполненная пурпурным отблеском. — Как ты? — будничный вопрос, слишком обычный, но нужный в ситуации. — Отвратительно, — с рваным вздохом, хриплый ответ. Взгляд Скарамуччи бегло проходится по чужим рукам, не заостряя на этом внимания. — Прекрасно, — без тени иронии и сарказма, ответ удовлетворяет желаниям. — Процедура требует ещё двенадцать минут, — объяснение только для установки рамок, врачебная привычка — пояснять происходящее и свои действия. — Плевать, — коротко, Странник не хочет говорить и тратить силы на что либо, кроме терпения в своей агонии. Дотторе хмыкает, перемещает руки на талию младшего коллеги, такую хрупкую, холодную и оголенную кожу. Реакции действия не вызывают, перед глазами Куникудзуси сильно плывёт, он считай не чувствует, что с ним делают из-за превалирующей над любыми другими ощущениями болью под затылком. Второй Предвестник немного приседает, языком проводит линию, которой захватывает на слизистую кровь с душком электро. Тёмная макушка чуть опускается, он то ли подставляется, то ли пробует следить за происходящим. Доктор с наслаждением сглатывает телесную жидкость, встаёт ровно, прикладывает открытую ладонь к низу живота куклы, греет. — В тебе сейчас так много электро стихии, — тихий бас над ухом. — Каково это, быть наполненным до краёв? — то, как Док интонацией выделяет некоторые слова, даёт подтекст словам. — Заткнись, — грубость не заставила себя ждать. — Больное животное, руки убери, — на запястья этого самого животного кладутся тонкие кисти Шестого, сжимают крепко, чтобы убрать от себя, не для вида сопростивляясь. И его отпускают. Но только чтобы отойти на несколько секунд, вернувшись к объекту обожания уже спереди. Ладони на ляжках, тонких и изящных. Лицо близко-близко, клюв маски соприкасается с кислородной в некотором интиме. — Побудь хорошим мальчиком, — мягкие слова сочатся издевкой. — Ты ведь потерпишь для меня ещё немного? — пальцы теперь поддевают край маски, оголяя алые, блестящие похотью и гением глаза. Улыбка показывает оскал, опасно острые зубы. — Нет, — выстраданный ответ, мальчишичьи руки упираются в плечи Иль Дотторе, чтобы убрать его от себя. — Только тронь меня, — дышать тяжело и головокружительно, голос совсем придаёт, показывает скрежет боли. Пальцы смыкаются на жилистой шее с силой, равной напряжению в теле. — И я убью тебя, уебок. — Но я ведь люблю тебя, куколка, — не особо обращает своё внимание на попытки язвить, навредить, угрожать со стороны партнёра, только стягивает с него кислородную маску на шею, заставляет захлебнуться в более тяжелом воздухе. — Твои понятия… — кашель, нахмуреные брови, рассеянный взгляд в рубиновые глаза. — «Любви» извращённые. — Ты так считаешь? — приближение и касание губами к губам, навязчивый поцелуй. Тело под руками дрожит, приятно для сознания даёт понять, что сейчас происходит почти насилие. Кисть на шее расслабляется, переходит снова на плечо, толкает в него. Забавно, какой же он слабый сейчас, под натиском постоянной боли. Это и чарует — внятного сопротивления не будет. Губы Второго кусают, пытаясь отогнать, разозлить и вывести из неадекватно возникшего возбуждения, но не это ли только сильнее заводит? Бедра Странника пододвигают ближе к краю стола, прижимаются горячей плотью к паху, позволяя ощутить степень помешанности. Дышать почти больно, лёгкие будто пронизывают микроскопические разряды молний, неосознанно приходится цепляться за халат и воротник Доктора. Короткие темно-фиолетовые волосы сжимают на затылке, ученый нависает как хищник над добычей, которую вот-вот достигнет и растерзает. Скарамучча кашляет прямо в лицо Дотторе между поцелуем, приходится прекратить часть прелюдии и вернуть бедняге подачу кислорода. Пальцы предвестника, обтянутые черно-синей перчаткой, скользят по ноге мальчика от колена к бедру. Под кимоно только шорты-леггинсы, еле доходящие до колена. За пояс одежда подвергается попытке сойти с таза, оголить красивое и измученное тело, что отчаянно сопротивляется, хотя скрывать возбуждение невозможно. Крайне чувствительная и уязвимая сейчас кожа цвета фарфора реагирует нещадно и омерзительно на попытку изнасилования. Сознание в жестоком помутнении пытается переключиться с боли на чужую нежность, такая уж психика — пытается дать своему носителю только пользу, заглушить и забыть то, что травмирует. Сказителю даже на миг кажется, что его так успокаивают, но это всего лишь дурной отголосок созависимых отношений. Ведь раньше к нему никто не относился так трепетно, так болезненно обожающе, с настолько широкими жестами души и помощью, с заботой, которой мальчик не знал, от того и не понимает, насколько она ложная и гнилая в его отношении, ведь пользуются им почти открыто. Доктор несдержанно развязывает пояс нагадзюбана, все-таки добираясь хоть до крупицы тела. Ведёт рукой вверх, обводит грудь Шестого, случайно сбивает с рёбер присоску электрода, но внимания не обращает. Еле касаясь кончиками пальцев опускает конечность, мягко трогает окрепший юношеский член сквозь шорты. Всё ещё находясь близко слышит его вздох, отличающийся по посылу от прошлых. Плечи мужчины саднит от цепких пальчиков, всё ещё сжимающих плоть в попытке выместить энергию и удержать равновесие одновременно. Нижняя одежда всё-таки опускается к коленям, Скарамучча даже вскидывает бёдрами для помощи, опьяненный смешанием боли и возбуждения от поцелуев на шее, ключицах, нескольких касаний на груди. Дотторе страшно доволен, мигает взглядом в глаза партнёру с похотью, с желанием и намерением, улыбается, хищно и опасно. Вплотную приближается к Страннику, добирается руками за его спину, жмёт на механизм на ощупь, подача энергии из гнозиса прекращается, что отдаётся не только щелчком, но и судорожным вздохом партнёра. Трубка прокручена одной рукой, выходит из пазов, установленных в спину подопытного, что сейчас жмётся к ученому и от боли, мерзкого ощущения движения в собственном мясе, ведь дыра в его теле почти резко закрылась из-за предусмотренного механизма — крутится трубка, крутятся и пластины, раскрывают или закрывают хирургически выполненное отверстие с установленным в него титаном. Немного крови сочится вниз по спине, всё это место жжёт. Док целует за ухом, ближе к раковине, лижет бледно-розовый орган чувств. Ему нужно возбудить Скарамуччу, отвлечь от боли и наконец подмять под себя, член уже болит от напряжения и давления брюк, в то время как чужой торчит маняще на свободе. Воспользоваться дрожашим тельцем легко, но отпугивать его совсем не выгодно. Вот, наконец-то можно продолжить и не думать о том, что кому-то адски больно. На плечи Куникудзуси натягивается кимоно, чтобы холод не мучил, тот ложится на спину под давлением ладони учёного. Он видит всю красоту голого, молодого внешне, возбужденного тела. Пульс всё ещё отслеживается приборами, об этом пара вспоминает, когда он пищит. — Кое кто волнуется? — Иль Дотторе наклоняется к испытуемому, снимает перчатки, смотрит ему прямо в глаза с игривой улыбкой. — Завались, — почти повторяет уже сказанные ранее слова, прислоняет маску с пьянящим, чистым кислородом плотно к лицу, чтобы надышаться. — А кое кому лишь бы хуй в кого-то сунуть, псина больная, — он всегда был груб, сейчас на это ещё больше располагает нервное возбуждение, вызывающее повышенную раздражительность. — Я делаю это только из тёплых чувств, — сдвигает брови домиком в лживом расстройстве, приклонившись к лицу парня чмокает его в пластик маски, примерно туда, где находятся губы, спешно отходит. — Тебе же нужна награда за стойкость, — хихиканье слышно у стола, в ящик которого заглядывает предвестник. Оттуда вынимается тюбик геля для ультразвуковых исследований, он чудесно сработает как смазка, Второй разворачивается и держит путь обратно к столу с мальчишкой на нём, параллельно натягивая на пальцы уже латексные перчатки, как замену ткани. — Ты думаешь, что секс с тобой сойдёт за награду? — злобная ухмылка и сведённые в смущении ноги, появившись перед страдальцем Доктор снова разводит их, отщёлкивает крышку, видит как хмурится партнёр от остатков жгучей боли в спине. — Почему нет? — обильно вылитая, густая жидкость оказывается на пальцах, они уже подставляются к анальному отверстию, размазывают гель. — Потому что ты мерзкий, — Шестой опускает взгляд, с чуть дрожащим выдохом отрывает от кожи датчики на ребрах, остаются пять ярких, круглых и красных следов. Ладонь Дотторе на пенисе заставляет ещё более сорванно вздохнуть, ведь параллельно два пальца проникли в тугой зад. — Я? Правда? — наиграно удивлённо, с всё той же противной улыбочкой, из-за возбуждения кривой. — Ты первый, кто жалуется, — ложь. — Серьёзно? — знает, что с ним шутят, привстает на локтях. Более расслабено чем прежде наблюдает за манипуляциями над своим телом, пока ещё нежными. — Ох, прости, куколка, — более глубокое чем прежде движение. — Скорее первый, кто смог это сказать. — В смысле… — приятная стимуляция бьёт под дых бабочками в животе. — Ну-у, знаешь, — с члена парня рука переходит на металл стола, чтобы опереться и оказаться над ним. — Трупы обычно не говорят. Несколько секунд ступора, которого и добивался Дотторе, начавший в припадке смеяться с реакции. Скарамучча не имеет при себе настолько хорошего настроения, он как минимум ужасно устал, поэтому закатывает глаза и снимает с лица подачу кислорода, захлебнувшись на секунду нормальным воздухом. Берет мужчину за челюсть, грозно смотрит. — Конченый, — вглядывается в алые глаза, пытаясь найти там хоть крупицу адекватности. Не выходит, как жаль. Болтовня прерывается поцелуем, требовательным с обоих сторон. Старший в иерархии предвестник двигает пальцами только интенсивнее, выполняя массаж простаты, чем вызывает тихие и явно сдержанные стоны в собственные губы. Чувствовать чужое дыхание, трепет мышц под руками, изгибы элегантного тела будоражат. Больное желание укусить до крови гложит, но ещё рано. Тонкие руки парнишки тянутся к брюкам Дотторе, чтобы огладить плотную эрекцию и высвободить её из ткани. Хочется большего, во всех смыслах. Страннику позволено самостоятельно сделать то, чего желает, ремень расстегнут, как и пуговица с ширинкой, рубашка вздернута вверх. Бельё спускается с прижатого к лобку члена, уже влажное. Поцелуй становится грубее, теперь ученый дышит неровно, нарочно не обговорив погружает в поддатливое тело третий палец, скользит, как будто так и должно быть. Из-за не слишком удобного положения нижнему приходится изогнуть кисть руки, чтобы благодарно потрогать и ведущего их игры, что как-то слишком агрессивно кусает его губы, приходится пылко отвечать. Не слишком много времени прошло, как пальцы покинули плоть, огладили член для покрытия его смазкой. Орган подступает к кольцу ослабевших от растяжения мышц, поцелуи влажно следуют по плечам партнёра, что вскоре примет в себя «награду». Тот тяжело дышит, извивается под более тяжелым, крепким телом, держится за него, неприятно растягивая потрепавшуюся от процедур кожу на спине. Пенетрация проходит немного рвано, анальное отверстие не планирует легко принять член, нервозно трепещет и стопорит головку, что резковато и оттого неприятно всё же проникает в жаркий таз. Первый чёткий стон сходит с уст Скарамуччи когда эта самая головка задевает предстательную железу. Ощущение наполненности, совсем небольшой колющей боли, яркое разливистое чувство, что идёт от бедра до рёбер заставляет сжать пальцами светлые волосы на загривке, обхватить ногами чужие бёдра, скрестив на пояснице лодыжки. Медленные движения в минуту становятся быстрее, свободнее, шире, вынуждают всхлипывать от чувств. Плечи покусаны в кровь, больно, тяжело тянут неприятностью. — Док! — за волосы в стоне тянет Второго от себя, чтобы снова не прокусил истекающую бордовой жидкостью кожу. — Больно? — плотно лижет ранения, каждую капельку забирая себе в собственническом порыве, хлопает тазом по ягодицам мальчика, более грубо, чем прежде. — Умри, — откинув голову и стукнувшись затылком о металл сводит брови к переносице, бегло ведёт ладонями к воротнику предвестника, забывшись за одежду тянет его ближе к себе. Давит на поясницу Доктора, требует этой грубости и толчков, почти вымогает своими смачными и лаконичными полувскриками эти действия. Слов больше не находится у обоих, погрузились в процесс. Всё серьёзнее становится белобрысый, теряя голову от желания своего партнёра, он сам ещё несколько минут назад выключил мозг, знает ведь, никто не посмеет войти в подвал, услышав такие откровенные звуки. И ведь издалека непонятно, трахают Шестого, или режут. Окончание подкрадывается к Куникудзуси, рука тянется вниз, чтобы потрогать себя и получить драгоценную разрядку, но была перехвачена и прижата к столу. — Только когда я позволю, — запыханное пояснение от Второго и влажный поцелуй на губах, после которого слышны лишь сбивчивые ругательства на инадзумском диалекте. В закутке теперь пахнет не только антисептиком и тяжёлой элементальной энергией, но и мужским потом, сексом. Процесс сопровождается скулежом высокого голоса, томными низкими стонами и развратными шлепками проникновения, ничего более здесь и не нужно. Стол немного шатается в своей конструкции, подстраиваясь под такт толчков, частых и чувственно резких. Иль Дотторе все же чувствует подходящий оргазм, мышцы за секунду производят сокращения, направляющие сперму. Он резво кладёт руку на член партнёра, не в такт своим более глубоким и рваным движениям надрачивает половой орган, слышит чужое пищание и почти мгновенную влагу на пальцах, было даже слишком быстро. Сам эякулирует не вынимая, лбом давит на грудь мальчишки, теряясь в удовольствии, длиной всего секунды четыре. Теперь оба шумно дышат, приходят в себя, расслабляются. Доктор на прямых руках поднимается, смотрит с нахальной улыбкой на растрепанное творение Архонтов под собой. — Ну что, сойдёт за награду? — припоминая ранний разговор вскидывает брови, в изумлении наблюдая тупой взгляд ярко синих глаз. — Иди ты, — прочесывает тёмные волосы от лба к мокушке, длинно выдохнув ртом. — Наградой для меня будет добытый гнозис, а не твои похабные нападки.