Одуванчик

      Он вроде радовался, а вроде отчаялся, пытался заглушить угнетающую пустоту в своей душе.       Этот май был тёплым, в отличие от всех предыдущих в его жизни. Природа кружится в весеннем вальсе, забирая с собой, нежно держа за руки и кружа. Солнце почему-то светит ослепительно ярко. Посмотреть на него без солнечных очков практически невозможно, а если попытаться, то ничего, кроме того, чтобы с улыбкой жмуриться ему навстречу, не получится. Небо разливается голубым молоком с белыми пушистыми облаками, похожими на хлопья, которые дети жуют по утрам с большим аппетитом, требуя добавки.       Чимин знает, что весной начинают распускаться нежные цветы, улыбаясь всем прохожим подряд. Чимин знает, что весной ветер становится невообразимо тёплым и мягким, что он ласкает каждый открытый участок тела и путает аккуратно уложенные каштановые волосы. И вовсе не злится, даже несмотря на то, что колдовал над укладкой всё утро. Чимин точно знает, что весна даёт снегу растаять не только на асфальте, но и в душе, позволив солнцу пустить внутрь лучи, что будут заботливо оплетать изнутри. Чимина уже оплетает. Впервые за долгое время.       Весна вокруг него цветёт полным ходом. Чимин тоже. Тоже цветёт полным ходом. Его будто насквозь пронизывают цветущие ветки сладкой вишни, которая сейчас стоит почти на каждом шагу и радует глаз. Её терпкий запах приятно обволакивает с головы до ног, а нежно-розовые и белые лепестки могли с лёгкостью застрять в собственных волосах. Вот она, цветущая весна, к которой так привыкли горожане. А в особенности сам Чимин.       Юноша идёт по людной тропинке в сторону набережной, хоть определённого маршрута он не выбирает, просто, наверное, ровная гладь воды помогает собрать мысли в кучу, а свежий воздух даёт дозу необходимого вдохновения. Почему-то ему вдруг внезапно захотелось прогуляться прекрасным субботним днём, а куда именно идти — всё равно. Появилось чувство, что надо. Хотя, почему бы и нет, если погода сама настаивает и в окна стучится? Он в последнее время не привык отказывать своим желаниям. Чимин с трепетом держит в одной в руке стаканчик любимого латте с добавлением орехового сиропа и стружки тёмного шоколада.       С его собственных губ улыбка не угасала ни на долю секунды, может, даже прохожие устали улыбаться ему в ответ. Он правда переполнен счастьем, что льётся чуть ли не через край.       Почему? А разве для счастья нужна причина? Оно такое мимолётное, что, думая о причине, вы упустите его, потеряете. Счастье похоже на нежные лепестки, которые ветер с детской лёгкостью уносит навсегда. Есть риск больше не увидеть.       Чимин ловким движением пальцев расстёгивает пуговицу своего пальто цвета крем-брюле и делает глоток чуть остывшего латте, слизывая приятный ореховый привкус с пухлых губ. Он давно хотел надеть это пальто на улицу и мысленно похвастаться таким атрибутом одежды, но обстоятельства всё никак не позволяли этого сделать. Каждый раз то дождь лил как из ведра, то холодно и одеваться приходилось в тёплые свитера, то настроение покоилось на дне Марианской впадины из-за большой нагрузки на работе. А сегодня сошлись все необходимые звёзды, соединились невидимыми нитями созвездия, и настроение играет на струнах души. Будто каждая пылинка Чимину привет говорит и хорошего дня желает с самого раннего утра. Сегодня солнце светило не только на ярко-голубом небе, но и в его душе, заставляя влюбляться буквально во всё вокруг, от ярких зелёных газонов до цветущих ромашек и одуванчиков. Он сорвал один по дороге, не смея так быстро сдувать пушистые семена, потому что невинность хотелось сохранить. То ли погода такая, то ли Чимин неосознанно надел розовые очки и просто разглядывал всё в позитивном ключе.       Странно, потому что ему ни капли не свойственно такое настроение. Что если это всё фальшиво?       Он всё же сворачивает на желанную набережную, потому что хочется посмотреть на милых птиц, что забавно гребли лапками в толще воды, пытаясь плыть против течения, а также на отражение всей красоты купола неба в зеркале реки. Тут, как оказалось, народу ещё больше. Чимин делает глоток латте, ощущая на губах кофейную пенку, и присаживается на пустую лавочку, воодушевлённо закидывая ногу на ногу. Юноша невольно оглядывается, детально рассматривая каждого попавшегося на глаза. Парень держит за руки свою вторую половинку, целует её в щёку и что-то шепчет с улыбкой, мамочки с маленькими детками кормят хлебом уток, что вызывает у тех небывалый восторг и счастье, а пожилые люди любуются молодым поколением издалека. Чимин цепляется взглядом за группу подростков, которые, видимо, открыли сезон спорта на свежем воздухе, потому что кто-то из них стоит в подмышку со скейтом, кто-то застёгивает шлем, сидя прямо на велосипеде, а одна из девочек со светлым каре и вовсе надевает ролики.       Он смотрит на них с мелькающей в глазах родительской гордостью и заботой, в то время как на его губах параллельно расцветает грустная улыбка. Наверное, потому, что ему давно не шестнадцать, и те годы беззаботного подросткового безумия для него уже прошли. Те самые годы, когда хочется всё сразу и быстрее, когда ты гуляешь до ночи без разрешения родителей и тайно пробуешь кучу вредных привычек, смотришь на яркие рассветы и мокнешь под дождями, заболевая на следующий день.       Это годы первой неудачной любви и последующих предательств, прожигающей насквозь ревности и потерь.       Ему иногда кажется, будто всё пролетело мимо, ушло куда-то, растаяло как сахарная вата на языке. Незаметно. И куда? Он ничего, кроме школьных книг и толстых очков на носу, не помнит из того времени. «Учиться, учиться и ещё раз учиться», — звучало в его голове двадцать четыре на семь тогда. Это сейчас он понимает, как глупо было отказывать сверстникам в прогулке и сидеть вместо этого над учебниками, лишь бы маму порадовать — её чадо ведь растёт умным ребёнком, у которого точно есть будущее.       И что это дало, спросите вы? Шаткую нервную систему, постоянные срывы и головные боли, а ещё кучу потраченного времени на нелюбимой работе. Чимину правда далеко не шестнадцать и даже не двадцать, как бы молодо он не выглядел. Скажите, что статные люди имеют в свои двадцать семь? Дом? Машину? Стабильный доход? Детей? Чимин в свои двадцать семь имеет двухкомнатную квартирку в тихом районе и пару пачек успокоительного в шкафу. Критично, нечего сказать.       Он не хочет думать об этом сейчас, рассматривая невинный цветок в руках. Одуванчики, как ему казалось, самые преданные цветы. Их можно дать человеку со словами «хочу остановить этот мир, чтобы побыть с тобой ещё чуть-чуть» или же «я счастлив, что ты есть у меня». Они лёгкие и похожи на настоящее счастье. Наивное и трепещущее.       Чимин продолжает размышлять о цветах и в наслаждении прикрывает веки, позволяя ветру ласкать свои чуть розоватые щёки и уносить мысли далеко, но острый слух почему-то улавливает не колебания пресной воды и шум толпы, а музыку. Именно музыку, что достигает его барабанных перепонок и рвётся туда с громким стуком. Она приятно отдаёт вибрацией по телу, пуская по коже незваные мурашки. Кажется, это гитара. Точно она. Звонкая, яркая и любимая Чимином гитара. Откуда здесь музыкальный инструмент? Он рывком поднимается с лавочки, выбрасывая в урну пустой стаканчик из-под латте, пока на языке ещё остаётся слабый ореховый привкус. Юноша вновь в надежде оглядывается, пытаясь понять, откуда всё-таки слышится плавная мелодия. Игра цепляет его за крючки разбитой души, заставляя подобраться ближе. Кто это играет?       Он должен увидеть.       Чимин, как никто другой, знает о несправедливости этого прогнившего до основания фундамента мира. Зачастую уличные музыканты оказывались по-настоящему талантливыми и искренними людьми, которые были просто вынуждены выходить и играть на улицу, собирая возле себя хоть какую-то аудиторию. Они хотят делиться, хотят, чтобы их слушали, а может, банально услышали. Они — крик в пустоту. Таланты есть среди нас, ходят в те же продуктовые, живут по соседству и даже сидят рядом в автобусе, затыкая уши неприметными наушниками. Они загнаны в угол несправедливости, в то время как на сценах с несколько тысячными аудиториями оказываются лицемеры с хорошими связями или деньгами. Чимину хочется знать, какой отчаявшийся играет на улице сейчас и почему.       Юноша бродит по тротуарам, на слух пытаясь определить близость гитары. Каждая частичка и клеточка уверяет его в том, что он обязан пойти за музыкой, иначе упустит что-то поистине важное. Этого рвения не объяснить на словах, пока сам не почувствуешь. Просто надо. Даже ветер кое-где усиливается, будто гонит, торопит и сладко шепчет на ухо ускорить шаг, заставляя жмуриться от попавших в глаза тёмных прядей. Чимин прикладывает ладонь к лицу навстречу палящему весеннему солнцу, стараясь разглядеть причину, по которой его спокойный, а самое главное, счастливый день разбавляет чья-то гитара. Цветок всё ещё покоится в его руке и изредка колышется, но семян не теряет. Наверное, ждёт чего-то.       Спустя пару минут он с воодушевлением замечает возле главного моста повернутого к нему спиной парня. С гитарой в руках. Победа. Маленькая победа на его огромном счету жизни. Ещё в тот момент сердце начинает ускорять ритм, а ветер заставляет держать рукой расстёгнутое пальто. Чимин должен обязан подойти ближе. Худощавая фигура и татуированные руки манят.       С чужого плеча свисает пустой чехол от музыкального инструмента, а на голове красуется чёрный берет, из-за чего цвет волос почти невозможно разглядеть, но, кажется, они светлые. Верно же? Чимин медленным шагом приближается к музыканту сзади, стараясь незаметно подойти и просто насладиться чужой игрой, но его ловят с поличным. Парень в берете удивлённо оборачивается, явно чувствуя на себе прожигающий взгляд, изучавший его миниатюрное и крохотное тело долгие пару минут. Чимин не в состоянии больше сдвинуться с места, он открывает рот в немом вопросе, продолжая одной рукой держаться за край пальто, не замечая, что ветер пропал вовсе. Его буквально выносит из этого мира и из этой вселенной, когда объект, за которым он ещё секунду назад наблюдал, теперь смотрит на него, не отрываясь. Сканирует. Музыкант, продолжавший как ни в чём не бывало играть на гитаре, смотрит ему в душу, гипнотизируя бездонными янтарными глазами, после чего оголяет зубы в широкой улыбке и встаёт в полуоборот. Чимину плохо. Чимин сейчас упадёт. Вызовите скорую. Что это такое? Глаза слишком знакомы.       Мальчик лет шестнадцати. Распустившаяся, зародившаяся жизнь. Горящая огненным пламенем звезда с того самого ночного неба, когда все загадывают желания с мольбой о чуде.       Перед Чимином будто бы застывает чёткий, яркий символ того самого беззаботного времени, наивного ребёнка, не знавшего ни оков предательства, ни угнетающей ненависти, ни потерь. Он похож на юную маргаритку, ещё не сорванную на букет. Цветок невинности и мягкости. У Чимина сердце болезненно щемит от осознания того, через что придётся пройти парню в этом жестоком мире.       Кажется, будто он его уже видел. Давно. Где-то далеко-далеко в глубине души и мутных воспоминаний он видел эти янтарные карие глаза, что с лисьим прищуром наблюдали за ним. В них хотелось влюбляться без остановки только… Перед Чимином теперь застывает ведение совершенно другое, где волосы мальчика выжжены в угольный чёрный, на лице болезненная, убитая напрасными надеждами улыбка и разочарованные, полные горьких слёз глаза, а тонкая кожа рук покрыта белёсыми шрамами.       Очнись.       Чимин не хочет этого видеть, возможно, потому что в своей голове вспышками мигают самые разные воспоминания из детства и кошмаров. Он мысленно хватается за голову, оттягивая каштановые волосы, пытаясь противные голоса в голове.       Открой глаза.       Мальчик с гитарой похож на покойного отца и… на небо. На чистое, бесконечное небо, по которому птицы свободно рассекали крыльями, звуча колоколами. Чимин чувствует, что знает этого мальчика с самого рождения, знает даже больше, чем предполагает. Возможно, он удивляется незначительным мелочам, которые обычные люди называют глупостями. Он одинок, но улыбается. Чимин точно знает, что мальчик счастлив.       Он явно любит этот слишком жестокий мир.       Голоса в голове атакуют. «Защити», — шепчут они. «Береги», — настойчивость — их второе имя. «Не дай сломать», — они продолжают давить на черепную коробку. «Полюби вновь», — последняя капля. Чимин видит перед собой сплошную темноту и мелькающий силуэт родного человека, который слишком ловко и умело дёргает по струнам. Пальцы предательски начинают дрожать, а одуванчик успевает потерять пару семян, которые ветер уже унёс далеко. Навсегда.       Чимин глотает ртом воздух и трёт глаза. Его встречает счастливое детское лицо с лучезарной улыбкой. Иллюзия.       Музыка окружала ребёнка с самого детства, он вырастал мечтателем. Казалось бы, как безобидные мечты могут разрушать нас? Сначала смешно до одури, а потом понимаешь: мечты не сбываются. А если сбываются, то падать придётся долго и насмерть. Единственный вред от грёз в том, что порой забываешь, что есть реальность на самом деле. Чимин рос и жил в музыке. Мир казался для него волшебным, похожим на гитарные аккорды. Идеально составленные.       Однажды молодая, но уже великая танцовщица вышла замуж за простого уличного музыканта, познакомившись с ним на гастролях во Франции. Настоящая сенсация. Она влюбилась в грубый, с хрипотцой голос и акцент, в глубокие глаза цвета морской волны, дополняя их своими янтарными карими. Влюбилась в яркую улыбку и шелковистые чёрные волосы с запахом бергамота и нотами выпитого недавно виски. Обоими правила исключительно музыка и любовь, оба бросили школу и дальнейшее обучение ради мечты, добиваясь своего понемногу. Каждому хотелось делиться частью себя, неважно на какую именно аудиторию. Будь это огромный концертный зал или же уютные улицы Парижа. Услышьте меня. Послушайте, как я кричу.       Всё напоминало фильм. Мюзикл.       Страстные танцы на ночных крышах города, песни под звонкие аккорды гитары, наблюдение за падающими звёздами, загадывание заветных желаний и любование друг другом до самого рассвета. Она носила дорогие платья и часто появлялась в ресторанах на светских мероприятиях, заказывая там фирменные блюда, а он любил коротать время на улицах родного города, развлекая народ старенькой гитарой, носил потрепанные джинсы с футболкой, одну единственную кожаную куртку и любил питаться уличной едой.       Кто-то кричал: «Ей двадцать, а ему все тридцать один. И это любовь?!». А они улыбались и размышляли, какие у любви могут быть границы. Верно, никаких.       Они разные. Такие разные. Но так любили. Так нежно, трепетно и желанно. Поэтому вселенные пересеклись. А звёзды сошлись. Любовь подарила свои плоды и желанного сына.       Так и появился Пак Чимин.       «Юный музыкант, — счастливо прошептал отец, первый раз взяв своё чадо на руки и поцеловав в лоб, на что женщина ярко засмеялась, только приходя в себя после тяжёлых родов. — Великое будущее ждёт тебя, слышишь, малой? Жизнь такая волшебная, — он закружил маленький кокон из пелёнок, в котором виднелось умиротворенное личико ребёнка, и вздохнул с гордостью. — Только представь, как ты будешь счастлив».       «Отдай сына матери», — с улыбкой сказала тогда женщина.       Всё было как в лучших романах, которые пишут настоящие таланты. Только вот их историю писал не просто талант, но и человек, который, возможно, не любил счастливые концы. А может, просто не видел в них смысла.       Едва Чимину исполнилось восемь, его мама лишилась своей карьеры из-за, казалось бы, незначительной травмы. Она долго пыталась игнорировать эти «глупости», потому что нельзя вот так всё бросить на пике популярности, ведь музыка жила в каждой её клеточке, потому что танцевальный ритм изо дня в день прослеживался каждом движении. Лечащий же врач только головой покачал и поставил запрет на любые физические нагрузки.       Мир лишился великой танцовщицы, а Чимин — заботы и любви со стороны матери. В тот болезненный период её переклинило. Сломало. Именно тогда вдруг начались бесконечные упрёки в сторону Чимина со словами: «ты обязан хорошо закончить школу, иначе у тебя нет будущего» или «посмотри на меня, тоже хочешь потом быть никем?».       Через два года семья лишилась отца и любящего мужа. Мир забрал очередную жизнь.       «Мы встретимся в следующей, — прокричала женщина на коленях перед надгробием, пока дождь усиливался, а молния украшала небо яркими узорами. — Снова… Пожалуйста», — умоляла Бога и срывала голос.       Чимин так ни разу и не взял гитару в руки. Ему и не позволяли. Она хранилась в старом шкафу со стеклянными дверцами, на специальной подставке, оставив на себе каждую царапину и потёртость. Она до сих пор пахнет улицами Парижа, где все счастливые и яркие воспоминания мешались с выпечкой и смехом. Гитара была неким символом их разрушенной вдребезги семьи, чем-то сокровенным и ценным. Возможно, мама Чимина со дня похорон и не показывает ничего из эмоций, кроме убивающего безразличия, но она скучает. Скучает и любит лишь одного музыканта, кидая на остальных взгляды, полные презрения. Она верит, что найдёт те глаза цвета морской волны и улыбку, заставляющую жить.       Один раз Чимин застал её сидящей на коленях перед инструментом в слезах. На дворе светил белый диск полной луны. Ему хотелось полюбить так же преданно, навсегда.       Он помнит, как каждый раз досадно вздыхал, когда проходил мимо пыльной гитары, помнит, как пытался взять её в руки и «почувствовать», но на него накричали, потому что «глупости», «забудь» и «в нашем доме не будет музыки».       И он забыл, пока не решил впервые за двадцать семь лет прогуляться по набережной с счастливой улыбкой. Пока не отчаялся.       Волосы мальчика перед ним не чёрные, как в ведении, и не просто светлые, а цвета мяты, они мягкие на вид и пахнут, кажется, сладкими леденцами. У него живая улыбка, оголяющая розовые дёсны и ровные миниатюрные зубки, а ещё милые щёчки.       Чимин с нескрываемым восхищением продолжает разглядывать незнакомца, ловя во внимание все родинки на круглом личике и открытой шее, а также трещинки на губах. Смотрит. Запоминает. Сканирует. Вновь. Он любуется и бледной кожей рук, которую контрастно покрывают татуировки. Они имели смысл? На правой руке изображены аккуратные незабудки в красивом сплетении, которые для Чимина означают верность до беспамятства, чистоту действий и искренние чувства. Они плавно спускаются до запястий, изображая причудливые узоры. Интересно, что это значит для мальчика? Левую же руку обвивает маленький росток с ещё нераспустившимися бутонами. Новая жизнь. Мальчик точно любит цветы. Больше всего Чимина привлекает надпись. Надпись на английском языке, что тянется чуть ниже ключицы и переводится примерно как: «возможно, это последний миг нашего счастья». Звучит сильно по-философски, но ему нравится. Он запомнит.       Юноша подходит к мальчику ближе и всеми фибрами вслушивается в нежную гитару, которую помнит только с детства. Вдохновляет. Весьма вдохновляет. Берет на чужой голове почти полностью прикрывает мятные волосы, оставляя без внимания лишь вьющуюся чёлку. Этот головной убор подходил мальчику больше всех взятых людей с этой огромной планеты. Ему правда безумно идёт. Чимин будет просто шокирован, если узнает, что парню об этом никто не говорил.       Чимин вдруг тепло ему улыбается, теперь неотрывно смотря в чужие тёмные глаза, ища там что-то расколотое, чем вызывает у музыканта коралловый румянец и недостаточное зажатие нужного аккорда, из-за чего мелодия на секунду слетает с ритма, но также быстро восстанавливается. Юноша тихо смеётся, прикрыв рот ладонью. Мальчик слишком забавный. На него нельзя не смотреть.       Если ранее Чимину хотелось увидеть весь мир и удивляться каждой мелочи, подобно ребёнку, который сидел глубоко взаперти всю жизнь, то теперь мир был сосредоточен лишь в одном человеке, что продолжал развлекать толпу гитарой. Он хочет прижать к себе и долго обнимать. Хочет провести ладонью по мятным локонам и заботиться. Оберегать. Дать надежду и тепло. Заставить забыть о слезах и горестях.       Теперь Чимин прекрасно понимает свою маму, порыв чувств которой было невозможно остановить в далёком прошлом. Она рассказывала за ужином одним вечером, что тогда с надеждой сверкнула хитрым взглядом по своей будущей любви и улыбнулась. Музыка была восхитительна, а выпитая на двоих бутылка белого сухого обнадёживала. Париж обещал исполнить все желания. Его мама верила в то, что душа человека неизменной остаётся, попадая каждый раз в новое тело.       И он верит.       Мальчик в берете наконец доигрывает последний аккорд и облегчённо вздыхает. Тишина не успевает наступить, как люди, собравшиеся вокруг него, разразились громкими аплодисментами. Они заставляют маленького мальчика сжаться и вздрогнуть, подобно котёнку. Он явно не ожидал такого отклика, поэтому выглядит немного смущённым, получая столь большое количество внимания к своей персоне. У него получается неловко сжать пальцами гитару и вежливо поклониться толпе. Мальчик со сдержанной улыбкой оборачивается и вновь натыкается на кристально чистые глаза, в которых бушевал то ли лазурный океан, то ли бескрайнее небо. У Чимина глаза от папы. Голубые.       Он протягивает музыканту одуванчик.       — Ваши глаза… Они такие… неземные, — запинаясь, говорит мальчик, заставив юношу звонко засмеяться. — Мы случайно не знакомы? — интересуется он и принимает цветок, прижав его к груди, будто что-то по-настоящему драгоценное.       — Кто знает, — жмёт Чимин плечами, игриво склонив голову набок. — Мне хочется верить, что да, — ему нравится смущать этого ребёнка, потому что настолько чистых эмоций он ещё не видел. Белый цветок. Невинный ангел. — Могу я узнать твоё имя?       — Оу… Меня зовут Юнги, — мальчик поправляет свой берет и отводит взгляд, потому что лазурный океан гипнотизирует.       — Я запомню, — улыбается Чимин в ответ. Он пробует имя на вкус и, ощущая ожидаемую сладость леденцов, продолжает говорить: — Послушай, невинное дитя, эта жизнь была создана не для нас. Кажется, сейчас нам стоит попрощаться, — с грустью признаёт юноша, наблюдая мгновенную реакцию на чужом лице.       — Вот так просто? — Юнги сразу хмурит брови домиком и негодующе хлопает глазами. — Мы больше не увидимся? — разочарование мелькает в его голосе, а дальнейшие слова перекрывает ком в горле. Он не может упустить, потому что перед ним явно не случайность. Ему смешно, потому что случайностей не существует вовсе. Юнги прикусывает губу, давя в себе желание коснуться юноши и… запомнить. А может, вспомнить. — Вы… Просто уйдёте? — буквально выдавливает из себя и умоляюще смотрит.       — Только для того, чтобы однажды найти тебя вновь, — Чимин понимает, что дать этому ребёнку ничего не сможет. Сам он не счастлив. Это обман. Это давящее отчаяние. Одностороннее. Юнги же по-настоящему светится. Чимин не может лишить его радости. Не для этого он был послан самой Вселенной. Ему хочется верить, хотя нет, он точно знает — они встретятся вновь. Сердце трепещет от осознания. Чимин рождён для Юнги, для того, чтобы делиться взаимной болью и улыбкой. Если бы мама видела его сейчас, она бы впервые за долгий срок улыбнулась, согласно кивнув. Они снова найдут друг друга. — Ещё одним майским днём, — Чимин касается ладонью чужой щеки, впоследствии задерживая палец под нижней губой, и смотрит, снова наслаждаясь янтарными глазами. — Веришь мне?       — Верю, — Юнги поджимает губы и кладёт свою маленькую ладонь поверх чужой. Холодной. — Я верю вам, — он ещё пару секунд изучает глаза-улыбочки и рывком снимает с себя гитару, что с глухим звуком оказывается на асфальте почти сразу. Юнги обнимает удивлённого юношу крепко, цепляясь пальцами за его пальто и прижимаясь к тёплой груди. Мальчик слушает чужое сердцебиение и чувствует на спине скользящие ладони, что поглаживают с заботой. — Я не забуду...       Чимин с горькой улыбкой обещает, что найдёт его снова. Чимин эти янтарные глаза узнает из тысячи похожих, почувствует на своих эти тонкие манящие губы, потому что Юнги особенный. Потому что он всё знает. Он тоже будет искать. Их вновь соединит музыка, когда они оба потеряют самое дорогое. В каждой вселенной, с каждой новой жизнью их соединяют только живые ноты и отчаяние на дне глаз.       Звёзды сойдутся.       Они поймут всё в один весенний день, когда обоим покажется, что наступил конец.       Конец, но не их любви.