аntiquité.

* * *

он помнит. помнит, как случайно оказался в центре задержания группы опаснейших элементов, возможно, даже опаснее чем вся его сеть вместе взятая. группа навела такого шума по всем штатам и нашла отклики в сердцах многих молодых людей, которые желают изменить мир, но чем именно — выбирают через сомнительные восклики о справедливости, гнилости окружающего мира. конечно, борцы действительно правы, но их деятельность не обеляет испорченное чёрными мазками полотно с резкими брызками красного акрила, которого становится только больше. несущие справедливость «разрушители флагов» плотно вплели в отправленную почву свои корни, подобно приставучим травам они разносили свои семена, заползая в самые тёмные, отчаянные уголки. после девиантного движения мир изменился. где-то действительно в лучшую сторону, а где-то эту информацию старательно переминали, комкая будто тетрадные листы ради востаржествления власти. подобные настроения укрепляли положение отступников, что не желали равноправно делить место обитания. почему «разрушители флагов»? участники террористической группировки были анархистами, желающими стереть границы не только между разумным и сумасшественным, но и между странами. подвергались опасности все государственные учреждения, чаще всего страдали посольства. сколько людей они положили? неизвестно. никто бы и не сосчитал, даже если бы и начал копаться в пепельных останках в последствии взрывов зданий, взрывов самих людей. полиция и службы выше даже объединёнными усилиями не могли нормально отследить, искоренить эту нашумевшую организацию, лишь бы люди не боялись за свои жизни. слишком уж много причин. сначала демонстрации андроидов, их уничтожение, затем создание деклараций о правах, признание на государственных уровнях, а теперь и анархисты с радикальными мерами достижения цели. так вот, что-то мы отошли от воспоминаний в глубине холодных глаз. он помнит, как люди в уже известных масках вломились в здание и положили на пол всех находящихся. странно, обычно подобные заведения не их профиль. кажется, зависание в полицейском участке практически не постоянной основе наконец дало свои плоды. на перед охраны по кнопке вызова приехала группа полицейских, к тому времени звонящего портье уже принесли в «жертву справедливости», а остальных, кажется, пытались вдохновить встать на путь истинный речами. голос делал акценты на крайние слова чересчур резко, грубо, громко. он пугал людей, а затем смеялся, будто бы они были подопытными зверьками. кажется, так оно и было. этаж заполнили каким-то газом. с разных сторон понесло кашлем, уши застилала пелена. дым, казалось бы, пробирал до мозга костей. стоп. дым? как до этого можно было довести? тем не менее, брюнет каким-то образом умудряется участвовать в своеобразной погоне. пользы приносит немного, но уводит подражателей в какую-то глушь. какой-то задний двор. сколько они пробежали, чтобы оказаться от цивилизованного центра в глухой части? что-ж, борьба ждать долго не заставила. Уильям опирался о здание, держась рукой за повреждённую руку; ранее белоснежная ткань неприятно прилипла к коже, усиливая жжение. честно говоря, он практически ничего не помнит из дальнейших действий, будто бы и там его не отпускали тягучие, огромные облака дыма. под грудью чьи-то руки сжимаются, прижимая к явно не безопасному телу, у коже на шее прислоняют острый, холодный метал. от одного лишь прикосновения бордовые капли проявились контрастно с светлой кожей. а потом пелена по перед глазами разрушается с резким хлопком где-то рядом, от колебаний Престон буквально оглушается; хватается за уши, слыша лишь какой-то писк почему-то напоминающий звук медицинских аппаратов. как в кино, когда в рискованный момент герой умирает под мерный звук, режущий слух. около ног с характерным звуком падает нож, оставивший на шее след. затем в него, кажется, кинули камень. ха-ха, глупо, у них же в руках оружие, а они… он сгибается от резкой боли, что пронзает тело с новой силой и уже где-то внутри. Уилл старается как можно мягче приземлиться на леденящую землю, дышит глубоко, казалось он почувствовал как пуля разорвала множество тканей. Кора бы бурчала. бурчала бы как в тот раз, когда Уильям попал под горячую руку и у не было выбора кроме как пойти к Декарт. Декарт… кстати о Декарт, она же была рядом во время всей этой заварухи. брюнет приподнимает брови и медленно оглядывает успокоившуюся местность вокруг. к горлу подкатывает тошнота, а глаза ест будто от кислоты. чуть дальше от голубоглазого была Корнелия, чтобы увидеть, ему приходится немного сдвинуться, с болью приподняться, а потом с болью рухнуть наземь обратно. это отдаётся гулом в ушах. …она стояла напротив, но в итоге оказалась повёрнута боком… разного цвета глаза были прикрыты - они стали какими-то не живыми, стеклянными, лицо застыло в будто расслабленной гримасе; с края рта тянулись ниточки крови, как, впринципе, и с носа, белок правого глаза заполнился кровью. она не двигалась и не двинется уже никогда, грудь в последний раз вздымается под рефлексом. из груди Престона вырывается болезненный стон, он старался максимально сморгнуть наказывающие капли у глаз. затем Уильям тихо, хрипло смеётся. да уж, не такую смерть они себе представляли. зато как настоящие, в той самой глупой клятве, данной для дела. и умерли в один д- «Уильям-» мужчина распахивает глаза, вновь смотрит на приносящую боль картину. но нет, она бы при всём желании уже не смогла произнести так чётк- «Уильям, очнись» может, это действительно всё глупый кошмар? опять ночь, в которой травмированное сознание создало подобное, чтобы окончательно довести до ручки. и он откроет глаза в своей квартире, а Кора по ту сторону голосовой связи шепчет успокоение как всегда. они вновь созвонятся, поговорят, Престон успокоится и всё будет хорошо. будет же? он жмурится, раскрывает глаза и вновь жмурится от белой вспышки, но вновь оказывается на асфальте. но над ним уже нависает Декарт. брюнет тянет руку к лицу рыжеволосой, надеясь, что та не рассыпется. «Уильям Престон-» но губы девушки не движутся. лицо Коры вновь искажается в предсмертном виде, вновь кровь, он даже чувствует свинцовый металл у себя на губах. вновь вспышка, вновь разряд тока по всему телу. он расползается по нервам колющим электричеством, его вены будто бы прокалываются множеством игл, стёкол… «…Престон» веки распахиваются и сразу глаза жмурятся, зрачки сужаются, открывая ртутную радужку для бо́льшей возможности рассмотреть окружающее. белый потолок, стены наполовину белые, наполовину светло-сиреневые. он замечает, что перед его глазами в расфокусе был кто-то. вернее, была. кажется, видит он привычные рыжие, кудрявые пряди, беспорядочно лежащие на голове, лицо с тонкой россыпью веснушек-родинок, глаза разных цветов и тёмные-тёмные тени вокруг глаз. глядит Уильям на силуэт с надеждой, однако он практически сразу тает, обжигая глухой болью куда-то глубоко в сердечные клапаны отельера. рука, как и несколько мгновений назад, тянется к лицу, но тяжесть жмёт её к матрацу. — Вас зовут Уильям Престон, сейчас без пятнадцати минут четыре часа после полудня. Сегодня двадцать седьмое мая две тысячи двадцать девятого года, на данный момент Вам двадцать пять лет. Вы пом- — Где Кора?.. — голос хриплый и отдаёт грубостью по отношению к сидящей на краю докторессе. она непонимающе смотрит сначала на коллегу, а затем куда-то к двери — её видеть Престон не мог из-за аппаратов и врача — вопросительно склоняя голову. — Кто?.. — Кора. Корнелия Декарт. — Извините, но её нет в списках посещения. — Ж…Жива?.. в поле зрения выходит со столов выхода знакомый силуэт Элайджи. — Не знаю про кого ты говоришь, но мы тоже очень соскучились по тебе в нормальном состоянии. мужчина смотрит с прищуром на Камски; в голове много вопросов, но только очнувшийся после длительного отсутствия должной работы мозг и всё тело не могли просто взять, позволить воспроизвести всё с языка брюнета. — Если кратко, то после аварии пять с лишним лет назад ты получил черепно-мозговую и всё это время находился в вегетативном состоянии, если говорить привычно, ты был в коме. Уилл задумчиво хмурится. авария? какая авария? откуда и как? почему он не помнит?.. — К сожалению, в той аварии погиб Рич- — осекается Эл, распахнутыми глазами глядя вновь в сторону дверей. за него продолжает молодая доктор. — Недавно врачами и мисс Престон было решено отключить Вас от аппаратов жизнеобеспечения сегодня, но нейроны начали подавать более активные сигналы. После остановки пришлось реанимировать по решению Вашей сестры и это действительно дало свои плоды. — Добро пожаловать домой, мистер Престон. <center>. . .

спустя несколько недель Уильям всё-таки смог передвигаться нормально без особого давления на скованные от бездействия мышцы, нервы. он держался за стойку капельницы, обходя комнату для занятий медленным шагом. всё это время он с надеждой поглядывал в окно, желая хоть краем глаза увидеть рыжую макушку — её бы, возможно, не пустили, но он прекрасно знает на что она бы пошла. — кого высматриваешь? — голос Элайджи был привычным, отдавался всё также тягуче и завораживающее, но теперь он слышал нотки волнения. как оказывается, они дружили. как и с Ричардом, его братом. — её, кого же ещё. ты узнал? она приедет? — Уильям поворачивается к мужчине в пол-оборота, глядя с прищуром. наблюдает, как Эл ставит на столик пакет с фруктами и затем вздыхает. — слушай, я не знаю, что твой мозг воспроизвёл для тебя, но никакой Корнелии Декарт я не нашёл в твоих контактах. нигде, ни единого упоминания, — Камски устало опускается на мягкий диван и касается приятной поверхности листа какого-то декоративного дерева. выглядит задумчиво, вспоминая изученное об диагнозах, выставленных в медицинскую карту друга. — нарисуй мне её. ну, типа, фоторобот. — как? я не умею рисовать, — Престон шипит, снижая скорость попадания лекарства в кровь с помощью синего колёсика на регуляторе. всё такое приторно-чистое, что блевать хочется. только он здесь, кажется, выделяется с помятым видом и километровыми синяками хрен пойми откуда взявшимися. — говорят, что после травм люди могут начать делать то, чем никогда не занимались и преуспеть. ну, обычно такое наблюдают во время ремиссии после психических заболеваний, но наш случай тоже подойдёт, — с привычным элегантством учёный достаёт из портфеля небольшой скетчбук с карандашом — подготовился, зараза такая. — допустим, — Уилл берёт тетрадку и карандаш слишком резко, что хочется состроить совестливый вид, но он почти сразу осекается, открывая один из белых листов. вообще не понимает с чего начать, но вспоминает как периодически рисовали Мэй или Кора. это было не полноценные портреты, но весьма милые и приятные мордочки. лёгкие, немного агрессивные, мазки кончиком острого карандаша по белоснежной поверхности на удивление осторожно передавали черты лица девушки. почему-то именно в ней он не сомневался, не мог его мозг просто взять и воссоздать столько событий, столько времени дружбы, настолько настоящий , чёрт возьми, характер. даже Элайджа с Ричардом были буквально вылизаны до собственного идеала за которым вечно гонялись. да, была Мэй, но он тоже не видел её лет сто, были работники департамента, его работники тоже. но после пробуждения и бесед с сестрой, с Элом, все истории меркли в суровой реальности, стойко стояла только Слава, заставляя Уильяма то и дело допытываться до близких с вопросами. либо её образ так вьелся в сознание как дым от черничных сигарет, сладких духов и красного вина, что вытравить навряд ли получится даже сильнейшей шоковой терапией, либо это было правдой. — так, эй, Айвазовский, давай сюда, меня уже пугает твоё зависание, — Камски осторожно забирает листок и непонимающе, даже несколько радостно смотрит на нарисованный портрет. — я же говорил, смех да и только. порви и выкинь. — да ты что? такую красоту? — Элайджа повернул лист «лицом» к Престону. да, действительно, с поверхности в глаза Уилла смотрела всё та же Корнелия, просто без цвета. Уильям хмурится с непониманием, почему-то в голове вновь вылезает мысль, что всё это глобальный пранк. тупой, слишком тупой и пугающий. брюнет непонимающе глядит на свои руки, опуская карандаш на глянцевую поверхность стола. — ладно, я обращусь к родственнику из полиции, может, найдёт кого, — мужчина ласково помещает рисунок в файл, чтобы ничего случайно не испортить за время транспортировки в полицию. действительно хотелось помочь, Уилл далеко не последний человек в его жизни. да и вся эта одержимость образом интересовала не на шутку.

…

как ожидалось по крайней мере одним человеком, обращение в полицию не привело ни к чему полезному. Гэвин пожимал плечами, отдавая Элайдже собранные данные и отсутствие каких-либо звонков по поводу развешанных по городу меток с поиском. Камски выглядел настолько огорчённо, что кузену хотелось уже даже из-под земли выудить эту триклятую Корнелию Белославу Декарт, лишь бы Эл выглядел веселее. над поисками старался весь отдел, двое ребят из компьютерного шерстили интернет в поисках рыжеволосой, но ни единого упоминания, ни единого похожего лица найдено не было. затем уже было не до поисков, куча дел со смертями невинных граждан уже полностью уводило в реальную работу. к Уильяму на выписку мужчина пришёл без всяких весёлых новостей, отдавая рисунок и образец листовки. после этого брюнета увезли в квартиру, правда ненадолго, его ждала транспортировка в реабилитационный центр, иначе спокойной жизни он бы точно не видел больше. сегодня они устроили небольшой праздник втроём, заказав доставку любимых блюд из «Antiquité». Уилл рассматривал совершенно незнакомую ему квартиру, но хотя-бы узнавал собственное обустройство — сразу было ясно, что жил здесь он. ничего особо интересного он не нашёл, кроме маленьких намёков из сонной реальности. например, два вида зубных паст, всё-таки, у подруги была аллергия, миски для кошек, корм для них же — хотя животных сам Уильям никогда не держал, некоторые вещи с милыми или весёлыми дизайнами — такое дарила Кора, в шкафу лежало несколько футболок на достаточно много размеров ниже. объяснить это мог разве что сам Уильям, если бы помнил хотя-бы клочок своей жизни до аварии, а не напускные вспышки воспоминаний в голове от которых его упрямо отодвигали. Престоны общались, пока Эл выбирал фильм для просмотра. взгляд голубых глаз почему-то зацепился за визитку ресторана и будто бы прошибло током. «Antiquité». чёрная машина останавливается около дома в районе Штеглиц-Целендорф Берлина. Уилл выходит из машины, неловко опираясь о машину и глядя на знакомый светлый особняк.