***
— Ты мне руку оторвёшь, — запротестовал Влад, вырываясь из чужих рук. — Я тебе голову оторву, — пообещала ему Ива. — Она мне голову оторвёт, — жалобно протянул Влад, пристраивая эту самую голову (видимо, от Ивы подальше) на плечо сидевшего рядом Дару. Дару погладил его по волосам, а потом сказал: — Я бы тебе тоже голову оторвал. Посиди спокойно. Влад пробормотал что-то недовольное и неразборчивое, но всё же перестал крутиться на диване и дал Иве спокойно ощупать руку, а потом окутать парой целительных заклинаний. — Ну всё, теперь я спокойна, — кивнула Ива. — В самый неподходящий момент рука у тебя точно не отвалится. — В какой такой момент? — спросил Влад, перекидывая ноги через колени Дару и обнимая его шею. — В тот момент, когда Дору, наконец, решится тебя отогнать, а ты будешь отчаянно и жалко цепляться за него. Дару подумал о том, что даже немного отвык слышать своё имя в искажённой форме, хотя в семье и в шоке его все так называли, кроме мамы и двоюродной бабушки. Вспомнив о бабушке, Дару ощутил болезненный укол стыда из-за того, что так и не придумал способа безопасно ей написать. — Он мне не мешает, — ответил Дару. — Слышала, да? — Влад с очень довольным видом потёрся щекой о щёку Дару. Кожа у него была приятно прохладной. — Ты слишком ему потакаешь, — вздохнула Ива, упав в кресло. Они сидели в той самой гостиной, в которой и началось их путешествие в Ирландию. Головой Дару понимал, что с того момента, как на месте Ивы восседала её сияющая мать, летняя королева, прошла всего неделя, но за это время произошло столько всего, сколько с ним не происходило за годы. — Он просто любит меня в отличие от тебя, — хмыкнул Влад. — Между прочим, я примчался тебя спасать, а ты… — А я тебе руку подлатала? Потому что ты сбежал от Ираиды, не долечившись, — Ива посмотрела на Влада очень строгим взглядом. Он явно собирался возражать, но Дару его опередил: — У Дуана и его отца же нет проблем? — Нет, — Ива улыбнулась. — Всё не идеально, но хорошо. По крайней мере ЭТЕРНО точно не собирается ни запирать их в тюрьме, ни ограничивать магию. А вот с остатками ковена Калех им придётся повозиться. Многие ведьмы разбежались, а большинство из тех, кого ловят, клянутся, что делили всё только под действием вассальной клятвы. Ярых сторонниц оказалось не так много. — И нет способа узнать, врут они или нет? Чар каких-нибудь? — спросил Дару. — Есть, — ответил Влад, снова мирно пристроившийся у Дару на плече. — Но большинство из них можно обойти, а те, что нельзя, относятся к магии, ломающей волю. В ЭТЕРНО такая запрещена. Сведения, добытые при её помощи, приравниваются к показаниям, выбитым под пытками. Но, поверь, в ЭТЕРНО работает множество фэйри, которые умеют заболтать так, что ты без всякой магии им всё как на духу выдашь. Дару понадеялся, что никогда не попадёт на допросы в ЭТЕРНО. — На самом деле, — заговорила Ива, переводя внимательный взгляд на него, — сейчас ты сам волнуешь меня даже больше Дуана. — Ну нет, — Влад прижал Дару к себе ближе, — если ты охладела к своему парню, это не значит, что надо лезть к мое… — Хватит придуриваться, Влад! — перебила его Ива. Дару снова показалось, что на самом деле она назвала его иначе, что под этим именем пряталось другое. Настоящее? — Что с твоим защитным полем и ментальным сопротивлением? — спросила она уже у Дару, но он в ответ лишь непонимающе поморгал. — Защитное поле, — привычно принялся объяснять Влад. Дару подозревал, что ему это даже нравится, — это такая штука, которая оберегает тебя от магического воздействия извне без каких-либо усилий с твоей стороны. У большинства людей оно даже прочнее, чем у слабой нежити. Поэтому люди чувствуют лишь довольно сильную магию, а остальную просто игнорируют. Ментальное сопротивление — это что-то похожее, но если поле защищает в первую очередь тело, то ментальное сопротивление — мозги. Вот с этим у людей обычно похуже. И с сопротивлением, и с мозгами. — Но у тебя плохо и с тем и с другим, — покачала головой Ива. — Нормально у него с мозгами! — возразил Влад. — Хватит передёргивать каждое моё слово! — Ива послала в его сторону лёгкий магический импульс, щёлкнувший Влада по носу. — Я про поле и сопротивление. Протяни руку. Дару послушно сделал это, чтобы через мгновение отдёрнуть из-за несильной, но внезапной боли, кольнувшей пальцы. — Вот видишь, — Ива вздохнула, поправляя упавшую на лицо гофрированную прядь. — А ты даже чувствовать этого не должен был, это заметно ниже обычной человеческой нормы. С ментальным сопротивлением то же самое, ты как… — она задумалась, принявшись накручивать зелёный кончик волос на палец, — дерево без коры или человек без кожи. — Слишком чувствительный? — предположил Дару. — Мёртвый, — неожиданно мрачно сказал Влад. Дару переводил удивлённый взгляд с него на Иву, но они оба почему-то молчали. Наконец Влад опустил ноги на пол и, чуть отодвинувшись, заговорил: — Когда ты только оказался здесь, я решил, что ты просто ну очень сильно истощён. Я думал, что отчасти это ещё и моя магия виновата, и вообще, если подпитать тебя от Дома, то всё будет отлично. И всё правда стало лучше, ты же на живое существо едва тянул. Но вот все механизмы защиты у тебя будто стёрты, я в первый раз такое вижу. А это опасно. Ты очень легко цепляешь чужие эмоции или воспоминания, иногда это полезно, но то, как тот приколич легко перехватил контроль над тобой и передал тебе свою боль… я так испугался. Дару потупился. Он действительно ощущал себя совершенно беззащитным. Любые его попытки к сопротивлению пресекали так жёстко и так долго, что в конце концов он перестал видеть в этом смысл. Боль не отпускала его столько лет, что он перестал чувствовать хоть что-то. — Прости, из-за меня ты… — Я за тебя испугался! — Влад взял его лицо в ладони, заставляя поднять голову и смотреть в его пылающие гневной синевой глаза. — Дару, ты понимаешь, что меня не так-то просто убить, но ты другое дело? Я не понимаю, что ты такое, я чувствую в тебе мощную магию, природу которой не могу определить. И в то же время ты будто можешь умереть от любого неловкого дуновения чужой энергии, потерять себя из-за любой случайно услышанной песни фэйри. Я не знаю, как тебе помочь. — Ты и не должен мне помогать, — сказал Дару, продолжая смотреть на него. — Если это из-за того, что твоя магия случайно ранила меня, то ты уже… — Боги! — едва ли не взвыл Влад. Он опустил руки Дару на плечи и с силой встряхнул. — Да я хочу тебе помочь! Понимаешь? Хо-чу! Тебе знаком концепт добровольных, не вызванных виной желаний? Нравишься ты мне! Вылечу тебя и съем здорового! Так понятнее? — Уверен, что последние стоило произносить? Особенно вслух, — спросила Ива. — Я не против, — ответил Дару, которого уже немного замутило оттого, что Влад так и тряс его за плечи. — Видишь, он не против! — Тогда зачаруй его, — предложила Ива. Влад замер. На мгновение стиснул пальцы на плечах Дару сильнее, а потом отпустил. — Нет. — Ради его же блага, — продолжила настаивать Ива, — сам подумай, если на нём будут лежать твои чары, то тому, кто решит зачаровать Дору сначала придётся перебить их, а это уже неплохая защита. — Нет, — повторил Влад, — ты не понимаешь, о чём просишь. А ты, — он грозно глянул на Дару, — даже не думай соглашаться. Я что-нибудь придумаю. Без всяких лишних чар. И вообще, у меня много дел в отличае от вас. Сказав это, Влад едва ли не пулей вылетел из комнаты. Дару осталось лишь проводить его удивлённым взглядом. — Не объяснишь? — он повернулся обратно к Иве. — Нет, — она с крайне недовольным выражением подпёрла кулаком щёку. — Без него я не могу выдать даже самую крохотную его тайну. Будто есть что-то постыдное в том, чтобы быть… — и тут у Ивы будто пропал голос. Она цветасто выругалась, высказав всё, что думает о Владе: — Даже в его готической фазе с ним было легче! — А она прошла? — в целом Влад и сейчас одевался в основном в чёрное и красное, питая некую нездоровую страсть к крестам. — Он хотя бы волосы больше не красит, — хмыкнула Ива, будто прочитав мысли Дару. Он же подумал, что чёрные концы волос Влада, видимо, остались с тех времён. — А вы с ним, получается, родственники? — спросил Дару, надеясь, что это не один из тех секретов, которые нельзя выдавать. — Ну, как сказать… — Ива выпрямилась и подтянула к себе ноги, устраиваясь в кресле в позе лотоса. — По человеческим меркам он мой… сын моей сестры — племянник, да? — она дождалась, пока дару кивнёт и продолжила: — Родственные связи у фэйри работают не так, как у людей. Мы наследуем не гены, а энергию, в нём есть немного энергии Весенней королевы, первой моей матери, но энергии от Летней королевы в нём нет, потому что он… Фоморское отродье он! Я даже это не могу сказать! Ива снова разозлилась и серебристые сполохи закрутились вокруг неё. Дару решил перевести разговор в более мирное русло, к тому же он правда хотел кое в чём разобраться: — Я совершенно не понимаю, как устроена ваша семья и вся эта система с дворами и домами. Даже не понимаю, как у тебя может быть две матери. Объясни лучше это. Ива успокоилась, откидываясь на спинку кресла: — Чаще всего фэйри не заводят детей так, как это делают люди. Это не физиологический процесс. Фэйри без примеси человеческой крови появляются из энергии родителей, пол которых не имеет никакого значения, ведь ребёнок растёт не внутри тела. Я родилась из энергий Летней и Весенней королев и росла внутри старой ивы. Я апрельская принцесса, поэтому во мне поровну от весны и лета. В моём брате майском принце, больше от лета. А в моей сестре мартовской принцессе энергии Весенней королевы и Зимнего короля. — То есть все фэйри принадлежат к какому-либо дому, которых четыре — на каждое время года? — дождавшись кивка Ивы, Дару продолжил: — А Благой и Неблагой дворы? — Это деление на тех, кто сильнее в холодные и тёмные времена, ансееле-ши, и тех, кто сильнее при тепле и свете, сееле-ши. Благой и Неблагой, как говорят у людей, оценочные суждения. Сееле-ши в большинстве своём более дисциплинированные и нежнее относятся к людям. Ансееле-ши часто либо слишком взбалмошны, особенно те, кто рождён ранней весной и поздней осенью, либо слишком холодны и жестоки, поэтому люди их побаиваются. Но и среди сееле-ши есть те, кто могут свести с ума своими песнями, а среди ансееле-ши те, кто ответят добром на добро. Дару медленно кивнул, пытаясь усвоить новую информацию, а потом спросил: — То есть Влад тоже часть королевской семьи… или как? — Не пытайся применять к этому человеческие категории, — Ива неопределённо махнула рукой. — Системность и иерархия — это не про нас. У нас нет такого понятия, как королевская семья. Титул никто не наследует. Когда умирает принц или принцесса, рождается новый. Короли и королевы, принцы и принцессы нужны были для того, чтобы вести армии и охранять границы во времена войны с фоморами. Это было безумно давно, ещё когда боги ходили по земле, не скрываясь, а принцев и принцесс было тринадцать по числу лунных месяцев. Сейчас нас двенадцать для ровного счёта, и мы защищаем равновесие, следим, чтобы человеческий и наш мир не пересекались. — Разве это так плохо, если они пересекутся? — Вспомни, сколько раз тебя пытались убить за последнее время? — нахмурилась Ива. — Если миры сольются снова, начнётся хаос. Та сторона настолько прекрасна, насколько и смертоносна. Особенно для тебя, беззащитное человеческое дитя. Дару подумал, что о человеческом мире можно сказать то же самое. Если бы он случайно не оказался на Границе, не попался в ловушку Влада, а продолжил путь по миру людей, какова была вероятность, что его не ограбят и не убьют? Когда он сбегал, ему было всё равно, но сейчас Дару начал задумываться. Несмотря на то что за последние дни его действительно пытались убить с завидной регулярностью, мир чудес и чудовищ казался куда менее пугающим, чем родной человеческий. Потому что здесь нашлось куда больше тех, кто готов был провести Дару за руку даже по самым тёмным тропам, предостеречь от опасностей, объяснить непонятное и простить за ошибки. А главное — сам Дару чувствовал себя здесь куда более… нужным. — Если мне так опасно находиться здесь, зачаруй меня сама, — предложил Дару. Иве он доверял, но она лишь покачала головой. — Я в подобном несильна, могу заставить тебя танцевать много часов без усталости, но не больше. Май бы мог, но он взбалмошнее любого ансееле-ши, мы от его колдовства твою голову не вычистим. Я бы попросила Октябрь, но он… — Ива погрустнела и замолчала. Почувствовав вопросительный взгляд Дару, она всё же продолжила: — Он пропал несколько лет назад. Никто не знает, почему. Он был очень юным и всегда любил пропадать где-нибудь, потому мы даже не сразу хватились его. А теперь лишь знаем, что он жив, но отыскать не можем. — Я бы мог попробовать, — Дару почувствовал странную, давно забытую уверенность. Будто он правда может кому-то чем-то помочь. Ива улыбнулась ему, вставая. — Однажды я попрошу тебя об этом, — она подошла ближе и потрепала его по волосам. — А пока отдыхай и присматривай за Владом, ты хорошо на него влияешь.***
— Вы не сделаете этого со мной, презренные, гадкие!.. — Держи его! — Да как я должен его держать?! Это было последним, что успел выкрикнуть Ручеёк прежде, чем Хейт вывернулся из его рук — в буквальном смысле — ужом, а спустя мгновение уже взмыл в воздух ястребом и чуть не проехался по его лицу когтями. Но Сколь не растерялась и набросила на Хейта простыню словно мешок. Впрочем, и это не помогло. Хейт рухнул на пол, снова обращаясь человеком, скидывая простыню, а через мгновение ускользая под кровать змеёй. — Сколько у него обличий? — спросил запыхавшийся Ручеёк. — Бесконечное множество, — пытаясь отдышаться ответила Сколь. Поймать Хейта, чтобы дать ему таблетку, они пытались уже минут сорок, если не больше. Хоть Хейт и храбрился, выполнение того задания в Ирладнии, что им дала Гулльвейг-Хейд, очень его измотало. Сколь тоже, но она честно об этом сказала и позволила Сильв подлечить её. Самой Сильв Ручеёк сначала немного побаивался, всё же она была Охотницей, а о них он слышал много страшного. Но либо всё это были выдумки, либо Сильв отличалась от остальных охотников. Она сразу сказала, что исцелять не умеет, зато арсенал всевозможных снадобий у неё оказался внушительный. Даже ужасные раны на руках Ручейка ей удалось подлатать, хотя на нём всё всегда заживало очень долго. Сколь же обошлась парой восстанавливающих зелий. А вот Хейт гордо заявил, что всё это нужно лишь «изнеженным детям нового времени». Ручеёк возразил, что родился в начале прошлого века, но Хейт сказал, что это смехотворно мало. Теперь Ручеёк был заинтригован, сколько же ему лет и как это связано с ненавистью к таблеткам от жара. Вот Ручеёк был счастлив тому, как много всяких лекарств появилось, раньше их сильно не хватало. Он просто обязан был донести до Хейта прелесть современной медицины! Именно с этой мыслью он и сунул руку под кровать. — Вижу, твои руки уже зажили, это так? — раздался оттуда голос Хейта. — Да, — улыбнулся Ручеёк, — спасибо, что спрос… ай! — он выдернул руку и потряс ей. — Он меня укусил! — сказал Ручеёк, делясь своим возмущением со Сколь, а потом снова посмотрел под кровать: — Чем ты меня укусил?.. Кем?.. В каком обличье? Это ядовито? — Конечно. Откинешься через десять минут, — голос Хейта звучал довольно. — Я и так мёртв, — фыркнул Ручеёк. — Тогда зачем спрашиваешь? Ручеёк задумался, глядя на две точки тёмной крови, которая так и не вытекла из проколов на бледной синевато-зеленоватой коже. — Не знаю, по привычке, наверно, — голос против воли прозвучал грустно. Из-под кровати осторожно выглянула белая кошачья мордочка. Сколь, притаившаяся на кровати, тут же схватила вырывающееся пушистое тело. Её Хейт, в отличие от Ручейка, не кусал. Вместо этого обратился волком и вырвался из рук, но Ручеёк прыгнул на него сверху, схватив за шею. Хейт вновь обратился человеком, попробовал скинуть Ручейка, но тот очень крепко вцепился. Даже через одежду чувствовалось, что у Хейта сильный жар, а потому в своей решимости впихнуть в него таблетку любым способом Ручеёк преисполнился ещё больше. — Слезь с мен… В этом была ошибка Хейта. В том, что он открыл рот, находясь в опасной близости от Ручейка. Потому что тот мгновенно впихнул таблетку ему в рот и зажал ладонями. Правда, в следующее мгновение на руках Ручейка уже смыкалась волчья пасть. Но в этом была вторая ошибка Хейта. Превращаясь и раскрывая пасть, он случайно проглотил таблетку. Хейт закашлялся. Ручеёк чудом успел выдернуть руки из стремительно сжимающихся волчьих челюстей. Впрочем, в следующую секунду Хейт уже обратился человеком, видимо, для того, чтобы мимика могла максимально точно передавать его эмоции: обиду и злость. Именно их он вложил во взгляд, направленный на Ручейка. Ручеёк же решил, что сидеть на груди подавившегося человека не лучшее решение, а потому сполз на его колени. Хейт же в свою очередь решил внезапно подняться, отчего они едва носами не столкнулись. Хейт обжёг Ручейка очередным злым взглядом. Ручеёк нервно усмехнулся: — Водички? — Только если твоей крови, — прохрипел Хейт. — Не думаю, что её так легко будет достать. — Я тебя вскрою. — Страшненько. — Не бойся, — хмыкнула Сколь, — он флиртует. — И тебя вскрою, — пообещал Хейт и тут же, обернувшись ужом, выскользнул у Ручейка из-под ног. Пока сам Ручеёк пытался восстановить равновесие, едва не повалившись на пол, Хейт уже кошкой вспрыгнул на кровать и (очень недовольно) свернулся там немного поодаль от Сколь. — Так как вышло, что вы оказались, ну, здесь? — спросил Ручеёк, поняв, что его вроде как пока не выгоняют. По крайней мере, Сколь милостиво кивнула на кресло, ещё одну из находок Щегла, которой он поделился, пока Роз не видел. — В подчинении у Гулльвейг-Хейд, ты хочешь сказать? — уточнила Сколь, и Ручеёк кинул. Он не знал, как подступиться прямо к этому давно интересовавшему его вопросу. — Мне же интересно, откуда у тебя способность крошить железо руками и такая сильная магия. Можем обменяться историями. Ручеёк вздохнул. Всё, связанное с его прошлым, было стыдным. И грустным. Но больше стыдным. Наверно. — Ладно, но вы начинаете. — Нет, ты, — тут же возразил Хейт. — Слабаки, — усмехнулась Сколь. — Я начну, если вы оба такие нежные. Хейт специально обратился человеком, чтобы пихнуть её ногой, но Сколь этого будто и не заметила. — Когда я встретила Гулльвейг-Хейд и Хейта, я уже какое-то время скиталась по той стороне, — начала Сколь. — Понятия не имею, как Вейг нашла меня. Она вообще очень скрытная, мы толком не знаем о ней ничего: ни кто она такая, ни чего хочет. Не знаем даже, почему она выбрала именно нас с Хейтом. — Потому что мы охуенные, — влез он. Сколь примирительно кивнула. — Почему ты скиталась по той стороне? — спросил Ручеёк. — Ты ведь… человек? Сколь пожала плечами. — Я не знаю, кто я. И на той стороне я искала ответы. Мне кажется, что в детстве меня могли подменить. Точнее, кого-то могли подменить на меня. И я искала её, настоящую девочку. Ручеёк всмотрелся в Сколь. Не доходящие до плеч пепельно-русые волосы, едва ли не болезненная худоба, приятные черты лица, которые, впрочем, могли принадлежать как девушке, так и юноше. Но остальном в ней не было чего-то такого, что всегда отличает человека от того, кто им только притворяется, некого едва заметного изъяна. Она казалась человеком. И всё же Ручеёк не мог избавиться от мысли, что его просто очень умело обманывают. — Вейг сказала, что поможет мне найти ту, кого я ищу, в обмен на службу. Я согласилась. Не то чтобы тогда у меня был выбор, она нашла меня полумёртвой после нападения какой-то твари. С одной стороны, Вейг спасла меня. С другой… — Мы у неё в рабстве, — подытожил Хейт. Сколь вздохнула и махнула рукой в сторону Ручейка, подразумевая, что теперь его очередь. — Всё это было недоразумением, — сказал он. Две пары глаз уставилось на него с откровенным недоумением. Хейт ради этого даже соизволил обернуться. Так что пришлось пояснять: — Ну, то, как я получил магию, и то, как получилось так, что я умею ломать железо, и даже то, как я оказался здесь. Недоразумения. — Подробности, болотница, — потребовал Хейт. Ручейку было значительно комфортнее, когда он лежал, отвернувшись к стене, и обижался, чем теперь, когда он сверлил его требовательным взглядом неясно-серых глаз. — Ну, — задумался Ручеёк, — всё началось с того, что моя бабушка продала душу Сатане. — Как? — Сколь с интересом подалась вперёд. — Люди говорили, что ночью она вышла на перекрёсток, положила на землю икону лицом вниз и переступила через неё. А потом перепрыгнула через десяток воткнутых в землю ножей. И ещё в контракте с бесами расписалась. Или как-то так, там много разных версий было, — задумчиво сказал Ручеёк, припоминая все деревенские слухи. — Но сама бабушка говорила, что душу не продавала и дар ей передала её бабушка, и вот она-то продала душу Сатане. — Уверен: та тоже говорила, что никому душу не продавала, — хмыкнул Хейт, — а магические способности — это у вас семейное. — Но тогда бы у всех было, — возразил Ручеёк, — бывало, конечно, что когда мама ругалась, посуда с полок падала, а один раз сарай загорелся, и урожай у нас всегда лучше, чем у всех был, но это так. — У всех бывает, — с огромной долей сарказма кивнула Сколь. — По крайней мере, у всей моей родни точ!.. — с жаром начал Ручеёк и осёкся. Ведь действительно, всякие «странности» (которые Ручеёк странностями и не считал) случались только у его родни. Вряд ли это было совпадением. Судя по ну очень многозначительным взглядам, Сколь и Хейт тоже так не считали. — Но бабушка точно передала мне дар! Когда она умирала, то никак не могла умереть, потому что дар был при ней. Нужно передать его либо на словах, либо через касание. Мама запретила всем с ней говорить и даже ухаживала за ней так, чтобы она дотронуться не могла. Но тогда была посевная, и всем нужно было работать, а я был маленький, и меня оставили за бабушкой присматривать. Она попросила воды, я передал ей ковшик, вот тогда она-то меня за руку и схватила! Меня такой волной силы обдало, тут ни с чем не спутаешь. А потом она сразу и померла! Ну почти. — Почти? — в один голос спросили Сколь и Хейт. — Она упала и перестала дышать. Я всех позвал, но посевная была, дел много, все только к вечеру пришли. На стол её положили, а она возьми да встань! — Как… — Сколь задумалась, — заложный покойник? — Все тоже сначала так решили, хотели кол ей в сердце всадить, но мать её святой водой облила, бабушке ничего не стало, вот все и поняли, что она живая, — Ручеёк неловко растрепал волосы. — Весело у вас было, — пробормотала Сколь. — У магов иногда бывает такая хуйня, — с внезапно серьёзны видом начал Хейт, — когда энергия накапливается, и от этого плохо. Если её долго не использовать, например. Когда сливаешь, становится легче, но лучше бы ни разом всё, конечно, от такого реально умереть можно или отключиться как минимум. — А ведь и правда, — изумлённо выдохнул Ручеёк, хватаясь за голову, — и если бы она передала мне дар, то потом у неё самой магии бы не было, а она учила меня ей пользоваться. А я ещё удивлялся, почему у неё нет чертей! — Чертей? — непонимающе переспросил Хейт. — По славянским христианским поверьям у мага должны быть черти, которые выполняют его приказы и мучают его, — пояснила Сколь. — Типа как ты у Вейг. — Я её не мучаю, — Хейт нахмурился, — к несчастью. И я не чёрт. Чертей не существует. И Сатаны не существует, его выдумали христиане, чтобы пугать других христиан. — Говорит тот, кто верит в Одина, — Сколь смеряла его скептическим взглядом. — Потому что он настоящий, в отличие от этих ваших. Асы не менее реальны, чем ваны, а во мне их кровь, если ты не забыла. — Ты напоминаешь мне об этом через день. — Потому что признай моё величие! — Да помолчите вы! — вспыхнул Ручеёк. — У меня тут этот. Кризис. Экзистенциальный. Он же правда верил, что все беды в его жизни оттого, что в своё время его мать, личность очень жёсткая и гордая, не захотела ещё раз ехать в церковь через три деревни и уговаривать местного попа покрестить очередного ребёнка из «нехорошей» семьи, и Ручеёк единственный остался некрещёным. Он верил, что именно из-за этого бабушка передала проклятый магический дар ему, а после и навкой он из-за него и некрещённости стал. А выходило, что он сразу таким родился, «даровитым» и проклятым, и больше того: все в его семье такими были! Теперь ему придётся переосмыслить всего себя заново. — Добро пожаловать в мир без иллюзий, — Хейт дружелюбно (или зловеще) оскалился, рядом острых зубов. — Сатаны нет, и Христа нет. И Санта Клауса. Сколь дотянулась и дала ему подзатыльник. — Не слушай язычника, есть те боги, в которых верят. Хейт обернулся кошкой и принялся усиленно, но, видимо, не слишком болезненно, грызть руку Сколь. Ручеёк же молча и удивлённо хлопал глазами. — Про дар я поняла, — продолжила Сколь как ни в чём не бывало. — Железо ты тоже всегда крошить умел? — А, это, — Ручеёк нервно рассмеялся. — Это случилось, уже когда я навкой стал. Я случайно нашёл разрыв-траву в лесу, и одна русалка, что жила со мной озере, сказала, что эту траву надо съесть, чтобы она заработала и чтобы клады видеть. Ну вот я её и съел, — Ручеёк очень тяжело вздохнул, — меня чуть самого не разорвало. Никогда нельзя верить русалкам. — Даже не знаю, — Хейт сидела на кровати в своём девичьем обличье, — это жалко, глупо или всё же грустно. — Но я всё же теперь могу крошить железо! — возразил Ручеёк. — Правда, из-за того, что я нежить, оно меня всё равно ранит. Мы взаимоуничтожаемся. — Ты кажешься более живым, чем обычная нежить, — заметила Сколь. — Как ты стал навкой? — Не хочу об этом, — Ручеёк качнул головой. Если другие его истории были забавными на какой-то свой мрачноватый манер, то эта — просто грустной и болезненной. Он не хотел вспоминать. — И вообще, — он попробовал уставиться на Хейт с тем же требовательным вниманием, — твоя очередь. — Не буду, — ответила она. — Это нечестно! — Честности не существует. Прямо как Сатаны. Сколь посмотрела на неё очень осуждающе. Хейт отвернулась. Сколь продолжила смотреть. — Ладно, — Хейт вскинула руки. — Меня сначала посадили на блядскую цепь в блядской пещере, а потом у меня украли имя. Вейг меня вызволила, а имя пообещала помочь вернуть. Всё. Довольны? — Весьма, — улыбнулась Сколь. — Разве имя можно украсть? — продолжил удивляться Ручеёк. — Украсть можно всё, что угодно, хоть имя, хоть облик. С ними к тебе переходит часть чужих сил, — пояснила Сколь. — Теряя имя, ты забываешь, кем был, — сказала Хейт, меняясь на глазах. Становясь юношей, затем снова девушкой, — не можешь к настоящему себе вернуться, — Хейт прикрыла глаза, в которых снова блеснул красный отсвет.— Поэтому, когда я найду того, кто украл моё имя, сломаю каждую кость в теле, дождусь, пока они срастутся неправильно, и снова сломаю. И так пока не успокоюсь. Сколь положила свою ладонь поверх руки Хейт. Та не отдёрнулась, наоборот, переплела их пальцы. Тогда Ручеёк впервые чётко сформулировал мысль, которая крутилась у него в голове уже некоторое время: возможно, в Хейт боли и потерянности куда больше, чем ненависти.***
Ираида снова вошла в Дом через окно, возможно, это был её любимый способ. Пройдя сквозь всю кухню в кошачьем обличье, уже в человеческом она рухнула на стул. Забросив ноги на другой, Ираида откинулась на спинку. — Кофе? — тут же предложил Дару, вышедший её поприветствовать. — Спасибо. Ты просто чудо. Не представляю, как мы раньше без тебя жили, — Ираида устало потёрла виски. — Да ну что вы, — смущённо пробормотал Дару, ставя турку с кофе на плиту. — Не скромничай, — Ираида устало помассировала виски. — Ты хорошо влияешь на Влада. Она повторила то, что пару дней назад сказала Ива. Хотя Дару абсолютно не понимал, в чём таком заключается его влияние. Это скорее Влад всё время помогал ему, защищал, даже ранен был из-за него. А Дару ничего такого не делал. — Я бы не сказал, что это так, — ответил он, переливая кофе в чашку. — А я сказала, — когда он передавал чашку, Ираида перехватила его взгляд. — Иногда достаточно просто быть рядом, чтобы повлиять на кого-то. Но, кроме этого, я знаю о том, что в поимку Бузинной ведьмы ты внёс свой вклад. Знаю о твоих способностях к поиску. В ЭТЕРНО такие навыки ценятся, так что, как станешь постарше, подумай о работе на нас. Дару лишь удивлённо моргнул, он едва ли мог поверить в то, что навыки, которые он предпочитал скрывать, могут быть кому-то нужны. Особенно такой огромной организации. — Ну почему все норовят его переманить, только я моргну? — спросил Влад. Шагов его Дару не услышал, а потому не знал, сколько он уже так стоял, привалившись к дверному косяку. — А ты не моргай, — Ираида отсалютовала ему чашкой. — Хотя ты, кажется, и так не моргаешь. Ты свои глаза видел? — Нет, — Влад рухнул на стул, полностью повторив движения Ираиды, — я не отражаюсь в зеркалах. Ираида на это лишь скептично фыркнула. Дару же решил, не дожидаясь просьбы или требования, сварить кофе и Владу тоже, потому что вид у него правда был не очень. Глаза действительно сильно покраснели, будто Влад часами, а то и днями, не отлипал от монитора. После того разговора с Ивой Дару хотел проверить, как там Влад, но тот закрылся в своей комнате и сказал, что у него много работы. Какой именно работы Дару уточнять не стал, хотя ему было интересно, чем ещё Влад занимается помимо управления Домом и помощи всяким магическим существам, но он решил, что лучше, наверно, будет пока не лезть. — Спи хоть иногда, — сказала Ираида, которой бы тоже не мешало как следует выспаться. — Вампиры не спят. — А чем они занимаются ночами в гробу? — спросил Дару. — Играют в genshin и star rail на смартфоне и думают, сколько раз за день человечество их разочаровало. — Не суди всех по себе, — покачала головой Ираида. Получив свою чашку с кофе, Влад перелил его в кружку побольше, сползал до холодильника, достал оттуда банку энергетика. Открыв банку, он тут же залил энергетик в кофе, а когда поднял глаза, встретился с двумя осуждающими взглядами. В ответ на них Влад лишь демонстративно отхлебнул из кружки. Ираида и Дару синхронно вздохнули. После Ираида добрых полчаса расспрашивала Дару и Влада об их самочувствии. И только убедившись в том, что никто из них в ближайшее время умирать не собирается, отставила чашку и сказала: — Раз срочная помощь никому из вас не нужна, то я пойду. Сибирь ждёт, — энтузиазма в её голосе не слышалось. — Сибирь? — переспросил Влад. — Разве ты не говорила, что всё уладила там? — Там, — Ираида произнесла это совершенно замогильным тоном, — невозможно всё уладить. Безумное место. Сейчас там, кажется, что-то назревает, а мы даже не можем понять что. — Вам нужна помощь? — тут же спросил Дару, а Влад так же молниеносно на него шикнул. — Надеюсь, справимся, — Ираида улыбнулась, вставая. — А вы отдыхайте и восстанавливайтесь. Отдельно отблагодарю, — сказала Ираида, глядя на Дару, — если заставишь вот его, — она выразительно кивнула в сторону Влада, — поспать.***
Обычно в очередном кабинете очередного директора Роз оказывался спустя пару месяцев после попадания в новый детдом. Исключением стал разве что первый, где Роз добирался до дирекции года три, но только по той причине, что с ребёнком младше девяти лет не хотели вести разговоры на столь высоком уровне. Своё продвижение по детдомам Роз считал чем-то вроде карьерной лестницы, начав с посёлка, он перебрался в крохотный городок, а потом добрался и до областного центра. В первом детдоме случился потоп, и крыша провалилась, да так, что здание пришлось перестраивать. Во втором внезапная вспышка непонятной болезни помогла привлечь внимание не только к воспитанникам, но и к мутным делам руководства. На третий раз связь между Розом и странными происшествиями, вероятно, уловили на высшем уровне, причём на самом высоком, определив его в православный приют. Из плюсов вид на реку и набережную, из минусов — собственно, православие. Роз, как каждая уважающая себя навья тварь, с религией (вообще любой) был не в ладах. Поэтому в кабинет местного начальника (хорошо, что не высшего) попал уже на второй день. Впрочем, директриса скорее жалела «бедного ребёнка», который так быстро пытается дать дёру из их «светлой обители». В принципе два года он там продержался скорее на любви к городу, постоянно из приюта сбегая. Бродил по набережной под невидящими взглядами бронзовых изваяний (то ли деспотичной, то ли святой) царской семьи. Смотрел на мост (то ли влюблённых, то ли самоубийц), переливающийся в ночи всеми цветами запрещённой радуги. Изредка переговаривался с местной нежитью и не думал, что скоро окажется в месте куда более невероятном. Впервые господаря Председателя Совета (Роз не был уверен, что этот Совет вообще существует) он увидел в кабинете директрисы. Подумал, что в своей белоснежной одежде, с идеально уложенными волосами и идеально же выверенной улыбкой среди православных икон он напоминает лидера какой-нибудь секты. Собственно, тогда, когда он всё с той же улыбкой сообщил о переводе, Роз и решил, что его забирают именно туда. Сейчас же, стоя в кабинете господаря Председателя Совета, попадания в который Роз чудом избегал целых два года, он до сих пор не был до конца уверен, не попал ли в секту. И выйдет ли он отсюда без потерь. — Итак, как дела у вас с Щеглом? — спросил Председатель, жестом указывая Розу сесть на стул рядом с его рабочим столом. Хотя Роз бы лучше постоял. Желательно ближе к двери, чтобы сбежать в любой момент. Что вообще Председатель подразумевал под этим? Он так завуалировано подбирался к вопросу: какого дьявола вы пытались сбежать, если покидать территорию приюта вам запрещено? Или он ничего не знает и ждёт, пока Роз проколется? — Неплохо, — с ничего не выражающим лицом ответил Роз. — Он не доставляет тебе хлопот? Не делает чего-то чрезмерно странного? Чрезмерно странного? Роз задумался. Выискивает в куче хлама совершенно целую мебель и с довольным видом расставляет её по чердаку так, что тот начинает напоминать неплохое жилище, а не свалку. При этом так и не достал вторую кровать. Зато нашёл дверь во вторую половину чердака, которой (двери, а не половины, хотя, может, и её тоже) Роз клянётся, раньше не было. Умеет создавать музыку одной силой мысли и движением пальцев. А этой музыкой — лечить и калечить. Не брезгует ухаживать за больными, даже если их выворачивает болотной водой. Является при этом грёбаным принцем фэйри. Что из этого можно было считать чрезмерно странным? Может быть, то, что он был лишён голоса и посажен на цепь? Роз осмелился поднять взгляд от столешницы и посмотреть на Председателя. Тот как всегда был одет настолько идеально, что это вызывало приступ тревоги. На лице его застыло выражение вежливого внимания. Роз подумал ещё. А потом всё же решил рискнуть. — Кое-что странное есть в его магии, — начал он, чувствуя, как взгляд Председателя, стал более цепким, хотя в мимике его ничего не поменялось. — Точнее, в том, что её ограничивает. Во время испытания цепь почти не сдерживала его, а вот когда он разозлился, чуть не придушила. Эта цепь скорее калечит его, чем защищает. — И на что же он разозлился? — Председатель ловко перехватил инициативу. Роз едва сдержался, чтобы не показать раздражения. — Я ему соврал, и он узнал об этом. Председатель не двинулся с места, но Роз почувствовал, что ему на плечи будто легли две тяжёлых ладони. — Не стоило этого делать. — Но фэйри постоянно врут, вот я и… — Роз всеми силами изобразил виноватый вид. Он надеялся, что Председатель, как любой в разговоре со слабым, потеряет бдительность. — Не Щегол, — в тоне Председателя сквозил лёд. — Он честен настолько, насколько вообще могут быть честны фэйри. Оставалось только понять, много это или мало. — Я больше не повторю подобной ошибки, — сказал Роз. «Не позволю ему узнать о лжи», — мысленно добавил он. Он понимал, что болезненное отношение Щегла связано с тем, что часть магических сил у него отняли именно обманом. Что ж, если даже это не отучило его доверять кому попало, то он был безнадёжен. — Надеюсь на это. И на то, что я не зря вверил Щегла тебе. Ты должен защищать его, — Председатель перестал излучать показное радушие. Взгляд его сделался серьёзным и жёстким. — Защищать от всего. Любой ценой. Невидимые руки на плечах будто сжались. — Если его безопасность настолько важна, то почему вы позволяете магии сдерживания вредить ему? Роз ожидал очередного грозного взгляда или того, что его вовсе убьют на месте за чрезмерное любопытство. Но вместо этого вся тяжесть с плеч разом пропала. Председатель вздохнул, устало проводя рукой по волосам. — Это сложная магия. Она не сдерживает Щегла, когда на него нападают, но не даёт ему напасть самому. Она же не выпускает его с территории приюта и скрывает его от тех, кто узнать его не должен. — Даже от семьи? — снова рискнул Роз. — Особенно от неё, — на этот раз на лице Председателя тоже не отразилось ничего, кроме усталости. С таким выражением его лицо начинало мучительно кого-то напоминать, но Роз никак не мог понять и соотнести. — Щегол очень молод, по меркам фэйри вообще дитя. Он не знает, как короли и королевы может быть жестоки к своим детям. Только они сами ценны, они могут создать сколько угодно принцев и принцесс на замену. Им проще убить слабого и вырастить нового, чем искать того, кто отнял у Щегла часть магии. Даже Щегол знает, что прошлый октябрьский принц умер не из-за ран, полученных им в битве с чудовищами, вырвавшимися с той стороны в Самайн. После битвы он выжил, но летняя королева и осенний король посчитали, что от таких ран не оправиться и убили его. Щегол наивно думает, что с ним подобного не случится. Я же не хочу рисковать. Роз знал, что фэйри бывают жестоки, но настолько… Хотя, если им сотни лет, то они носители древней морали, когда убить слабого, чтобы освободить место для нового и сильного — норма. Щегол с его доверчивостью и правда мог безоглядно верить в то, что семья ему поможет. — Что вас связывает с Щеглом? — спросил Роз, внимательно наблюдая за реакцией Председателя, но этот человек оставался абсолютно нечитаем. — Не считаешь, что переходишь границы? — Возможно, — Роз пожал плечами. — Но я просто хочу понять. Если вы так о нём заботитесь, даже против его воли, то у вас должна быть какая-то личная выгода. Либо иная причина. — Значит, в альтруизм ты не веришь, — усмехнулся Председатель. — Мы были друзьями. — До того, как вы закрыли его в комнате на пятнадцать лет? — Ты и правда слишком быстро наглеешь. Подумать только, а ведь два месяца назад глаза от пола поднять боялся, — Председатель покачал головой, но скорее одобрительно, чем осуждающе. — Да, я запер его, потому что мне нужно было, чтобы его след затерялся. Для фэйри подобный срок — ничто. И да, я знаю, что он ненавидит меня за это, его право. Поэтому я и перепоручил заботу о нём тебе. — И вы знаете, кто украл его силы? — С чего ты взял? — Потому что вы выглядите как тот, кто знает если не всё, то почти всё, — немного лести? Возможно. Но в целом Председатель и правда создавал такое впечатление. — Ты меня переоцениваешь, — Председатель посмотрел на Роза насмешливым взглядом, давая понять, что видит все его попытки манипулирования насквозь, но всё же сказал: — Его магию забрал тот, кому Щегол доверял и делал это напрасно. Большего не жди, ни тебе, ни тем более Щеглу или кому-либо ещё не стоит с ним связываться. — Даже вам? — Роз подозрительно сощурился. — Я ничего не смогу ему противопоставить. И наглость идёт тебе больше лести. Роз хмыкнул, мысленно раскладывая всю новую информацию по папочкам. Он расспрашивал о Щегле исключительно из личных целей, ему нужна была информация, да и создать видимость заинтересованности в судьбе птицы не помешает. В остальном же Розу было всё равно. Он не думал о Щегле. Почти. Когда его изрезало отрикошетившей магией и едва не задушило цепью, Роз волновался за него только потому, что Щегол был нужен ему живым. Он не думал о Щегле, стаскивая с него окровавленные, прилипшие к телу тряпки, бывшие когда-то одеждой. Не думал о Щегле, стирая кровь с этого самого тела. В голове сквозь звенящую тревогу пробивались только мысли о том, как это всё должно быть больно. Как каждую эту рану сложно вытерпеть, даже без возможности закричать. Потом Роз всё же думал о Щегле, и только о нём, но лишь потому что да, нужен живым, целым, с этими своими многозначительными взглядами, грустными вздохами, ядовитыми фразами, изящными жестами. Со всей своей музыкой и меланхолией. Для дела нужен. Ещё чуть позже, убедившись, что Щегол мирно спит и восстанавливается, не собираясь отдавать свою птичью душу кельтским богам, Роз понял, насколько весь этот процесс раздевания и отмывания от крови был смущающим, а ещё что кровь Щегла пахла будоражаще притягательно. Но в моменте Роз ни о том, ни о другом не думал. Когда же эти мысли его нагнали, он предпочёл спрятать их в самый дальний угол сознания. В тот самый угол, куда прятал всё, что в себе считал неправильным. Поэтому он не думал о Щегле и не заботился о нём на самом деле, даже когда говорил: — Выпустите Щегла за пределы приюта, если цепь защищает его. Ему тесно тут, это просто клетка побольше. — Это похоже на условие сделки, Русалий, — Председатель улыбнулся. — Ты ведь сам хочешь выйти вместе с ним, и что же ты предложишь взамен? Играть в эти игры с Председателем действительно было куда сложнее, чем с воспитанниками приюта, даже с теми, кто был склонной к обману нежитью. — А что я могу предложить? — спросил Роз с некоторой опаской, одновременно продумывая варианты отступления. — Побыть полезной и послушной частью Своры, и помочь взрослым с одним непростым делом. Ты, кажется, неплохо знаешь Сибирь? Роз кивнул, хотя на самом деле знал лишь окрестности тех мест, в которых рос. Но это была настолько крохотная часть огромной Сибири, что признаваться в этом он не собирался. Как и в том, что боится туда вернуться, одновременно скучая так сильно, будто часть его так и осталась бродить где-то там между новой набережной и развалинами дореволюционного речного вокзала. Будто эту часть себя Розу нужно найти.***
— Слушай, объясни мне, ну… про вампиров, — попросил Дару, когда Ираида ушла. — Потому что я так до конца и не понял. — Про вампиров, да-а-а, — полусонным голосом протянул Влад. Кофе, смешанный с энергетиком, не возымел никакого эффекта. Сейчас у него была мирно-сонная фаза. В такие моменты на язвительность и шутки его не хватало, так что можно было поприставать с расспросами. Влад расскажет всё, что угодно, только бы от него отвязались. А если ненавязчиво отобрать у него вторую банку энергетика и вовремя чашку чая подсунуть, то даже злиться и раздражаться не будет. Дару подсунул и принялся ждать, пока Влад сделает пару глотков и решит, что ему хватит сил на разговор. — Решил, значит, немного засыпать пропасть своего незнания. Но понимаешь, пара горстей земли эту могилу, выкопанную современным образованием, не заполнят. Тут придётся бульдозер гнать, — он медитировал над чашкой и голос его тёк плавно, как мёд, который Влад размешивал серебряной ложкой. У него в принципе вся посуда в доме была серебряной. То ли знак показательного богатства, то ли очередная издёвка. То ли таких вампиров, как он, серебро действительно ранило меньше других металлов. — Давай без вступлений, — поторопил его Дару, садясь за стол рядом. — Ну я не могу без прелюдий, я не так воспитан, — улыбка на лице Влада была уж слишком двусмысленная. Но Дару только фыркнул, он к подобному уже привык. Влад нарочито широко зевнул, будто только чтобы продемонстрировать клыки, потянулся и так замер с протянутыми к потолку руками и запрокинутой головой. — Понимаешь, — он почему-то смотрел на свои пальцы, сжал и разжал их, будто изображая когти, — вампиры они как прямоугольники… или кошки. Дару непонимающе моргнул. — А почему не как летучие мыши? — Да ты дослушай, это же метафора, просто я её развернуть не успел, — невозмутимо проговорил Влад, руки он опустил, но так и продолжал смотреть в потолок, запрокинув голову так, словно сам ждал укуса. — Ну давай, разворачивай. Метафоры Влада вещь опасная, чуть-чуть зазеваешься, и тебе уже вешают лапшу на уши. — Так вот, ты можешь назвать квадрат прямоугольником, а мейкуна назвать котом и будешь прав. Но будешь ли ты точен? Нет. Потому что кроме квадратов есть ещё, например, ромбы, а кроме мейкунов персы, британцы или сфинксы и это очень разные коты. — То есть вампиры — это такое собирательное название для всех, кто пьёт кровь, но это могут быть очень разные существа с разными особенностями, — Дару, кажется, начинал понимать. — Да, стригои, мороайцы, гули и комары имеют весьма разные особенности, — фыркнул Влад. — Но, полагаю, всех их можно прихлопнуть, отличается лишь количество усилий, которые придётся затратить. — А мне нравится, как ты стал мыслить! — глаза Влада воодушевлённо полыхнули. — Я на тебя плохо влияю — это отлично. Дару даже не знал, что на это сказать. Влад же вспомнил про чай и допил его за пару глотков, а после отставил чашку и растёкся по столу, словно этот разговор выжал из него все силы. — В общем, да, все неживые и немёртвые, что по каким-либо причинам включают в рацион питания человечью кровь, у вас людей называются вампирами, хотя очень и очень разнятся между собой. Кто-то больше боится серебра, кто-то железа. Кто-то не сможет войти в дом без приглашения, а кто-то сам откроет дверь с ноги. Нужно уметь отличать, кто перед тобой, чтобы знать, что делать. — А что значит «неживые» и «немёртвые», и в чём разница? — Ну нет, не сегодня, я тебе не Википедия, — из-за того, что Влад уткнулся головой в столешницу, голос его звучал гулко и вибрацией пробегал по рукам Дару, лежащим на столе. Дома бы его за это отругали. Локти на стол не кладут. Уж тем более на стол не кладут голову. Но Владу, видимо, об этом никто не рассказывал. Его волосы рассыпались по тёмному дереву, чёрные кончики с ним почти сливались, а вот отросшие от корней золотисто-рыжие пряди ярко контрастировали. Если бы отец увидел такую картину, пришёл бы в ярость. Даже без знания того, что Влад вампир. То есть не вампир, а… — Слушай, а кто ты конкретно? — Кто я по жизни? — Скорее по смерти. Дару зачем-то тоже положил голову на стол, теперь голос Влада отдавался в висках, вибрация щекотала кожу, будто шёпот в самые уши. — Я упырь, не видно разве? Даже разлагаюсь. Только морально, а не физически. Хотя и физически немного тоже. Да уж, в моральном разложении Влад действительно знал толк. Поэтому, как истинный ценитель, предавался ему в крайне малых дозах, зато со знанием дела и полной самоотдачей. — Больше на стригоя похож, но я их всё равно как-то по-другому представлял. — Просто скажи, что не ожидал столкнуться с такой нетленной красотой, — Влад убрал руку, до этого закрывавшую его лицо, и повернулся к Дару. Улыбка у него была наглая, кривоватая из-за выпирающих клыков. Глаза в свете закатного солнца казались синевато-лиловыми, как небо на стыке между светом и надвигающимся сумраком. Даже кожа перестала казаться такой болезненно-бледной. А от его дыхания на лакированной столешнице появлялось и таяло белое пятнышко. Точно так же, как от дыхания Дару. Влад выглядел живым. Но, конечно, не мог, не должен был таким быть. — Не уходи от темы, — Дару попытался удержать на лице серьёзное выражение. — Я это я, уникален и другого такого нет, — хоть сказано это было весёлым тоном, Дару показалось, что под напускной весёлостью скрывается грусть, глубокая и чёрная, как надвигающаяся ночь, — можешь занести меня в особый бестиарий и изучать. — Как самую фантастическую тварь? Влад поднялся одним рывком, сел и принялся вытряхивать крошки из волос. Показательно обиженно. — После такого я обижусь и не буду разговаривать с тобой неделю. — Ну попробуй, — Дару со стола не поднялся, ему вдруг стало невероятно лень, словно это чувство перетекло от Влада к нему, — мне кажется, день на третий ты переполнишься словами настолько, что тебя разорвёт. Влад фыркнул. Порылся в карманах толстовки, достал резинку и принялся затягивать волосы в пучок. — Ты даже не представляешь, сколько я могу молчать. Дару действительно не представлял, сколько Влад мог молчать. Сколько ему приходилось молчать. Сколько он прожил в одиночестве в этом огромном доме. — Хорошо, я хочу тебя изучать, — сказал Дару, всё же отрывая голову от стола. Влад посмотрел на него очень удивлённым взглядом. — Объясни мне тогда, как у тебя может быть мать, да ещё и одна из принцесс-фэйри? — Меня усыновили, я родился вампиром, вылупился из яйца чёрной курицы, выслеженного лягушкой. — Это про василисков. — Умный, да? — Влад нахмурился, состроив обиженное лицо. — Ладно, расскажу тебе свою печальную историю. Помнишь, когда в Румынии была чума? — В шестнадцатом… нет, подожди, в четырнадцатом веке? — Десять баллов Гриффиндору, — усмехнулся Влад, глаза у него горели. — Вот тогда я и помер, в страшных муках, в агонии. Ну то есть помер бы, но моя настоящая биологическая мать, тоже умирающая от чумы, уговорила сестру милосердия, как оказалось, вампиршу, спасти меня. Пусть даже ценой обращения. Хотя вообще-то, я был порядочным православным христианином, веровал в рай и всё такое. Впрочем, вряд ли бы меня туда пустили. Так вот, моя будущая матушка укусила меня, и вот я здесь. А кусать болеющего чумой, я тебе скажу, то ещё удовольствие. Она настоящая героиня. Влад щебетал как соловей, весело и вдохновенно. Правда вот, Дару понимал, что это всё явно ложь от первого до последнего слова. — Из твоего рассказа куда-то начисто пропала принцесса-фэйри, а ещё ты говорил, что «не из тех вампиров», — припомнил Дару слова Влада про обращённых, боящихся серебра. — Ого, ты что, запоминаешь всё, что я говорю? — Влад нисколько не смутился. — С тобой иначе никак, ты же врёшь, как дышишь, — Дару нахмурился. — Сейчас вот историю Эдварда из «Сумерек» переврал. — Не думал, что ты в курсе, — Влад развёл рукам. — А если честно, то как всё было? — не отставал Дару. — Да так и было. Думаешь, откуда у Майер этот сюжет? От меня же. У нас с ней был короткий, но весьма бурный роман. Но ты понимаешь, я вампир, она человек, обращать я не умею, нам ничего не светило, пришлось разбежаться. Бедняжка так страдала. — Судя по книгам, она действительно страдала. — Зря ты так. Что ты вообще знаешь о трешёвых книгах, нежное летнее дитя. — А ты будто знаешь? — Я несколько сотен лет сижу взаперти, думаешь, я хоть как-то фильтрую потребляемый контент? — прозвучало это несколько печально, что Дару сразу понял — нет, не фильтрует. — Если не хочешь говорить правду, то так и скажи, — Дару вздохнул. — Но я правда хотел бы знать и о тебе, и о твоих родителях, и том, почему ты не хочешь меня зачаровывать, даже если это пойдёт мне на пользу. — Не пойдёт это тебе на пользу, — неожиданно посерьёзнев сказал Влад. — Любые подобные чары искажают восприятие. Я не хочу, чтобы ты привязывался ко мне против воли. Это нарушение личных границ и вообще, нечестно. — Что-то когда ты меня целовал, то о личных границах не думал. Произнеся это, Дару снова вспомнил ощущение чужих губ на своих. И то, как потом Влад хищно облизнулся. В груди будто шаровая молния зародилась, а через мгновение распалась, разбежавшись потоками по всему телу. — А, ну… — Влад рассеянно запустил руку в волосы, отчего часть прядей выпала из пучка, обрамляя лицо с одной стороны. — Это энергетический вампиризм, познакомься. Обычно такое делают, чтобы из-за шока или возбуждения естественная защита ненадолго ослабла, а приток энергии, наоборот, усилился. Тогда забрать у кого-то силы без разрешения легче. — Я бы тебе и так разрешил, — сказал Дару, — да и с защитой у меня не особенно. — У тебя с энергией приколы. Она обычно довольно слабая, но, когда ты колдуешь, или что-то выбивает тебя из колеи, происходит резкий выплеск. Вот я тебя и шокировал. И вообще, касание губ губами — лучший способ передачи энергии. Так в авторитетных источниках пишут! — «Благословение небожителей» не считается. — Подожди, — Влад нахмурился, — ты что-то имеешь против морального авторитета Мосян Тунсю? Дару усмехнулся. Влад вдруг замер, глядя на него со странным, непередаваемым выражением, в котором удивление смешивалось ещё с чем-то, очень мягким и тёплым. — Что? — непонимающе переспросил Дару. — Ну вот, весь настрой тебе сбил, — Влад ему улыбнулся, тоже непривычно мягко, без издёвки. — Впервые слышу, как ты смеёшься и вижу, как ты улыбаешься. Чувствуя, как начинают гореть щёки, Дару отвёл взгляд. Он сам не помнил, когда в последний раз смеялся или улыбался. Когда у него были на это силы и желание. А здесь, в этом странном доме на границе двух пластов реальности, Дару вдруг будто начал приходить к тому себе, каким никогда не был, но всегда хотел быть. Даже не верилось, что он жил здесь всего третью неделю. Казалось, что с побега из дома прошло не меньше четырёх лет, а то и жизней. Переборов смущение, Дару поднял глаза на Влада, несмело ему улыбаясь. — Спасибо за всё, что ты для меня сделал, — сказал он. — В смысле за то, что разорвал тебе энергетические каналы заклинанием, свалил на тебя часть своей работы, без спросу отпил твоей энергии, регулярно нарушал твои личные границы и подвергал жизнь опасности? — уточнил Влад. — Пожалуйста. Обращайся, это мой профиль. Научный. — У тебя магистерская степень по суетологии? — Докторская, вообще-то. — Я не буду называть тебя «профессор». — Ну и молодёжь пошла, никакого уважения к высокой науке! Дару понял, что улыбаться выходит легко, без натяжки или стеснения. Так, как не выходило уже долгие годы. — Если что, я серьёзно, — сказал Дару. — Про то, что благодарен тебе. — Да не за что, — если бы Дару не знал Влада, сказал бы, что тот смутился. — Мне с тобой вроде как весело. А тебе со мной не слишком безопасно. Так что… рад, что тебе нравится. Дару всегда заваливал квест под названием «социализация» на начальном этапе. Какую музыку ты любишь? Какие фильмы тебе нравятся? Какие книги ты любишь? Что ты хотел бы съесть? Он не мог ответить на самые простые вопросы. Но теперь он начинал кое-что про себя узнавать: быть рядом с Владом ему нравилось, сам Влад ему нравился. — Очень, — улыбнулся Дару, — очень нравится.