К истокам

      Ночь. Сакура опадала так, как он помнил. В дворце её Величества, в Тэнсюкаку, тихо и безжизненно. Ему не составило труда обезвредить одного из охранников, боровшихся со сном на посте. Куда Она смотрит, нанимая на службу подобных бесполезных ничтожеств? Он кинул на неподвижное тело человека в форме сёгуната презрительный взгляд и проскользнул в огромные двери тронного зала.       Как он и представлял, в неизменной позе Она сидела там, как и четыреста лет назад, когда он в последний раз ночевал в этом дворце. Его богиня, его создательница, его мать, Она сидела, не двигаясь и будто не дыша, облачённая в дорогие фиолетовые ткани под цвет элемента, над которым покровительствовала. Она открыла равнодушные глаза, привлечённая звуками, какими бы слабыми они ни были, и он понял, что это была вовсе не Она, а кукла — бессмертная оболочка, оберегающая внутри себя то, что осталось от богини, служащая сосудом для ещё теплящегося сознания. При виде её он почувствовал, как в груди воскресла давно забытая ярость обиды. Его мать считала его недоразумением и оставила со словами «Я не хотела вмешиваться». О, как он давно хотел посмотреть Ей в глаза.       Но и здесь он терпел поражение.       — Какой вопрос тебя тревожит, смертный? И почему ты, как подлый вор, прокрался в мои покои ночью? — холодный, строгий тон марионетки будил в его груди огонь.       Смешно — он рассмеялся.       — У меня аудиенция с её Высочеством. Вызови её! — приказал он кукле. — Вельзевул! Неужто ты настолько боишься своего убожества, что даже не хочешь показать мне свои глаза? — он крикнул на весь мертвенно пустой зал, уже взывая к Божеству и каждым шагом сокращая расстояние между ними двумя.       Его руки нашли золотое перо, болтавшееся под его анемо Глазом бога. Казалось бы, ничем не примечательное побрякушка. Но его пальцы трепетно гладили золото — вместе с украшением он лелеял надежду. Она даровала ему его, чтобы вся Инадзума знала, кто он есть.       — Видишь это? — он показательно покрутил пёрышком.       Но её лицо осталось непроницаемым.       Сёгун Райден была точной копией своей создательницы. Райден Эи ту звали. Он считал её самым ненавистным существом в мире. Даже многочисленные эксперименты и предательство Доктора не были так горьки, как мысли о бросившей матери. И даже теперь Она отгораживалась от него этой бездушной куклой.       Сёгун предупредительно поднялась с пола. В руках её появилась сверкающая нагината.       — Что бы это ни означало… Я не знаю, кто ты и зачем тебе необходима аудиенция с Архонтом. Но если твоя судьба не волнует Её и по сей день, то я не считаю нужным вызывать Её ради подобного пустяка. Твоё лицо уже наверняка забыто, — отчеканила она, и в его груди кольнуло.       «Дурак», — мысленно он дал себе пощёчину. Стерев своё имя из воспоминаний всего живого и неживого, кроме создательницы, чего он ожидал, когда являлся в Тэнсюкаку? Кукла ничего не помнила ни о нём, ни о золотом пере.       Он понимал, что шансы увидеть Эи тают на глазах. В унизительном благоговении и раздражении рассматривая выпрямившуюся идеальную фигуру Сёгуна, он вдруг сказал:       — Тогда я предлагаю сделку: мы сразимся. Если победишь ты, то так уж и быть, я покину это место навсегда. Но если победа будет моя — ты никогда не будешь препятствовать моим визитам к Ней, — его губы тронула довольная усмешка.       — Правила дворцовой дуэли священны. Я принимаю твой вызов.       Он предвкушал вкус победы. И потоки ветра, созданные его анемо видением, постепенно окружали его фигуру, собираясь у ладоней. Возможно, он лишь дурак, уверенный в своём превосходстве. Но терять ему было нечего, а отступать поздно: Сёгун сошла к нему на татами. Они стояли друг напротив друга, разделяемые парой шагов. Он убивал её взглядом, она же — беспристрастно глядела прямо на него, на помеху, на муху, от которой нужно избавиться, ведь он уничтожал своим присутствием привычный порядок вещей.       Они сцепились в схватке — две куклы, чьим яблоком раздора был Архонт.       Он был быстр. Заплетённые в длинную, толстую косу волосы растрепались его ветром. Из них выскользнуло металлическое украшение в виде цветов и звонко упало им под ноги. Она была ещё быстрее. Она была выше и сильнее. Его искусственное тело болело в тех местах, где ударял тупой конец нагинаты. Он не хотел думать, как синяки фиолетовыми цветами расцветут по всей его коже. Фиолетовый цвет был Её цветом.       С её губ не сорвалось ни единого вздоха. Движения оставались чёткими. Сёгун продолжала наносить удары. Он же изрядно устал, и мысли начали блуждать. Взглянув на её необычно растрёпанный вид, он неожиданно замер, нарочно давая сбить себя с ног, и теперь лежал, униженный и пригвозжённый оружием к татами. С него струился пот, но и её кожа блестела в сумраке дворцовых факелов.       Величественная фигура Сёгуна возвышалась над ним. Под коротким кимоно он мог видеть её чёрное нижнее бельё. Его обдало жаром.       — Ты проиграл, — голос, глубокий и мрачный как гром, заставил его вздрогнуть на полу.       Её образ был чарующим для него, и было греховное удовольствие в том, чтобы пожирать глазами фигуру своей создательницы и находиться у Её ног. Вернее, он уже и не замечал, что это была не Она. Его разум был охвачен безумием. Он должен был добиться аудиенции.       Его губы изогнулись в самой страшной и красивой улыбке, и в момент замешательства Сёгуна (выражение её лица навсегда сохранится в его памяти) он вынырнул из-под её древка и был уже готов нанести удар…       — Вельзевул!..       Но фиолетовые ткани мелькнули перед глазами. Его тело вновь столкнулось с жёстким татами. Нос почему-то болел. Что-то тёплое стекло на верхнюю губу, затекло в рот и пролилось под подбородок. Что-то, что было на вкус как железо, до невозможности напоминало кровь. Он, не веря, вытер мокрую челюсть. Ладонь была в алой крови — он усмехнулся, чувствуя, как на глаза наворачивались слёзы от телесной боли и разочарования. Его опередили. Он снова оказался ничтожеством. Он никогда не переставал быть таковым.       — Ты проиграл, — ненавистный голос прогремел над головой.       Он метнул на неё разгневанный, смешной взгляд. Слёзы беспомощно стекали по щекам, когда он ещё раз попытался одержать верх, — острый наконечник нагинаты врезался меж его лопаток. Он снова был на полу, жалко рыдающий и почти сломленный. Кровь капнула на татами чёрными кляксами в сумраке. С трудом он преодолел боль, чтобы перевернуться.       — Ты проиграл, — за последние несколько минут он слышал эти слова в третий раз. Он злостно сжал кулаки от бессилия.       Слёзы продолжали бесконтрольно выливаться из его глаз. Он чувствовал их привкус у себя во рту и сглатывал противную смесь из крови, слёз и слюны. Его тошнило от самого себя, и по мере того, как он отчаянней пытался остановить свои унизительные рыдания, он погружался всё глубже и глубже в жалость к себе. Всё стало лишь хуже, когда он вспомнил то, что должен был забыть как страшный сон. Он вспомнил, как когда-то давно в этом тронном зале Эи в первый и последний раз попыталась обучить его своему искусству владения мечом. Унизительный опыт. Он плакал как девчонка.       Он закрыл глаза, откидывая гудящую голову. «Проиграл», — грубые слова заполонили его разум. Больше ничем не сдерживаемые всхлипы сами собой срывались с его губ. Желание никогда больше не видеть Её всегда было заветным, но теперь мысль казалась до невозможности болезненной.       — Куникудзуси? — растерянный и мягкий голос остановил его.       Он отнял от грязного лица руки, в тупом изумлении его рот раскрылся. Райден Эи снизошла до него. Глаза Её блестели живым светом. Это была действительно Она.       — Вельзевул… — шептал он, — не называй меня так. У меня больше нет имени.       Он понимал: Она считала своим правом называть его тем именем, которое дала ему при рождении. Понимал это как и то, что Она могла разгневаться на него за подобное фамильярное отношение. И ожидал, что Её глаза вспыхнут безудержным гневом, как вспыхивают тёмные тучи, озаряемые молнией.       Но Она была спокойна. Необычайно спокойна по сравнению с тем, какой он Её помнил. То волнение, которое отражалось на Её прекрасном лице, было ничтожным по сравнению с тем, что он помнил.       Сияющее древко растворилось в воздухе. Женщина опустилась на колени рядом с его неподвижной, распластавшейся по полу маленькой и грязной фигуркой. В тупом оцепенении он гадал, каков будет её следующий шаг. Он боялся ненависти в её фиолетовых глазах, но видел лишь растерянность. И его внимание, как и всегда, отвлекала милая родинка под Её правым глазом.       Эи медленно и неуверенно поднесла свою ладонь к его испачканному лицу. Он зажмурился, готовясь к худшему и надеясь на лучшее.       — Ты боишься меня? — Её голос был словно мёд. Слишком мягкий, возможно, приторно сладкий. Его тошнило: он ненавидел сладости.       Когда Она наклонялась к нему, он мог видеть Её груди, открывавшиеся пришедшим в беспорядок во время схватки кимоно. Казалось, Её это не смущало. Он сглотнул, злясь на то, как быстро в нём просыпалось возбуждение от этой унизительной ситуации, и молился всем Богам на то, чтобы этот момент никогда не заканчивался.       С выражением абсолютной нежности Она вытерла его лицо длинным рукавом своего кимоно. Кровь и сопли не были видны на его тёмной ткани.       — Скажи мне, Куникудзуси, зачем ты пришёл? — вдруг Она стала серьёзной. Сентиментальности были отброшены в сторону.       — Я просил не называть меня так. Это имя имеет плохую историю, — он прохрипел. — В курсе ли ты, какие ужасные вещи творились, пока ты проводила вечность в своём Царстве?       — Путешественник сказал мне. Я раскаиваюсь в том, что оставалась без действия. Прости…       — Твоё раскаяние бессмысленно, — выплюнул он.       Молчание воцарилось в огромном и пустынном тронном зале.       — Только для этого ты вызывал меня? — Её лицо тронули печаль и разочарование. Секундой после в Её глазах гневно сверкнула молния.       — Я хотел посмотреть тебе в глаза. Снова увидеть тебя… — честно признался он.       Она молчала, но черты Её лица разгладились. Мягкая ладонь вновь оказалась на его щеке. Нежно поглаживая, она очертила его приоткрывшиеся губы.       Он судорожно вздохнул.       Желание увидеть Её обнажённой топило сознание. Воображаемые образы промелькнули перед глазами. Он чувствовал себя грязным извращенцем.       Она была не лучше, прикасаясь к его шее, груди, испачканной недавней кровью. Её пальцы тихо забирались всё дальше и дальше под одежды, прикрывавшие его тело. Ток бежал под его кожей. Ладони и стопы зудели от напряжения. Изо рта его вылетел стон.       Раскрыв глаза от неожиданности, он столкнулся с Её странным взглядом и мог сказать лишь то, что и Она наслаждалась происходящим.       — Ты возбуждён, — Эи задумчиво проговорила, без стеснения вдруг проложив путь с его груди до шорт, которые он носил. Он вздрогнул, выпрямляясь, под Её интимным и внезапным, но таким желанным прикосновением.       Он обнажил зубы в улыбке, дерзко глядя Ей в глаза:       — Ты сделала это возможным.       Она спокойно выдержала его взгляд.       — Ты изменился, Куникудзуси. Тебе следует быть более покладистым.       И прежде, чем он мог ответить ей, Она крепко сжала его челюсть и член, выдавив из него жалобный крик, и наблюдала за его страданиями, как за необходимым этапом его совершенствования. Когда боль утихла и рука, державшая его челюсть, смягчилась, Эи прикоснулась губами к его губам. Первым и последним существом, которое его целовало, была Она. Наверное, он так и умрёт, навеки связав себя со своим создателем.       Он ликовал, позволяя себе раствориться в тошнотворном поцелуе. Внутри он чувствовал благоговение, страх и любовный трепет.       Её тяжёлое тело придавило его к холодному татами. Он чувствовал, какой Она была горячей. «Этого ты хочешь?» — спрашивал Её взгляд, когда Она развязала пояс и раскрыла кимоно. Тёплый свет факелов сотворял мягкие тени на Её грациозном и гибком теле. Она была идеальна — он не сдержал порыв и пробежал по женской фигуре руками. Сколько веков он ждал!       Его глаза не видели потолок, скрытый в сумраке зала, когда Она двигалась против него. Его тело болело, он видел звёзды и черноту Бездны, когда Она безжалостно и жёстко проходилась по его члену под одеждой, и не мог контролировать жалкие звуки, от которых вяли его собственные уши. Стыд окатил его мелкое дрожащее тело.       Вдруг он почувствовал, что это всё происходит не с ним. Становилось легче. Он почти не чувствовал ни боли, ни наслаждения, пока Эи не напомнила о себе мягким и долгим поцелуем. Он хотел взвыть от безнадёжности.       Чувства давно минувших дней возвращались, когда Она обнажила его и направила в себя. Мерзкая влага обволакивала их внизу. Одежда была грязной.       В уголках его глаз скапливались слёзы и выливались наружу. Она, его создательница, его мать, испытывала его, ставила на край здравомыслия, заставляя ублажать Её бесчисленное множество раз.       Её длинные распущенные волосы щекотали кожу. Он чувствовал только их и жёсткий татами. Видел только Её бесконечно нежные глаза и темноту, когда терял сознание и снова приходил в себя. Его тело бесконтрольно вздрагивало под ней. «Скоро всё закончится. Закончится», — уверял он себя, предвкушая конец.