Мне не надо много, чтобы любить тебя..

      Скраэль задаётся этим вопросом, пожалуй, слишком часто. Думает, анализирует, капает и не может понять, когда их чуть более спокойные дни превратились вот... В это. Тьму. Гнетущую, разъедающую и впивающуюся в самую подкорку сознания. Они молчат. Долго. Отчужденно. Словно не знакомы. Словно не смеялись когда-то над шуткой и не пили какую-то травяную дрянь, взращенную силами Нари. Не шутили над Беллрок, вводя их в чистый гнев, после получая по шее. Словно абсолютно чужие люди. Нари обижена. Беллрок злы на то, что всё пошло прахом. Скраэлю... Скраэлю уже всё равно, его грудину режет что-то колючее, взывающее к желанию поговорить, сболтнуть шутку и разбавить кипящую негативом тишину, чтобы смех заполнил всё до отказа, заставляя задыхаться от заполняющейся пустоты, чтобы внутренности перестали ходить ходуном в неясной дрожи. Влага непривычно застилает обожженные веки глаз, раздражая желание зажмуриться. Скраэль ничего не понимает.       — Прости. — это единственное, что срывается с синих, дрожащих губ и режет по ушам. Это первое, что звучит в этой тьме. Сколько же прошло? Неделя? Месяц? Год? Неясно. Здесь только тьма. Пустое пространство. Жара и переливания магмы в одежде Беллрок достаточно, чтобы подсветить их всех. Беллрок проезжаю младшего взглядом и силой тянут негромкое:       — Хм, ты-то за что-       — Я не знаю, что надо говорить, не понимаю.. Но хочу сказать. Будто это необходимо, важно. — Скраэль жмёт худые колени к груди и смотрит перед собой немигающим взглядом, чувствуя влагу на щеках, — Прости, Нари. Мы должны были всё это... обсудить, а не рубить с плеча. Мы же... Мы же...       — Семья. — Скраэль не может сказать это слово, не может быть уверен в его подходящности, не может быть уверен, что оно что-то стоит, но Нари видит, слышит, понимает. Нари смотрит в серые радужки и надломленно улыбается.       — Такая себе семья из нас, если честно. — Беллрок складывают руки на груди и вздохнув, немного отворачиваются, — Но раньше же была хоть какая-то...       Скраэль шмыгает носом, трёт наглые слезинки, невольно сорвавшиеся на бледное лицо и ощущает маленькие ладошки, совсем детские, на своих руках. Нари снимает рога, обнимает с боку и ткнётся в смольную макушку, обвивая тонкую шею руками, тоже пуская слёзы.       — Эх, и долг не выполнили, и себя не сберегли. — Беллрок не могут стоять в стороне, это даже и не в их силах. Подходят к этой слезливой кучке, обнимают, жмут к себе, чувствуя холодный нос с одной стороны и как мокнут перья с другой.       — Я так.. Так скуча-а-а-ала...! — Нари плачет навзрыд, жмётся ближе, всё ещё помня фантомные ощущения боли, принесённые этими руками, жестокие слова, сказанные этими губами, но обида рассасывается сама собой, они не дети. Им за миллионы лет. Какой смысл тратить время на горечь и злобу. Они и так упустили немало.       — Мы тоже, Нари, мы тоже. — Беллрок не плачут, нет охоты лить слёзы, хочется просто почувствовать былое тепло. — У нас ещё куча времени.