Broken

      Мы сломаны, я знал об этом с самого начала. Мы с Эммой сломались в тот проклятый день, когда мы потеряли Конни. А Рэй… ох, чёрт, с Рэем это произошло гораздо раньше. После всего, что нам всем пришлось пережить, никто из нас не мог остаться полноценным и невредимым. Может внешне мы совершенно здоровы, у нас остаётся множество поводов улыбаться, мы все так же заботимся друг о друге и делаем всё, чтобы защитить нашу семью, но внутри мы изуродованы, наши души искалечены и покорёжены страхом, болью, предательством и теми ужасными воспоминаниями о прошлом.       Мы не знали ничего об обычной человеческой жизни без демонов и ферм, но мы так хотели попасть в мир людей, наивно полагая, что как только мы там окажемся, вся наша жизнь будто по волшебству превратится в рай. Откуда ж нам было знать, что некоторые люди гораздо страшнее демонов? И что демоны живут в нас самих?       Прошло уже очень много лет, мы давно стали взрослыми самостоятельными людьми, некоторые из нас нашли свой путь в жизни, стерев без следа не только тяжёлые воспоминания, но и свою семью. Не думаю, что я вправе в чем-то винить Дона за то, что он, оборвав все связи с нами, уехал неизвестно куда после окончания школы. Даже наши с Рэем связи и дедуктивные способности не дали никаких результатов в его поисках. Что ж, это его выбор, если нашему дорогому брату так лучше, если ему это было необходимо для комфортной жизни, то мы не смели его удерживать с нами.        А вот Гильду я вряд ли смогу простить, как и себя, как и каждого из нас. Как мы могли упустить момент, в который она сделала первый шаг в пропасть? Сначала это просто были обыкновенные дешёвые сигареты, кто-то из компашки её неблагополучных приятелей дал попробовать, она кашляла так мучительно, но все равно упрямо продолжала губить себя ядовитым дымом, не слушая наших предостережений.       — Не парься, Норман, я в любой момент могу бросить, — легкомысленно говорила она, забавно щурясь сквозь свои очки.       А потом по накатанной — косяки вскоре сменились дорожками белого порошка. Я до сих пор иногда слышу звук пощёчины, которую Гильде влепила вернувшаяся с трехмесячной стажировки в военном госпитале разъярённая Эмма, увидев белую пыль на её веснусчатом носике и шальные темно-зеленые глаза. Никогда в жизни я не видел моё драгоценное солнце такой злой и напуганной. Она винила меня, что не досмотрел, она винила и Рэя, что и он не замечал, а нам и нечего было возразить, мы как провинившиеся школьники слушали брань Эммы, обиженные всхлипы Гильды и шёпот младших, которые подслушивали из соседней комнаты. А потом, когда время перевалило далеко за полночь, когда все ребята давно уснули, Эмма, дрожа как хрупкий стебелёк ликориса, рыдала почти до рассвета в наших с Рэем руках, цепляясь за нас и едва внятно приговаривая между всхлипами, как она боится всех нас потерять.       Ровно через два месяца Гильда умерла от передоза…       — Я понял, Норман, — монотонный бесцветный голос Рэя насильно вырывает меня из тех страшных воспоминаний. — Мистера Атвуда, как и миссис Эшли до него, убил хозяин мясной лавки на Элгин Авеню.       Оторвавшись от созреция включившихся уличных фонарей, освещающих блестящую влагой недавнего дождя вечернюю улицу, я взглянул на сидящего за своим рабочим столом Рэя, суетливо перебирающего различные бумаги. В теплом свете камина и настольной лампы на его мужественном и одновременно изящном лице стали отчётливо заметны следы недосыпа и усталости. Красивый, резкий и трогательный — такой наш Рэй. Я и сам не заметил, как оказался прямо за его спиной, просто захотелось быть ближе к нему. Это ощущение, эта потребность уже давно стала привычной и понятной.       Мы с Рэем уже несколько лет являемся независимыми частными детективами, мы беремся только за самые сложные и запутанные дела, с которыми не могут справиться другие. Благодаря нашим уникальным дедуктивным способностям, и я сейчас вовсе не хвастаюсь, а констатирую факт, мы рано или поздно раскрываем все преступления, даже самые необъяснимые. Первое время мы удивлялись, какими жестокими и безжалостными могут быть люди из ревности, зависти, жажды власти и наживы, но сейчас уже привыкли. Да, мы уже давно смирилась с тем, что мир, путь в который мы себе выстилали буквально кровью, потом и слезами, не является безупречной страной грёз из наших мечтаний.       — Ты в этом уверен? — Опустив руки на его напряжённые плечи, я подбородком прижался к его чёрным, как шерсть пантеры, волосам. Жёсткие, но так приятно их ощущать на коже, что я невольно буквально на секунду прикрыл глаза, пропитываясь этим соприкосновением.       — Да. Я сразу понял, когда нам сообщили о пропаже тел из морга на соседней улице, что либо каннибализм, либо торговля органами. Последняя отпадает, так как тела, которые обнаружила полиция, вскрыты слишком неаккуратно, непрофессионально, внутренние органы сильно повреждены. А в мясной лавке есть условия хранения для такого товара, и наверняка мясник знает нужных клиентов и просто отдаёт им заранее приготовленные… ну, ты понял. А когда мертвые тела закончились, пришлось добывать товар другими способами, клиенты ведь ждут. Ты ведь и сам уже догадался, Норман?       — Верно, ты прав. Но нам нужны доказательства. Без прямых улик полиция не поверит нашим словам, даже несмотря на то, сколько раз мы с тобой их выручали.       — Мы столько пылящихся дел закрыли этим узколобым болванам, а они до сих пор не воспринимают нас всерьёз. Ждут следующего убийства, идиоты, — горько усмехувшись, Рэй неосознанно холодными пальцами обхватил мою ладонь и прижал к своей щеке. Наверное, это странно, что даже спустя столько лет, я глупо улыбаюсь и беззвучно радуюсь таким простым и естественным жестам привязанности. А ведь этого всего могло бы и не быть. – Знаешь, Норман, я никогда не мог подумать, что нам снова придётся столкнуться с фактом поедания людей, но не демонами, а себе же подобными.       — Я тоже, Рэй. Поэтому нам надо скорее закрыть это дело, чтобы никто больше не пострадал, — я руками взлохматил и без того пребывающие в беспорядке волосы парня под его недовольно бухтение. — Но и про отдых не стоит забывать! Всё, давай на сегодня закончим, а завтра сходим и осмотрим мясную лавку вместе с инспектором. Ну, же, вставай, — даже сейчас я не мог отказаться себе в удовольствии немного побесить всегда такого отстраненного Рэя, поэтому, опустив руки ему на талию, принялся безжалостно его щекотать.       Парень, ругнувшись, вскочил на ноги и, схватив меня за руки, спиной впечатал в стену, лопатки уперлись в выступающую деревянную панель.       — Попался, мелкий паршивец, — усмехнулся он, опалив лицо своим дыханием и запахом табака. Опять курил, балбес, значит, сильно нервничал в поисках разгадки этого дела.       В глубине его кофейных глаз завораживающе подрагивал отблеск пламени камина, разгораясь все ярче, отчего внизу живота скапливалась приторная тяжесть. Я хорошо знал это чувство, и мне оно чертовски нравилось. Дыхание против моей воли сбилось, когда Рэй наклонился ближе, но он всего лишь прижался лбом к моему.       — Эмма задерживается, — взовлованно озвучил он тревожащую нас обоих мысль.       Наша Эмма задерживается.       Две недели она работает сверхурочно, из-за вспышки инфекции, девушка чуть ли не сутками пропадает в клинике, так как персонала не хватает, а многие врачи тоже подхватили эту заразу. Понимаете, Эмма больше всех нас вместе взятых посвятила себя нашему спасению, нашему долгому и трудному побегу из мира демонов, и сейчас она продолжает трудиться, не жалея себя, учится в ординатуре, стремясь стать хорошим хирургом, а так же самозабвенно старается помочь даже по мелочам всем и каждому, согревая своей лучезарной улыбкой. Такая наша Эмма — прекрасная, добрая и храбрая.       Из коридора раздалась трель колокольчика, оповещающего о запоздалом появлении нашей девочки, а затем мягкий щелчок дверного замка.       — Вот и она.       — Легка на помине, — Рэй за руку потянул меня в коридор, где, устало оперевшись рукой о стену, замерла она.       — Эмма, — мягко позвал я, чувствуя, как глаза щиплет от переполняющей нежности.       Каждый раз, при виде её, меня охватывало невероятно сильное и неконтролируемое чувство любви к ней, которое росло с каждым годом. Внутренне Эмма совсем не изменилась с возрастом, а вот внешне… Серьёзно, она превратилась в настоящую красавицу: её огненные локоны в жизни не отрастали ниже плеч, и в этом было её особое очарование, изумрудные глаза наполнились мудростью и взрослым спокойствием, вздернутый носик, светлая кожа и едва заветные веснушки делали её трогательно прелестной, а своим появлением Эмма могла затмить само солнце.       Заметив нас, девушка резко отшатнулась от стены — боится показать, что устала, глупышка — и бодро нам улыбнулась:       — Рэй! Норман! — Мгновение — и Эмма повисла на нас, крепко обхватив руками за шеи. — Я соскучилась!       — Да брось, мы же только утром виделись, — Рэй облегчённо выдохнул, легонько поцеловав девушку в висок.       — А я всё равно по вам соскучилась!       Я лишь улыбнулся, крепче обхватив тонкую талию Эммы (кажется, она ещё больше похудела) одной рукой, а другой поглаживая Рэя меж лопаток. Чувствовать на себе их руки — прохладные и лёгкие, словно крылышки бабочки, пальчики Эммы на пояснице и горячую, как раскаленное клеймо, ладонь Рэя на шее — было так умиротворяюще прекрасно, это лучшее ощущение за весь день. Мы наконец-то вместе.       Чуть тёплые сухие губы Эммы так естественно нашли мои, её требовательные поцелуи, как и всегда, будоражат и успокаивают одновременно. В следующую секунду я восторженно наблюдаю, как тонкий язык Рэя так же естественно скользит в ротик девушки, оставляя влажный след на остром подбородке, как трепещут её пушистые персиковые ресницы. Красиво, они оба такие красивые. Вдруг тёмный взгляд парня будто стилетом режет мне по глазам, а затем его жёсткие поцелуи-укусы жгут уже меня, пока губы Эммы нежно оглаживают подрагивающий кадык. Снова эта приторность, возведенная во вторую степень. Водоворот острых противоречивых ощущение кружит голову, не даёт дышать, и хочется больше, сильнее, ближе…       — Аааах, я сейчас вырублюсь, — страдальчески протянула Эмма, отстранившись и уткнувшись лбом в моё плечо. — Рэээй, возьми меня на ручки.       — Иди сюда, — парень бережно подхватил её под колени, держа, как настоящую принцессу. — Тебя надо беречь, как главную кормилицу нашей семьи. Эй, Норман, ты вообще в курсе, что Эмма — наша «сладкая мамочка»?       — Рэй, ах ты, пошляк! — Девушка возмущённо стукнула его кулачком в грудь. — Что за глупости ты несёшь?! А ты не смейся, Норман!       — Прости, — я правда старался сдержать глупое хихиканье. — Рэй, уложи Эмму спать, а я пока погашу камин и выключу свет в офисе.       — Будет исполнено, босс, — откликнулся брюнет, поднимаясь с Эммой на руках по лестнице. — Только не задерживайся.       Мне было так тепло вовсе не от затухающего пламени в камине, а от ощущения чистейшего счастья, ласкающего изнутри. В темноте я подошёл к окну, вглядываясь в густеющую ночь. Мы, старшие, установили жёсткое правило для все членов семьи: где бы каждый из нас не был, обязательно написать в наш общий чат, что с наступлением ночи все вернулись домой или просто находятся в укромном месте. Отголоски нашего далёкого тяжёлого прошлого. Достав из кармана брюк свой смартфон, я проверил чат — молодцы, все в безопасности. На сегодня можно прекратить переживания за малышей.       Убедившись, что окна и входная дверь закрыты, поднялся на второй этаж.       Мы втроём снимаем двухэтажный дом на Карноби-стрит, на первом этаже — скромный офис нашего детективного агентства, а на втором — жилые комнаты. Наши младшие братишки и сестренки уже все учатся в университетах и кодледжах и живут в общежитиях при них. На праздники мы стараемся собиратся всей оставшейся семьёй, но с каждым годом мы почему-то отдаляемся все больше, и только мы трое, кажется, все сильнее врастаем друг в друга.       Да, возможно, наши отношения выглядят странно и дико, но не поймите неправильно, мы правда пытались наладить отношения с другими людьми. Очень старались жить нормальной жизнью. Но ничего хорошего из этого не получилось.       Я сходил ровно на два свидания с двумя разными девушками из пансиона для благородных девиц. Они были милые и весьма образованные, но ничего, кроме звенящей пустоты, они во мне не вызывали. А вот злобные зырки Рэя и недовольно поджатые губы Эммы в мою сторону после возвращения с этих встреч почему-то заставляли внутренности трепетать от алогичного ликования.       Чтобы перепало что-нибудь весомое, нужно искать дамочек в более злачных заведениях, как-то заявил Рэй. И он действительно несколько раз пропадал на всю ночь, а под утро возвращался, в мутном ореоле запахов палёного алкоголя и дешёвых женских духов. Я долго не мог (или просто не хотел) понять, почему Эмма, видя его таким, с уязвленным видом ещё пару дней избегает нас обоих, и почему я сам чувствую себя преданным и разбитым.       Но хуже всего было, когда ухажер появился у Эммы. Этот тип был старше её лет на десять, он ходил за девушкой по пятам, осыпая всякими комплиментами и подарочками. Мы с Рэем молча бесились от ревности, как осознали впоследствии, иногда срываясь друг на друге. Но Эмма восторженно рассказывала об его уме, доброте, великодушии и других достоинствах, очевидно, этот человек ей нравился, либо она отчаянно старалась и себя, и нас в этом убедить. У нас не было тайн друг от друга, и однажды Эмма призналась, что, кажется, готова дойти до того самого. Разумеется, мы с Рэем были категорически против такого развития их отношений, но если наша дорогая любимая Эмма будет с ним счастлива, то мы не имеем права из-за своего эгоизма разрушить её любовь. Она, эта чудесная девушка, как никто другой в любом из миров, заслуживает счастья.       В ту ночь мы оба и не думали ложиться спать, ждали её возвращения, не находя себе места от разрывающих нас противоречий. Эмма вернулась после полуночи, она была страшно напугана и… вся в крови. Она с трудом, заикаясь от шока на каждом слове, рассказала о том, что произошло. Тот мужчина чуть её не изнасиловал, когда девушка сказала, что не готова зайти дальше. Он пытался принудить Эмму, но она, действуя на рефлексах, пырнула его кинжалом Мьюзики, который всегда носила с собой. Мы с Рэем выставили это вынужденной самообороной, и дело было замято, с тех пор никто из нас не говорил об этом случае.       — Мне не нужен никто, кроме вас двоих, — как-то вечером, спустя несколько дней после того происшествия, порывисто выпалила Эмма, схватив нас за руки. Она дрожала и чуть ли не плакала, но с присущей ей решимостью не собиралась отступать. — Я знаю вас всю жизнь, чтобы отчётливо видеть, что и вы это чувствуете!       Это было так естественно, всю нашу жизнь мы трое были вместе — вместе учились элементарным вещам таким как сон, еда, общение и другие потребности, вместе учились заботиться друг о друге и о наших младших братьях и сестрах. Мы вместе стремились вырваться из мира демонов, вместе сделали невозможное, победили врагов и самих себя. Мы вместе взрослели, вместе решали проблемы, вместе пытались устроиться в мире людей, чтобы всей нашей семье было спокойно и комфортно. Мы вместе радовались всему хорошему и вместе оплакивали беды и потери. Мы были единым целым с самого рождения, ничто и никто не мог это изменить. Повзрослев, мы вместе узнали другие более сильные и глубокие чувства, втроём мы стали возлюбленными, втроём мы изучили все прелести секса, втроём мы стали близки уже на другом уровне. Эта особенная любовь стала нашей самой непроизносимой тайной, самым ценным сокровищем, самым страшным преступлением. Но мы уже не сможем по-другому, просто не знаем, каково это, не быть вместе. И мы не хотим этого знать, мы с этим не справимся, мы ведь сломаны…       — Она так хотела пожелать тебе спокойной ночи, но ты, как обычно, возился слишком долго, и Эмма уснула, — шепотом, боясь её разбудить, оповестил Рэй, когда я вошёл в комнату. Парень с обнажённым торсом сидел среди подушек и одеял по-турецки, ласково перебирая будто сверкающие в лунном свете волосы сладко спящей рядом девушки.       Это была самая большая комната в этом доме. После принятия нового статуса наших отношений, мы стащили сюда наши кровати и объединили их в большое ложе. Спать втроём было круто, напоминало о безмятежных днях детства, до всего того кошмара. Спать втроём было круто, потому что теперь это приобрело сладкое ощущение интимности и терпкий привкус прочности. Эта комната — убежище нашей искренней, странной, прекрасной и ужасной любви.       — Спокойной ночи, милая Эмма, — я лёгким поцелуем прижался к её тёплым губам, девушка тихо вздохнула во сне, переворачиваясь на бочок спиной к Рэю.       — Эй, а я? — Недовольно спросил он, когда я отошёл, чтобы раздеться. Смотри-ка, какой нетерпеливый.       — А ты чуть-чуть подождёшь, — подмигнув ему, я неспешно подошёл к зеркалу, расстегивая пуговицы белой рубашки.       Отвернув воротник, я сразу наткнулся взглядом на ровные чёрные цифры в основании шеи, которые ничуть не выцвели за все эти годы — 22194, а ниже, на левой груди был вытатуирован символ Лямбды. К горлу подступает липкий комок тошноты. Провожу по этим следам трясущимися пальцами, и перед глазами проносятся события и лица из прошлого…       — Норман? — Вздрогнув, я пересекаюсь взглядом в зеркале с внимательными глазами Рэя. Он так пристально наблюдает за мной, что мне отчего-то становится неловко, хочется закрыться руками. — Иди уже сюда.       Луч лунного света услужливо выделяет номер Рэя, когда я приближаюсь к постели, — 81194. Номер Эммы не видно, но я и так его помню — 63194.Чувствую, как дышать становится труднее…       — Норман, — требовательный голос Рэя, возвращает в реальность. Он осторожно, наклонившись над Эммой, сжимает мои ладони. — Всё давно закончилось.       — Да, я знаю, — дышу ровно и глубоко, отпускает. Ничего, такое иногда происходит. Забираюсь на кровать и, протянув руку, убираю отросшую ченую чёлку. — Спокойной ночи, Рэй.       Уголки его тонких губ чуть вздрагивают, не часто можно увидеть на этом серьёзном лице улыбку, парень оставляет невесомый поцелуй прямо в сердцевине ладони и, опустив мою руку поверх тонких пальчиков спящей Эммы, забирается под одеяло, накрывая своей рукой нас обоих.       — Спокойной ночи, Норман, Эмма.       Я люблю Эмму. Я люблю Рэя. Они двое — самое дорогое, что у меня есть в этой жизни. Я знаю, что завтра и в каждый последующий день я смогу быть рядом с ними, и эта уверенность делает меня счастливым. Всё будет хорошо, пока мы есть друг у друга. Пусть мы сломаны, но мы вместе.