Вкус крови

Пустынная улица манила своим ветром. От реки доносился приглушенный треск ветвей и прохлада. Асфальт был не самым хорошим, отчего тут и там валялись пластиковые осколки машин. Тротуар, хоть и импровизированный, зарос травой и хищно переливался закатными лучами. На улице пасмурно, время близится к вечеру, а лето вот-вот закончится. Люди исчезли от изредка моросящего дождя, уже завершенного, а уличные кошки спокойно вылизывали свои мокрые и грязные лапы. От затянувшейся дымки на небе солнце редко выглядывало, но этот редкий свет был до безумия приятным. Ярко-алым, не жгучим, лишь обволакивающим бледную кожу. Он струился по волосам и целовал щеки, придавая им на пару мгновений свой неземной цвет. Худощавые руки ломались на взгляд, но они лишь касались, приобнимая, идущего рядом. Идущий рядом был намного выше и выглядел намного изнеможденее, пошатываясь на ходу. Его кожа была смугла, а волосы необъяснимо светлыми, вьющимися и падающими на плечи. Руки тонули в самотканной мантии, куском от которой прикрывался его путник, накинув на плечи и окутав себя ею до пят. Ветер подул, развивая волосы и мантии обоих, а юноши устремили свой взор в сторону дуновения. Молчаливо остановившись, они ещё пару мгновений рассматривали бесконечную гладь полей за домами, а после, сцепив свои ледяные руки, отправились дальше, в неизведанную пустоту и желанный простор. Тела были почти бездыханны, а телесный покров одного, волшебно одаренным своим неестественным цветом волос, был мертвенно-бледен. Это будоражило встречных в первую очередь, а только потом они оглядывали их общий внешний вид. Сверчки застрекотали где-то вдали, у водоёма, демонстрируя наступление вечерней поры. Куст уже умирающего растения покорно поклонился, а трава зашелестела своим мусором. Юноши были в поисках прошлого, оставленного здесь навсегда. Возвращались за ним каждое полнолуние, как это было сейчас, как это было всегда и как не будет уже никогда. Ломкость их конечностей усиливалась при каждом шаге и с каждым минимальным отрезком времени. Голову туда-сюда поворачивали, оглядывались друг на друга и, вновь же на путь. Сломанная ветвь акации прошелестела под ногами одного, а потом впилась в стопу другого, оставляя алый цвет мёртвой крови. Маяками служили пустые поля, а указателями близкими — ямы и кочки, разрушение и молчание. Не существовало мыслей, не существовало чувств, была лишь… Неизведанность. Открытость. Простота. Принятие. Смирение. Встреча. Встреча с неизбежным и так же желанным. Встреча с мечтой и искуплением. Идеал и такая же мерзкая ложь. Все случалось сейчас, на ходу, в голове и прятках от правды. Они шли навстречу смерти и её будущим. Согласись они умереть также, как в каком-то смысле начали свою жизнь — они бы все равно оказались здесь, по той же причине, ведь прибыли сюда как раз потому. Слова и только слова. У них пропал смысл и внутри, и снаружи. Они стали пустыми и ненужными. Ни в произношении, ни в голове. Опущенной в тёмный омут и наполненной им полностью. Вода тяжелее, ей больше места внутри. Остальное не нужно, исчерпано в край и забытое своею надобностью. Смотрели на друг друга раз в век. Оба не помнили внешность другого, не хотели понимать и о чём-то думать. Знали на ощупь и поведение. Поклялись не смотреть никогда. Чтобы забыть и почувствовать любую смерть. Конец улицы был близок, а значит был близок остаток разрушенного дома, за которым случилась судьба. С кем тебя обратили, с тем и связан на веки. Погибнуть нельзя. Смерти нет. Есть потребность в крови и вечность. Вечность, которую провести суждено было в молчании и не шевелясь. Не умирая и не продолжая жить. Пугая, но даже не думая об этом. Крича остатком души и продолжая смотреть в пустоту своими мёртвыми глазами. Страх — это было обращение. Любовь — это была цель. Неизведанное — это был их нынешний путь. Принятие — это было отсутствие чувств. Все относительно. Не факт, что они смирились со своей будущей учестью, не факт, что они это хотели, не факт, что это им было нужно сейчас и в этот момент. Смирение — это была обречённость.