Verdi prati

      Первое сентября в этом году впервые было для Арсения не отвратительной пугающей датой в календаре, а волнительным, интересным и приятным праздником. Он снова в школе, снова в музыкальной, но на этот раз в роли преподавателя.       Когда Попов подавал документы в заведение, для себя он решил превзойти всех людей, что когда-либо его учили. Решил, что детям нужно привить любовь к музыке, а не страх к выступлениям. Эту идею Арсений лелеял ещё очень давно: в данный момент он сам не понимает, пошёл ли в консерваторию, чтобы превзойти своих преподавателей в работе с детьми или просто из потребности в искусстве. Определённо, оба варианта правдивые, поэтому сомневаться в том, что конкретно сейчас, в эту минуту, Арсений Сергеевич счастлив, не приходилось.       Он просто досиживал конец урока, копошась в бумажках и часто отвлекаясь на телефон. Первое сентября он решил сделать разговорным днём, на то было несколько причин. Во-первых, нужно было объяснить, чем вообще вызваны такие разительные перемены преподавательского состава. «Людмила Викторовна уже старенькая, поэтому она ушла отдыхать. Я буду вести у тебя специальность вместо неё, хорошо?» — объяснял он сегодня второкласснице, смущаясь искренней улыбки её мамы. Во-вторых, а зачем детей в первый день грузить? Они и так уже, наверное, нагрузились в школе книгами и обязательствами в прямом и переносном смысле.       Кирилл был предпоследним учеником на сегодня. За семь минут (Арсений засёк начало и конец монолога парня, сверившись с настенными часами) пятиклассник успел поведать о всех своих увлечениях, кружках, любимых школьных предметах и даже друзьях. Рассказ получился неимоверно сумбурным и эмоционально ярким, и преподаватель неосознанно улыбался, тем самым повторяя выражение голубоглазого мальчика с веснушками. Арсений хотел бы сказать, что они похожи внешне, но сам не был ни конопатым, ни обладателем таких светлых радужек.       Отпустив чрезмерно активного пятиклассника домой, преподаватель ожидал следующего ученика, про которого ему немного рассказала учительница из соседнего кабинета при встрече, что случилась за несколько дней до «праздника знаний». «У Людмилы Викторовны в этом году должен был быть только один выпускник — Антон. Мальчик неплохой, занятия не пропускает, но и энтузиазма особого не проявляет. Если что, он пришёл к нам намного позже остальных, поэтому не удивляйтесь, что он взрослый. В каком он классе?.. Десятый?.. Может, одиннадцатый?.. В общем, только один выпускник, проблем возникнуть не должно. Что-то я заболталась, и вообще мне пора», — улыбнулась она.       За перемену Арсений успел заварить и выпить чай, подумать о том, что надо бы носить какой-то перекус, ведь за рабочий день он успел слегка проголодаться. После звонка, который, кажется, был чуть тише, чем в общеобразовательных школах, преподаватель услышал негромкий стук в дверь.       — Да? Заходите, — сказал Арсений, поднимаясь со своего места.       Бесшумно открыв и закрыв за собой дверь, в кабинет зашёл высокий худой парень. Он был одет в чёрные джинсы и достаточно свободную тёмную футболку. Сразу кивнул Попову, подошёл к одному из двух кресел и поставил на него свой рюкзак. Арсений наблюдал за напряжённостью парня, что от нервов даже поздороваться забыл. Или не хочет начинать диалог. Или боится его начинать. Вариантов много.       — Привет, — добродушно начал преподаватель.       — Здравствуйте, — отвёв взгляд ответил Антон. Настороженность и боязнь, отметил про себя старший.       — Я Арсений Сергеевич, буду вести у тебя в этом году специальность.       Антон кивнул и поправил чёлку. Волосы парня были пушистыми и волнистыми, почти кудрявыми. Для полноценных кучеряшек они были коротковаты, но через пару сантиметров, как бы это ни звучало, он выглядел бы уже барашком. Тонкие запястья оплетали несколько чёрных кожаных браслетов, некоторые со стальными вставками, остальные были обычными. На шее была короткая, но достаточно массивная цепь.       — Приятно познакомиться, — помедлив, сказал он. — Меня зовут Антон Шастун, но, думаю, вы и без меня прочитали это в какой-нибудь ведомости, — снисходительно добавил парень.       «С ним будет сложно», — сразу с досадой подумал Арсений. Не то что бы он сейчас встревожен, но явно находился в некой безвыходной ситуации. Конечно, он чрезмерно драматизировал. Однако как продолжать диалог было действительно непонятно. На самом деле имелось одно намерение для всех сегодняшних учеников, которого преподаватель и придерживался, — записать расписание и озвучить план работы.       — Можно твой дневник, пожалуйста? — попросил Арсений.       Парень спокойно кивнул, расстегнул объёмный чёрный рюкзак, в котором находилась лишь одна тетрадка, протянул её учителю. Попов занял место за рабочим столом.       Дневник оказался самым обычным, Арсений даже удивился, где сейчас можно найти подобный, без котят и машинок. На первой странице обычной синей ручкой было выведено «Антон Шастун» печатными буквами. Преподаватель поднял взгляд на ученика, что так и остался стоять рядом с портфелем.       Кабинет имел достаточно интересную планировку: в нём компактно располагались два стола, два кресла, полка для нот, стойка для верхней одежды, зеркало, фикус и, собственно, фортепиано. Один стол был предназначен лишь для обеденного перерыва. Какая-то старшая преподавательница, видимо, подружка бывшей хозяйки кабинета, заходила то ли знакомиться, то ли просто дать указания купить чайник. Какую бы цель она не преследовала, Арсений совет послушал. Ещё она сказывала что-то про цветок, мол, совсем за месяц извёлся, а до этого представлял из себя пышнейшую пальму. Попову даже пришлось сделать вид, что он записал адрес магазина с удобрениями (Google Maps ведь дураки для дураков придумали, «как если идти от остановки к музыкалке, только на два уличных квадрата дальше, потом направо шагать минуты две, вывеска, кажется, зелёная» куда понятнее и точнее).       — Антон, иди сюда, садись, — указал на ближайшее к себе кресло Арсений Сергеевич.       — А почему не сразу за фортепиано? Типа жертву нужно сначала максимально извести? — заинтересованно спросил ученик, за три шага преодолевший расстояние в пару метров.       — Что? Какую жертву? — смутился преподаватель. — Просто не будешь сегодня играть, вот и всё.       — Понятно, не хотите расстраиваться в первый день, — голос Шастуна звучал уверенно, однако пальцы правой руки вцепились в браслеты на запястье левой.       — Так ты оцениваешь свои таланты? — перенял язвительную манеру собеседника.       — Да, — без доли обиды ответил Антон.       Две буквы, а точнее интонация, с которой они были произнесены, и значение, которое несли, крайне заинтересовали Арсения. Такие заявления невозможно услышать от детей, а у подростков подобные вопросы должны вызывать как минимум негодование, как максимум доказательства обратного с пеной у рта. Может, Попов недоучил педагогику или подзабыл раздел уникальных случаев.       Преподаватель начал переносить расписание Антона в дневник.       ВТ 17:10 Специальность       18:00 Сольфеджио       ЧТ 18:00 Специальность       СБ 10:00 Музыкальная литература       — А где хор? — задумавшись, спросил учитель.       — На третьем этаже, — скрывая иронию за маской серьёзности сообщил Антон.       Желание закатить глаза превозмогало над Арсением, потому следующие слова он буквально прошипел:       — В твоём расписании.       — Так мы ж уже, кажется, определились, что талантов у меня нет. Вокальных так точно.       — Не бойся, ты талантливо плюёшься ядом.       — Благодарю.       — Нет, правда, хор где?       — Меня освободили от него, потому что я отвратительно пою… Вижу, вы одновременно хотите сказать и «сочувствую», и «поздравляю».       Неплохая шутка, если это была она, подумал Попов. Несмотря на слова, парень перед Арсением абсолютно не казался нахальным. Преследовал какую-то цель, но заключалась та явно не в хамстве. Он будто хотел сломать режим, но не был полностью уверен в своей способности это сделать. Ещё скромность и нервозность (сколько ещё можно мучать эти бедные браслеты?) могли бы помешать, да и способ пока не продумал, наверное.       — Сколько тебе лет? — задал самый интересный для себя вопрос Арсений. Да, по сути, фраза «вы и без меня прочитали это в какой-нибудь ведомости» могла бы повториться сейчас, однако Арсений хотел узнать интонацию, с которой она была бы произнесена.       — Достаточно, — спокойно ответил ученик.       — А в каком ты классе? — не сдавался Арсений, хотя шансов на успех было мало.       — Что, я слишком старый для этого места? — шутливо поднял бровь.       — Да нет, просто интересно, — тяжело вздохнул преподаватель.       Что там дальше по плану? Рассказать про экзамены и подготовку к ним?.. Да к чёрту, ещё успеет.       — Ты так немногословен. До тебя тут был Кирилл… — опасно сверкнув глазами поделился Арсений.       — Что, пересказал вам всю свою жизнь? Надеюсь, вам было интересно.       — А как же. Не хочешь последовать его примеру? — и хитро, и тепло улыбнулся Попов.       — Ничуть, — легко отрезал ученик.       Арсений подумал о том, насколько по-ребячески сейчас себя вёл, насколько приятен, сложен и интересен этот недодиалог.       — Какой ты противный, конечно, — пробормотал он.       — А то, — с довольной улыбкой согласился Антон.       — И о чём же с тобой говорить? — спросил Арсений, и в который раз подловил себя на копировании эмоций ученика. Он ведь шёл сюда, чтобы стать серьёзнее и унять свою взбалмошность, а выходит лишь наоборот, дурачится хуже детей.       — Не нужно со мной говорить.       — Почему?       — Потому.       — Если я расскажу тебе план работы и отпущу, ты будешь рад или очень рад?       — Очень рад, спасибо.       Арсений ухмыльнулся чему-то своему и легонько кивнул.       — Смотри, ты в этом году выпускной класс, поэтому освобождён от всяких академов, проверок техник пальцев и читок с листа. По специальности будет лишь экзамен в мае и предварительная проверка в декабре. По сольфеджио и музыкальной литературе тоже будут экзамены в мае: отдельные, но проходят в один день, — лицо Антона не выражало никаких эмоций, и Попов продолжил рассказ конкретно о своём предмете:       — На экзамен по специальности выносятся четыре произведения, — брови ученика подскочили вверх. — Соната или сонатина, то есть крупная форма, этюд, третье произведение является более адаптивным, можно выбрать арию, вариации или прелюдию, например. Четвёртое — полифония. — Глаза Антона выражали панику, смешанную с недовольством и безнадёгой. — Самое странное для меня то, что даже порядок менять нельзя. В декабре ты должен сдать сонату и этюд, в мае все четыре произведения. Ну или сонатину, что мы там выберем, — тише добавил учитель.       — Я не сдам, — обессиленным голосом сказал Шастун.       — Да ладно тебе, нормально всё будет, — постарался подбодрить Арсений.       Антон непроницаемым взглядом прошёлся по одежде преподавателя. То ли только сейчас заметил тщательно выглаженную белую рубашку, то ли прикидывал, стоит ли начинать игру «нет-да, нет-да».       — Я могу идти? — после пары минут обоюдного молчания поинтересовался Антон.       — Ммм… Наверное, да. Следующий урок у нас с тобой, — преподаватель заглянул в расписание, — во вторник перед сольфеджио, до этого у тебя музыкальная литература в субботу. Будем выбирать тебе программу, — легонько улыбнулся Арсений.       Антон кивнул, опять безэмоционально соглашаясь с преподавателем, на этот раз лишь совсем незаметно поджав губы. Подошёл к столу и забрал протянутый дневник. За те немногочисленные два или три шага, что он проделал обратно к своему рюкзаку Антон успел заглянуть на записи Арсения.       — У вас аккуратный почерк, — подхватив сумку и обернувшись сказал Шастун, — до свидания, — медленно двинулся к двери, явно ожидая ответа.       — До свидания, — натянул улыбку Попов, обдумывая, нужно ли благодарить за замечание про почерк.       Старая дверь, выкрашенная белой краской, со скрипом выпустила последнего на сегодня ученика и оставила Арса наедине со своими мыслями и тихо доносящейся из дальнего кабинета мелодией.       Можно сказать, пока что он справлялся с бесспорно сложной преподавательской деятельностью… «Да, Арсений, конечно, сказать "привет", "пока" и переписать расписание — великое дело, кроме тебя почти никто не вывез!» — иронизировал внутренний голос. Как бы то ни было, он взглянул на бумажки, разложенные на столе в абсолютно хаотичном порядке, идентифицировал и отсортировал их буквально за полминуты, взял свою сумку и отправился на выход. Фортепиано было закрыто, свет он выключил, дверь запер. Можно забыть о работе и не вспоминать аж до… Можно было бы, если в голове не прокручивались отрывки фраз мам, весёлые глаза детей и чёрная мешковатая одежда Антона.       Он понимал, что тот совершенно не выглядел как панк или… какие ещё субкультуры существуют? Шастун красивый, но с ним точно что-то не так. Все сегодняшние ученики показались яркими личностями, инициативными и перспективными, но не Антон. Скрывал под перебиранием браслетов нервозность, под тёмной тканью неуверенность, под маской иронии усталость. Не просто «устал в течение дня, хочу лечь спать», а нечто более обширное и давящее. Хотя это был лишь вывод Арсения Сергеевича. Не психолога, не социолога или кого бы то ни было ещё, а простого учителя игры на фортепиано, который по десятиминутному разговору пытался осознать какие-то секретные психологические уловки своего ученика. Придурок. Идиот. Зачем?..       Солнце начинало садиться, окрашивая облака в персиковый оттенок. Пустая улица тонула в тишине, что иногда прерывалась негромким рёвом мотора автомобилей советского производства или детским криком. Двор Арсения с цветущими хризантемами напоминал ему о мимолётности момента, необходимости жить сейчас, а не потом, каким бы странным это ни казалось. Обычная сталинка, жёлтенькие, беленькие и розовенькие цветочки, самодельная ограда для клумбы, а какие глубокие мысли это всё навивает… Попов улыбнулся своим странным рассуждениям и открыл тяжёлую подъездную дверь.