И вдруг меня охватывает несказанная печаль, которую несёт в себе время; оно течёт и течёт, и меняется, а когда оглянешься, ничего от прежнего уже не осталось. Да, прощание всегда тяжело, но возвращение иной раз ещё тяжелее.
Эрих Мария Ремарк
— Кхм, ты… ты можешь присмотреть за городом вместо меня? Таверна уже опустела, но он он всё ещё сидит за барной стойкой, пробуя коктейли, придуманные Дилюком для новых позиций в барной карте. Кэйа выглядит немного опьянённым, но, скорее, сладостью вечера и ностальгическим настроением, чем алкоголем. Дилюк вопрошающе приподнимает бровь. — Ты планируешь отпуск? — А. Эм. Да, точно, — мнётся Кэйа. — Именно, отпуск, вроде того. — Куда-то уезжаешь? — настороженно смотрит Дилюк, крепче сжимая уже до блеска начищенный бокал. — Сумеру. У меня там есть несколько дел, но потом планирую немного отдохнуть. Дилюк недоверчиво хмурится: — В Сумеру сейчас неспокойно. — О, нет, на самом деле мне сообщили, что их внутренние конфликты разрешились. Тем более Лиза всё ещё там. Не думаю, что возникнут какие-то проблемы. Дилюк с сомнением хмыкает, но не комментирует его слова. Какое-то время они молчат. Дилюк упорно натирает и без того чистый стакан. Кэйа нервно постукивает по своему всё также полному бокалу. Тишина в воздухе вязкая, опасением забивается в лёгкие и оседает в груди необъяснимой тревогой. — Когда ты возвращаешься? — разрывает её Дилюк. Кэйа не сразу находится с ответом. Он устало зачёсывает чёлку назад и отводит взгляд. Дилюк чувствует, как напряжение сковывает каждую мышцу в теле. — Честно говоря, мне пока сложно сказать. — Честно говоря? — выцепляет главное для себя Дилюк. Тревога в груди стягивается в густой ком. Его желудок сводит спазмом. Кэйа смотрит на Дилюка с опаской, словно обдумывая каждое следующее сказанное им слово. — Я, вроде как, собираюсь кое с кем встретиться. Это даже немного смешно. О том, что Дайн был в Мондштадте, Кэйа узнаёт, только когда тот уже исчезает из города. Как будто не у него здесь целая шпионская сеть. А спустя месяцы приходит письмо. Старый друг настаивает на встрече в Сумеру, и Кэйе определённо не нравится ничего из того, что она сулит. Но Дилюку об этом знать не стоит. По крайней мере, не обо всём. Хотя по тому, как Рагнвиндр безмолвно сверлит взглядом, становится очевидно, что утаить всё не удастся. — Ммм… встреча с дальним родственником? — с сомнением выдавливает Кэйа, словно и сам не знает ответа. — С родственником, — только сильнее нахмурившись повторяет Дилюк. — Ты не говорил, что у тебя есть родственники. Кэйа, в общем-то, многого ему не говорил. Но Дилюк думал, что они уже преодолели этот порог; думал, что после той дождливой ночи Кэйе нет резона скрывать от него ещё хоть что-либо. Он не хочет предполагать, насколько сильно ошибался и как много ещё тайн хранится в этой непредсказуемой голове. — Это… Я… — Кэйа колеблется. — Мне, вроде как, и самому было невдомёк? — с нервным смешком он откидывается на спинку барного стула. — Этот парень свалился как снег на голову. Ладно, пожалуй, об этом он может рассказать Дилюку. Полуправда. На этом можно сойтись. Рагнвиндр молчит слишком долго, прежде чем пробормотать себе под нос: — Ты знал его в детстве? «Хорошо. Возможно, всё-таки стоило заткнуться вовремя, — думает Кэйа. — А не как всегда». — Мгм, — он скрывает неловкость за бокалом, глотая так быстро, что чуть не давится коктейлем. Дилюк смотрит с подозрением, но больше, к счастью, вопросов не задаёт. Никаких «Это опасно для Мондштадта?» или «Твой родственник тоже предатель Тейвата?» В общем, ничего такого, чего Кэйа ожидал бы всего, ну, буквально пару месяцев назад. Дилюк просто забирает его полупустой бокал и заменяет его стаканом с водой — заботится. Кэйа облегчённо выдыхает и выпивает его почти залпом. Напряжение покидает его плечи. Он нежно улыбается, думая о том, что всё могло бы быть иначе. Но у них есть только поломанное и с трудом собранное по кусочкам сейчас. И они оба знают, что всё непросто. Так что капитан, правда, благодарен за то, что таким образом, не вмешиваясь, Дилюк выражает своё доверие. Тишина перестаёт быть напряжённой, и Дилюк полноценно возвращается к уборке. Кэйа довольствуется тем, что может просто наблюдать за ним в умиротворённом спокойствии вечера. Он знает, что ему нужно собраться. Знает, что уже как несколько часов должен быть в пути. Помнит, что обещал Дайну забрать у Альбедо какие-то реагенты. И ему нужно сделать огромный крюк, чтобы заглянуть на Драконий Хребет. Учитывая, что собирался лишь попрощаться и уйти ещё до заката, он вновь позволил себе слишком много. Но Кэйа просто не мог противиться этим карминовым глазам и просьбе о помощи. И так они оказались там, где были. В моменте, где ему нужно найти силы сказать «пока» и не думать, что оно может оказаться очередным «прощай». В мгновении, где он пытается урвать хотя бы на минуту, на секунду больше времени, чтобы насладиться утраченным чувством безмолвной близости. Последнее, чего ему хочется, уходить. Но он должен. Кэйа всегда кому-то должен: семье, Кхаэнрии, ордену, Монду… Только не себе. Чего бы он сам хотел? Конечно, остаться. Он мог бы дождаться Дилюка. Вместе закрыть таверну. Ненавязчиво предложить отужинать или позавтракать — как получится. Медленно шагать вместе на винокурню, любуясь звёздным небом. Потягивать вино на диване у камина. Разговаривать об утраченных годах, нежно касаться огненных волн волос, и, может быть, даже… Нет. Он обрывает себя. В его мире нет места подобным мечтам. В его мире вообще плохо уживаются мечты и мысли о будущем. Он даже не уверен, что у него это самое будущее есть. И последнее, чего он хочет, втягивать во всё это Дилюка. Дилюка, который и так достаточно настрадался. Дилюка, которому пора начинать строить новую жизнь, а не собирать по кусочкам обломки, оставшиеся догорать четыре года назад. И делать это Дилюку нужно без него. Кэйа вздыхает и поднимается из-за стойки. Дилюк оборачивается на шум: — Уходишь? — Предстоит долгий путь. Я слегка засиделся. — Ты же не собираешься отправляться сейчас? — осуждающе приподнимает бровь мужчина, но Кэйа всё равно может разглядеть беспокойство во взгляде. Что ж, это приятно, греет его давно покрытое льдом сердце. — Я выдвинусь на рассвете, — усмехается Альберих. И, ну, это, наверное, самая маленькая ложь из всех, что он говорил Рагнвиндру. Да и какая разница, если уснуть сегодня он всё равно уже будет не в силах. Слишком много мыслей, слишком много несбыточных желаний в его голове. — Хорошо, — кивает Дилюк, и почему-то Кэйе кажется, что тот ни на миг ему не поверил. — Будь осторожен. Слова догоняют его уже у двери и ударяют под дых. О, он так желает остаться, прижаться к тёплой груди, просить прощения, не разжимая объятий, рассказать обо всём. Открыть больше чем те сказанные в порыве чувств жестокие слова, больше, чем может вместить его глупое, маленькое, разбитое сердце. Архонты… — Как и всегда, — усмехается он, пытаясь скрыть горечь в глубине глаз. — Как и всегда, — повторяет шёпотом, убеждая в этом, скорее, самого себя. Кэйа прикрывает дверь тихо, почти бесшумно, и, наверное, только поэтому слышит слова, явно не предназначенные для его ушей. — Вернись ко мне. Кэйа не возвращается. Ни через месяц, ни даже через год. В тот день Дилюк видит Кэйю в последний раз. По крайней мере так он думает, когда за три года синяя макушка так ни разу и не появляется ни на пороге таверны, ни ордена, ни его собственного дома. Так он думает, пока спустя эти три чёртовых года не видит Кэйю во главе Ордена Бездны с остекленевшим, безвольным взглядом. Так он думает, пока самолично не пронзает его горящим клеймором, замечая проблески благодарности в на мгновение ожившем взгляде ясных голубых глаз. Кэйа возвращается, но лучше бы никогда не…