Даша Ветрова: Не то место

      Это был, что называется, «уездный город Н», если не сказать даже что «уездный город Хэ». Со стороны могло бы показаться, что это весьма приятное и даже притягательное чем-то местечко — было всё-таки что-то по своему романтичное в том, как ветвистые его дороги затерялись среди рек, стекающих с невысокой горы куда-то к морю, которого отсюда, однако, видно не было.       Город Хэ, он же «Лунапёков», хоть никто и не сможет ответить, что и как «припекло» Луну, был просто остановкой на длинном пути, который пролегал от одного края материка к другому, которым ежедневно пользовались сотни людей, зачастую даже не задумывающихся, что же это за место такое пролетает за окнами их машин или вагонов. Они могли кивнуть красоте горного леса или необычному освещению старого, не используемого по назначению уже не один десяток лет колесу обозрения, которое горожане иногда в шутку могли называть луной, может быть заприметить кого-то из местных, но так или иначе, Лунапёков был просто точкой на карте, не достаточно значительной даже для того, чтобы иметь какие-то значки рядом с ней — иногда картографы попросту забывали даже обозначить вокзал и автозаправку.       Итак, «город Хэ», «Лунапёков» или «дыра в которой я и сгину», как его называла Даша Ветрова, ученица одной из местных школ, не был примечателен ничем стоящим.       Саму Дашу, как не сложно догадаться, это расстраивало. Да что там, это её злило и вгоняло в досаду, от которой, (в чём она лишь единожды призналась) случались ночи, когда вместо сна она просто рыдала в подушку, вцепляясь в свои плечи так сильно, что еще чуть-чуть — и порвется либо пижама, либо, в более тёплые ночи, уже кожа.       Большую часть времени Дашу тяжело было бы назвать истеричной или даже нервной — за всё время своей пока недолгой жизни она свыклась со своим положением, трезво, хотя и довольно пессимистично, смотря на мир вокруг.       Всё детство её главной отрадой были мультфильмы о приключениях, хотя и в старшей школе мало что поменялось, кроме потери надежды на хоть какие-то чудеса. С чудесными или любыми другими приключениями был напряг, как и с жизненными перспективами. Таким же образом дела обстояли и в дружбе, и на личном фронте — единственный хоть сколько-то симпатичный и не занятый одноклассник заставлял сердце биться чаще скорее от раздражения, нежели влечения, а единственные подруги, хотя Даша и любила их, чаще напоминали о тщетности бытия.       Даша сама хотела считать себя городской девушкой — модной и продвинутой, но достижение такого образа осложнялось не только тем, что она в принципе жила в «городе Хэ», но и тем, что даже в этот город добралась, что называется, деревня.       Как известно, себя самого из деревни не сложно искоренить, но вот искоренить деревню из самого себя — едва ли возможно, более того, умеючи (или даже не умеючи), деревню легко распространить, как заразу — не убьёт, но выжмет все надежды на городской образ.       Таким «агентом деревни» была, к сожалению Даши, её подруга. Аня, обычно «Анька», не была ни в коем разе плохой, но деревня просто сочилась из неё: в том, как она говорила, и в том, как двигалась, и в том, как одевалась, да и образ мышления, как легко было решить, был у неё полностью деревенским. Её спасало, если можно так выразиться, лишь то, что она даже и не пыталась приспособиться к городу.       — Так вот, я же не договоривши ушла!       Оглушительный грохот сопроводил удар парты о парту — Анька, не церемонясь, придвинула весь свой стол к Дашиному, чуть не сметая многострадальные книжки. Столы были одноместные, маловаты по высоте, словно украденные из начальной школы, отчего то и дело приходилось сдвигать их, дабы создать привычный образ двухместных парт, а потом раздвигать на время всяческих контрольных.       — Не делай так больше! — тщетно взмолилась Даша, придерживая свои вещи.       — Не боись, я больше не уйду, не закончивши! — казалось, Анька и правда не поняла, что упрекнули её в использовании школьного имущества, как тарана, а не в недосказанности.       — Я не об этом, — но договорить не удалось.       — В общем, када деньги-то со всех собрали…       — Анька, прошу…       — Именно! Упрашивали ходили! Мол, о-о-о какой важный прожект-то вам сча отгрохаем!       — Анька, я немного занята другим…       — Вот-вот! Меня, как самую младшую, всё и отправляли посмотреть, как там делы-то, а они всё чем-то другим заняты!       Даша вздохнула, вложив в этот вздох всё раздражение, которое лишь могла, надеясь так намекнуть подруге, что очередная история, которая, без единого сомнения, окончится как-нибудь крайне мерзко, ей совсем сейчас не интересна.       — Там на прожектном-то листе тож много всяковых кружков нарисовано было, — Анька наклонила голову, стараясь рассмотреть порисульки на полях тетради Даши, — но кому ж в голову взбрело б, что общественной конструкцией окажется туалет!       Сзади раздался тихий сдержанный смешок, за которым последовало шуршание книги — ею соседка сзади тут же закрылась.       — Так вот, — Анька облокотилась о спинку стула, садясь вполоборота, — Такой шум был сначала, но куды ж деваться, стали пользоваться! А что, вся деревня стала ходить, чуть что!       — У вас своих, типа, нет? — не выдержала Даша.       — Почему же? — возмутилась Анька, — Но в этом-то стены, крыша, всё прямо на месте! Да и что так, что так — идти надо куда-то!       Даша не хотела и шага ступить в деревню, и все картины, вряд ли реалистичные, что её мозг рисовал во время подобных разговоров, лишь сильнее укрепляли это нежелание.       Но, если ей было противно слушать очередные туалетные сказания, которые, может, и не были основной частью деревенских историй, просто очень раздражали, то кое-кто другой и в таких, и других историях находил что-то, чего, наверное, ей не понять.       — Анька, ты заражаешь деревней даже Хлою, — пробормотала Даша, — уж её могла бы пожалеть!       Хлоя была из куда более состоятельной семьи, нежели она — это чувствовалось во всём. Пока Даша донашивала школьную форму за кем-то из детей знакомых, Хлоя каждый год ходила в новой, явно свежесшитой, прямо в её рост, всегда в идеальном состоянии. Чего стоили сорочки, от которых хоть и виднелись лишь воротник и рукава, но зато всегда ярко-белые и чистые. Да и часы, которые она никогда не снимала с запястья, производили впечатление, может, и не золотого раритета, но вещи довольно дорогой, наверняка привезённой откуда-то ещё — другого города, более крупного, может, даже другой страны. Что до причёски — волосы её всегда были уложены локон к локону, словно бы на картинке.       Даша, тем временем, носила под формой уже посеревшие сорочки, всё равно их почти не видно, третий год, уже доведя стирками и ноской их до почти полупрозрачного состояния; часы, что были у неё до начала года, пока наконец не сломались, она не меняла с тех пор, как в третьем классе увидела и выпросила у родителей в газетном киоске — на них красовалась мультяшная картинка, успевшая выцвести за год; а волосы были отдельной катастрофой — жёсткие, совершенно не желающие собираться ни в одну из причёсок, которые ей хотелось. Издевательски прозванные «птичьими кичками» закрученные «волосяные булочки» оставались наивным решением, которое не работало, но Даша продолжала делать именно их, сколь бы растрёпанными они не получались.       Лишь в одном Даша могла бы почувствовать себя победителем — в отличие от Хлои, которая силуэтом напоминала столбик, да и то невысокий, у неё была хоть какая-то фигура — не пропорции красотки из осточертевших сериалов о чужой школьной жизни, но просто хоть какое-то отличие в талии и бёдрах.       Даша замотала головой, отгоняя лишние мысли, тут же поняв, что Анька уже углубилась в какую-то ещё историю. От неизбежной и неприятной кульминации спас лишь перебивший её звонок, похожий на безумное дребезжание десятка кастрюль.              Учиться Даша тоже не любила — в получаемых в школе знаниях её обгоняла не только Хлоя, терпеливо и бережно ведущая все конспекты и вечно сама забегающая вперед по программе, но и даже Анька, легко впитывающая новые знания, хотя не понятно, ни как же они помещались в ее голову, ни на сколько они смогут там задержатся.       Было немного странно, как быстро школа пустеет в конце дня — ну не через окна же все «эвакуируются», но как тогда от звонка до полной тишины проходит не больше пяти минут шума?       Никаких дополнительных занятий, ни тем более кружков, в этой школе не было (кажется, что-то подобное было лишь на другом краю города), потому особых причин настолько неторопливо уходить не было, но и спешить Даше тоже незачем. Хлоя обычно уходила из школы сразу после того, как схлынет толпа — не толкаться, но и не опаздывать, куда бы там её ни записывали родители.       А вот Анька пользовалась тишиной для того, чтобы её заполнить, что, в принципе, мало отличалось от любого другого момента, особенно стоило ей спеться с другой большой любительницей поболтать и рассказать историй, в правдивости которых уверенности было крайне мало.       Сегодня, правда, её не было, вот Аньке и пришлось коротать времечко с Дашей, уже успевшей подустать.       На третьей истории про сбежавшего гуся за последние десять минут она уже была готова и сорваться, хоть и понимала, что с великой вероятностью это приведет к началу новой истории, но у жизни был иной план — план, которому сама Даша предпочла бы ещё десяток историй о, в принципе, чём угодно.       — Ветрова!       Такой повелительный голос мог бы принадлежать кому-то из рабочего коллектива школы, да не был бы он необычным и для начальства, работай она где, а не учись.       — Кольцезвонова, — на выдохе ответила Даша, — что не так?       Тут же ей чуть не упёрся в нос ноготь — красивый, конечно, но вряд ли одноклассница хотела похвастать маникюром — для этого у неё, несомненно, были подруги повыше «рангом».       — Угадай с двух раз, — рот девушки скривился в раздражённом оскале.       — Нет, послушай, — Даша отступила на полшага, опасаясь за свой нос, — у тебя могут быть самые разные проблемы, откуда мне в них плавать.       — Проблемы как раз у тебя, учитывая, что за этот месяц ты единолично умудрилась скатить общий средний балл на половину деления.       — Вот только у нас, как это называется, личная ответственность.       Поманив за собой Аньку, как гаранта хоть какой-то безопасности, Даша поторопилась по лестнице вниз, вот только их сопровождал и громкий стук высоких каблуков самозваной старосты, продолжившей отчитывать уже обеих.       — Рита, — как и было присуще ей, по-простецки обратилась Анька, — я знаю, Дашке очень жаль, поверь, она старается, это как однажды, когда мне было семь лет…       — Сестрова, — оборвала не успевшую начаться историю Рита, чуть не скрипнув зубами, — к тебе есть отдельные претензии, поэтому я была бы рада, если бы ты молчала.       — Да, мочало играло важную роль, я уже рассказывала?       Даша была готова поклясться, что услышала, как в Рите хрустнули все кости разом, так её передернуло.       — Я домой, — тихо сообщила девушка, пока «староста» пыталась оправиться.       — Я тоже!       Анька накинула заштопанную куртку прямо поверх рюкзака и уже было схватила подругу за локоть, как Рита отчеканила:       — Ветрова, в твоей голове-то есть что-то, кроме ветра? На тебя и твои оценки смотрят снисходительно, как на нашкодившего ребенка.       — Ну и? — Даша уже вышла наружу, вдохнув холодный вечерний воздух, — Скажи, кому я нужна буду с хорошими оценками в школе этого захолустья?       — А кому ты будешь нужна с плохими? — тут же ответила Рита.       Даша помрачнела и сверила ту взглядом настолько гневным, насколько могла, но без толку — та лишь хмыкнула, слегка прикусив нижнюю губу.       — Учителя требуют, чтобы ты нашла кого-нибудь поднатаскать тебя. Подумай над этим. Подумай очень хорошо и прекрати тупить.       — Кольцезвонова, отстань, — бросила Даша, уходя.       — Кички на голову давят так сильно, да?       — Причёску мою не трогай, аргументы кончились?       Рита ничего не ответила, лишь проводив взглядом показательно топающую по мокрой земле одноклассницу.       — Не нравится мне эта Рита, — покачала головой Анька, состроив на удивление серьёзную мину, — поосторожнее бы с нею.       — Мне она, можно подумать, нравится.       — Ну, я ж так, просто предостерегаю!       Даша кивнула, скорее своим мыслям, чем подруге. Мысли, конечно, были далеко не из самых приятных — обычно они и так жили в её голове, но делали это тихо, не особо шумя, разве что по вечерам или перед сном.       Сейчас же они разбушевались от радости, когда кто-то, пусть и настолько посторонний и не нужный, поддакнул им.       Действительно, кому она вообще с этим городишкой нужна? Какие бы оценки у неё в школе бы ни были, что дальше-то? Местный институт? «Конечно же», — саркастически думала она, когда заходила речь о будущей учёбе, — «Просто так и манит к металлам и сплавам». Не было сомнений, что большинству её одноклассников было наплевать на то, что будет в жизни дальше — их обычно мало волновало вообще что-либо. Можно пошуметь, подраться, курнуть в туалете очередную сигарету, которые, каким-то образом, воняли хуже самого туалета, да и славно.       Если на большинство были такие предвзятые взгляды, то на некоторых — напротив, почти благоговейные. Да, она завидовала Хлое, но в то же время восхищалась, каким всё казалось легким для неё — она и говорит, когда говорит, красиво, и несомненно прочла больше их же учителя литературы, из математики, да и вообще из учёбы, проигрывает только в черчении — тем или иным образом, по иронии судьбы, в этом лучшей оказалась Анька. А и что Анька? Она, наверное, вернётся в деревню и будет себе растить картошку да огурцы, глядя на то, как она не отступается от своей любви ко всему деревенскому, каким бы городское искушение ни было.       Даша была готова, что после школы уже и не увидит Хлою — наверняка родители отправят ту в город покрупнее на учёбу, а она-то согласится, не похоже, всё-таки, что у неё есть своё, хоть сколько-то отличное от родительского, мнение.       Да и эта Рита Кольцезвонова, без сомнений, тоже исчезнет куда подальше, всё-таки семья даже позажиточнее, чем у Хлои.       А что она сама? Она тут так и сгниёт.       Даша вздохнула и, размяв шею, посмотрела перед собой.       Каким-то образом, ей неведанным, она заблудилась в городишке, который, как считала сама, знала ну просто очень хорошо.       Аньки рядом не было — скорее всего, села на автобус, как и всегда, так и не выведя подругу из задумчивости.       Судорожно вздохнув, Даша почти усмехнулась — вот ведь, когда надо было бы рассказать какую-нибудь глупую историю, та, видимо, решила помолчать.       — Спокойно, — пробурчала Даша сама себе, — не так уж много мест, куда я могла дойти от школы, сейчас разберусь.       Вот только даже архитектура казалась какой-то незнакомой. Вроде бы и были это блочные домики, похожие на постройку из кубиков, но вместо окон местами виднелись обычные двери, где-то блоки и вовсе отсутствовали, заменённые, в лучшем случае, большими решётками, если она правильно помнила, «арт-деко» стиля, либо же и вовсе ничем. Двери-то она могла бы объяснить тем, что там обвалились балконы (и проигнорировать, что двери были явно подъездными, а не балконными), но вот пустоту в структуре дома? Она не слишком хорошо разбиралась в строительстве, откуда уж, но была уверена — такой дом не должен устоять.       Помявшись на месте, она развернулась и пошла в обратном направлении — казалось логичным, что так будет проще найти выход. Не тут-то было. Не сделав и сотни шагов, она упёрлась в стену дома. В эту же стену упиралась и дорога.       — Какого… — прошептала Даша, вовремя остановившись, даже в такой ситуации она не хотела лишний раз выругаться, а то дюже будет похожа на одноклассников. Хорошо, спокойно, может быть, она пришла откуда-то сбоку и не заметила?              Оглядевшись, Даша нашла подходящий проход — широкий, похожий на арку, но, скорее, опять отсутствующие блоки здания, нежели специальная структура. Надежда быстро угасла, когда оказалось, что дыра перекрыта с другой стороны решёткой. Неуверенно, боясь наделать глупостей, воспитанная на разных приключенческих историях Даша попыталась примериться к расстоянию между прутьями. В принципе, казалось, она и правда могла бы пролезть.       Сняв рюкзак и протиснув его, она нагнулась и уже начала протискиваться следом, как почувствовала лёгкую тряску. Услышав негромкий скрип, она торопливо выдернула себя из решётки, оставив кусок своей куртки на скривившихся прутьях.       Сидя на земле и пытаясь вспомнить, как дышать, она наблюдала, как искривляются и сближаются казавшиеся невероятно толстыми и прочными прутья.       Но двигались они не сами по себе! Задрав голову, Даша без какой-либо возможной ошибки поняла — верхняя часть прохода весьма упорно, хоть и не быстро, опускается.       Даже не став тратить силы на крик, девчушка вскочила на ноги, рискуя руками вытащила портфель с той стороны, чуть не порвав его о сжимающиеся прутья (но не терять же школьные учебники, за которые ещё и штраф могут заставить платить, если она живой выберется!), она рванула назад. Там страшно, конечно, но хотя бы не придавит. Проблема лишь в том, что проход оказался закрыт такой же решёткой, хотя минуту назад её там точно не было.       Полностью безвыходной ситуация не стала — в стене блока виднелась приоткрытая дверь. Стоит ли бежать туда? Выбора-то и нет, лучше туда, чем под пресс.       Внутри здания, если это, конечно, ещё можно было назвать хоть какими-то человеческими словами типа «здание» и «внутри», было почти знакомо: казалось бы — обычный подъезд. Ну, на первый взгляд, может даже пол взгляда.       Потому что тут же становится видно — это скорее лабиринт из лестничных клеток и коридоров, нежели место, откуда можно попасть домой. Вроде бы и двери были, типичные такие квартирные двери, даже то там то сям висели почтовые ящики, но представить, что кто-то будет ходить по этим лестницам, наматывая круг за кругом, было тяжеловато.       Снаружи раздался хруст и, когда Даша обернулась, двери она не обнаружила — лишь стену с парочкой почтовых ящиков.       — Весело, — без эмоций протянула она, тяжело дыша.       Что теперь? Пока, наверное, стоит найти другой выход, может быть, получится выпасть наружу из этого гротескного жилого квартала куда-нибудь в нормальное место.       Она шла вдоль перил, иногда поглядывая то вверх, то вниз, надеясь увидеть хоть что-то толковое, что-то привычное глазу по-настоящему.       По спине пробежал легкий холодок, когда какая-то из дверей позади хлопнула — Даша не могла решить, хочет ли она видеть того, кто живёт в подобном месте, или всё-таки нет. Хотя нет, в принципе, всё её существо говорило — с кем-либо вообще в округе лучше не встречаться.       Именно поэтому, услышав торопливые шаги, смешанные со скрипом чего-то о плитку на полу, Даша просто рванула со всех ног вперёд.       Учитывая, что спустя пару секунд через неё перелетел непонятный железный обломок, когда-то, вероятно, бывший батареей отопления, решение было верным. Позади послышалось больше грохота — старые деревянные двери открывались нараспашку, а что-то, скорее всего похожее на то, что уже гналось за ней, присоединилось к погоне.       Чудом не уперевшись в тупик, девчушка перескочила через перила, едва не вывихнув руку и не растеряв содержимое портфеля и, начиная спускаться по лестнице, ухватила краем глаза своих преследователей. «Край глаза» тут же словно бы затек, как это может сделать рука или нога, а вместо хоть сколько-то явной картинки, смазанной от нехватки воздуха, края её взора затмили перетекающие точки, напоминающие помехи, и чёрные пятна, которые они окружали. Потирая на бегу глаза, силясь избавиться от наваждения, Даша спускалась всё ниже, хотя ей и казалось, что вошла она на первом этаже и не воспользовалась ни одной лестницей.       Она бы размозжила себе череп, упустив последние ступеньки, но её падение остановила, кажется, бельевая верёвка, завешанная самыми разными предметами одежды. В принципе, это было бы более простым способом уйти из жизни, потому что, пока она выпутывалась, преследующие её скрипящие и топающие штуки уже почти спустились по лестнице.       Зажмурившись от страха за свою жизнь и своё зрение в частности, Даша рванула вместе с волочащейся за ней чьей-то выстиранной одеждой и почувствовала крепкую хватку на своём плече. По ощущениям, рука была вполне человеческой, хоть и очень холодной.       — Сюда! — голос спасителя был необычайно мягок и звонок, не похож на что-то, что она ожидала бы услышать.       — Что происходит? — выдавила из себя Даша, пытаясь разглядеть, кто же втащил её в эту «квартиру».       — Нет времени, — прервал её голос, — за мной!       — Я даже не вижу, — девушка, и так запутавшаяся в верёвке, уже путалась и в собственных ногах, — куда я бегу!       — Серьёзно? — источник голоса мало отличался от пятен, что, видимо, гнались за ней, — Это странно!       Вместе они ввалились в комнату, похожую на кухню, из которой выросло ещё с десяток таких же кухонь, и пятно-спаситель одним махом швырнуло несколько столов, баррикадируя дверь.       — Странно что именно из всего этого?!       — Что ты ничего не различаешь! — парочка кухонных плит присоединилась к столам, — Но при этом всё ещё бежишь! Похоже, закралась какая-то ошибка!       — Послушай, я бы хотела…       — Я работаю над этим!       Пятно подскочило к Даше и схватило её за локоть, срывая с неё путы бельевой веревки.       — Я только-только это всё постирала!       — Ты что сделала?!       Пятно не ответило — времени не было. Баррикада сыпалась на части, а что-то упорно пробиралось внутрь.       — Беги туда, — пятно толкнуло едва держащуюся на ногах Дашу вперёд, — тут совсем близко! И вот это держи, не выпускай!       Уговаривать не пришлось и, уже не чувствуя ног и не разбирая, что она там получила от спасителя, Даша едва ли не ползла к необычному, на её взгляд, окну. Схватившись за ручку и дёрнув на себя, не задумываясь ни о чём, она вывалилась наружу.       «Окно ведь и впрямь было необычным», — пронеслось в её голове, когда мозг наконец начал работать, — «старое и разбитое, на земле валяется».       Даша лежала на сырой холодной траве, глядя на затянутое тучами небо и почти голые просохшие деревья, подсвечиваемые дорожными фонарями.       Родной двор был просто отрадой для глаз, не важно, как она вообще сюда попала. Лёгкие жгло, казалось, сколько бы она ни дышала, организм крайне не желал принимать этот воздух; ноги практически онемели, а голова исходила пульсирующей болью, стоило лишь попытаться подумать о произошедшем.       Поднявшись, удерживаясь за дерево, и стряхнув с себя хоть часть жухлой, начинающей гнить листвы, Даша, шатаясь, двинулась домой.       Даже если бы она хотела, она не смогла бы объясниться перед родителями, почему она так долго шла из школы и почему она выглядит так, словно бежала полосу с препятствиями.       На её счастье, её спросили лишь о внешнем виде и даже приняли ответ «поскользнулась, упала», как имеющий место быть.       Ввалившись в комнату и сбросив с себя вымокшую одежду, она уставилась в зеркало на дверце шкафа. На плече и локте виднелись явные следы, похожие на синяки, но более светлые       — Что, Гротеск возьми, произошло, — прохрипела Даша, упав на кровать, даже сейчас удерживаясь от серьёзных ругательств.       Не получалось даже приступить к тому, чтобы вспомнить хоть какие-то подробности — голова упорно отказывалась воспроизвести в воображении что угодно из пережитого.       — Даша! — раздался немного возмущённый голос мамы, — Ты что-то заказывала?       — Нет, — ответила та, даже не вставая с кровати, даже не думая, слышно её или нет.       — Пришла квитанция с почты, на твоё имя! — дверь приоткрылась и мама заглянула внутрь, как и всегда, не стучась и не спрашивая, — Сходи потом, проверь, что там.       — Сейчас уже поздно.       — Даша, — голос родителя был строг, — Сейчас всего пять часов! И если там произошла какая-то ошибка, я не хочу платить неустойку за всякий хлам!       Пять часов? Оставшись одна, Даша проверила все часы в своей комнате — и на стене, и на старом детском будильнике, даже, прищурившись, разглядела в окно часы в парке.       Вся эта эпопея не казалась делом двадцати минут. Да и выходить на улицу после всего этого была крайне не охота. Чем тут утешить себя? Сном наяву из-за жуткой усталости?       Натянув на себя кофту и уже давно выцветшие джинсы, Даша вышла на улицу, озираясь по сторонам, не стесняясь признаться, что боится повторения… Того, что произошло. Но всю дорогу ей встречались лишь знакомые места — парк да дома, один из которых обвит лозой и, скорее всего, подлежит сносу.       От лёгкого, хоть и холодного, ветерка переживания начинали улетучиваться, оставляя после себя лишь тягучее чувство внизу живота — волнение и неуверенность, обрётшие физическую форму. Так же она чувствовала себя, когда в детстве опаздывала в школу, или когда прокрадывалась домой вместо уроков, либо когда пришла после двенадцати ночи. Да, в принципе, всегда, когда она делала что-то не то.       Так-то и с фантазией у Даши всё было в порядке, могла себе что угодно в полудрёме напридумывать.       Верно! Даша закивала своим мыслям. Были у неё моменты, когда она почти спала на ходу, а там то очнётся, а вся дорога уже пройдена, то какие блестяшки мерещатся, а формы всего вокруг кривятся. Это было довольно редко, но школа, в конце-концов, умела её «убаюкать» в практически бессознанку.       «Это самое тупое объяснение!» — сказала она сама себе, — «Но я верю в него». Конечно, тягучий страх не отстал, даже немного утяжелился, всё-таки, кто знает, что может произойти, случись с ней такой «приступ» где-нибудь на оживленной дороге, к примеру.       Почтовое отделение больше напоминало какой-то затхлый подвал, где трещины и дыры в стене попытались заклеить почтовой символикой (и одну такую она лет десять, если не больше, назад проковыряла).       Неприветливые работники придрались к её почерку, когда она заполняла квитанцию о получении, долго сверялись с её не так давно полученным паспортом, всё пытаясь выведать, не её ли отец, часом, настоящий адресат, или, быть может, брат.       Дашу приучили терпеть нападки, особенно, если ответить будет лишь худшим решением — как известно, «взрослые профи своего дела» не любят, когда в них сомневаются «какие-то там дети».       Доставка, что интересно, была полностью оплачена отправителем, в том числе и довольно длительное хранение, о чём было написано прямо на коробке. Видимо, поэтому так не хотелось заниматься с конкретной посылкой — ничего денежного из получателя не выдернуть.       Коробка была небольшой, довольно легкой, полностью обтянутой плёнкой и клейкой лентой неизвестной Даше компании почтовых перевозок.       «Пингвинья почта», гласила минималистичная эмблема на клейкой ленте.       Конечно, она несколько раз, естественно, с разрешения родителей (кроме одного случая), заказывала вещи из других городов, потом ждала месяц-три, пока покупка доберётся, иногда даже теряя интерес. Но в этот раз она даже и вспомнить не могла, чего же такого могла заказать.       Для книжки — слишком лёгкое, для какой-нибудь кассеты — не та форма, всякие канцтовары ей вроде и не нужны были.       Этикетка не давала никаких полезных подсказок, даже адреса отправителя. Вот адрес получателя был верен, разве что сам получатель был записан как «ветровад» без больших букв или точек, видимо, потому и все вопросы про отца или брата. Вот только брата у неё не было, а отца звали Николай.       Сев на скамейку рядом с подъездом, обычно оккупированную бабульками, которые умеют предсказывать твой жизненный путь по тому, как ты с ними здороваешься, Даша принялась отколупывать подсохшую ленту и разворачивать бумагу — нужно было проверить, чтобы обеспечить себя возможностью избежать неудобных вопросов, открой она коробку дома, и окажись там что сомнительное.       Сама коробка была довольно простая, обычная картонная коробка без ярких рисунков, лишь с маленьким схематичным пингвинчиком и надписью «Пенгвинья почта». Странно, потому что на клейкой ленте было написано без ошибки.       Внутри коробочки, среди мягких помпончиков, лежали наручные часы.       По крайней мере, это было похоже на наручные часы — и ремешок, и циферблат, вот только форма странноватая — вместо плоского, каким и должен быть нормальный циферблат, он сильно выступал и имел заметный паз сбоку, чем-то похожий на гнездо для телефонного кабеля.       Может, его можно таким образом точно настраивать? С другой стороны от паза была и более привычная «крутилка» для настройки времени, вот только сам циферблат выглядел цифровым и погасшим.       Даша повертела чудную находку в руках, пытаясь найти, куда же вставляется батарейка. Нижняя часть явно не откручивалась и не снималась, что значило — за питание отвечает паз. Странная батарейка или, может быть, гнездо для кабеля зарядки?       Мобильные телефоны были редкостью, за всю жизнь Даша видела пару-тройку, и то только в руках Хлои и Кольцезвоновой, ну и по телевизору. В принципе, других переносных устройств, которые надо было бы заряжать от розетки, Даше в голову не приходило — едва живая подержанная карманная консоль (если можно было назвать карманным этот кирпич) требовала батарейки и в последнее время сжирала их с невиданной скоростью, так, что вряд ли хоть какую игру можно было пройти, пока заряд не закончится.       Так или иначе, часы не были слишком красивыми или слишком понятными, а главное, Даша точно была уверена — нечто подобное она вряд ли бы заказала, даже если бы увидела за бесценок, да что уж там, она бы не купила их, будь они в каком ларьке в придачу к пачке драже.       Но, с другой стороны, её часы сломались, да и негоже уже ходить с детскими часиками, а купить новые, что называется, «взрослые» — выпросить и выкинуть достаточно ощутимую сумму денег.       Может, хоть и громоздкие, зато электронные! Стыдно признаться, но Даша до сих пор не всегда могла быстро сориентироваться по часам со стрелками.       Дверь подъезда открылась, выводя Дашу из размышлений. Тут же её на чём свет стоит заругала мама, вышедшая, очевидно, искать её.       Быстро кивая и дежурно извиняясь, Даша поторопилась внутрь.              Лишь снова зайдя в комнату, в этот раз после ванной и ужина, она вдруг осознала — в портфеле-то ждали своего часа заданные, но не сделанные уроки.       Даша не любила учиться, но идти с пустыми тетрадями было слишком страшно. Утешить она могла себя лишь тем, что на пороге уже была пятница, осталось выдержать совсем чуть-чуть. Пятница пугала разве что спортом, но что не отважишься пережить ради отдыха. Конечно, каких-то планов на выходные-то не было, кроме как сидеть дома, дуться на жизнь, смотреть какие-нибудь кассеты и наивно пытаться пройти хоть одну из явно паршивых игр на явно паршиво работающей консольке.       Часы уже показывали два ночи, когда ставшие квадратными глаза Даши наконец то получили шанс закрыться на остаток ночи.       Такими ночами Даша не понимала, спала она хоть минутку или нет и, даже не услышав, а почувствовав пение птиц за окном, поднялась на кровати, потягиваясь до хруста в костях.       — Полседьмого? — девочка с какой-то грустью посмотрела на часы, — Уже всё…       На отлёжку перед подъемом осталось минут пятнадцать, так что смысла мало даже пытаться что-то «досыпать».       Покачиваясь и борясь с «дымкой» в голове, Даша, тихо проклиная многие вещи, в частности школьную форму, которая, казалось бы, не до конца высохла после вчерашнего, принялась собираться.       Снова присев на кровать, откинув перед этим простыню, она наконец-то заметила вчерашнюю посылку. Часы лежали там же, где она их оставила, вернувшись домой — на полочке стеллажа, заполненного её кассетами.       Минут пять до того, как её будут будить, может быть, потратить их на примерку? Чтобы хоть посмотреть, как эти часы вообще сидеть на руке будут.       Что-то в Даше противилось этой идее, но, вероятно, не достаточно сильно, и любопытство легко победило.       Даша поднесла часы к запястью, на секунду замерев. Было всё ещё странно — откуда этот «подарок судьбы» вообще взялся? Какой-то старый заказ, о котором она забыла? Или, может, награда за участие в каком-нибудь конкурсе? Вроде бы она отправляла всякие вырезки из журналов и коробок от хлопьев, хотя никогда бы не призналась в этом подругам.       Сердце забилось чаще, словно пытаясь о чём-то предупредить, но рука сама приложила часы к запястью другой руки, собираясь застегнуть ремешок.       Что произошло мгновение спустя, Даша даже не смогла понять. Вроде вот она рассматривает обновку, а вот корчится в безголосой агонии, чувствуя, что вот-вот разорвёт горло, хоть и не может выдавить из себя и звука.       Запястье словно бы разорвало, а все кости превратились в желе. Нет, рука была в порядке, но лишь на вид. Пальцы свело, плечо словно бы проткнуло ножом, вся кожа от запястья до локтя чесалась и разве что не бурлила пузырями.       Даша, всё ещё беззвучно крича, всё-таки едва слышный писк не считается, попыталась встать с кровати, не удержалась на ногах, упала, вскарабкалась по ножке стола, нащупала стакан с водой и выплеснула всё его содержимое на руку, надеясь хоть как-то облегчить жгучую боль.       Это не помогло так, как хотелось бы, лишь чуть-чуть смягчило жар, тут же начавший расползаться вновь.       Часы. Именно они, плотно прилегающие к руке, были в эпицентре боли и так и норовили сжечь кожу под собой.       Даша вцепилась в них свободной рукой, тяня изо всех сил, давясь слезами и рвотными позывами, остатком рассудка, не занятым изныванием от боли, перебирая причины.       Что, если на них какая-то зараза? Нужно срочно снять и обработать руку!       Но, как бы она ни старалась, часы не поддавались, а боль постепенно сменилась от жгучей к тянущей.       Даша взвизгнула, наконец обретя голос и, попятившись, снова села на кровать.       Жжение отпустило, плечо и запястье променяли агонию на лёгкое онемение. Но это не могло стать причиной радости — Даша быстро осознала жуткую вещь, увенчавшую самое кошмарное утро её жизни.       Часы не просто плотно сидели на руке, они слились с кожей, казалось даже пустили корни в мышцы, переплелись с венами.       Давясь рвущимся наружу вчерашним ужином, Даша, уже теряя надежду, снова подёргала часы.       Нет, невозможно.       Кожа вокруг них выглядела нормально, хоть и чесалась, но начинала натягиваться и тянуться за ними, стоило попытаться сдвинуть часы хоть как-то.       — Даша, — дверь открылась, — пора вставать.       — Мам… — голос девочки дрогнул, — мне не очень хорошо…       Она тут же замолчала под суровым взглядом матери. Да и что она могла бы сказать? Как объяснить хоть что-то из произошедшего? Сразу представилось, как дико будут отчитывать за то, что она заказывает не пойми что, не пойми откуда, надевает не пойми куда.       Даша понурила голову, пытаясь выглядеть жалобнее, одновременно пряча руку с часами между складок одеяла       — И слышать не хочу, — отрезала мама, — Я уже по горло сыта твоими жалобными глазами каждое утро, то голова, то рука, то понос, то золотуха!       Даша стиснула зубы, понимая, чем вызвана такая реакция. Обычно она и правда могла приврать о своём самочувствии в надежде остаться дома и потратить день на приятное безделье, чуток поуворачивавшись от осуждающего взгляда, но не каждый день к ней прижигались наручные часы.