привязанность

вай расправляет диван: снимает с него съемные подушки, отставляет их на пол, достает из шкафа простынь и два одеяла. кейтлин копошится в рюкзаке и о чем-то очень громко думает. вай это чувствует. кто-то звенит разбитым стеклом за стеной. у вай от этого звука мурашки по спине бегут, а порезанная рука болит. перевязки паудер немного помогли остановить кровь, но надолго ли? градус неприятно бьет по голове, и вай спотыкается на ровном месте. кейтлин хватается за ее плечи, смотрит в глаза и пытается в них прочесть какую-то заповедь из библии. пытается, да все тщетно. пить было наихудшей идеей. особенно с такой дурной компанией, состоящей из самых громких и активных экстравертов. вай тяжело быть интровертированным экстравертом среди целой кучи противоположных ей людей. ощущаешь себя так, словно ты килька в банке с сардинами. и это вовсе не смешно. скорее, тяжело ощущается. но экко и паудер настаивали: вечеринка будет самой лучшей в жизни вай. и вай, как хорошая сестра, поверила младшей. шум и гам смешиваются в ее голове с запахом сладковатых духов. вай чувствует: это духи кейтлин. она смотрит на нее косо, стараясь не сталкиваться с нею взглядами, и когда кейтлин достает из своего полупустого рюкзака сменные вещи, вай тихо вдыхает тяжеловатый воздух через ноздри. кейтлин собирается выйти из комнаты и кладет нежную руку поверх дверной ручки. — ты куда? — вай, глядя на кейтлин, поджимает губы. — переодеться, — отвечает ей кейтлин, прижимая к себе черную футболку, больше нее самой в два раза. — а что тебе мешает переодеться здесь? — ты, — кейтлин усмехается и выходит из комнаты, за которой почти тишина: ребята уже разошлись по комнатам и старались сильно не шуметь. у вай какая-то тревога внутри. что-то странное таится у нее в груди. бурлящее и горячее. тронешь — обожжешься, будет больно. потушишь — сделаешь хуже, обратно не зажжешь. и эта тревога разгорается, стоит кейтлин появиться у нее на горизонте. борясь с собой, вай часто забывает о том, кто она такая. она часто говорит себе: я такая, какая я есть. но только для кейтлин вай готова быть самой настоящей. готова снять с себя, скинуть всю свою гордость, буквально содрать ее со своих плеч и бросить в сторону, лишь бы никогда к ней не притрагиваться. кейтлин другая. другая потому, что она проще к этому всему относится: она не гордая и никогда в эту гордость не влезала, как в болото, в котором легко повязнуть. она тот человек, что способен трезво оценивать ситуацию. она же прощает быстро, хоть и с осторожностью относится к тем, кто плохо поступает в ее сторону. вай садится на край кровати и смотрит на испачканные в алкоголе штаны. они неприятно облегают кожу ног, прилипают, и вай оттягивает ткань, морщась от мурашек, пробежавшихся по ее спине. кейтлин все так и нет в комнате, но внутри стоит дымка сладости ее тела. с тех пор, как они расстались, оставшись друзьями, прошло уже полтора года. вай уже свыклась: почему-то привычной стала жизнь без кейтлин, написывающей ей с утра «доброе утро» с тысячью сердечками, почему-то она уже отпустила ту самую кирамман, что вешалась ей на шею каждое утро, когда они встречались в школе, она уже успела позабыть, каково это, когда тебя будят на уроке любимые ласковые руки, а еще она забыла шепот, твердящий ей о том, что пора просыпаться, ведь они и так пропустили первый урок, очень важный для кирамман. но они уже не глупые подростки, и в этом году обе, как и их друзья, поступили в университеты. к сожалению для вай, в один и тот же. к счастью для нее, на разные факультеты. пока за стеной слышатся негромкие смешки паудер и экко, вай почесывает затылок и смотрит на прикрытую дверь, за которой темнота, а в ванной комнате тихо переодевается кейтлин кирамман. неловкость как была, так и осталась: кейтлин все еще чувствовала вину за то, что произошло в их отношениях. вай понимала это, молчала и даже лишнего не смела говорить, потому что у нее принципы свои были, которых девушка придерживалась. в них входили дистанция, отсутствие лишних взглядов и заинтересованности, переступающей границы дозволенного. так уж получилось, что вай всеми силами отталкивалась от кирамман, но что-то такое невесомое, такое незнакомое для нее, резко тянуло к ней. как будто ее обхватили веревками, поместили в сетку, скрутили и посадили рядом на цепь. дверь вскоре раскрывается, и в комнату проходит кейтлин, одетая в огроменную футболку (которую ей, между прочим, когда-то отдавала вай) да в шорты по колено. — что за шаровары? — вай хмыкает, на что кейтлин закатывает глаза, распуская собранные до этого момента в хвост волосы. вай тихо сглатывает, видя, как ее темно-синие волосы сквозь слабое освещение падают на черного цвета ткань. она видит, как аккуратные пальцы медленно проходятся по голове, а затем и по самим волосам, взъерошивая их. — ты-то переодеваться не будешь? и как твоя рука вообще? — задает вопросы кейтлин, на что вай выдыхает и поднимается с места. — буду... рука в норме. наверное, — вай хмыкает, смотря на окровавленный бинт. плевать она хотела на него, ведь кейтлин сводит ее с ума одним присутствием рядом. перед ней еще минут двадцать назад положили сменные вещи: футболку и шорты, которые она берет в свои руки и раскладывает на расстеленном диване, как карты таро. кейтлин с минуту на нее удивленно и непонятливо таращится, прежде чем дать вай болючий щелбан почти что в висок. вай отстраняется и шипит, потирая ушибленное место. — больно же, — возникает та, хватаясь за край своей футболки. — чего ты копошишься? меня стесняешься? — да. как и ты меня, — в ответ бурчит и чуть ли язык не показывает. кейтлин усмехается, отворачиваясь. вай о чем-то задумывается и бросает свою футболку на диван, беря уже сменную. кирамман чувствует, что ей хочется повернуться. воспоминания, навевающиеся нежданно и негаданно с запахом вай, переворачивают ее внутренности на сто восемьдесят градусов. трижды. особенно тогда, когда вай находится так близко. хоть и за метр, но она позади, и кирамман морщится, потирая свои виски, спихивая при этом собственные желания на алкоголь. когда вай заканчивает, они выключают свет от настольной лампы и ложатся на диван. вай к стене, а кейтлин поближе к краю. странное распределение, но кейтлин боится, что пьяная вай свалится на пол. тишина, окутавшая все помещение, резко прерывается дурачеством кейтлин, выхватившей из-под вай ее подушку. — ты чего творишь, идиотка? — вай возмущается, пытается сквозь тьму разглядеть хулиганку кирамман, но вместо этого получает в лицо своей же подушкой. вай грозно вздыхает. берет подушку кейтлин и бьет ею по девушке. она громко стонет и начинает свое же нападение: выхватывает из чужих лап одеяло, бросая его на пол. тогда-то и начинается бой не на жизнь, а на смерть, во время которого вай усаживается на колени к кейтлин и слабо бьет ее по голове подушкой. кейтлин выхватывает ее, перехватывая при этом руки вай. обхватив ее запястья, кирамман замирает. смотрит в глаза напротив, плохо их видя, но явно чувствуя пронзительно-грозный взгляд на себе, переходящий в нежный, чувственный, тот самый, которым смотрят на своего любимого человека, а затем наблюдает нотку боли. кейтлин убирает руки от запястий вай и бросает подушку на ее сторону. — сильно больно? прости, пожалуйста, — кейтлин поднимает собственный торс и дует на больное место. вай не знает, как и чем это ей должно помочь (но она считает это крайне милым и чудесным). она трет запястья, пока в голове у нее танцуют воспоминания. поочередно меняются партнерами, не задерживаясь надолго. она мотает головой. рассевшись по своим сторонам, они не говорят ничего друг другу. просто молчат и через тишину слышат вздохи. а за стеной тишину. гробовую тишину, которую хочется нарушить. кейтлин тяжело ложится на подушку и кладет руки себе на живот. смотрит в светлый потолок, а в нем своего отражения не видит. горечь подступает к глотке. — знаешь, вай, — начинает она, пока вай укладывает нормально себе под голову подушку и ложится рядом, но на бок, чтобы видеть кейтлин. — я так люблю о многом думать, перебирать в своей голове все то, что я сделала, и все то, что прошло, как я себя вела и прочее. и знаешь... я думаю о том, что я не знаю, кто я. кто настоящая я. вай, внимательно слушая кейтлин, выдыхает. — почему у тебя такие мысли в голове именно здесь и сейчас? — я просто посмотрела в зеркало здесь. — что ты имеешь в виду? — то и имею, — кирамман поднимает свой торс и смотрит в сторону окна, за которым луна сияет белёсым свечением. — глядя на себя в зеркало дома... я вижу одну картинку: ту самую кирамман, гордость семьи, которая ни в чем не нуждается. но стоит мне оказаться у кого-то дома... как я смотрю снова в зеркало и думаю: разве я — это я? вай пытается понять ее, слушает, навострив собственные уши. слушать кейтлин для нее — это не нечто особенное или новое. они общаются по сей день, ведь университет один, а факультеты разные. вай кладет под голову руку и очерчивает глазами изгиб чужой спины, выпирающие позвонки, виднеющиеся невооруженным глазом. — просто... я не знаю, почему так. я привыкла быть для всех жизнерадостной и слишком доброй. я привыкла к такому образу, что я вечно не унывающая девушка, способная ко всему, слишком ответственная, так еще и общительная. но сегодня... сегодня моя социальная батарейка сдохла, — кейтлин усмехается и ложится обратно, громко плюхнувшись на подушку. — ты из-за вопроса экко так загналась? — вай протягивает к лицу кейтлин руку. осторожно ее тянет и какое-то время даже не касается кожи, но стоит ее пальцам улечься на щеку кирамман, как она вздыхает. — я сейчас тебя укушу, — кейтлин чуть ли не рычит, и вай моментально убирает свою руку от ее лица. она даже не удивлена: такая дистанция продолжается с самого их расставания. — так ты ответишь на мой вопрос? — вай вздыхает. — отвечу: да. я не понимаю, кто я есть, вай. на мне куча масок. это сложно понять, тебе особенно. ты... ты всегда такая, какая есть. ты не привыкла подстраиваться под кого-то. твои чувства и эмоции не наигранные. по тебе всегда видно, когда ты радуешься, а когда переживаешь. и хотя у тебя есть проблемы с эмоциями, знай, твои чувства... они ощущаются за километр, — кейтлин усмехается, а у вай сердце бьется в тревоге. — опять же, что ты имеешь в виду? — вай морщится. — насколько сильно ты ко мне привязана, вай? вай молчит. поджимает губы. ей бы еще понять, к чему кейтлин клонит. почему говорит про чувства, затрагивает их. почему спрашивает про привязанность. почему вообще говорит про все это? рука вай ложится на запястье кирамман, и пальцы медленно проходятся по коже. она моментально покрывается мурашками, а кейтлин выдыхает. томно и очень тяжело. и вай понимает, в чем тут дело. осторожные пальцы медленно и ласково перебираются к костяшкам кейтлин. касаются их, очерчивают кости круговыми движениями, а затем проникают к перепонкам, а меж самих пальцев подушечки. — просто... недавно думала о том, что... что я не могу тебе сказать. при чем, это касается наших отношений. не знаю, почему я о них часто думаю. точнее, я знаю, но... не думаю, что скажу тебе, — кейтлин вновь и вновь вздыхает, а после поворачивается к вай лицом, на бок. вай полностью берет кейтлин за руку. переплетает с ней пальцы, притягивает руку к себе. губами касается излюбленных костяшек и мягкой ухоженной кожи, сладко ее целуя. кейтлин молчит. как будто бы ей все равно на то, что делает вай. и как будто ей плевать, что они переходят границы, поставленные еще несколько месяцев тому назад. вай понимает, что если она этого не сделает, то потом будет мучаться от собственных мыслей, прожирающих ее череп, проникающих в мозг, глубоко-глубоко в его извилины, а те, в свою очередь, будут больно пульсировать, нанося вай вред. бессонница, что будет ее преследовать, также сильно въестся в больное разбитое сердце, собирающееся не впервые по кусочкам. коснувшись кейтлин, вай чувствует, как в ее сердце растут огромные цветы с колючими шипами, наполненными ядом и ее собственной кровью, отравленной губительной участью любви. кейтлин тяжело выдыхает, и ее дыхание доходит до ушей вай. они улавливают этот звук, и вай морщится, потому что ей хочется приблизиться. — я... думаю, я понимаю о чем ты... потому что я тоже не впервые об этом всем думаю, — анализируя слова кейтлин, вай невольно улыбается и понимает: когда-то она тоже хотела вывести кейтлин на данный разговор. поговорить про маски, упомянуть родителей кирамман, как она их терпеть не может за разрушенные отношения. сказать о том, что она безумно дорожит ею. многое высказать, в том числе и за свои чувства. но почему-то подходящего момента не наступало. те самые маски, сменяемые одна за другой, про которые говорит кейтлин, тоже стали бы частью вай. но она не захотела этого. не захотела того, чтобы подстраиваться под чужие стандарты и быть той, кем быть она не хочет вовсе. кейтлин поворачивается на бок и кладет меж лицами их же руки. тянет к себе руку вай, которую также целует. кончиком носа касается шрамов и новых ссадин, а еще слизывает остатки крови, застывшей где-то на подушечке указательного. кадык вай нервно вздрагивает. кейтлин замечает это, но молчит, прикрыв собственные глаза. — тебе сильно было больно, когда порезалась? — задает она вопрос, и вай чуть ли не мычит. — нормально, — фырчание негромкое, но слишком отчетливо слышится. кейтлин хмыкает. — это ж надо было разбить стекло рукой... — бывает. я пьяна, — хмыкает уже вай, поднимая глаза на кейтлин, приблизившуюся к ней. — о чем ты сейчас думаешь? — я? не знаю. точнее.. я знаю, о чем я думаю, но стоит ли мне говорить... — вай, — кейтлин шепчет ласково, ее голос мягок, хоть и низковат, а в ушах вай раздается приятной до глубины души трелью, трепещущей в ее голове, после во всех частях ее тела, начиная от груди и заканчивая кончиками пальцев на ногах. — если ты думаешь о чем-то таком, что тебя тревожит, то скажи мне сразу. вай поджимает губы и убирает свою ладонь от руки кейтлин, пряча ее под одеяло. почему-то именно этот жест расстроил кирамман. дистанция есть дистанция, но до той поры, пока кейтлин не примет хоть несколько бокалов марочного вина. голова вай уже совсем не кружится, но она ощущает себя немного иначе, чем до первой стопки. — почему-то в последнее время я думаю о том... что хочу знать правду по большей степени. я сама хочу тебе многое рассказать... упомянуть свою привязанность, от которой страдаю, — начинает вай, перевернувшись на спину и уложив под голову руки. кейтлин в первую очередь обращает свое внимание на ее татуировки, идущие от спины до рук, по плечам и по предплечьям, до самых запястий. — когда ты меня разлюбила, кейтлин? — вай поджимает губы и закусывает нижнюю, дожидаясь от кирамман ответа, который следует сразу же. — ты действительно хочешь это услышать? — по мне слышно, что я этого не хочу? кирамман, ты такая... как всегда, — грустно ухмыльнувшись, вай отводит взгляд в сторону. — я хочу слышать это. кейтлин мнется и тушуется сквозь тьму. полтора года. полтора тяжелых года, которые для кирамман обернулись сущим адом. — никогда, — выдыхает она, на что вай поворачивает к ней голову. — я же знаю, что ты меня не любила. к чему такие слова? — вай... ты многого не понимаешь. — я поэтому и задаю вопрос. я просто хочу понять причину, почему ты тогда бросила меня, и... почему мне пришлось страдать. кейтлин слышит все ее слова, а от последних она тяжело вздыхает и поднимает свой торс. — я боялась тебе навредить. ты же знаешь моих родителей... они бы точно тебя на фарш пустили, если бы в то время узнали о наших отношениях, — кейтлин, грустно усмехнувшись, поворачивает голову в сторону поднявшейся вай. вай снова берет ее за руку, но уже не украдкой, а проявляет сама инициативу. берет и переплетает их руки, снова целует пальцы кейтлин и чуть ли не мурчит. и тогда же кейтлин кладет вторую свою ладонь на щеку вай, мягко ее поглаживая. — но я все еще обижена на тебя за то, что ты успела положить на кого-то глаз, кирамман, — вай ослабляет хватку, и кейтлин действует уже сама: крепко сжимает ладонь, второй рукой ее обхватывает и согревает жаром своей кожи. вай скулит, потому что запястье болит. — я просто хотела отвлечься, чтобы не чувствовать ту же боль, — звучит как оправдание, но вай точно знает: кирамман сама себе не подвластна. — но при этом... эту боль чувствовала я, — вай хмурит брови. она убирает свои руки, ложится обратно на подушку головой и смотрит в бледный потолок, желая в нем разглядеть свое ничтожное отражение. тяжесть, нависшая на ее сердце, сжимающая легкие и шею, сдавливающая при этом каждые составные ее дыхательной системы, мучает и ослабевший разум. она ложится на бок. поворачивается к стене и слышит, как кейтлин ложится позади. приближается, опаляет жаром ее спину с невидимыми, но ядовитыми шипами, и она не боится к ней прикоснуться. кирамман прижимается всем своим телом к ней. те самые шипы больно вонзаются в ее грудь, ребра, живот, и стоит кейтлин уткнуться носом в затылок вай, как сама вай сжимает больно для ее руки край одеяла. вай, подобно ежику, оголяет свои иглы и пускает их прямо в кейтлин, не боящуюся ее задеть и тронуть. сколько бы всего они не проходили, сколько бы всего меж ними не случалось, вай продолжает ценить кейтлин за то, что она есть. за то, что она существует, живет рядом, приходит на помощь, когда это нужно. за то, что она поддерживает. за то, что она просто кейтлин кирамман. и кейтлин ценит вай тем же самым образом. равноценно. — если ты меня любила... — вай выдыхает, чувствуя руку кейтлин на собственной талии. она медленно перебирается к ее ладони и обхватывает ее, переплетая пальцы. — то что? — почему ты дважды меня вытаптывала и топила? — вай прикрывает глаза, вслушиваясь в голос кейтлин. — я просто боялась... прости за это, пожалуйста, — ласковый шепот обдает ухо вай, и она вздрагивает, когда мягкие губы касаются ее оголенной шеи. вай хочет ее остановить. обида в ней настолько горячая, ее языки так высоко пылают, что кейтлин, казалось бы, не сможет ее потушить только одними своими поцелуями в шею, которые так любит вай. но вай сомневалась в собственной обиде, улетевшей, как пух при сильном ветре в неизвестном направлении. — я правда не хотела делать тебе больно, — продолжает кирамман, переходя на пульсирующую венку на шее. — не хотела, чтобы все так обернулось. — ты такая сволочь, кирамман, — вай поворачивается к ней лицом и смотрит в глаза, сталкиваясь лоб в лоб. — вай... — кейтлин хочет что-то сказать, но вай укладывает два пальца поверх ее губ. — сними сейчас свою лживую маску, кейтлин. а лучше избавься от нее, пока я рядом, — вай слабо улыбается и приподнимается на локтях, приближается к лицу кейтлин и еле ощутимо касается своими губами ее губ. — я правда пытаюсь, вай. сейчас я правда искренна с тобой, — кейтлин кладет свою руку на щеку вай, мягко поглаживает ее пальцами и тянется за поцелуем, но вай резко отстраняется. — а что у вас с джейсом? — во тьме у вай глаза сверкают, и кейтлин, видя это свечение, напрягается. — а что у нас должно быть? — встречный вопрос, нервный глоток. — как будто ты не знаешь, — вай шеей хрустит и садится, прижавшись к стене спиной. — не делай вид, что я этого не знаю. — ох, боже... до тебя уже дошло то, что я ему симпатизировала? — кейтлин садится напротив. — да, верно. я хочу услышать правду, поскольку ты стала мне раскрываться. и я не позволю тебе закрыться от меня снова. сидя друг напротив друга, они смотрят в глаза. мрак рисует страшные картинки и уродливые маски то на лице вай, то на лице кейтлин, из-за чего они отводят взгляды и томно выдыхают, прислушиваясь к обстановке за прикрытой дверью. — у нас ничего не было. мы один раз пили у него, и я жаловалась, что хочу к тебе. ничего более, — кейтлин пытается усесться поближе к вай, но та ее останавливает, хватаясь крепко за запястья. — и как давно это было? — яркая дикая ухмылка сверкает через темноту. — месяца три назад... или два? я не помню, — кейтлин потирает виски и глаза. — значит, ты тогда хотела ко мне? — вай тянет кейтлин на себя, и кирамман кивает, усаживаясь к ней на колени. ох, эта близость... она так сильно бьет по кейтлин, что ей кажется, словно она снова пьянеет, а разум начинает сходить с ума. сладковатый запах цитрусовых, так еще и кожи вай, проникает глубоко в голову. вай понимает, что совершила ошибку: дистанция, которую они обе поддерживают из-за договоренности, резко нарушается из-за нее. эта ошибка дает дальше свои плоды: кейтлин обвивает ладонями чужую шею и прижимается к ней, носом проходя по выбритому виску. пальцы вай ласково проходятся по мягкой ткани футболки, а затем опускаются на бедра. — я не отрицаю этого, вай, — кейтлин томно выдыхает, когда сильные руки обхватывают ее бедра, — что это было ошибкой, потому что я боялась. мне было тяжело без тебя... очень тяжело. — почему я должна тебе верить, кейтлин? ты чудесно проводила время и без меня, — огрубевшие раненые пальцы вай проходятся по щеке кейтлин, задевают ее скулу и прядку волос. кейтлин, которую задевают такие слова, которая слышит смешок в чужом голосе, зубами вцепляется в открытый участок кожи на шее. сильно кусает, и вай, поджав губы, скулит, как брошенный на улице щенок. — дерьмо, — вай хватается за укушенное место и сжимает руку в кулак. — больно же. — ничего страшного, — ухмылка от кирамман. — тогда мне придется тебя в ответ укусить? — вай хмурится, а после укладывает кейтлин на диване, нависая сверху. кейтлин руками прикрывает шею, но вай знает, за что еще можно уцепиться: она прикусывает пальцы, и кейтлин протягивает вперед свою руку, позволяя девушке прокусить мизинец. поморщившись от боли, кирамман жалобно смотрит в глаза напротив. но вай непоколебима, потому что продолжает и дальше охоту за чужой шеей. кейтлин убирает руки, позволяя вай выиграть в такой маленькой схватке. — только не сильно, — просит кейтлин, на что вай только тихо угукает, впиваясь не зубами в шею, а именно губами, оставляя две яркие отметины. для кирамман это тоже стало ошибкой. позволить вай прикоснуться к своей шее и оставить пару засосов — это то, чего она хотела меньше всего. но вай трепетно поднимается к линии челюсти, которую одаривает поцелуями и даже слабовато прикусывает кожу, чтобы девушке не было больно. дальше ведет свой путь до щеки, ее целует нежнее, чем линию челюсти, а затем и к губами, к которым сначала прикладывает свой большой палец, и только потом уже сама себе позволяет к ним примкнуть. кейтлин готова поклясться, что поцелуи вай самые трепетные и нежные, несмотря на ее грубоватую и импульсивную натуру. и хотя ее пальцы сейчас небрежно блуждают по талии кирамман, выгибающейся ей навстречу, она все еще остается ласковой, наслаждаясь сладостью чужих губ. вай и сама плавится: руки кейтлин на ее плечах будто бы были созданы для них. особенно крепкие сжатия, притягивающие к себе как можно ближе. первой отстраняется именно кирамман. она влюбленным и одновременно затуманенным взглядом смотрит в глаза вай, томно дышит и руками касается ее щек, притягивая к себе, чтобы поцеловать снова. — извини, что так привязала к себе, — она извиняется, и вай, приоткрыв губы, резко их поджимает, стискивая с треском зубы. — я уже отпустила прошлое, потому что хочу жить настоящим, — вай носом проходится по скулам кейтлин. — но мне для этого кое-кто необходим... кейтлин усмехается и поворачивает боязливо голову в сторону. тяжесть теперь гуляет и в ее груди. — кто же? — ты, кирамман, — вай губами касается виска кейтлин и снова целует ее в губы. экко и паудер, сидящие за дверью, закрывают друг другу рты и чуть ли не падают, дерясь свободными руками за первенство. первенство в звании купидона года.