Killing me softly

      Прошло много времени с того, как Юн Бум понял, что последнее, что должна делать муха в ловушке - это ёрзать.       Самое нормальное в доме - это часы, секундная стрелка которых не перестает тикать, как и неровный ритм его сердца, он наблюдает за стрелкой. Постоянно и по кругу, но Юн Бум начал вспоминать, всего лишь фрагменты, но отчётливые и ясные.       Убивая меня нежно.       Убивая меня нежно своей песней.       Именно эти строки, все время звучавшие где-то в отдаленности, заставили его очнуться. Где-то внизу, из радио какой-то остановившейся машины, где-то там, до куда он не дотянется никогда, не сможет добежать, насколько бы близко он не слышал её. Потому что поводок от О Сану чертовски короткий и максимально узкий.       Причиняя мне боль, исполняя песню о моей жизни.        «Тебе бы стоит ослабить ошейник, рано или поздно, он его перегрызёт».       Сану усмехается. Нет. Точно нет.       Сейчас Бум стоит в стороне, как послушная собака, не желающая отходить от своего хозяина. Но он морщится, когда неприятный столб запаха сигарет доходит от него, исходящий от Сану.       А потом она посмотрела сквозь меня, как будто меня здесь не было.       Запах всех сигарет одинаковый. Он вспоминает тусклые моменты из своей жизни, как его родная бабушка отсчитывала курящих женщин, мимо которых она проходила с презренными взглядом, переводя его же на сына. И он понимал, что ненавидит курящих людей, как и сам запах. И ещё то, что он никогда не притронется к сигаретам, даже в подростковом возрасте, но сейчас       — Подойди сюда.       У него нет выбора.       Бум чуть из кожи не выпрыгивает. Каким-то чудом ему удается не вздрогнуть, и он закрывает глаза, неподвижно, как ящерица, притворяющаяся мертвой.       И Сану постукивает свободной рукой от сигареты такт знакомой песни, напрочь засевшей у Бума в голове.       Убей меня нежно.       Она всё ещё летает в воздухе, как необходимая частица. Куплеты, повторяющиеся по кругу.       Насколько бы сильно песня не могла затуманить происходящее, он отчётливо видит, как чужие руки держат сигарету у его губ, а собственные руки крепко зажали перила перед ним. И у Бума проскакивает мысль, что если бы он смог, он бы спрыгнул вниз с балкона, если бы были силы.       — Давай, один разок, Бум.       Его карие глаза мельком вздрагивают вместе с распахнутым ресницами, и эта лишь малая часть из того, насколько силен его страх.       Он вдыхает, сразу же давясь. Живо отстраняясь и сгибаясь пополам, прикрывая рот рукой, в надежде прекратить кашлять.       И снова.       Убей меня нежно.       Музыка все ещё звучит, будто под водой. Где-то внизу.       Приливистый смех Сану, когда Юн Бум кашляет, начинает прибавляться. Это все так привычно. Как уголки его потресканных губ идут вверх, а глаза сжимаются, почти что закрываясь. Змеи застилают глаза примерно также. И змеи открывают пасть.       — Впервые, да?       Как и все происходящее с ним.       Когда его диафрагму чуть ли не сводит от сильного кашля, он аккуратно возвращается в диагональное положение, но рука остаётся у рта.       А его брови высоко подскакивают, это было похоже на удивление.       Бум хотел рассказать о его детстве, о плохих ситуациях с бабушкой, но прикусил язык, выдавая лишь до жалости короткое:       — Да.       То, как он заставляет его балансировать между фраз, на которые уже есть запрограммированный ответ.       Юн Бум со свистом выдохнул из носа, и Сану вовсе перестал попадать в ноты, постукивая ногой о грязный кафель пола.       Убивая меня нежно.       Она причиняла мне боль.       — Не веди себя, как гребаный дебил, когда я с тобой говорю.       Это то же самое, когда на его голову надели мешок, запястья связали, а в живот воткнули нож.       Он понимает, что в случае высокого скачки давления, Сану просто сломает ему ноги. Извинись, – слышит Бум, – извинись прямо сейчас. Почему ты такой непостоянный, Сану, сколько можно.       А я прошу пощады, но новая строка.       Режет словами мне душу, жизнь в песне поет.       Но Бум знает, что в случае, если у него получается случайно вывести Сану на эмоции, это не должно быть чем-то адекватным, как простая драка, простые оскорбления. Ему никогда не казалось это чем-то нормальным, примерно то же, что и носить юбку, играть в мамочку, как       Разбить коленки молотком.       Изменение во взгляде Бума. Как его невинные карие глаза вспыхивают страхом, а распахнутые ранее ресницы удивлённо вздрагивают.       — Знаешь, иногда ты строишь из себя недотрогу, это так раздражает.       "Или когда ты пытаешься отравить меня"       — Я думал, вся твоя надоедливая стеснительность пропала тогда, когда ты вломился в мой дом, чтобы подрочить на моей кровати.       Кроме того, как его стыд закипает где-то в запястьях, он непривычно застревает. Возможно, оттого, что носил милосердие от матери, поэтому ничего сделать-то и не получается. Как затишье перед бурей, в его голове что-то быстро переставляется, смена приоритетов никогда не происходило быстро, но он пытается молиться.       Юн Бум чувствует, как его вечно холодные плечи краснеют, как и сам он, вдалбливая руки в перила балкона.       Он ощущает эту немыслимую тяжесть вместе с дискомфортом, который давит на него с каждым словом Сану. Как его опаленные стыдом щеки вспыхивают огненным румяном.       Блять.       Он думает, что Сану достаточно непредсказуем, чтобы взять его за локоны волос, грубо наклонив вперёд, и сбросить с балкона. Он может это сделать. Но он этого не делает. Бум думает, что Сану достаточно умён, чтобы Убить его нежнее.       — Блять.       Бум все ещё не мог напрямую       посмотреть на Сану, который просто докуривает сигарету, потому что он чертовски твердый там снизу. Оживлённая улица, которая полностью заполнена бегающими людьми внизу, с включёнными радио в машинах, которые не перестают играть, вновь и вновь включая один и тот же куплет. И эта проблема действительно мешает, когда он пытается скрыть вставший член кофтой.       Мгновение спустя телефон Сану завибрировал, стуча по деревянной тумбе в нескольких дюймах от его сигареты в руке. Девушка, появившаяся на экране телефона явно не собирается сбрасывать трубку.       Пароль у телефона Сану такой же, как и номер его домофона. Аморально, не так ли?       Он берет вибрирующий телефон в руки, но не отвечает на звонок, заранее выкинув сигарету с балкона, он треплет этой рукой окаменелое плечо Юн Бума.       Он мог бы назвать это непривычностью. Никаких запрограммированных ответов на это.       Но рука Сану действительно массивная, что он обхватил ею обе щеки Бума.       Непривычно горячие.       Это была угроза.       Змея разевала пасть.       Юн Бум как можно быстрее скосил взгляд на экран телефона с целью посмотреть время. Сану, кажется, заметил это движение, он неотрывно смотрел в лицо Бума.       Двадцать минут десятого.                         ***       А на следующий день всё было гораздо хуже. На следующий день ему не было разрешено ходить на улицу, но это не помешало вести себя ещё хуже. За завтраком, за обычным завтраком.       Сану молча устроился рядом, пока Бум разбирался с кастрюлей рыбного супа. Ему было разрешено сесть напротив Сану.       Боже, о, Боже, как давно он не сидел за столом.       Уже месяцы.       Годы.       Целую вечность.       Лучше бы никто не приходил за ним.       И они сели молча. Стул лишь неприятно прогнулся под весом Юн Бума, и это единственное, что нарушало тишину между ними. Ноосфера, основанная на тишине – эти секунды длились целую вечность.       Юн Буму нельзя сводить глаз с тарелки, это правило он отлично запомнил.       Но до безумия хочется взглянуть на то, как ложка супа попадает Сану прямо в глотку.       Это заставляет задуматься о том, что если бы он снова подмешал крысиный яд ему в тарелку, он бы не заподозрил этого. Это бы сработало. Это мысль такая сладкая.       Затаённое дыхание. Наживка.       Знакомая нежность смешивалась с привычной жестокостью. Последние крупицы его человечности.       Ему кажется, что ещё немного и в него полетит кухонный нож, смутное ощущение. Внезапная вспышка агрессии, заставляющая Сану отстранённо наблюдать за ним. Хищник, затаившийся в кустах, ждал, когда жертва допустит ошибку. Юн Бум не допустит.       Он не допустит       Не. Допустит.       Мысли лезут в разные стороны. Сколько всплыло разных вариантов что может случиться прямо сейчас. Плохих и хороших, хотя граница между ними не четкая.       Всегда.       Вечно.       Господи, мать твою, навсегда.       Та девушка, которая позвонила Сану на балконе, столько всего сделала для него. Буму стало почти что жаль ее.       Возможно, она захочет спасти его ещё раз.       «Довольно тяжело, когда возбуждаешься от оскорблений, верно?»       Бум неестественно вздрогнул, металлический прибор в его руке подпрыгнул и звякнул.       Гребанная ложка не удержалась, она упала.       Блять. Блять.       Так громко. Ложка соприкоснулась с полом.       Он что?       — О чем ты думаешь, Бум?       Ему не отвернутся от ответа. Сану узнает. Любыми способами. Вскроет черепную коробку и посмотрит, что внутри.       Юн Бум покачал головой. Он не мог ответить. Во рту пересохло, язык распух настолько, словно сейчас вывалится изо рта. В глазах стояли слёзы, перед ними всё плыло. Голова напоминала воздушный шар, поднимающийся всё выше и выше, только выше.       Сейчас лопнет. Взорвётся.       Но по крайней мере тогда это закончится.       И это даже как-то успокаивало.       Реальность с новой силой обрушилась на Бума.       Он вспоминает успокаивающие строчки. Убей меня нежно.       Пожалуйста.       Сану как-то по-своему истолковал его молчание.       — Ты хочешь на свободу?       Юн Бум отчаянно желал кивнуть, кричать, пока не потеряет голос: «Господи, как же я хочу этого». Вместо этого он покачал головой. Он подумал о песне, о звонке. Ровно двадцать минут десятого.       — Если бы ты был где-то там, на свободе, — сказал Сану, — пришёл бы кто-то сильнее и просто сожрал бы тебя. Так устроен наш мир.        Глаз за глаз.       Кто-нибудь бы сожрал его.       Сожрал.       Как будто это уже не сделал Сану.       Юн Бум кивнул, но отвернулся. Ему пришлось.       Сану.       «Ты..»       Сану!       — Та девушка, которая позвонила тебе на балконе вчера...       «У неё есть шанс выжить?»       Он ждёт, когда Сану его оборвёт, покажет, как правильно.       Блять. Блять.       Но Сану продолжает есть суп, будто бы Бум сейчас ничего не говорил. Ложка стучит по дну тарелки, а его глаза смиренно направлены на собственные руки. Будто бы Бум не сказал напрямую, что хочет слышать ее неестественные крики от боли, когда Сану вновь стоит, смотря сверху-вниз, наблюдая за слезами и мольбой о пощаде.       Юн Бум сошёл с ума, точно сошёл с ума. От этой мысли становилось больно. Болели последние крупинки его задетой морали и адекватности.       Блять.       Он избавлялся от неё. Сдирал с себя, как шкуру с животного.       Одно неловкое движение и все вспыхнет пламенем.       Боже.       С её песней.       Он чувствовал задыхающийся взгляд Сану на себе, словно он был живым. Член Сану в своём горле, руки Сану вокруг своего тела, чёрт возьми, свобода была так близко, так близко…       После этого всё и началось. Дрожащими пальцами Бум сжимал ложку. Тогда он дрожащими пальцами сжимал член Сану.       Целую вечность назад.       Боже, как всё изменилось с того момента.       Бум опять посмотрел на часы, хотя в этом не было нужды.       Но какая-то резкая вспышка заставила сфокусироваться на собственных руках. Под ногтями кровь и...       Сану резко замолк, это так непривычно.       Какая-то часть Бума думала, что это ненормально. Заставляла очнуться болезненными криками изнутри, но всё, что произошло - это просто тишина. В виске пульсировала резкая боль.       Двери открылись.       Инстинктивно Бум вжался в стул.       — Твою мать, — услышал он приглушённый голос, знакомый, до боли знакомый. Полный ужаса, но… но…       Бум открыл глаза.       Ян стоял перед ним, закрыв рот ладонью. Брови были приподняты максимально высоко, но это была скорее истерика, чем чистое удивление.       — Блядь, — сказала он. — Мистер…Юн… Я думал, ты… Он сказал мне, что ты… — Ян покачал головой и начал подходить ближе.       Он весь дрожал с ног до головы.       — Юн... — сказала он. — Прости меня. Что с тобой произошло?       Что произошло?       Что с ним произошло?       Всего лишь рухнул мир — рухнул весь мир Бума. Если полицейский здесь… если он здесь, и на него никто не нападает с ножом, значит он выиграл. Значит, этот мужчина оказался сильнее Сану?       Он улыбнулся, посмотрев на место, куда упала ложка.       Навсегда, подумал он.       Господи.       Мать твою.       Навсегда.