«Уважаемый Уильям Монтгомери,
Мне очень польстило, что Вы вспомнили обо мне. Я посчитал своим долгом помочь Вам и Вашей дочери, однако спешу уведомить Вас, что мне требуется некоторое время, ибо с детской психикой я редко работал на практике и у меня остались лишь теоретические знания, а поскольку это дело тонкое, я вынужден выделить на изучение необходимых мне источников. Что касается девочки и её боязни врачей, Вы можете заверить её, что я совершенно не собираюсь применять всякого рода насильственные методы вроде бесконечных инъекций, которых, полагаю, она так страшится. В предыдущих письмах вы подробно описывали мне всë, что она видит, что говорит и думает. Я рассмотрел приложенный Вами рисунок её личного демона Люси, представленного девушкой с множеством рук и подсолнухами вместо головы. Признаюсь честно, это наталкивает меня на кое-какие мысли, о которых я непременно расскажу позже. Постарайтесь отвлекать её какими угодно способами от подобных мыслей. Я нанесу Вам визит в среду, через четыре дня. Я знаю Вас как человека крайне мужественного, поэтому наберитесь терпения и не впадайте в отчаяние. Выход есть всегда, и Вы уже его нашли. С наилучшими пожеланиями, Джеймс Донован Керн»
Закончив этими словами письмо, врач откинулся на спинку кресла, выдохнул и поджал пересохшие губы. Отбросив в сторону страх и переживания, он усилием воли заставил себя думать холодной головой. Его профессия не приемлет вмешательства чувств и эмоций. Только сосредоточенность, техника, контроль каждого действия, полная власть разума над сердцем. Усмехнувшись, словно над собой и над своей слабостью, Джеймс взял с полки очередную книгу. Чувство долга для него было превыше всяких страхов и колебаний. Девочка будет спасена, и он отвечает за это головой. Несколько часов непрерывной работы. Время текло медленно, как мëд, будто назло профессору. Сгорбившись над книгами и время от времени с шипением потирая виски, в которых начинала выстукивать тяжёлые ритмы головная боль, мучившая медика с давних пор, Керн снова ощутил себя студентом. Он будто вновь зубрил латынь под тяжестью гранита науки, на лице его выступили капли пота, непослушная прядь русых волос то и дело выбивалась из небрежного пучка, и тот, закусив губу чуть ли не до крови и превозмогая головную боль, не позволял себе отвлечься даже на стакан воды. Этот хирург привык загонять себя в жëсткие рамки. Может, он и был жесток с собой, но последующие результаты были блестящими. Наконец Джеймс решил сделать перерыв. Невозможно работать, когда мозги буквально сварились. — Свежий воздух полезен для организма… — будничным тоном отчеканил профессор, хотя, несмотря на проповеди, которые он читал своим пациентам, очень редко выбирался на улицу и частенько пренебрегал своим здоровьем. Сейчас же он, приняв решение освежиться и немного порадовать себя визитом в любимую кофейню, накинул на плечи пальто, завернулся в лëгкий шарф и вышел из дома. Лишь покинув рабочее место, он смог вдохнуть полной грудью и снова ощутить себя абсолютно здоровым и счастливым. Приятный запах свежескошенной травы и лëгкий ветерок, совершенно взлохмативший Керну волосы, заставили его расплыться в улыбке — он мог почувствовать себя живым. Врач не спеша шëл по тротуару, минуя ряды одинаковых домов, аллеи и фонари и изредка опуская голову. Он любовался на лежащие на дороге кленовые пожелтевшие листья. Начиналась осень. В детстве Джеймс, сколько себя помнит, очень любил в такую пору гулять, это превращалось для него в настоящее путешествие. На время откладывая учебники и выходя на улицу, он представлял, будто асфальт — это тëмное ночное небо, а листья казались ему звëздами. Маленький Керн всегда шёл очень аккуратно, поскольку ему было жалко его звëзды, и он никогда не позволял себе наступить даже на одну. Бывало, услышав хруст под ногами, он плакал и спрашивал у отца, можно ли «починить», пострадавшую звезду, но, получив отрицательный ответ, с трепетом ожидал порыва ветра, который принесёт ему новые звëзды. Так и шёл профессор по улице, улыбаясь своим мыслям и не обращая внимания на сгустившиеся тучи. Неожиданно для него зарядил дождь, что только его обрадовало. Хирург обожал дождь не только с медико-профилактической точки зрения, мол, дождь способствует очищению дорог от пыли, но ещё и ему просто нравился прохладный ветер и стук капель, барабанивших по крышам. Совсем не разделяла его радости маленькая девочка в шарфике, болеро и платьице, шлëпающая по лужам и беспрестанно всхлипывающая. Заметив это, Керн подошёл ближе — очевидно, малышка тоже не ожидала ливня, ибо платье для прогулок совсем вымокло, подол его был забрызган грязью, и даже болеро не спасало её от холода. Что уж говорить о туфельках, которые были совершенно не предназначены для прогулок по мокрому асфальту! Один их вид заставил профессора поëжиться, и тот окликнул бедолагу: — Стой! Девочка остановилась и обернулась на него. В глазах её стояли слëзы. — В-вам чего, дяденька?.. — Что с тобой случилось? Ты почему тут одна? — озабоченно проговорил он и наклонился к ней. — Где твои родители? — Извините… Но мне папа не разрешает с незнакомыми взрослыми дяденьками разговаривать… Девочка уже хотела поспешить прочь, однако Керн остановил её. — Послушай, я никакой не маньяк и не похититель. Я профессор. — медленно и спокойно разъяснил врач. — И я хочу тебе помочь. Ты заблудилась? — Да… — голубые глаза снова наполнились слезами. — Я… Я шла на рынок за вареньем, а потом… Потом решила немного прогуляться… И… — Хочешь, я отведу тебя домой? Ты помнишь номер своего дома или какие-нибудь ориентиры? Девочка кивнула. — Угу… По-моему, тридцать шестой… И ещё там должны стоять два больших дерева! Клëн, вот! Профессор задумался. Знакомое описание. Что-то ему подсказывало, что он уже видел этот дом и даже интуитивно помнит, как до него дойти. — Хорошо. Пойдëм, я тебе помогу. — ответил тот после некоторой паузы и протянул ей руку. — Ну, не бойся меня. К тому же, тебе, наверное, тяжело. С этими словами он осторожно взял у неё корзинку с несколькими баночками варенья. Девочка нерешительно потопталась и отвела взгляд, а потом всë же взяла его за руку. Как хорошо, что врач взял с собой зонтик на всякий случай. «Никогда не знаешь, что может случиться» — часто говорил он в любой непонятной ситуации. Передав зонтик девочке, чтобы она не промокла, он шёл с полной уверенностью, что знает, куда идёт. Замечая краем глаза, что девочка с любопытство рассматривает его, будто бы видела на нëм что-то необычное, он улыбался, давая понять, что он совершенно не страшный и у него нет никаких дурных намерений. Девочка, правда, тут же смущённо отворачивалась, улавливая его взгляд, но уже меньше боялась. И действительно, интуиция — интуиция ли? — привела их к большому красивому дому. Номер тридцать шесть и два клёна слева и справа от фасада — всë как сказала заблудившаяся незнакомка. — Ну что? Вот это твой дом? — спросил профессор и присел на корточки. — Да! Да! — запрыгала от восторга его спутница и захлопала в ладошки. Она взбежала по лестнице и постучала в дверь. — Папа! Папа, я дома! Дверь тут же открылась. — Боже мой, Мелани! — послышался оттуда подозрительно знакомый Керну голос. — Ну что это такое, почему так долго? Мы с твоим братом сидели как на иголках! — Прости… — протянула девочка, опустив голову, но через секунду тут же оживившись. — А меня один хороший дяденька сюда привëл! — Какой такой дяденька? Читатель, думаю, уже догадался, что Керн привёл девочку к дому Монтгомери, а та, несомненно, была та самая Мелани, о спасении которой так умолял её отец во множествах писем. Уильям, выглянув из-за двери и увидев молодого человека, о котором с таким энтузиазмом рассказала девочка, застыл на месте. — Джеймс?..