No Pressure

      Всё началось тогда, когда Марк и Юта лежали на кровати. Марк дышал через приоткрытые губы и проводил пальцами по своим влажным, потным волосам снова и снова. Он чувствовал кожей, что Юта смотрел на него пристально, не моргая – его фирменный хищный взгляд, от которого у Марка каждый раз подгибались коленки.       Юта накинул на них какое-то тонкое покрывало, чтобы они не простудились под потоком холодного воздуха из старого кондиционера. Тишину нарушало только сопение Юты и тяжёлое дыхание Марка.       А потом Марк почувствовал это.       Невесомое прикосновение пальцев ног к пальцам ног.       Он решился перевести взгляд вниз не сразу. Его сковало по рукам и ногам, но туда, где кожа грелась о кожу, его тянуло мощной магнитной волной. Он поддался непонятной силе и посмотрел на их ноги, припавшие друг к другу. Почти одного размера, похожие по ширине. На ноге Марка в паре мест были заметны покраснения – конечно, он же не послушал Чону и не поменял те неудобные туфли, в которых ему нужно было работать все вечера напролёт. Туфли Юты, небрежно брошенные в спешке в прихожей, были наверняка удобными настолько, что он их даже не чувствовал…       Марк знал, что этими глупыми, ничего не значащими мыслями он просто пытается отвлечь самого себя. Это лёгкое, едва осязаемое прикосновение, совершенно невинное по сравнению с тем, чем они занимались буквально только что, заставляло сердце биться настолько быстро, что ему не хватало воздуха.       – Хё-ё-ён, – проскрипел он, с трудом ворочая языком: всё тело всё ещё ощущалось как желе. Он редко обращался к Юте таким образом – чаще он обращался к нему «Юта-хён» или просто «хён». И если Марк называл Юту «хё-ё-ён», то это значило, что что-то случилось. Юта выкладывает на него руки совсем не по-дружески в общественных местах, Юта смущает его своей откровенностью, Юта не даёт ему того, что отчаянно необходимо прямо сейчас.       – Марк, поехали в Минато вместе. Ты хочешь?       Теперь сердце сжалось. Тема поездки в Минато поднималась уже не раз, но в последнее время они говорили об этом чаще и конкретнее. Причина была проста: уже меньше, чем через десять дней, Юта должен был улететь туда в командировку на три недели. Марк не был готов. Он не был готов совсем – ни к командировке, ни к тому, что ему нужно было дать внятный ответ на вопрос Юты.       – У меня учёба. И работа, – он достал два своих главных козыря; они порядком поистрепались, но Марк верил, что они ещё не растеряли своей силы. В конце концов, Юта всегда говорил, что учёба важна, что нельзя не учиться, ведь потом он не получит хорошую работу. Получается, Марк просто слушался его совета.       – Я не прошу тебя бросать учёбу на все три недели. Приезжай ко мне на несколько дней, хотя бы на выходные. Я прошу тебя, Марк, – заговорил Юта; в его голосе слышалось напряжение и настойчивость – всё то, что так любил Марк; правда, совсем не в этом контексте. – Я буду очень скучать по тебе…       – Ты сможешь звонить. Мы же останемся в одном часовом поясе. Звони в любое время…       – Марк, мне кажется, что ты не хочешь отвечать на мой вопрос. Ты не говоришь ни «да», ни «нет». Ты просто уходишь от прямого ответа.       Юта встал с кровати и начал собираться. Марк, всё ещё с трудом владея телом, приподнялся на локтях. Юта нашёл на полу свои боксеры, натянул их на себя одним резким движением. Марк понял, что Юта разозлился. Даже не нужно было задавать вопросы, всё было понятно и так. Юта избегал его взглядом, его челюсти были напряжённо сжаты. Марк смотрел на него, не отрываясь, и чувствовал себя виноватым. Тело Юты всё ещё блестело от пота, но он даже не принял душ и не обсох; он продолжил одеваться как ни в чём не бывало. Цепь с замком на правой руке, в пупке блестел пирсинг; рядом на животе темнели бабочка и перо, над которым пролетали пять птиц, – Марк всегда отвлекался на эти детали, совершенно не сочетавшиеся с профессией адвоката. Но ведь и сам Юта был таким – многослойным.       И Марк, наверное, в этом был похож на него.       Юта оделся быстро: снова в костюме, а галстук он убрал в кожаный портфель. Только тогда, когда почти все пуговицы были застёгнуты, он обернулся к Марку и посмотрел на него во все глаза. На секунду Марку захотелось, чтобы сердце Юты оттаяло, и он вернулся обратно в кровать, чтобы они снова занялись сексом и забыли про этот короткий неприятный разговор. Но у Юты, видимо, на этот счёт были совсем другие соображения.       Юта подошёл ближе к кровати со стороны Марка и присел с краю. Выражение лица уже смягчилось. От его пронзительного, полного нежности взгляда у Марка чуть не подкатил ком к горлу. Он протянул руку к лицу Юты, надеясь, что тот позволит ему хотя бы прикоснуться. Юта мягко поймал его руку, поцеловал каждый выпирающий сустав. Марк смотрел на него неотрывно, поглощая каждое мимолётное движение и запоминая каждую деталь навсегда. В его жизни не было никого, кто бы хоть сколько-то был похож на Юту. Никого, кто бы обращался с ним так, как с ним обращался Юта.       – Я расстроен и немного зол сейчас. Но ты мне всё равно нравишься, Марк. Очень нравишься, – прошептал Юта, целуя вверх по кисти руки и дальше, к запястью. Марку захотелось завыть: разве можно быть так запросто откровенным? Разве люди говорят о своих чувствах так, как о погоде? Марк никак не мог привыкнуть к тому, что Юта сочетал в себе несочетаемое: сложный характер и адекватность восприятия. В первую очередь, адекватность восприятия самого себя. Юта осознавал, что иногда он мог вспылить не к месту или быть слишком угрюмым, если сильно устанет. Он мог быть жутко ревнивым, вплоть до самого настоящего собственничества. Но в тридцать один год он обладал уже вполне достаточным количеством самоконтроля, чтобы тормозить свои спонтанные реакции и проговаривать их вслух. Тем не менее, его откровенность шокировала Марка до сих пор. Особенно в том, что касалось непосредственно его самого.       – Оппа, – Марк решил хотя бы попытаться, пока Юта целовал его плечо, но не касался шеи. – оппа, останься сегодня, пожалуйста?..       – Нет, – сказал Юта твёрдо, но с мягкой улыбкой; поцелуи прекратились, и Юта заглянул Марку в глаза. – Мне лучше у тебя не оставаться. Я уже успел разозлиться и не хочу поднимать эту тему снова – а я обязательно её подниму, если останусь. Я себя знаю слишком хорошо.       Он поцеловал Марка в лоб – коротко и как-то по-родительски. Марк не удержался и выкатил губы, как маленький ребёнок. Но Юта этого видеть уже не мог: он пошёл в коридор. Марк подскочил с кровати вслед за ним. Натянул валявшиеся рядом с кроватью грязные брифы, поспешил в коридор. Юта уже завязывал шнурки на туфлях. Он улыбнулся ему из-под уложенной чёлки. Мягкость его улыбки кольнула Марка в сердце слишком глубоко, слишком больно. Он подошёл к Юте как можно ближе. Ему было наплевать, что в коридоре у него, как обычно, было натоптано и сейчас у него все ноги будут в песке. Как только Юта распрямился во весь рост, Марк потянулся к нему, чтобы заполучить поцелуй как можно быстрее. Юта положил обе ладони ему на щёки. Его ладони ощущались тяжело, но приятно – так Марк мог вернуться с небес на землю, мог перестать крутиться волчком, когда дел становилось слишком много. Его губы ощущались настолько правильно на губах Марка, что Марка наводнили мысли о том, что их губы были созданы для того, чтобы целоваться вместе. Аромат его прохладного парфюма проникал под самую кожу, был головокружительным и успокаивающим одновременно – и именно эта комбинация с щелчком открывала внутри Марка что-то, что ему самому было страшно увидеть и признать, что то, что он тщательно скрывал, на самом деле, являлось его неотделимой частью.       – Всё, тигрёнок, я пошёл. Мне пора, – Юта улыбнулся и коротко похлопал Марка по ягодице; Марк кивнул понятливо и нехотя разжал свою железную хватку, чтобы отпустить Юту. – Набери мне завтра, когда у вас будет обед или окно между занятиями, окей?       – Конечно. Напиши, как будешь дома, – попросил Марк, уже чувствуя, что в груди слегка холодеет от подступающей грусти. – Я буду скучать… уже скучаю.       Юта издал умилённый звук, похожий на довольное мурчание, коротко чмокнул Марка в губы ещё раз и резким движением отпер замок на входной двери. Глядя на его удаляющуюся по лестнице фигуру, Марк прижался виском к железному дверному проёму устало. Юта, уже прижимая телефон плечом к уху, махнул ему рукой и улыбнулся широко. Марк дождался, пока его совсем не станет видно, и закрыл дверь.       Через двадцать три минуты телефон в тёмной комнате завибрировал и вспыхнул: Oppa-san 🥵😘 дома спокойной ночи, Марки ❤️       Марк заулыбался так, что заболели скулы. Прошло немало времени, а он всё равно радовался, как дурак.

Tiger Baby 🐯🌟 спокойной ночи 💕

      Всю жизнь Марку так или иначе приходилось что-то кому-то доказывать. В последние несколько лет он смирился с ролью человека, которому не верят и говорят «да нет, не может такого быть, ты на самом деле не такой», хотя раньше он злился, досадовал и расстраивался. В Канаде, пока он рос, ему не верили, что он настоящий канадец. «Канадец? Канадец из Канады?» – переспрашивали его, маленького темноволосого мальчишку с чёрными глазами-бусинами и по-азиатски пухлыми щеками. Как будто того, что он без запинки говорил по-английски с местным акцентом, было недостаточно. Ему приходилось объяснять, уже лет с шести, что да, этнически он кореец, но вообще родился и всю жизнь живёт в Канаде. Ему сначала не верили, смотрели с каким-то неуместным преувеличенным непониманием; а потом всё забывалось. Никто больше не задавал вопросов, почему у него такая странная фамилия, почему у него два имени и на каком языке он говорит дома, а на каком – рассуждает у себя в голове. Никто больше не восхищался тем, когда Марк говорил что-нибудь по-корейски или приходил с корейским обедом в ланч-боксе.       После переезда в Корею он попал в Зазеркалье: в Сеуле ему не верили, что он кореец и вообще-то знает и понимает местные традиции и порядки. Сначала на него косили недоверчиво: мол, приехали тут с Запада и будут вести себя так, как привыкли у себя дома – а это совсем не по-нашему. Но Марк прекрасно понимал, где он находился и что должен делать. Он умел быть не просто вежливым, а даже слишком вежливым. Его дружелюбие, хорошие манеры и отзывчивость в итоге принесли свои плоды: его всё-таки приняли как своего, перестали обращаться как с иностранцем. Марк старался не говорить по-английски без необходимости и вообще не подавать вида, что он родом с другого конца света. Если в Канаде ему приходилось постоянно говорить о своём двойном происхождении, то в Корее он наоборот замёл этот факт под ковёр и старался не говорить об этом тогда, когда его не спрашивали.       На стыке двух половин его жизни, – в Канаде и в Корее, – Марк осознал свою сексуальную ориентацию. Он расстроился, что не сможет продолжить плеяду достижений, которыми так гордились его родители, и никогда не приведёт в дом прекрасную девушку. Родители, однако, лишь удивились, когда он набрался смелости и неловко признался им во всём. Они приняли его спокойно, без лишнего давления. Тогда Марк испытал небывалое облегчение. Ему показалось, что хорошее начало означало ещё лучшее продолжение – но он ошибся. Никто не воспринимал его как гея. Видимо, он был слишком похож на стереотипного the guy next door: широкая приветливая улыбка, громкий смех, короткая стрижка, натуральный цвет волос; рубашка в клетку поверх базовой футболки, прямые джинсы, самые обыкновенные кроссовки. За всю свою жизни он не встретил ни одного человека, который хотя бы предположил, что девушки ему неинтересны нисколько. Даже знакомые геи выкатывали на него глаза, когда он говорил, что они, вообще-то, «одного поля ягоды». Он расстраивался, что никто не видел в нём того, что было его неотъемлемой частью. Он боялся, что его не воспринимали всерьёз из-за его дружелюбия и заурядности.       А дальше – больше. Даже если после того, как он несколько раз с вежливой улыбкой выслушивал «Ты вообще на гея не похож, вот ни капельки», он натыкался на новое препятствие. Ему не верили, что ему нравится быть снизу. «Ты не похож на боттома,» – говорили ему со всей уверенностью. В том числе и его любовники, чем иногда убивали всякое желание заниматься сексом. Несколько раз Марк впадал в самое настоящее отчаяние, всматриваясь в своё отражение в зеркале, и пытаясь понять, что с ним не так. Почему ему никто не верит? Почему его всё время принимают за другого человека? Почему ему с такой уверенностью заявляют, что он не может быть тем, кем он является?       Убедив парня в том, что он любит быть только снизу, Марк затаивался. У него в шкафу было ещё много скелетов, но он предпочитал держать их под замком. Ему очень хотелось исследовать себя, свою сексуальность, понять, что ему нравится, а что – нет, но он молчал, не признавался партнёрам в своих желаниях. Он боялся их отпугнуть, ведь они и так прошли через несколько этапов принятия Марка, и всякий раз Марк в их глазах оказывался совсем не таким, каким он представлялся. Поэтому Марк старался лишний раз не болтать о том, что ему нравится, и довольствовался обыкновенным сексом. Чаще всего в той позе, в которой больше нравилось его партнёрам. Он ведь был гибким во всех смыслах, он мог подстроиться. И в конце концов, говорил себе Марк, пытаясь проглотить ком в горле, даже такой секс давал ему удовлетворение. Пусть не полное, но это было лучше, чем вообще ничего.       Обрывки идей и неутолённые желания скапливались в нём годами. Иногда он всё-таки шёл у них на поводу и пытался поговорить со своими партнёрами. Но чаще всего он натыкался на непонимание. Хорошо, если ему отвечали сдержанно и вежливо: «Извини, я так не могу». А порой ему приходилось выслушивать удивлённо-гневную тираду о том, что «ну знаешь, это уже чересчур, это уже похоже на извращение; ты вообще уверен, что с тобой всё в порядке?», а потом бормотать: «Извини, забей; это так, глупая мысль вслух». В итоге он свыкся с тем, что он, возможно, и вправду немного больной, если ему нравятся настолько странные вещи.       На следующий день у Марка получилось окно из-за отменённой в последний момент пары, и он написал об этом Юте. Юта сразу же перезвонил и спросил, не хочет ли он пообедать вместе у него в офисе, поскольку время было именно обеденное. Сжавшись изнутри от внезапно накатившего восторга, Марк предупредил Чону и Донхёка, чтобы не ждали его, и побежал к главным воротам университета, где его уже ждало такси.       – Привет, тигрёнок, – Юта поцеловал его очень коротко – короче, чем хотелось бы Марку. Но Марк сразу же понял, что Юта будет не только есть, но, в первую очередь, работать. Он не хотел мешать. Ему было вполне достаточно того, что они находились в одном помещении. Тем более, что Марк ещё никогда не был в личном кабинете Юты в бюро Джонни в самом центре города. Кабинет мало походил на Юту: всё было расставлено по местам, аккуратно, в соответствии с какой-то логикой. У себя дома Юта редко наводил порядок и называл себя «человек-ураган».       Юта расхаживал с телефоном вперёд-назад и периодически мычал в трубку, делая какие-то заметки в записной книжке на столе. Марк присел на край кресла, – видимо, это было кресло для посетителей, – и молча осматривался. В итоге Юта вышел на балкон, прикрыв за собой дверь. Марк, вдруг ощутив себя совершенно не к месту, почесал затылок.       – Привет, – послышалось со спины. Марк похолодел от испуга и круто развернулся.       – Здравствуй, хён, – он резко встал и поклонился, теперь начиная краснеть.       – Юта разве не здесь? – Тэиль осмотрел кабинет, хмурясь. – Мне казалось, я видел его, когда проходил мимо.       – Он разговаривает по телефону на балконе, хён, – сказал Марк своим уважительным голосом. Хоть Юта и Тэиль были одного возраста, Марк считал, что, поскольку с Тэилем они были, скорее, просто знакомыми, нужно относиться к нему с большим уважением. Тэиль кивнул и прошёл через кабинет прямо на балкон. Там, щурясь от ярких лучей тёплого солнца, они с Ютой начали разговаривать о чём-то своём.       – Hey Mark, – теперь со спины послышался узнаваемый чикагский акцент, и его похлопали по плечу. Марк обернулся, улыбнулся широко и пожал крупную ладонь Джонни. С Джонни он чувствовал себя иначе. Хоть Джонни и был главой бюро, он держался очень неформально и всегда разговаривал с Марком по-английски.       – Как дела, всё нормально? – спросил Джонни, Марк кивнул. – Круто, рад за тебя. Куда запропастились хёны? Только что слышал их голоса…       – Они на балконе, – Марк кивнул на всё ещё разговаривавших между собой Юту и Тэиля. Джонни снова похлопал его по плечу и тоже прошёл на балкон. Марк опять остался один. Он усмехнулся, покачивая головой: он тут просто как личный секретарь у Юты. Но у него было ещё немного времени, он мог подождать ещё.       И пока он ждал, он не мог не воспользоваться моментом и не понаблюдать за Ютой. Обычно Юта следил за ним своим пристальным пронзительным взглядом, отчего Марк очень сильно смущался. Но сейчас, сидя в притенённом кабинете, он мог смотреть на Юту столько, сколько ему хотелось и ничего потом не объяснять, если Юте вдруг захочется в шутку подразнить его по этому поводу.       Юта был одет в тёмно-синий костюм, подчёркивавший оттенок его карих глаз и оттенявший его выкрашенные в каштаново-чёрный цвет волосы. Он чуть ослабил галстук и расстегнул первую пуговицу на рубашке, и Марку почему-то эта деталь показалась жутко сексуальной. Юта смотрел на Тэиля и Джонни пристально, своим гордым орлиным взглядом. Челюсти были крепко сжаты; левая рука лежала в кармане, а в правой он держал телефон и быстро постукивал им по своему бедру. Он был похож на скалу, стоящую посреди бушующего океана. И совсем не был похож на того обжигающе-страстного Юту, с которым Марк занимался сексом накануне и от которого сходил с ума. Но, как и Юта-любовник, Юта-адвокат был невероятно притягательным и сексуальным – разница была лишь в том, что адвокат казался отстранённым, холодным и слишком сдержанным. Марк не понимал, как у Юты получается быть настолько разным.       Пока он смотрел на Юту, боковым зрением он заметил, что Джонни всё это время, что они разговаривали, держал Тэиля за локоть и не отпускал его. Когда они уже собрались уходить, Тэиль положил ладонь на поясницу Джонни, а потом спустился ниже и коротко похлопал его, чтобы он вышел первым.       Марк попытался сделать вид, что он не видел ничего.       Через десять минут Юта выключил все свои телефоны, усадил Марка к себе на письменный стол и кормил его обедом из своего контейнера. Марк всё ещё чувствовал себя неуместно, но рядом с Ютой он всегда отвлекался и успокаивался. Юта, хоть и считал, что он «по жизни как оголённый нерв», оказывал на Марка очень мощный седативный эффект, когда Марку это было нужно.       – Хён, – Марк стёр салфеткой каплю соуса у себя с подбородка. – а что, Тэиль-хён и Джонни-хён… они, что, как бы вместе?       Юта рассмеялся громко, но коротко, не отрываясь от контейнера и пытаясь выловить для Марка самый большой кусок курицы.       – Джонни женат, у него двое детей. А Тэиль же встречается с твоим другом – Донхёк, так ведь его зовут? Скажи «а-а-а», Марки, – и Юта отправил Марку в рот действительно самый большой, жирный и вкусный кусок. – Если тебе показалось, что они ведут себя друг с другом как-то странно, так это потому, что они и вправду странные.       – Ты говоришь то же самое про… – Марк хотел сказать «нас», но осёкся, сразу же вспотел. – про тебя и меня. Ну, в шутку, но всё равно.       – Ну нет, – Юта усмехнулся, снова пытаясь отыскать у себя в контейнере что-то повкуснее. – Они странные потому, что никак не закроют дверь в прошлое. Они ведь спали ещё по молодости, когда были студентами. И, видимо, их прошлое так и не осталось в прошлом, поэтому они несколько лет назад наломали дров... И какое-то эхо всё-таки осталось.       Марк принял от Юты ещё один кусок – на этот раз, Юта выловил овощи в соусе. Марк не стал спрашивать, что именно значит «наломали дров». Если это было в прошлом, ему не нужно знать. Иначе, возможно, узнает и Донхёк, ведь от него ничего не скрыть. А если узнает Донхёк, то тогда начнётся настоящий ад с казнью всех, кто хоть сколько-то причастен к неприятной новости.       – …а мы, тигрёнок, – Юта отложил пластиковый контейнер, уже опустевший, в сторону и легко погладил Марка по бёдрам. – мы «странные» только потому, что нам обоим нравятся необычные вещи.       – Ага, – кивнул Марк и с трудом проглотил последний кусок; он, словно под гипнозом, смотрел, как тонкие, такие красивые пальцы Юты скользят по его бёдрами выше и выше. Кресло Юты подкатилось к краю стола ближе – так, что ноги Марка оказались по обе стороны ног Юты. Одно движение, и Марк окажется у Юты на коленях. А ведь дверь в кабинет была не заперта. Наверное… Или заперта. Марк не помнил точно. Но адреналин уже ощущался в каждом быстром ударе сердца. Пальцы Юты уже добрались до задних карманов его джинсов. Он тяжело выдохнул, когда ладони жадно огладили его ягодицы через плотную ткань.       – Оппа, – сказал Марк глухо, закрывая глаза. Даже через веки он чувствовал, что Юта прожигает его своим невыносимым, испепеляющим взглядом. Он выдохнул судорожно, сглотнул.       – Иди ко мне, Марки, – голос Юты звучал сильно, но ласково. – Мне надо быть с тобой как можно чаще, чтобы не загнуться одному в Минато… Иди ко мне, скорее…       Голос Юты забирался под самую кожу, отчего Марк становился сам не свой. Он сглотнул ещё раз, облизнув пересохшим языком нижнюю губу, и резко оказался на коленях у Юты. Его сознание сразу же погрузилось в счастливый, непроницаемый пузырь: парфюм Юты, волосы Юты щекочут лицо, губы Юты целуют под челюстью и спускаются на шею, пальцы Юты сжимают ягодицы, забираются за пояс джинсов.       – Оппа… – Марк попытался предупредить его из последних сил, стискивая пальцами подлокотники его адвокатского кресла.       – Тише, Марки, – прошептал Юта прямо на ухо, обжигая дыханием. – Дверь заперта. Расслабься немного, тигрёнок.       Погода в Токио, согласно прогнозу, должна была быть тёплой и солнечной. Хоть перелёт и был коротким, Марк всё равно хотел чувствовать себя комфортно, поэтому поехал в оверсайзовой футболке и шортах выше колена. Он даже прихватил солнечные очки на всякий случай. Но когда самолёт приземлился, стюардесса сообщила, что за бортом облачно и прохладно, лучше надеть куртку. Куртку Марк с собой не взял.       Он чувствовал себя немного глупо в потоке пассажиров в куртках, ветровках и джинсовках. Он шёл по рукаву, следуя за другими людьми, потому что после переезда из Канады в Корею он особо никуда не путешествовал и уже забыл, куда идти. Тактика оказалась удачной, и он быстро оказался в просторном здании аэропорта. Везде мелькали лица, слышались голоса.       И через массу чужого, незнакомого и непонятного засветилась широкая улыбка.       – Хён! – воскликнул Марк и бросился Юте на шею. Обычно он был сдержаннее, старался контролировать себя. Но он так соскучился по Юте за неделю, что всё его благоразумие, видимо, осталось в Сеуле. Ему очень хотелось поцеловать Юту здесь и сейчас – ведь по поцелуям он тоже соскучился, и очень сильно.       – Ты покрасился, Марки? – Юта, всё ещё широко улыбаясь, аккуратно провёл рукой по его отросшим светло-голубым волосам. – Тебе очень идёт. Выглядишь супер.       Марк сумел в ответ только кивнуть. Он не мог оторвать от Юты глаз, не мог напиться им. Всё это время он как будто испытывал дикую, нечеловеческую жажду.       – Спасибо, хён. Я очень скучал, – добавил Марк негромко. Юта улыбнулся чуть шире и похлопал его по попе – достаточно невинный жест, скорее, братский, чем на что-то намекающий. Но Марку хватило и этого: по спине сразу же побежали мурашки.       – Где твоя куртка, Марки? – Юта, не успел Марк и глазом моргнуть, закинул себе на плечо его большой рюкзак. Марк всё время забывал, что Юта, хоть и не был мускулистым, был очень сильным. При желании он мог с лёгкостью поднять даже Марка.       – Я думал, будет тепло и ничего не взял. Есть толстовка, она внизу, в рюкзаке, – Марк уже было потянулся к замку, как Юта резким движением скинул с плеча рюкзак. Затем он быстро снял с себя офисный пиджак и набросил его на плечи Марка. Марк растерялся, как школьник, и покраснел.       Оказалось, что в Токио у Юты была своя машина и водил он её сам. Марку ещё не доводилось видеть Юту за рулём: в адвокатском бюро все ездили на служебных автомобилях с личными водителями – таково было корпоративное правило. У Марка чуть пересохло во рту, когда Юта сел за руль, пристегнулся, велел пристегнуться Марку и завёл мотор. Юта выглядел серьёзно, внушительно. Он чем-то напоминал Марку босса мафии из комиксов или аниме.       Пока Юта спрашивал, как Марк долетел и как дела в университете, Марк терпеливо ждал. Ждал, когда ладонь Юты ляжет на открытую кожу его бедра. Марк изголодался по прикосновениям Юты. Звонки и даже видеозвонки не могли дать того, что Марк получал от одного только живого присутствия Юты. А от даже лёгких касаний он вспыхивал, словно канистра бензина.       – Марки, пока ты здесь, я хочу, чтобы ты был тем, кем тебе хочется быть. Договорились?       Марк поднял на него взгляд. Внутри него всё затрепетало, задрожало. Он подумал, что действительно, находясь в чужой стране, где его никто не знает, он может делать то, что ему хочется. От этой мысли в нём проснулась забытая детская радость – чистая, мерцающая. Такая сильная, что он несколько минут смотрел на Юту и улыбался широко и свободно. Юта подмигнул ему. Машина свернула на трассу, ведущую в Минато.       Из квартиры Юты открывался красивый вид на квартал Акасака. Марк рассматривал далёкие светящиеся вывески заведений и более близкие огни, тянущиеся вдоль проезжей части. У него не было отпуска уже очень давно, поэтому он жадно впитывал всё, что его окружало. Днём он пробовал еду, которой его угощал Юта, и никак не мог насытиться. Блюда казались такими вкусными, что он облизывал пальцы и причмокивал. Юта смотрел на него через серые солнечные очки и говорил: «Люблю, когда ты ешь с аппетитом». Он вслушивался, как Юта говорил по-японски, и старался повторять, перемещая язык и губы в непривычное положение, пытаясь выговорить неизвестные слова с первого раза. Он осматривался вокруг себя и делал бесконечное количество фотографий, отсылая часть из них Чону и Донхёку в их общий чат. Но ни одна фотография не могла передать в полной мере глубину и атмосферу того, что внимательно рассматривали глаза. Ни одна фотография не могла передать уникального запаха улиц. Ни одна фотография не могла передать того, как солнечный свет отражался от стен и крыш, опускаясь к линии горизонта.       Ни одна фотография не могла передать, насколько Марк чувствовал себя счастливым, когда Юта брал его за руку и заглядывал ему в глаза. Настолько глубоко, что у Марка не оставалось от Юты ни одного, ни единого секрета.       Марк прислушался. Вода в душе всё ещё шумела за закрытой дверью. Чувствуя в груди бурлящую игривость, Марк прикусил край нижней губы и пошёл в спальню Юты, где остался его рюкзак. Ему хотелось быть готовым к тому моменту, когда Юта выйдет из душа.       Юта появился через десять минут. Марк перехватил его взгляд через отражение в зеркале. На секунду его оживлённость и игривость притихли, как будто затаились. Он ждал реакции. Он знал, что Юта видит его в отражении просто отлично.       Уже издали было заметно, как быстро потемнели глаза Юты. Даже с мокрыми волосами и в длинном махровом халате, Юта выглядел как самая настоящая угроза, и сердце Марка забилось быстрее. Он задержал дыхание, следя за каждым шагом Юты.       – Тебе нравится? – спросил Марк тихо-тихо. Произносить эти слова оказалось так страшно.       Ещё никто не видел Марка таким. Таким, каким ему хотелось быть на самом деле.       Окрашивание волос было лишь первым шагом, внешне вполне приемлемым, хотя для него, бесспорно, необычным. Но всё, что Марк показывал Юте сейчас, уже не укладывалось в понятие «нормального». По крайней мере, не в обществе, где больше всего ценились вековые традиции и старинные обычаи.       Марк чувствовал себя невероятно уязвимым. Юта видел его голым уже много раз – но никогда не видел таким. Светло-голубые волосы были заплетены в две короткие растрёпанные косы вдоль головы и были собраны в небрежный хвост. На свежевыбритом лице играл немного ненатуральный яркий румянец, в самом центре щёк. На выступающей линии скул были рассыпаны нежно-лиловые блёстки. Губы влажно сверкали розово-сиреневым, а глаза были подведены чёрным, уходящим в прозрачную томную дымку. Из одежды на его чистом, оставшемся без волос теле были только пышные шорты из чёрного шёлка.       Он сжал челюсти крепко, не сводя с Юты пристального взгляда. Он дрожал с головы до ног.       Юта подошёл к нему вплотную. Он всё так же удерживал с Марком зрительный контакт через зеркало. Взгляд тяжёлый, нечитаемый. Юта даже не моргал. Всё его лицо как будто превратилось в каменную маску, без выражения, без тени эмоций. Марк чуть приподнял подбородок. Его смелость стремительно утекала, как песок сквозь пальцы. Ему нужен был ответ. Ответ от Юты.       – Я не могу от тебя оторваться, – губы Юты касались раскрасневшегося уха Марка; голос низкий, с хрипотцой, которой Марк никогда не слышал. – Ты просто нечто.       Марк наконец смог выдохнуть. Но слов оказалось мало – теперь его тело требовало прикосновений. За весь день Юта не прикоснулся к Марку так, как Марк к этому привык. Они постоянно находились в людных местах или ресторанах, а в машине Юта был сосредоточен на дороге и делал вид, что не замечает скромных попыток Марка соблазнить его хотя бы на что-то. Теперь кожа Марка буквально вибрировала от необходимости ощутить тепло тела Юты.       И Юта как будто прочёл его мысли. Марк увидел в отражении, – пока ещё не почувствовал, а только увидел, – что к его талии приближаются руки, по которым он очень скучал всё это время. Он выдохнул глубоко, с глубоким облегчением, и закрыл глаза.       – Мне тебя очень не хватало, оппа, – произнёс Марк так тихо, что ему подумалось, что Юта его не услышит. Но Юта, очерчивая кончиком носа его ушную раковину, промычал в ответ низким голосом. Марк втянул воздух через приоткрытые губы, когда горячие ладони тяжело легли на его живот и заскользили ниже.       – Посмотри на себя, – сказал низкий голос Юты где-то в центре головы Марка. Марк открыл глаза послушно. Руки Юты гладили его живот и уже начинали дразнить, играя с резинкой шёлковых шорт. Марк почувствовал, что к лицу волной подкатила краска, сделавшая искусственный румянец ярче.       – Марки, – провибрировал голос Юты. – Не имеет значения, нравится ли мне. Ты будешь нравиться мне всегда. Каким бы ты ни был. Я обречён всю жизнь тебя обожать… но я не жалуюсь. Я этому рад. Гораздо важнее другое: нравится ли тебе?       Лёгкий укус на мочке уха. Горячее дыхание на открытом плече и шее. Марк весь покрылся мурашками. Держать глаза открытыми становилось всё труднее.       – Мне нравится, – сказал Марк тихо. Но слова прозвучали уверенно, значимо. Как будто в них таилось нечто большее, чем просто одобрение собственного внешнего вида. Марк как будто подошёл чуть ближе к тому, что он скрывал всю свою жизнь. Вдруг ему стало волнительно, почти тревожно. Он словно вышел на какой-то новый уровень, отдалился от того Марка, который был добрым без разбора, always the guy next door, который улыбался и на всё говорил «Да всё нормально, правда».       Благодаря Юте, Марк начинал замечать нового себя. Себя, которому ещё предстоит раскрыться – не только в спальне Юты, но и за её пределами, в повседневной жизни Марка.       Его мысли оборвались, когда Юта круто развернул его на месте, подхватил под ягодицами и быстро понёс на кровать. Возбуждение метнулось обжигающей волной в низ живота, и Марк охнул от неожиданности, успев ухватиться за плечи Юты в самый последний момент. Юта скинул его на мягкое одеяло, снял с себя халат. Марк не сдержал нетерпеливый стон, когда увидел Юту обнажённым полностью. Не диагональное фото через зеркало в их чате, а самое настоящее тело, живое и горячее. Марк жадно рассматривал все татуировки, цепляясь взглядом за крошечные детали, которые он знал наизусть. Его до сих пор поражала мысль о том, что под строгими костюмами Юты скрывались разномастные узоры татуировок, говоривших о Юте гораздо красноречивее, чем его рабочий кабинет, где царил идеальный порядок.       – Юта-оппа… – позвал Марк. Собственный голос показался слишком протяжным и высоким, каким-то фальшивым, ненатуральным. На секунду Марку стало стыдно, по старой привычке. Но глаза Юты засверкали настолько опасно, наполнились желанием до предела, что Марк понял: всё, что он делает, он делает правильно. Он делает так, как это сделал бы тот самый Марк, просидевший всю жизнь взаперти его сознания.       Юта встал на одеяле на колени, подобрался ближе. Его руки сразу же тяжело легли на подрагивающие колени Марка и заскользили вниз, к бёдрам. Марк ойкнул – ещё один новый звук. Новый звук, который высекал из Юты самые настоящие искры. Осознавать, что он имеет над Ютой такую силу, было для Марка непривычно, даже немного странно. Но ему нравилось.       Он торопливо спустил с себя шёлковые шорты и кинул их куда-то в сторону – но Юта, не спуская с Марка пристального взгляда, поймал их очень ловко. Он сжал ткань в кулаке, поднёс её к лицу и жадно втянул запах. Марк покраснел ещё сильнее; теперь, наверное, уже до самой груди.       – Пахнет тобой, – прорычал Юта и коротко поцеловал шёлк, после чего положил шорты на край кровати. Марк, пытаясь позабыть про привычное смущение и вырваться на долгожданную свободу, развёл колени, безмолвно приглашая Юту стать ближе. Ухмыльнувшись уголком рта, Юта медленно опустился над Марком и замер. Марк чуть не заныл разочарованно: он ждал так долго не для того, чтобы его дразнили!       – Никогда в жизни не видел настолько красивых глаз, – прошептал Юта, поглаживая скулу Марка большим пальцем. – Ты очень красивый, Марк. Я хочу, чтобы ты это принял и запомнил навсегда.       – Угу, – у Марка пропала возможность говорить членораздельно. Он смотрел на Юту снизу вверх и чувствовал, что к сильному возбуждению примешивается что-то новое. Что-то слабое, плаксивое, заставляющее его округлять глаза, выкатывать губы. Что-то невероятно уязвимое, хрупкое, беззащитное. Что-то, что могло проявиться только перед Ютой.       Юта улыбнулся чуть шире. Марк обнял его за шею обеими руками, и Юта наконец-то понял его жирный намёк. Юта наклонился ещё ниже, чмокнул его в кончик носа. А потом приоткрыл губы и набросился на губы Марка, целуя, кусая, оставляя влажные следы, пачкаясь в блеске для губ. Марк прочитал в его поцелуе ту самую жажду, что мучила его всё это время, пока Юта был в Японии.       Когда дышать стало совсем нечем, Юта оторвался от Марка, хотя Марк не желал его отпускать. Ему нужно было ещё, нужно было больше. Больше Юты, больше его поцелуев, больше его рук на теле, скользящих и гладящих везде, куда он только мог дотянуться. Но Юта распрямился, сидя на коленях между ног Марка. Пару секунд он смотрел Марку в глаза. Марк, тяжело дыша, понял, что нужно подождать. Нужно немного выждать, дать атмосфере накалиться ещё немного, чтобы они могли обжечься так, как им обоим нравится больше всего.       Потом Юта медленно взял Марка за левую щиколотку. Марк расслабил мышцы, позволяя Юте делать то, что ему захочется. Юта приподнял его ногу, поцеловал свод стопы. Марк невольно дёрнулся всем телом: поцелуй показался гораздо интимнее многих вещей, которые они обычно делали вместе, а ещё от него стало очень щекотно. Юта посмотрел на Марка со знакомой ухмылкой и положил его ногу себе на плечо.       Сердце Марка забилось как ненормальное. Как будто оно вот-вот было готово вырваться из груди и упасть в ласковые ладони Юты.       Как только Юта переступил порог ресторана «127» в тот вечер, когда вся их «коллегия» что-то праздновала, Марка прошило насквозь. Все остальные адвокаты просто поздоровались и просто поклонились в ответ на его глубокий поклон и приветствие. А Юта как будто сразу же, в тот самый момент почувствовал в нём то, что не чувствовали другие люди, ни в Канаде, ни в Корее. Чуть позже Юта сказал, что моментально угадал ориентацию Марка и что понял, что Марк на самом деле не так прост, как кажется. Марк был поражён до глубины души. Никто и никогда не видел в нём ничего, кроме доброты и заурядности. А Юта словно прочитал его, как книгу. Марк не хотел видеть в их знакомстве ничего мистического и отказывался соглашаться на шутливые заверения Юты о том, что его интуиция развита настолько хорошо, что он запросто мог бы стать профессиональным экстрасенсом. Марк не верил в экстрасенсорику. Но зато Марк верил в судьбу. И после их встречи с Ютой он начал верить в неё ещё сильнее.       С Ютой было очень комфортно. Наверное, потому что он действительно видел Марка насквозь, и получалось, что скрывать от него Марку было попросту нечего. Очень скоро они наткнулись на первый барьер, – барьер со стороны Марка, потому что Юта жил без каких-либо ограничений, – когда Юта спросил, что Марку больше всего нравится в постели. Марк замялся, смутился. У него было два ответа: один привычный, приемлемый, а второй настолько страшный и убогий, что ему самому было боязно его касаться. Он скромно улыбнулся и сказал выученную, отточенную годами фразу про то, что «круче миссионерской позы ничего не придумали» и что «лучше, когда всё просто, обыкновенно». По взгляду Юты Марк понял, что Юта на эти слова не купился. Однако задавать вопросы Юта тоже не стал. Наверное, ещё не пришло нужное время.       Но вот когда их отношения стали глубже, чем просто ужин в ресторане по выходным с вытекающим из него сексом, Марк почувствовал, что отпираться долго он не сможет. Взгляд Юты был слишком пронзительным, чтобы можно было что-то от него утаивать слишком долго. А сам Юта был слишком заботливым, слишком внимательным и слишком часто повторял, что Марк ему очень нравится. Сопротивляться ему становилось сложно. Потом, в какую-то из ночей Юта спросил: «Марк, можно я покажу тебе, что нравится мне? Если тебе будет не комфортно, пожалуйста, скажи «нет» в любой момент, и мы сразу же остановимся». В ответ Марк глупо кивнул, не представляя, что его ожидает.       А ожидала его череда открытий. Оказалось, что ему нравится жёсткий, совсем не «ванильный» секс – и уж точно не в миссионерской позе. Оказалось, что наручники в постели – это не вызывающий зевоту стереотип, а то, отчего Марк мог кончить два раза за подряд. Оказалось, что бесконечные, перерастающие в сладкую муку прелюдии – это тоже то, отчего Марк буквально с катушек слетал. Он не переставал удивляться: он многого о себе даже не подозревал. Пока они пробовали вместе то, что предлагал Юта, всё казалось простым и понятным. Марк ждал с трепетом каждого нового предложения.       Но в какой-то момент последовал вполне логичный вопрос: «Марки, ты покажешь мне, что нравится тебе?» И Марк, уже сросшийся с Ютой на всех возможных уровнях близости, понимал, что отпираться сейчас глупо. Что они уже находятся в каких-то отношениях, – Юта настаивал, что они встречаются, потому что именно этим они по сути и занимались, а Марк почему-то медлил с ярлыками и определениями, – и что, наверное, Юта от него не сбежит только из-за того, что Марку нравится в постели что-то «странное».       Юта действительно не сбежал. Наоборот, Марку показалось, что с каждым его новым микро-открытием, микро-откровением они становились друг другу всё ближе и ближе. Юта всегда говорил, что если что-то им обоим не вредит и доставляет удовольствие, то тогда они не делают ничего такого, что можно было бы считать «странным». Юта сказал, что он вообще терпеть не может слова «ненормальный» и «странный» и что их придумали ханжи без фантазии. «Марки, – говорил Юта, держа лицо Марка в обеих ладонях. – всё, что есть в тебе, – прекрасно. Не позволяй никому себя принижать. Стой на ногах твёрдо. Ты – моё сокровище». Марк закрывал глаза, растворяясь в этих словах. Иногда, правда, Юта добавлял, что перегрызёт глотки всем, кто только посмеет обидеть Марка или на него посягнёт, и Марк не мог не рассмеяться и не поцеловать Юту, чтобы унять его воинственность хоть сколько-то.       Рядом с Ютой Марк начал вызволять ту часть себя, что он скрывал всю свою жизнь. И дело было действительно не только в сексе. Раскрепощаясь в постели, отыскивая самого себя, свои истинные, ничем не продиктованные желания Марк как будто обретал новую опору в жизни. Да, он по-прежнему носился по всему городу как заводной, совмещая учёбу с работой и пытаясь поддерживать контакт со своей семьёй в Канаде, а также уделять внимание своим корейским родственникам и, конечно же, находить время для встреч с Ютой. Да, он иногда по-прежнему перегибал палку и перерабатывал, переучивался, был слишком мягким, слишком вежливым, слишком удобным для других. Но как только его зажатая часть себя стала пробуждаться к жизни, его жизненные ориентиры как будто начали меняться. Он всё меньше и меньше шёл на поводу у других в ущерб самому себе. Он всё меньше и меньше подстраивался под вкусы и интересы других в тех ситуациях, когда проявить себя было безопасно и даже желательно.       Особенно приятно было от того, что рядом всегда был Юта. Что из fuck buddy он превратился в надёжного близкого человека. Хоть Юта и иногда корил себя за то, что он «человек-ураган» не только у себя дома, но ещё и в отношениях, Марку его было достаточно. Он ни с кем не чувствовал себя настолько гармонично. С Ютой не приходилось ничем жертвовать или переживать, что взял больше, чем полагается. Если кто-то слишком уставал за день, то они переносили встречу на другой день или же проводили ленивый вечер дома, валяясь друг на друге на диване, объедаясь фаст-фудом и обещая, что примут душ утром – и обязательно вместе. Ещё ни с кем Марку не становилось настолько спокойно. Он не переживал, что Юта вдруг исчезнет, оскорбит его, подставит или выставит во всём виноватым. Юта, хотя порой до них обоих доносились отголоски его необузданного характера, – попившего, по словам самого Юты, немало крови у его родственников и Тэиля, – всё равно находил в себе достаточно здравомыслия, чтобы не жечь мосты и не совершать чего-то, о чём бы они оба могли потом пожалеть. Марк поражался тому, насколько трудную работу над собой он проделал. Марк не мог им не гордиться. И мечтал, что он когда-нибудь, как и Юта, победит всех своих внутренних демонов, нарастит прочный панцирь и пойдёт по жизни спокойно и легко.       Юта также научил его не стесняться себя в постели. «Марки, тигрёнок, покажи себя таким, каким тебе хочется быть. Не сдерживай своё тело, дай ему волю,» – повторял Юта терпеливо, пока Марк цеплялся за старые страхи и привычки. Но постепенно он научился отпускать себя. Он не знал, откуда в нём взялось всё это. Страсть называть Юту «оппой» – и это был не кинк, это было самое обыкновенное ласковое прозвище! Чону сделал вид, что ему поверил, а Донхёк только закатил глаза, – стонать высоким, похожим на женский голосом; быть грациознее, чем в обычной жизни. Юта сказал, что нет ничего плохого в том, что Марку нравилось быть настоящей pillow princess и что парни тоже могут получать особый кайф от ничегонеделания. Юта сказал, что нет ничего плохого в том, что в хентае Марку всегда были ближе женские персонажи и что «это настолько мило, что я сейчас случайно начну возбуждаться». Юта сказал, что нет ничего плохого в том, что Марку нравится себя украшать и что он считает Марка красивым в любом образе.       Марку потребовалось немало времени, чтобы всё переварить и признаться себе полностью в том, что да, Юта всё это время был прав. Во всём этом действительно нет ничего плохого. Нет ничего «странного», и уж тем более нет ничего «ненормального».       Отдельно Марк был благодарен Юте за то, что Юта никогда не оказывал на него давления. Юта всегда его ждал – и в итоге дожидался. Юта не был самым терпеливым человеком на свете, но ради Марка ждать и набираться терпения ему было как будто бы совсем не трудно. Юта не давил на него, когда Марк находил предлоги, чтобы не встречаться с ним чаще в начале их отношений. Юта не давил на него, когда Марк отказывался проявлять истинного себя. Юта не давил на него, когда Марк долго увиливал, не желая соглашаться приехать в гости в Минато.       Марк не пожалел о своём решении ни разу. Ни об одном решении, которое он принял, пока был рядом с Ютой.       Юта дышал тяжело. Ругался по-японски. Марку хотелось думать, что это наверняка что-то очень грязное, что-то, от чего покраснеешь и захочешь отвести взгляд в сторону – нужно будет потом обязательно попросить перевод. У самого Марка не хватало сил даже на это: он хныкал, стонал, дышал коротко и поверхностно – так, что даже голова начинала кружиться, – мямлил что-то совсем непонятное даже для него самого. Он мешал английский с корейским, перестав понимать и соображать хоть что-то. Он пытался удержаться в реальности, но у него не получалось. Удовольствие накрывало его мощными волнами. Они подкатывали друг за другом, и мозг не успевал ничего обработать. Марк чувствовал себя переполненным изнутри. Всего было слишком много. Ему было слишком хорошо. Из глаз катились слёзы, к телу лип пот. Смазка залила весь живот, собравшись лужицей в пупке – Марк это не видел, но чувствовал.       – Оппа… – позвал он; голос охрип от бесконечных криков, но Марку это даже нравилось. – Ещё… ещё быстрее!..       Голос вытянулся в высокое, пронзительное мычание. Юта отозвался низким грудным рыком, пустившим вибрацию по всему содрогающемуся телу Марка. Он прочувствовал голос Юты каждой перегретой клеткой. Юта был везде: рядом с ним, над ним, внутри него. Ощущение переполненности начало расти и расти, расти и расти. Марк вскрикнул, с трудом выдавив из себя остатки голоса, когда бёдра Юты начали биться о его ноющие ягодицы настолько быстро, что Марку показалось, что он уже бредит, что это не может быть правдой. Жаркое удовольствие стало тянуть болью в пояснице. Марк захныкал, заегозился, хотя ему это всё нравилось даже слишком сильно. Юта как будто почувствовал его дискомфорт и поменял угол, наваливаясь на Марка не так сильно. Марк невольно заныл ещё громче: ему хотелось быть рядом с Ютой, каждую секунду.       – Тогда давай переворачиваться, тигрёнок, – немного задыхаясь, просипел Юта. Пока Марк пытался открыть глаза и что-то сообразить, Юта быстро поцеловал оба его колена и начал медленно перемещать их тела на кровати. Марк снова ойкнул, когда понял, что оказался верхом на бёдрах Юты. Он сразу же нагнулся, чтобы поцеловать Юту настолько, насколько хватило сил. Юта хмыкнул самодовольно, вероятно, почувствовав во рту Марка свой собственный привкус, чуть отдававший искусственной вишней от блеска для губ.       – Ну что, тигрёнок, – улыбнулся Юта, как только Марк чуть отстранился от его губ. – постараешься для оппы? Я знаю, что у тебя получится. Ты у меня самый лучший тигрёнок…       Юта выругался очень громко, когда Марк сжался на его члене, пока пытался сесть удобнее. Марк фыркнул себе под нос, радуясь реакции Юты и тому, как его пульсирующий внутри член недвусмысленно дёрнулся несколько раз подряд. Сделав глубокий вдох, Марк начал двигаться.       У Марка уже оставалось слишком мало сил, чтобы поддерживать тот темп, который ранее задал Юта. Юта пересел, опираясь спиной об изголовье кровати, и Марк вцепился в его плечи, чтобы удерживать баланс. Юта впивался пальцами в его подрагивающие бёдра, отчего от шеи и вниз по позвоночнику сбегал холодок. Марк уже почти не издавал никаких звуков, пытаясь экономить силы. Юта начал двигаться ему навстречу. Марк безвольно открыл рот: каждый толчок попадал прямо в простату. Юта целовал его в шею – мокро, почти вылизывая кожу языком, кое-где прикусывая зубами. Марк заплакал снова.       И его накрыло так, что почернело в глазах.       Когда он немного пришёл в себя, он всё ещё сидел на коленях у Юты. Юта тёрся носом о его плечо и мял его измученные ягодицы у себя в руках.       – Это тебе не игрушка-антистресс, – проскрипел Марк, улыбаясь. Всё тело наполнилось до отказа усталостью. Он чувствовал, что внутри него разлилась сперма; она не вытекала только потому, что Юта всё ещё не вытащил из него член. Марк поморщился. И поморщился ещё сильнее, поняв, что по груди и прессу Юты стекает его сперма.       – Не мог удержаться, Марки, – Юта чмокнул его в висок и осторожно переложил его на спину на кровать. Марк протянул устало-довольное «хмммм» и попытался потянуться – пока ещё безуспешно. Юта медленно вышел из него и зачем-то резко наклонился к его животу.       – А-а-а-а! – вскрикнул Марк, инстинктивно отталкивая голову Юты, пока тот пытался слизать остатки смазки с живота Марка. – Щекотно же!       Но через секунду Марк вскрикнул совсем по-другому, когда язык Юты, описав круг рядом с его пупком, ловко нырнул внутрь. Марка тряхнуло от непонятной смеси полярных чувств. Хотя ему сразу же подумалось, что это скорее возбуждало, чем вызывало отторжение. Может быть, он попросит Юту сделать что-то подобное потом, как-нибудь позже.       – Какой ты чувствительный, – проворковал Юта, оглаживая его наверняка покрытое синяками бедро.       – Ты от меня буквально живого места не оставил, – сказал Марк и задумчиво накрутил влажную прядь волос на палец.       – Ты такой кокетка, я просто не могу, – Юта покачал головой, всё ещё улыбаясь; он пристально следил за каждым движением Марка. – Обожаю тебя, тигрёночек.       – Юта, побудь со мной пока, ладно? – попросил Марк, вдруг почувствовав лёгкую грусть: видимо, сильный оргазм, которого он так долго ждал, начал играть в игры с его настроением. Юта молча лёг рядом с ним, обнимая крепко и прижимая к себе. Марк положил голову ему на грудь, рассматривая татуировку-цепь на его руке.       Лежать с Ютой вот так, – немытым, потным, с подтекающей на бёдра спермой, – оказалось совсем не противно, а по-особому комфортно. Марк не мог не улыбнуться себе под нос, подумав, что они сумели выстроить вокруг себя свой собственный мирок, со своими устоями и понятиями, где главным критерием является их спокойствие, безопасность и честность по отношению друг к другу. Место, где они могут быть самими собой и не думать о чужих мнениях.       Марк прикрыл глаза. Сердце Юты билось рядом, всё ещё быстро. Марк улыбнулся шире, и его медленно затянуло в сон.       На следующий день Юта спросил, не хочет ли Марк выйти на улицу в той одежде, которую он не мог носить в Сеуле. Марк, сидя с ним за столом и завтракая, задумался. Он прислушался к себе. Вроде бы ничего необычного не хотелось. Пока Марк думал, Юта сказал, что в Токио его никто не осудит и уж точно не будет смотреть косо – «своих фриков всех мастей хватает». Марк посмеялся. Он понял, что Юта имел в виду.       В итоге, когда они пошли гулять в последний выходной Юты перед рабочей неделей и возвращением Марка в Сеул, Марк снова заплёл волосы, как делал это накануне, подкрасил глаза чёрным и нанёс на губы вишнёвый бальзам. Бальзам был нужен отчасти для того, чтобы снова и снова ловить взгляд Юты, прилипший к его влажно блестящим губам. Марк отыскал в рюкзаке большую светло-голубую футболку и белые шорты. Когда он посмотрел на себя в зеркало, ему стало страшно, что так он будет привлекать слишком много внимания. Что на нём надето слишком много светлого, и что в сочетании с голубыми волосами и косметикой всё выглядит как-то чересчур. Но Юта, проходя мимо и на ходу прикасаясь пальцами к его пальцам, сказал своим самым серьёзным и убедительным тоном: «Самый красивый». Марк почувствовал, как внутри от этих простых слов вдруг поднялась уверенность. И страх пропал сам собой.       Пока они бродили по парку Сиба, Юта незаметно взял Марка за руку и переплёл их пальцы. Марка умилил этот трогательный жест, но когда он поднял взгляд, то увидел, что Юта смотрит на него сквозь свои серые солнечные очки крайне серьёзно.       – Что такое, хён? – спросил Марк негромко, хотя беспокойство начало подниматься, как волна от линии горизонта. Юта снял очки, закусил щёку изнутри. На краткий миг показалось, что ему не почти тридцать два года, а всего лишь двадцать. По его лицу бродил не свойственная ему опасливость, больше похожая на страх.       – Марк, не знаю, помнишь ты это или нет, – Юта заговорил глухо и негромко; Марк напряжённо сглотнул. – но вчера ночью ты сказал «Я люблю тебя». Я не могу перестать об этом думать. Это правда?       Марк покраснел. Он действительно этого не помнил. Ему стало стыдно, что он забылся настолько сильно, что упустил из вида очень важный момент. Но прислушавшись к себе, он сразу же понял, что скрывать ему от Юты нечего.       – Это правда.       Он не представлял, что может последовать за этим признанием. Разочарование? Потеря интереса? Они ведь не строили планов по поводу своих отношений. И Марк точно не собирался проваливаться в Юту настолько глубоко. Но так получилось. Можно было отпираться сколько угодно, врать себе и Юте тоже, но любовь из сердца не сотрёшь. И Марку не хотелось от неё избавляться. Что бы ни случилось, он был готов оставаться верным самому себе и своим чувствам.       Глаза Юты порозовели, увлажнились. Марк начал было паниковать, – сам не понял, почему, – но Юта сразу же сгрёб его в охапку и прижал к себе.       – Я очень рад, Марк. Я думаю, что я тоже тебя люблю, – прошептал он Марку на ухо. – Для меня это очень серьёзно. То, что сказал ты, и то, что говорю тебе я, – это всё серьёзно. Понимаешь?       – Понимаю, хён, конечно, – заулыбался Марк, растворяясь в тепле и запахе парфюма Юты. – Я тоже очень, очень рад.       Чуть отстранившись, Юта заглянул ему в глаза. Теперь его лицо казалось невероятно живым, с лёгким румянцем и сверкающим взглядом. Марк похихикал про себя, подумав, что теперь Юта похож на озорного мальчишку.       – Тогда я, как твой бойфренд, – Юта сделал особое ударение на последнем слове; Марк, конечно, закатил глаза, но сопротивляться остроумию и обаянию Юты он не мог, не получалось. – просто обязан угостить тебя мороженым. Тем более, что ты у меня ещё не съел ни одного десерта аж со вчерашнего дня!       Юта потащил его за руку куда-то в сторону выхода из парка. Громко засмеявшись, Марк поспевал за ним с большим трудом.       – Хён! Юта-хён! – окликнул он, придерживая болтавшуюся из стороны в сторону кросс-боди. Юта резко остановился, и Марк, едва успев притормозить, чуть в него не врезался. Юта посмотрел на него во все глаза, задавая вопрос без слов: «Что такое?» Марк потянулся вперёд и коротко поцеловал его в приоткрытые губы.       – Вот теперь мы можем идти, – сказал Марк, поражаясь собственной уверенности. Юта усмехнулся самодовольно, перекинул руку ему через плечо. Они быстрым шагом вышли из парка и направились в ближайшее кафе, где, по заверениям Юты, можно было найти «самое лучшее мороженое для самого лучшего тигрёнка». Марк только покачал головой в ответ и незаметно чмокнул Юту в щёку.