every your bruise i'll kiss

— Я должен выбить из них всю эту дурь, — зло выплёвывает Минхо, возясь с аптечкой на своих коленях. Когда поднимает голову, на него смотрят два испуганных глаза, один из которых опасно напух. Завтра снова будет синяк. — Нет, хён! Ты не должен. Мне и не больно вообще, — врёт Джисон, но не сдерживает шипения, когда чужие пальцы едва касаются обычно побитых, а сегодня содранных от бега коленей. Хо хмыкает, не впервые понимая, как сильно Хан пытается сделать из него слепого дурака. — Три месяца назад они сломали тебе два ребра, — будто бы невзначай упоминает старший. — Ты тогда тоже говорил, что не болит. Я, по-твоему, дебил, Джисон? Хан поджимает губы и отворачивается к окну, пока Ли проделывает нехитрые манипуляции с его коленями: обрабатывает сперва йодом, старательно обдувая раны, чтобы облегчить боль, а затем наносит мазь и обматывает каждое бинтом. Минхо лечит его раны почти каждый день, а до сих пор от чужих рук на теле приятно до мурашек. И это задевает его больше, чем тупая физическая боль. Чувства, о которых нет возможности прокричать в любимое лицо, гниют внутри Джисона уже второй год. — Я не могу больше видеть тебя едва не поломанного каждый день, — Ли аккуратно спускает штанины, стараясь не задеть сильно новые раны, и садится рядом с младшим, оказавшись лицом к лицу. Хан замирает, когда нежная ладонь ложится на его подбородок, поднимает вверх и поворачивает то вправо, то влево, чтобы оглядеть побитое лицо. То, что Джисон регулярно подвергается жестокой травле в школе, заставляет Минхо глубоко негодовать внутри. Сердце болезненно сжимается, будто разом умирает, стоит увидеть на собственном пороге грустно улыбающегося мальчишку, который с «ну-ка, подлатай меня немного, хён» неловко хромает в комнату старшего и волочит за собой порванный рюкзак. Минхо бы скромно проучить всех обидчиков лучшего друга, сдерживая порыв перемолоть каждому из них кости и выдрать мозги, которых, скорее всего, и нет в их тугих черепных коробках, но кое-что останавливает его каждый раз. — Ты ничего этим не добьёшься. Это богатые папины сыночки, они не оставят тебя в покое, если вдруг их изобьёшь. Устроят проблемы ещё и моим родителям, потом станет только хуже, — устало повторяет ему в который раз Джисон и валится на чужое плечо, забив на избитое лицо. Минхо прикрывает глаза и сжимает правую руку в кулак, а левую ставит на чужую спину, мягко поглаживая. Старается не пыхтеть, как обозлённый бык, но выходит не очень, из-за чего у младшего вырывается смешок. — Ты плохо скрываешь свою злость, Хо. — Ладно, — отзывается Минхо только спустя несколько мягких поглаживаний по джисоновой лопатке. Пожалуй, на время он сделает вид, что не собирается надрать тем школьникам задницы. Сейчас для него куда важнее тот, кто обессиленно сидит в его руках и мирно дышит в плечо, пытаясь отогнать от себя душащие мысли. — Давай посмотрим какой-нибудь фильм? — А домашка? — Забей, — отмахивается Ли и показательно отпихивает лежащий под ногами рюкзак с учебниками подальше от них. — Я взял сырный попкорн, твой любимый. Даже готов потерпеть его сырную вонь. Джисон заливается смехом, содрогаясь в объятиях, а затем полностью отрывается от старшего. — А если я скажу, что хочу посмотреть «Человека-Паука»? — О чёрт, — Ли обречённо стонет и для большей драмы хватается за голову и скатывается с кровати на пол. — Что может быть хуже, чем смотреть его уже третий раз за эту неделю? — С тремя разными актёрами, на минуточку. Это как три разные фильма! — вредно показав язык, Сон подрывается и бежит на кухню в поисках любимого попкорна. Когда три пачки попкорна готовы, а «Человек-Паук», где в главной роли Магуайр, уже включён на ноутбуке Минхо, они укладываются друг на друге. Джисон дразнится, как маленький: то пихнёт в плечо, то под рёбрами пощекочет, то макушкой старшему в нос тычется. — Сиди спокойно, — Ли оставляет крошечный поцелуй на чужой макушке, и Хан действительно успокаивается. Ложится головой на плечо и долго молчит, не комментируя действий главного героя, что подозрительно. Минхо рыскает по кровати в поисках его ладони, а когда находит, то берёт в свою и сжимает. На это Джисон выдыхает как-то резко и дергается. — О чём думаешь, Сон-и? — Ни о чём. — Джисон, — звучит мягко и спокойно. Минхо ставит фильм на паузу и поворачивается всем корпусом к младшему. — В тебе что-то… изменилось в последнее время. Ты ведёшь себя дёргано и более закрыто со мной. Я что-то сделал не так? Что случилось? Конечно, а как он может иначе? Он чувствует, как близок к тому чтобы признаться другу в том, что для Джисона их дружба давно переросла в намного большее. Внутри давит и гложет, вырывается наружу. Сложно держать всё это в себе, когда даже их жесты и прикосновения становятся всё больше интимнее и сокровеннее. В его голове столько мыслей, а вокруг столько давления, что от родителей, что от учителей — хочется хотя бы серце из тисков освободить, чтобы одной болью меньше. Хотя Хан не может быть уверенным в том, что она не станет сильнее после его признания. — Ты прав, Минхо. Мне стало сложно находиться рядом с тобой, — он делает вид секундную паузу и зажмуривается. Вырывает собственную руку из хватки и нутром чувствует чужое недовольство. — Потому что я всё время хочу тебя поцеловать. В комнате повисает тишина, давящая Джисону на уши. Открыв глаза, он замечает, что экран ноутбука потух, оставляя помещение в темноте. Но света, который сочится из незашторенного окна, хватает, чтобы различить смешение эмоций на лице лучшего друга. Минхо смотрит в ответ внимательно и без единой доли удивления, будто бы знает о чужих чувствах уже давно. — Ещё в тот день, когда ты случайно облил меня газировкой во дворе, — улыбка проскакивает на лицо, озаряя пухлые щёки. Хан отводит взгляд от старшего и позволяет словам течь из него любом направлении. Он устал прятать своё сердце. — Звучит сопливо, но я почувствовал эти непонятные искорки внутри. Мне было всего четырнадцать, а ты казался таким милым со своими кудрями и детским пластырем на лбу. А потом ты взял под свою опеку глупого мальчишку, от которого отвернулся весь мир, и, наверное, тогда всё пошло наискось. Несколько секунд он переводит дыхание и продолжает. — Мне стало сложнее их контролировать. Каждый раз, когда мы находимся рядом, меня охватывает тревога. Я боюсь, что скажу или сделаю что-то, что выдаст меня и мои чувства к тебе, — Джисон подгребает колени под себя и опускает взгляд в миску, где ещё час назад было полным-полно попкорна. — Сейчас я всё это освободил, но легче совсем не стало. Я пойму, если ты захочешь сократить наше общение или вовсе прекратить, но, Минхо… Ты единственный, кто у меня есть в этом отвратительном мире. Единственный, к кому я могу прийти, кто вылечит моё тело и душу, с кем я могу быть самим собой и не получать отторжения в ответ. Я так не хочу, чтобы ты отворачивался от меня полностью из-за этой тупой влюб… Под конец слова превращаются в едва разберимую мешанину. Хан чувствует на щеках влагу, но совсем не стесняется этого — Минхо видел его всяким за годы их дружбы. Это превращается в рыдание, его трясёт на постели. Он думает, каково сейчас Минхо, на которого он столько вывалил так внезапно? Джисон, он же как настоящая обуза для одних, груша для битья — для других. Так часто тревожные мысли проползают в его голову, точно как маленькие ядовитые змеи, заставляют думать, что лучшему другу он такой тоже не нужен. Побитый, слабый, покорный перед родителями во всём. Те частицы хорошего, что есть в нём, затмеваются плохим. Тупое самобичевание. Тупой мир и люди. Тупой Джисон. Он знает, что Минхо думает, что должен сейчас помочь, вопреки тому, что сам чувствует. Джисон точно заставляет его так думать. Осознание того, что он со стороны он выглядит как эгоистичный придурок, выворачивает Хана. И он ждал, что немая тишина, порой прерываемая всхлипами парня, продержится ещё десятки минут, и он покинет квартиру своего друга, который, возможно, напоследок скажет, что действительно не хочет больше видеть Джисона. Он представлял только подобный исход, но никак не тот, в котором Минхо тихо прошепчет «глупыш» и возьмёт Джисона в свои объятия. — Сон-и, успокойся, — Ли прижимает худощавое тело к себе, зарывается пятерней в джисоновы мягкие волосы и расчёсывает их круговыми движениями. Он знает, как успокоить этого мальчишку. — Сколько же всяких глупостей ты успел надумать за всё это время? — немного помолчав, он добавляет: — Я никогда бы от тебя не отвернулся. Даже, если бы твои чувства не были взаимны. — Постой, — Хан перестаёт так сильно дрожать, постепенно согреваясь в крепких, почти удушающих, объятиях. Он удивлённо хлопает мокрыми глазами, думая, что сказанное Хо ему послышалось. — Что ты сказал только что? — Ц, — старший отводит глаза в сторону, поджав губы и обдумывая как лучше повторить. Минхо обхватывает немного пухлое из-за щечек лицо Джисона и смотрит. Вкладывает в свой взгляд всю ту любовь, которую бережно хранит под сердцем столько времени. — Я люблю тебя, дурашка. Джисон выдыхает облегчённо через нос и прикрывает глаза, сбросив всё напряжение и обмякает в тёплых руках. Становится внезапно так просто и легко. Те самые три заветные слова, и он поверил — Минхо никогда ему не соврёт. Его губы трогает улыбка. — Тогда почему ты ещё меня не поцеловал? Парни прыскают от смеха, но смех выходит недолгим. Джисон от неожиданности задерживает дыхание, когда его целуют. Губы у Ли мягкие, но целует он неуверенно, боясь, что его вот-вот отвергнут. Но Джисон этого не делает, лишь двигается поближе и втягивает Минхо в нормальный поцелуй. — Знаешь, — первым говорит Минхо, как только они отрываются друг от друга. — Я ведь тоже помню тебя в нашу первую встречу. Такой стеснительный, ты сидел с забавными зелёными очками и напомнил мне лягушку. Но почему-то тогда ты извинялся за то, что я пролил на тебя газировку. — Ну зачем ты вспомнил? Я же тогда пухлым и прыщавым был, — возмущается Сон, бесконечно тыкая старшего в плечо. Так стыдно вспоминать четырнадцатилетнего себя. — Таким ты мне и понравился, глупый. — Хватит меня обзывать глупым, — обиженно отзывается и пытается вырваться и встать с постели, но всё те же крепкие руки охотно прижимают к себе. — Ну, Хо! Пусти, пусти, пусти. — Джисон-и, — голос Минхо немного тускнеет и младший встревоженно оборачивается. Ли снова отводит взгляд, теребя пальцами пуговицу на рубашке Хана. Он собирается предложить снова то, от чего Джисон ранее отказывался наотрез. Изменится ли что-нибудь сейчас? — Почему бы тебе не перевестись ко мне в школу? Ты не должен принудительно учиться в той школе для детей «высшего» класса только потому, что так захотели твои родители. — И чтобы потом оказаться без крыши над головой? — Джисон усмехается, отрицательно качнув головой. — Они убьют меня, если узнают о том, что я документы забрал. — У тебя есть я, ты можешь жить здесь. Я уверен, мама не будет против. Она сама заговорила о твоём переезде к нам, как только узнала о твоих родителях. Видно, что Джисон потерян и мнётся перед ответом. Минхо бережно вкладывает его ладони в собственные, пытаясь сломать чужое сомнение. — У нас всё получится, только побольше веры, Джисон-а. — Мне стоит хорошо подумать над этим, — кое-как выдавливает парень, а затем быстро чмокает Минхо в уголок губ. — Спасибо. — Я должен был убедить тебя намного раньше, как только увидел тебя всего в синяках впервые, — отмахивается Минхо, а губы приятно щипет после благодарного поцелуя. — Мы так и не досмотрели «Человека-Паука». Ещё одна порция сырного попкорна? — Да! — Хан вскидывает кулаки вверх, но сразу же тушуется. Побитые рёбра и живот неприятно ноют. — Осторожнее, чтобы раны не открылись снова, — старший берёт парня за руку и поднимает с кровати. По пути на кухню Джисон глупо хихикает, смотря на их сплетённые ладони. Ощущение, будто бы между ними почти ничего не изменилось. Только добавилось чуть больше свободы в действиях: можно целоваться (этого Джисон хотел бы до потери пульса), держаться за руки и лежать друг на друге дольше обычного, больше не смущаясь. Пока его мысли заняты этим, то у Минхо пока получается думать лишь о своём великом плане мести. Джисон действительно думает, что Хо останавливается каждый раз по той причине, что он говорит о проблемах, которые могут устроить им те подонки из его школы. Только за свою задницу он перестал переживать давно, в его планах уберечь Хана и отомстить за своего кроху. Каждый раз его одолевали сомнения по поводу последнего: если бы джисоновы родители узнали о том, что он ввязан в школьную потасовку с сыновьями их всевозможных партнёров, то у Джисона действительно появилось бы ещё больше проблем. Но сейчас всё немного изменилось, они открылись друг другу (Минхо очень жалеет, что этого не сделал раньше), и теперь ещё более высока вероятность того, что Джисон передумает и переедет к нему. Он очень на это надеется, по крайней мере. И как только это случится, одноклассники Хана не оберутся проблем. — Эй, — светлая макушка выглядывает из кухни, смотря на Минхо, который застопорился посреди коридора. — Твой Суни ест фиалки на подоконнике. А ещё мы, кажется, съели весь сырный попкорн. Остался только обычный солёный. — Готовь, что осталось, — Ли пожимает плечами, пока улыбка на его лице медленно искажается. — Постой, Суни что… Блин, это же мамины цветы!