Жизнь продолжается?

Стройная блондинка шла по песчаному берегу, ее черное легкое платье развевалось на вечернем ветру. Глаза были скрыты под черными солнцезащитными очками, а на голове такая же черная кепка. Казалось, она не хотела быть узнанной. Наушники в ушах и айфон в руке; Марина смотрела себе под ноги и ничего вокруг не видела, да и не слышала по большому счету. В Яндекс музыке она включила автоматическую подборку песен на основе того, что слушала последнее время. Ей в целом было наплевать, лишь бы хоть что-то в ушах играло. Лишь бы хоть что-то нарушало тишину. Заметив пустой шезлонг и отсутствие людей вокруг, Марина приземлилась на него. Её обожаемые Мальдивы сейчас не приносили ей счастья. Она улетела сюда для того, чтоб хоть немного справиться со съедающим её горем, но, кажется, идея проваливалась с треском. Пока, кроме ежедневных слёз и раздирающей душу боли, больше ничего не было. Мать так настаивала на том, чтоб Мелкая улетела сюда, что девушка поддалась. Ради Алёны. Если той так будет спокойнее, пожалуйста. Самой ей всё равно. Вот уже два года как всё равно на то, что с ней происходит. — Ты меня обманула, — тихо заговорила певица, — ты обещала быть всегда рядом, а тебя нет… Тебя, блять, нет, Лиза! Она смотрела на водную гладь стеклянными глазами, в которых плескался свой океан из непрожитого горя. Ногти впились в ладони до боли, которую, впрочем, Марина не чувствовала. Она давно не чувствует физическую боль, а хотела бы. Может, моральная чуть поубавилась. — Два года, Лиз. Два чертовых года я сгораю тут без тебя. Ненавижу, ненавижу, ненавижу, — сжатыми кулачками она ударяла по шезлонгу, смотрела то на песчаный берег, то на океан, тяжело дышала. Кого она ненавидела, не могла даже самой себе объяснить. То ли свою жизнь, то ли ту, из-за смерти которой сейчас здесь кричит от боли. — Нахера ты спасла меня, если сама умерла?! Нахера ты оставила меня здесь совсем одну с чувством вины в придачу?! Руки бессильно разжались, девушка опустила голову на подтянутые к груди колени. Внезапно обратила внимание на песню в наушниках. Ее текст зацепил Жадан. Выше облаков, Мы с тобой начнём сначала И сказать: «Люблю» Жизни всей — нам будет мало Марина обхватила себя руками. Дрожь атаковала ее и отказывалась выпускать. Девушка не слышала раньше этой песни, ловила сейчас каждое слово. Я хочу прошептать, а кто услышит, Я хочу закричать, как можно тише, Моя воля — сильна, да кто поверит, Я знаю слезам — никто не верит… Это так описывает её последние два года. Когда она в беззвучном крике заходится в истерике на руках у матери. Когда поёт на концертах песни, каждая из которых написана про Лизу. Это странно, но почему-то на концертах она плакать не может. Она оставляет эти слёзы себе. Она не хочет, чтоб её боль видели. Этакая игра в сильную и независимую на публике. И лишь самые близкие знают, что Мелкая сломана. Вот уже почти два года как. — Да, Лиз, — кивнула Мари, — выше облаков мы с тобой начнем сначала… И там я никуда тебя не отпущу… Хватит с меня этой пытки на земле… Она откинулась на спинку шезлонга и прикрыла глаза. Мыслями возвратившись на два года назад. Марина направлялась к ближайшей кофейне, чтобы перекусить, потому что потом надо было на репетицию. Она решила прогуляться, благо недалеко. Когда ступала на проезжую часть, там не было ни одной машины. Девушка и не поняла, как это произошло и откуда взялась эта чёрная иномарка. Она услышала лишь крик сзади. До боли родной голос, который кричал. — Мелкая, назад! А в следующую секунду чьи-то руки вытолкнули силой её из-под колёс, она упала на пешеходную часть, раздался визг шин, машина унеслась дальше. Подняв голову, Марина оглянулась. И замерла в неверии. На дороге, не подавая признаков жизни, лежала её Лиза. — Лиза! — девушка подбежала к Ёлке, упала сама на колени, похлопала по щекам. — Лиз, открой глаза! Господи, что же я, — Маринка выхватила из кармана телефон, кое-как вызвала скорую. Пальцы дрожали, голос срывался. — Родная, посмотри на меня! Открой глаза! Пожалуйста! — то, что брюнетка всё ещё жива давала понять слабая нить пульса на шее. — Мелочь, — раздался едва слышный голос, Маринка почувствовала, как с плеч свалилась гора, — с тобой всё хорошо? — Со мной?! — больше было похоже на истерику. — Ты про меня спрашиваешь?! Это не меня только что машина сбила! Откуда она только взялась, сволочь… — Этого я допустить не могла, — говорить Лизе было все труднее, Мари это чувствовала. И молилась, чтоб скорая ехала быстрее. Вокруг собралась толпа зевак, но Мари не было до них никакого дела. Все её мысли были сосредоточены на той, которая спасла ей жизнь, вытолкнув из-под колёс. Лиза лежала на асфальте в странной и, Мелкая подозревала, что неестественной позе, тяжело дышала, морщась от боли. Марина оттащила бы её с дороги, но почему-то именно сейчас вспомнила, как в школе рассказывали, что при риске травм позвоночника нельзя двигать человека. Единственное, что смогла сделать Мари, это салфеткой убрать грязь с лица Лизы. — Ты держись, ладно? Скорая уже едет, Лиз. Ты держись… — она не отпускала руку Ёлки, боясь прикасаться куда-то ещё, боясь сделать любимой больнее, чем ей сейчас. — Концерты не смей отменять… Из-за меня, — прохрипела Ёлка, чуть закашлявшись. — Ты что говоришь?! — Мелкая сильнее сжала её руку. — Ты не бросишь меня здесь совсем одну, ты не сможешь! Я люблю тебя! Но Лиза уже потеряла сознание окончательно. Она не слышала и не чувствовала свою Мелкую. Она увязла в темноте. Мари стиснула зубы в бессилье помочь. — Нет, Лиз… Нет, только не ты… Я не выдержу… Пожалуйста… — невесомые касания ладонью бледного лица, сковавший певицу ледяной ужас от перспективы потерять любимую женщину. Дальше для неё всё было как в тумане, от которого она очнулась только, когда рядом на лавочке в больнице села запыхавшаяся Алёна. — Мари, что произошло?! Как это случилось?! — Не знаю, мам. Я дорогу переходила. Вроде зелёный был. А потом машина откуда-то вылетела и её крик «Мелкая, назад». Она…она меня вытолкнула… А сама… И тут слёзы покатились градом. Истерика накрыла с головой и не было сил её сдерживать. Все то, что Мари не позволила себе, сидя рядом с Лизой и умоляя не покидать её, она позволила сейчас. Девушка рыдала горько, долго и безутешно, уткнувшись в грудь Михайловой. Пока она не знала, что через несколько месяцев на концерте споет их с Лизой песню одна. Она будет петь второй куплет, а перед глазами у неё будет стоять Лиза, которая опутанная паутинкой проводов и трубочек в реанимации выглядела жутковато. В ушах у неё будет стоять бездушный голос в телефоне: «Умерла, не приходя в сознание…» Она не отменит концерт, ни одного концерта не отменит, как и просила Лиза, но боли своей отменить не сможет. С того дня прошло два года. Два года, которые девушка прожила с чувством вины. Каждый день из которых она начинала и заканчивала слезами. Два чертовых года, каждый день из которых — маленькая пытка. Перед глазами постоянно стояла та картина, когда она сжимала слабую руку единственно любимого человека, сидя посреди дороги на коленях, и молилась. Два года жизни и нежизни, которые слились в один бесконечный серый день. В один кошмарный сон. Из которого Маринка уже не верила, что сможет выбраться. Ей не проснуться от этого. Ей всегда будет больно.

***

Чёрный цвет стал основным в ее гардеробе. Большинство концертных костюмов тоже было пошито чёрным. Марина практически убрала яркие цвета, свела к минимуму стразы. Теперь ей это казалось чужеродным. Её мир, давно окрасившийся в чёрно-белый цвет, не воспринимал таких вещей, отвергал их. Ей даже смотреть не хотелось на свои прошлые красивые яркие наряды. Вот и здесь, на Мальдивах, она практически не вылезала из чёрных вещей. Смотрелось странно, но наплевать. Ей на всё наплевать. Она смотрела на себя в зеркало и понимала, что от той Мелкой, которая была еще хотя бы два с половиной года назад, не осталось ничего. Та Мелкая умерла вместе с Ëлкой. Осталась лишь её бледная тень, которая поёт, потому что Лиза просила, ест и пьёт, чтобы у организма были силы существовать. Бледная тень не умеет искренне улыбаться и смеяться, она лишь натягивает маски в определённые моменты. Мари смотрела на своё отражение и видела убитую девушку, которая потеряла в этой жизни всё. Консилер не спасает ситуацию под глазами, а капли не помогают снять красноту от бесконечных слёз. Не говоря уж том, что она и сама не помнит, когда не была с утра отёкшей. Вчера она до ночи просидела на пляже под один и тот же аккомпанемент в наушниках, потом вернулась на виллу и упала в кровать. Биться в истерике сил не было, слёзы тихо скатывались по щекам, пока девушка буравила взглядом стену. Сейчас она собиралась на завтрак. Точнее, уже собралась. Надо что-то в себя запихнуть, чтоб элементарно где-нибудь не рухнуть от голода. Вкуса еды она тоже уже давно не чувствовала. Марина вообще самой себе напоминала этакого робота, который чисто механически выполняет те действия, на которые запрограммирован. И ничего кроме этого. Алёна всё ещё пыталась вернуть её к жизни. Пыталась растормошить. Марина была благодарна за это, но ей было стыдно перед женщиной за то, что сама она не находила в себе сил на это. То, что умерло внутри неё два года назад, не хочет воскресать в этом мире, где нет Лизы. Марина не видела больше в этом смысла. Этот смысл погиб по её вине два года назад. Нового она найти не сумела. Да и хотела ли? Время её пока только лишь калечило. В ресторане Мелкая набрала себе тарелку с фруктами, яичницу, пару кусочков бекона. Отдалённый столик и неизменные чёрные солнечные очки. Еда вкуса травы вот уже который день подряд её не удивляла. Кое-как справившись с яичницей и беконом, Марина упаковала фрукты с собой и вернулась на виллу. — Мать пытается мне помочь, но это заведомо невозможно, — проговорила Жадан, смотря на фотографию в телефоне. — Потому что с того света никто не возвращался. Я ей благодарна, но не могу ничего с собой сделать. Ты умерла, а меня без тебя просто нет. Она сидела на постели по-турецки, листала фотоальбом. Каждая фотка как удар по её истерзанному сердцу. Каждое видео словно выдавливало весь воздух из ее легких, заставляя снова и снова содрогаться. — Я так люблю тебя, Лиз…твою мать, до сих пор тебя люблю. А меня, кажется, любит Клава. Только я ничего не могу предложить ей в ответ по той идиотской причине, что она не ты. Почему ты бросила меня здесь совсем одну?! Лиза… Прости, — выдохнула девушка, ладонью размазав по щеке слезы, — если бы не я, ты была бы жива. Кой черт меня дернул там дорогу переходить… Господи! Через какое-то время Мари натянула купальник, обернулась в чёрный парео и выдвинулась на пляж. Пустующий шезлонг и почти безлюдное место. Она включила найденную вчера песню, легла и прикрыла глаза. Как начала подпевать — сама не заметила. Как по щекам вновь потекли слезы — тем более. Это уже было чем-то привычным. Спустя какое-то время наушники отправились в кейс, телефон в сумку, а Мари шагнула в воду. Всё ещё продолжая напевать. Слишком уж эта песня отражала то, что она чувствовала. Океан был теплым, его волны ласкали и, казалось, пытались успокоить. Прикосновения воды чем-то напомнили ей тёплые руки любимой. — Ты чувствуешь, как мне плохо, да? — спросила она у воды. — Она тоже всегда чувствовала. А я не уберегла ее. Сюда вот меня отправили в надежде, что отвлекусь, а стало, кажется, хуже. Без работы я тону в этом. Можно, я лягу? — через пару мгновений она уже лежала на воде. — Спасибо. Ты такой теплый. Она тоже была теплой… — Мари прикусила губу до крови. Она никогда не справится с этим. — Выше облаков мы с тобой начнем сначала, — напевала певица, — и сказать «люблю» Жизни всей нам будет мало… На берег она вышла тоже с песней на губах. Завернуться в полотенце, промокнуть волосы. Подумать о том, что лучше, наверное, возвращаться в Москву. Здесь ей только хуже. Здесь она себя просто съест своими воспоминаниями, задушит и изведёт окончательно. — Вы красиво поёте, — раздался у нее за спиной женский голос. Жадан вздрогнула и обернулась. На нее смотрела светловолосая женщина с легкой полуулыбкой. — Простите, если напугала. — Спасибо, — едва заметно улыбнулась Мари, — простите, если помешала Вам. Думала, тут никого не бывает. — Это в самом деле уединённый уголок, я тоже его люблю. Не волнуйтесь, мне было приятно послушать красивое исполнение. «А Лиза уже никогда не услышит ни одной моей песни…» — эта мысль пронеслась в голове Мари, заставив ее вновь содрогнуться в беззвучных всхлипах. К счастью, её собеседница удалилась так же незаметно, как и подошла. Поэтому Мари не пришлось ей ничего объяснять. — Странно, какой-то голос знакомый… Тьфу, Марина, тебе точно домой пора, вы первый и последний раз в жизни разговаривали, какой может быть знакомый голос!