Главная драгоценность

      Казалось, всё едва держалось тем вечером. Брошенные на стены блики от сокровищ гибли один за другим. Венчавшая роскошь комнаты люстра мигала, молила о помощи и напоследок вспыхнула умирающей звездой, забрав блеск хрустальных осколков в небытие. Вспышка внутри, которой так не хватало в холодном небе.       Руж помнила, как это было раньше. Как Шедоу мог сорваться посреди ужина, чтобы заменить несчастную лампочку, а Руж придерживала его за плечи и лёгким движением отталкивала назад. Затем её ласковое:       — Расслабься, — и она зажигала свечи.       Слабый свет отражался от её лилейных волос, от их сверкающих глаз, от его еле заметной улыбки. Вскоре в темноте мерцала винтажная пластинка, его любимая пластинка с забытыми всеми песнями, и в кофейном воздухе дрожали робкие ноты, волны тепла от переплетённых рук, блеск лимитеров и новых обручальных колец. Со спешным шёпотом часов возрастала уверенность и пылкие фантазии переходили в слова, а те воплощались в воспоминания бессонной ночи. Об ужине больше никто не вспоминал, и причмокивание исчезало из кухни, наполняя собой спальню.       Так бывало, но не в этот раз. С раздражением зыркнув на потухшую люстру, Руж запалила свечу и достала бутылку вина с единственным бокалом. Налив больше вина, чем считалось приличным, она сощурилась на стену с теми же часами и протяжно выдохнула. Сколько бы времени сейчас ни показывало, её бы это не устроило в любом случае: слишком поздно, слишком темно, слишком много сомнений пряталось в ночном воздухе.       «Вернётся ли он домой?»       Ещё пару часов назад они вместе с Шедоу были на правительственном банкете, и уже тогда Руж заметила, что её супруг часто отлучался с нервным выражением лица. Когда же он возвращался, то сиял фальшивой любезностью, что не могло не настораживать Руж. Он вёл себя так даже наедине с ней. На её вопросы отвечал увиливанием или притворялся, что не расслышал. Неизвестно, на что он рассчитывал, но провести величающую воровку мира было невозможно, а уж обмануть его вечную и ближайшую спутницу — тем более.       За время тесного общения Руж не то чтобы заметила причуды Шедоу, — она невольно сберегла их в памяти. Она знала его предпочтения, стиль, она помнила каждую рубашку, которую он надевал на встречу и которую приходилось оттирать от её помады. Она знала и тот пиджак, в котором он был на банкете: далеко не любимая вещь для самого Шедоу, зато главный фаворит его жены. В нём можно было спрятать всё, что угодно, незаметно для сторонних глаз: он всегда смотрелся ровно. А из-за глубокого чёрного оттенка, поглощавшего любой свет, ни один блик не мог выдать подозрительной складки на кармане.       Руж была единственной, кто знал эту особенность. С момента, как Шедоу выбрал именно тот костюм, без всяких пререканий бросив кожанку, экипировку для мотоцикла и остальную излюбленную одежду в стороне, и сам предложил поехать на машине, Руж не унималась. Она не могла понять. В их планах не было утаивать украшения, в её планах не было воровать, а в его... Его планы были пугающе туманны для его союзницы в течение последних дней.       С недавних пор Шедоу стал проводить меньше времени вместе с ней. Он часто молчал — то есть ещё чаще, чем обычно, — скрывался на неведомых миссиях, о которых не поступало ни одного отчёта, и, что смущало Руж больше всего, он почти перестал к ней прикасаться и смотреть в её сторону. Когда они шли в кровать, то он засыпал мгновенно, а по утрам на игривые предложения избранницы, едва вышедшей из ванной в шелковом халате и норовившей стянуть его с разгорячённой кожи, он отпирался и спешил на работу. Иногда даже не хлопал дверью, будто бы телепортировался.       Как женщина, любившая Шедоу куда глубже, чем казалось со стороны, Руж прежде всего пыталась найти ему оправдание. Она предположила, что с ним стряслось очередное крушение ради собственных принципов и чужих надежд, и сейчас он нуждался в одиночестве.       Так уже случалось, что Шедоу выбирал публичное уединение. Рассекал по городу на верном байке и достигал немыслимых, будоражащих скоростей, и словно вырывался из сети проблем. Либо ходил неспеша по ночному городу, глядя на родные звёзды, и отпускал лишние мысли в бездну чёрного неба. Но почему-то он никогда не считал нужным делиться тем, что не давало покоя, непосредственно с Руж. Иной раз отвечал на её волнения своим тихим усталым голосом:       — Пойми, тебе это ни к чему. Я всего лишь хочу сберечь твои нервы, — и прикасался губами к её лбу.       Руж терпеть не могла его самонадеянность. Ей оставалось лишь догадываться о том, что творилось у него на душе, пока он закрывался от всего мира. Однако теперь Шедоу закрылся сильнее, чем прежде, и к его молчанию добавилась скрытность. Шпионка хотела найти малейшие улики, по которым можно было восстановить картину, отражавшую тайны его души. Будь то записка из приюта, или билет на скоростной поезд, или чек с придорожной кофейни — что угодно, лишь бы показало, в каком направлении он шёл.       Однако правда требовала жертв. В один день Руж открыла шифоньер и решилась на то, что обещала Шедоу не делать никогда. Она принялась обыскивать его вещи.       Идеальная чуйка охотницы за сокровищами помогла ей быстро найти ответ, но вовсе не тот, который Руж хотела получить. В потайном кармане пальто она нашла бархатную коробочку, внутри которой был кулон. Чёрный нефрит в виде сердца, с оправой из платины. Руж отшатнулась назад и посмотрела внутрь коробочки повторно:       — Шедоу не мог... Он же... Нет...       Спустя пару мгновений шпионка в свежих перчатках осматривала находку. На украшении не было чьего-либо имени или романтичных надписей. Тревогу вызывало нечто другое.       Руж не нравился чёрный нефрит. Шедоу это знал.       Воровка любила сверкающие камни, от любой грани которого отскакивала тысяча радужных лучей, и среди чёрных экземпляров ей по душе была лишь чёрная шпинель: как Руж любила рассказывать, лишь из-за того, что колючее название этого камня напоминало ей о взлохмаченной причёске мужа после крепкого сна. Нефрит же был лишён и блеска, и сокровенного смысла. Всё это наталкивало на одну противную мысль.       Украшение предназначалось не ей.

***

      Руж потягивала искристый бокал. Она не стала переодеваться из банкетного платья: не хотела пропустить возвращение Шедоу. Этот поздний час был решающим.       На месте миледи, что жила хрустальной мечтой провести жизнь с тем, кому могла доверять, сейчас едва могла оказаться покинутая королева: с гордой осанкой из-за того, что оказалась права, но с тусклыми и пустыми глазами, ведь сзади по багровому клинку стекала её кровь. С каждой минутой Руж становилось дурнее от алкоголя и странного озноба. Она сидела рядом со жгучими языками пламени, но внутри она содрогалась в ледовом плену сомнений. Мысль о том, что её «совершенный» мог пойти на такую подлость, не приносила ничего, кроме мёртвой пустоты в груди.       С тех пор, как Руж нашла незваное украшение, она стала смотреть на мужа с невыносимым подозрением. Теперь каждый его секрет обретал опасное свойство, каждое движение было угрозой, словно он с минуты на минуту мог убить её слабеющие надежды. Ситуация обострилась на банкете, когда она заметила едва различимый бугор на его пиджаке.       В нижнем кармане, как она догадалась, была новая шкатулка. Каждый раз, когда Шедоу исчезал с горизонта и появлялся вновь, она оставалась на месте.       «Должно быть, он подарит её после банкета. Шедоу, ты можешь всё исправить, если под конец сразу поедешь домой!»       Время шло и стирало всякую уверенность. Стоять на своём в одиночку становилось тяжелее. Что-то внутри выворачивало Руж от злости на Шедоу, от навязчивых сомнений в нём, от растерянности без него. Она не могла слушать, что ей говорили гости с фужерами — её мысли были заняты им. Когда люди стали расходиться, она не могла его найти, пока не упёрлась затылком в его плечо. Прокрутившись на каблуке, она поймала его за руку:       — Шедоу! Наконец-то ты рядом. — Эту фразу она произнесла, зажмурив глаза. Боль внутри была готова либо отступить, либо поглотить её полностью. — Давай поедем домой.       Он холодно вынул руку и отшагнул назад:       — Нет, я должен остаться. Работа. Езжай с Омегой, я вернусь позже.       — Мы тебя подождём.       — Езжай домой.       Руж непроизвольно сжала его рукав и вдруг почувствовала отток сил. Она выпустила его руку. Приблизилась к нему снова. Положила голову ему на грудь и коснулась пальцами пуговицы на его пиджаке. Слабо потянув её на себя, она произнесла:       — Ты уверен, что хочешь, чтобы я ушла?       — Говорю тебе, Руж, ты можешь быть свободна; я вернусь домой поздно.       — Значит, очередной вечер без тебя... Огорчаешь меня, драгоценный.       Шедоу глубоко выдохнул, всколыхнув волосы на её макушке. Он мельком взглянул на часы и легонько её обнял: не то в утешение, не то на прощание. Он сдержанно спросил:       — Что я могу с этим поделать?       — Потанцуй со мной, пока играет музыка. Всего пару минут. Мы с тобой были так далеки на этом банкете.       — Конечно.       Руж обвила одной рукой его шею и вложила другую в его ладонь. Он взял её за талию и скользнул рукой чуть ниже, чем обычно, минуя низкий вырез на спине её платья. Руж улыбнулась ему, и он потянул её на себя, вовлекая в идеально отточенный вальс, с лаконичными движениями и аккуратными поворотами, бережно развевавшими подол её платья. Он держал её надёжно, но в этой хватке его партнёрша чувствовала скрытое напряжение.       — Я хочу ближе. Хочу легче. Отдышись, мой друг...       Она остановилась и расстегнула пуговицы его пиджака. Плавным жестом развела лацканы в разные стороны и поднялась выше, слегка откидывая ткань, что давила ему на шею и плечи. Затем протянула руки к манжетам и, проведя кончиками пальцев по его перчаткам, решительно поместила их на своей спине и сцепила их в замок. Руж прижалась к Шедоу, кладя ладони ему на плечи, и мелодично качнулась в сторону, как в медленном ночном танце.       — Разве здесь нам позволят медляк? — Шедоу удивился выбору его союзницы.       — Уж нам простят, — сказала она и подмигнула в ответ. — Забудь о них. Не своди глаз с меня.       И как только супруг закрепил взгляд на ней, непрерывно смотря ей в глаза и словно рассматривая каждый узор на бирюзовом льду её радужки, но на деле проникая взглядом куда дальше, на самое дно подсознания и забытых воспоминаний, Руж чуть не вздрогнула. Она ощутила то, чего ей не хватало так долго. Как будто её главная драгоценность была снова с ней.       Она прикрыла глаза, и мысли захлестнули её с головой. Те самые свечи за ужином, которые догорали красными искорками, после того как они задували их вместе; те самые неоновые вывески, светофоры и лампочки сирен, сливавшиеся в багряные линии по краям дороги, пока они мчались по ночному городу на мотоцикле и стрелка спидометра тянулась к большим цифрам, заставляя Руж крепче сжимать ногами своего гонщика; те самые кровавые пятна на его перчатках, проступавшие в яростной схватке, когда он бросался защищать её от вооружённых бандитов или шёл на жертвы ради неё; те самые облака в закатном небе, обрисованные на кончиках багровыми лучами, что застыли вместе со временем в один мирный майский выходной, — всё это было в глазах её мужа.       Несколько долгих мгновений она смотрела в одну точку, постепенно склоняя голову. Тогда Шедоу коснулся её подбородка и приподнял его вверх. Их медленный танец требовал того, чтобы они смотрели друг другу в глаза, — но мог ли этого требовать сам Шедоу? Руж было не по себе, она уже ничего не знала наверняка.       «Может ли это быть прежний Шедоу?»       «Нет же, он скрыл от меня нефрит и сейчас поедет неизвестно к кому. Мой Шедоу утерян».       «Но он смотрит на меня, как раньше. Любит ли он меня до сих пор?»       На момент Руж засомневалась в своей затее. Партнёр наблюдал за ней внимательно, как наблюдает разве что страж или преданный обожатель, и замечал каждое изменение на её лице. Он не мог не спросить:       — Что-то не так?       «Будто он сам не знает», — шпионка резко вернулась в реальность. Прочь воспоминания и сантименты, она ведь должна завершить начатое! Только так она могла узнать правду и разгадать величайшую загадку. Она должна. Должна...       — Я лишь задумалась о твоих словах. Знаешь, Шедоу, в чём-то ты прав. Медляк разрешают женатым парам, но где же твоё обручальное кольцо?       Он заметно смутился и поднял правую руку, чтобы проверить. Когда же увидел пропажу, то опешил и в неверии повернул ладонь другой стороной. Он недоуменно посмотрел на жену и не мог найти слов. Та не стала его долго мучить и, убрав ладонь с его плеча, показала стянутое ей кольцо. Пока Шедоу был занят размышлениями о том, в какое мгновение Руж успела его обчистить, а сама воровка довольно хихикала, сияя улыбкой, — свободной рукой она скользнула в карман пиджака и неуловимым движением вытянула шкатулку. В ту же секунду она залезла рукой в вырез у подола своего платья и засунула коробочку под резинку чулка. Не успел Шедоу опомниться, как её рука снова лежала у него на плече.       — Хм, смутьянка. Не перестаёшь меня удивлять, — сказал он потеплевшим тоном.       — Ах, как жаль, что ты не можешь меня арестовать! Спешишь на миссию, будешь наказывать других воришек. А может, всё-таки поедешь со мной?       — Не сегодня, Руж. Знаю, тебе неприятно это слышать, но я не в силах на такое повлиять.       Оставшиеся минуты они танцевали молча. В последний раз Руж насладилась тем, что вместе со временем убегало от неё прочь: нежная мелодия вокруг, любимые глаза перед ней, и то чувство, что всё остальное будто бы меркнет в сладком забытьи. Наступали финальные аккорды. Она приблизилась к его лицу чуть сильнее и перевела взгляд на губы. Не нуждавшиеся в представлении, они были ей знакомы до каждого мелкого шрама, они когда-то были так ей родны. Она потянулась ещё ближе, и внутри неё полыхнуло тепло, сопровождавшее каждый раз, когда он её целовал. Но теперь от него стало больно, и на считанных сантиметрах от его подбородка, она отвернула голову и положила ему на плечо. Горло сковало от обиды. Она тихо произнесла:       — Не оставляй меня.       — Прости. Я должен. — только и прозвучало в ответ.       Вскоре они отстранились, и Шедоу передал союзницу в руки Омеги. В зале почти никого не осталось, и сам агент скрылся из виду. Руж стояла безмолвно, на её лице впервые не было ни одной эмоции. Лишь опущенные ресницы и опустошённый взор.       — Предлагаю направиться в сторону дома. — раздался искусственный голос рядом с ней.       — Омега, нет... Давай побудем здесь хоть немного.       — Принято.       Руж достала коробочку и заглянула внутрь. Уголки её рта нервно дёрнулись. Она достала мобильник и проследила, куда ехал её супруг. Долгие минуты торга, отчаянных надежд, опасений и смятения, и конечный адрес высветился на экране.       Она узнала этот дом. Знала, кто в нём жил.       В тот момент внутри неё с треском откололась частичка, затерявшись в белом отчуждении. Колени подкосились от бессилия. Омега успел поймать её на руки. Со всей бережностью, на которую были способны конечности киборга, он надел на неё пальто и отвёл к машине.       Всё едва держалось в тот вечер. Из окна Руж смотрела на исчезающий снег и неподвижное небо. Она жаждала дождя.