Сюрприз

Тот, кто придумал проводить потоковые семинары вечером, должен гореть в аду. Долго, в отдельном котле, с крышкой и интересными опциями вроде предварительного втирания соли в открытые раны. Мозг отказывается работать, Лухан с ним согласен, поэтому вряд ли думает, чем страдает уже минут пять, когда увлечённо скребёт носком кедины по рассыпающемуся бетону в попытке отковырять камешек. У него почти получается, когда за тонкими дверьми злосчастного корпуса слышится нетерпеливый скрип кроссовок и недовольное рычание. Три, два, один… - Почему я вообще должен?! Чан вылетает наружу как пробка из шампанского, слетает с крыльца и в порыве страсти едва не поскальзывается на зелёной ещё траве. Камешек, наконец, вылетает из лунки, звякает боками о решётку канализации и скатывается вниз, а Лухан шипит в кулак победным yes. Трёхочковый. - Труд облагораживает, друг мой. - Философ хренов, расскажи лучше, почему я долблю плитку вокруг унитазов, а ты просто в гараже подмёл, чтобы рободрочеры с инженерного могли крутить там свои болты. - Потому что у тебя нет гаража, а у меня есть. - Мажор. Чего тогда не попросишь отца просто толкнуть кому-нибудь из главнюков тысячу зелёных, и дело с концом. Они любят деньги. - Он мне не отец, - сжав зубы, цедит Лухан в ответ. Получается грозно, и Чан ненадолго замолкает. Вообще-то он прав. В том, во что вылились по итогу их прогулы и пущенная под откос проектная деятельность, нет ничего честного, потому что да, одним туалеты и хруст плитки под подошвой, а другим – свет науки будущего в четырёх крайне вредных и несговорчивых экземплярах. Ко всему, что связано с цифрами и формулами, включая подвисающих у кулера студентов с инженерного, Лухан предпочитает не приближаться, но отказ равняется смерти – проблемы с учёбой автоматически означают звонок так называемому отцу. У них на двоих ни капли общей крови, километры недомолвок и тонны непонимания, но кого это волнует? Лекция на тему «Я всего добился сам, а что сделал ты?» и, любимое, «Какой из тебя, к чёрту, акционер, если ты даже с этим дерьмом справиться не можешь?». Беда в том, что Лухан может, поэтому едва не вынул душу из преподавателя, лишь бы Чан не вылетел за прогулы, а он преспокойно закрыл все дыры по проектам. По итогу его прекрасный гараж оккупирован четырьмя светочами с соседнего факультета с их гениальным проектом под трудновыговариваемым названием, а Чан пал жертвой ремонта санузлов. Что ж, каждому своё. - На вечеринке-то будешь? – слышится сбоку, и Лухан понимает, что пока он барахтался в мыслях, они умудрились пройти весь кампус и выйти к парковке. - Прости, чел, без вариантов – они заметят моё отсутствие. - Ты им нянька, что ли? - Нет, но жертвовать гаражом, чтобы по итогу просрать проект, где мне кроме проектной документации не надо ничего делать, это дно даже для такого долбоёба, как я. Это не единственная причина, по которой Лухан решил заделаться наседкой-домоседкой, но о второй Чану знать не обязательно. - Тру, вопрос только в том, как это всё провернуть, если половину бухла и еды заказывал ты, да и девчонки с юридического без тебя не пойдут. - Брось, пойдут. - Не пойдут, ты у них как оберег. - Скажешь опять, что все мужики будут вместо них вешаться на меня, будешь разбираться со своим куратором и прогулами сам. - Молчу. - А вечеринку предлагаю перенести. - Темпорально? - Географически. Кай так трясётся за бабушкину гостиную и её коллекцию фарфоровых крыс, что не будет возражать, если вакханалия сменит адрес на мой. - Замётано. Чан светлеет лицом, восторженно присвистывает и шепчет что-то про выдающие организаторские способности и логистику, как второе имя. Они разъезжаются на перекрёстке Южной Уиллард и Мэйн трезвыми с тем лишь, чтобы вечером встретиться в состоянии нестояния. Чан ногами, а Лухан на старом электро-мопеде. Ребята ржут, что это несолидно и вообще – генетическая память, и его желание толкаться на светофоре и гонять по тротуарам неразрывно связано с китайской кровью и выросшими на равнинах Цзянсу предками, а Лухану просто нравится ветер в лицо и отсутствие бензина в баке. И так всю планету засрали, куда ей ещё один осквернитель воздуха. Осень в Вермонте красивая. Из разряда явлений, о которых поэты строчат стихи, а художники наперегонки рисуют ржавые шапки холмов по три цента холст. Лухан не ценитель. Его круг интересов заканчивается на футболе, хорошем пиве, музыке и юридических трактатах. Последнее вводит в ступор любого, кто имеет счастье выспросить у него про хобби, но кто не без греха, правда? - Наконец-то, - раздаётся непонятно откуда, а перед глазами возникает одетая во всё чёрное сутулая фигурка. Визг тормозов мопеда поднимает в небо с полсотни птиц со всех деревьев в радиусе пары сотен метров, а у Лухана чуть не останавливается сердце. Хорошо, что он сдаёт одну из комнат в доме Исину. Студент-медик под рукой лишним не бывает. - Блять, жить надоело?! – он едва не срывается на писк. Кто-нибудь учил этих головастиков, что части тела и органы под колёсами транспорта превращаются в месиво? - Ты опоздал, - басит Кёнсу, поднимая брови. - Поэтому надо под колёса прыгать? Ключи у вас есть, какие проблемы? - Ты часть команды, вообще-то, - получается презрительно, Лухану не нравится и хочется врезать прямо промеж глаз. – Хочешь своё имя на проекте, будь добр… - Всё в порядке? – из-под двери гаража появляется сначала кудрявая чёрная голова, а потом весь остальной Ким Минсок в выходной рубашке и летних шортах. Самый тихий, наименее колючий из этой компашки задротов фанат виртуальной реальности. И главная проблема Лухана. - В полном, - кивает он. - Заходи. Кажется, его пригласили в собственный гараж. Если так пойдёт и дальше, с него начнут брать плату за аренду дома. Лухан кланяется: - Спасибо большое. Сарказм остаётся незамеченным. - Надеюсь, ты не против, мы тут подвигали немного… - начинает Минсок, но его тут же перебивают железным: - Так было нужно. Эти сеульские Битлс от инженерного его доканают. - Смотри, коробки мы сдвинули вон туда, хотя я бы советовал тебе перебрать весь этот хлам, а стол для пула сложили и убрали за стеллаж. Как, норм? Кёнсу даже не пытается выглядеть дружелюбно. Сверкает очками и нетерпеливо сопит в ожидании ответа так, будто он и правда ему нужен. - Тебе честно или для галочки? – просто спрашивает Лухан. - Для галочки, но ответить всё равно придётся. - Так и знал. - Ну так, что думаешь? - Думаю, люди видят во мне досадную неприятность, с которой приходится считаться. И то только потому, что иначе вам придётся лепить своё чучело на улице. - Самокритично, - вставляет Минсок и кладёт Кёнсу на плечо ладонь, предупреждая бурю. Лухана неприятно дёргает. - Что, пардон? - Ничего, просто если Винсент чучело, то ты палка от швабры, на которой оно стоит. - Поясни, - возможно он хотел бы выглядеть угрожающе, но от Минсока, его прыгающих на сквозняке кудряшек и круглых очков исходят такие флюиды, что Лухану лень даже пытаться. - Ничего личного, просто по количеству процессов в его электронных мозгах и диапазону доступных функций, он, боюсь, опережает тебя на… дохрена? - Слышь, ты… стоп, Винсент? - Модель IRSAi vIN799t. - В честь сына Маска? - Исходя из некоторых технических параметров. Похоже с юмором у них тоже беда. Да поможет ему Фемида. - Мм, ладно. У вас на бумаге уже есть что-нибудь? Назначение там, спецификация, эээ, Винсента? Хочу ознакомиться и начать уже делать что-нибудь. - Пока нет, но парни к вечеру привезут. - То есть, вы вызвонили меня из универа, - об окончании семинара Лухан предпочитает умолчать. – И пригласили в мой же гараж для того, чтобы сообщить о переехавших в угол коробках? - Да, сегодня вечером бумаги привезут, прочитаешь, а завтра можешь попробовать составить заявление на патент, например. - Прочитаю тоже завтра, вечером в доме, - он кивает на окна кухни, - туса. Так и быть, приходите, если знаете, что это вообще такое. По Кёнсу видно, что он собирается возразить, но ковыряющийся в микросхемах Минсок оживает и выдает весёлое: - О, я буду, - а потом снова зарывается в гору пластика и железа, а его суровая тень смиренно выдыхает и присоединяется к процессу создания большой консервной банки на колёсиках. Винсент, значит. Больные, думает Лухан, но вслух угукает и натянуто улыбается, предлагая сгонять в магазин за пивом и… комбучей? Насколько это хорошая идея, он не знает, но эти дети пыльных учебников, наверное, в жизни не пили ничего крепче молока, а значит и с чайного гриба их может колбасить не хуже, чем европейскую богему девятнадцатого века с абсента.

***

Так грубо Лухан ещё не ошибался никогда. Не по масштабам последствий, а по эпичности. Он-то наивно полагал, что их сеульская четвёрка – нежные садовые цветочки с идеальных лужаек местных бабушек. По факту же все четверо порвали привычную атмосферу их домашних попоек на мелкие кусочки. Кёнсу с десяток человек вогнал в депрессию своими экзистенциальными тезисами, не забывая в конце монолога выпивать за тщетность бытия каждого из пострадавших, а после долива отправился за следующей жертвой. Сехун с третьим парнем, имя которого Лухан не в состоянии запомнить, наигрались в «never have I ever», очаровали сразу с дюжину девчонок, а потом ушли целоваться в гараж. Вдвоём. - Может тебе водички? Выглядишь паршиво. Если бы райский сад существовал, голос у коварного змия, соблазнившего первых людей на грех, был бы именно такой. Смотрящий до этого занавеску Лухан поворачивается к Минсоку. Тому самому, который Ким, тому самому, который тихий, тому, который сидит рядом с ним на диване, подогнув ногу под себя и касаясь его бедра голым коленом. И кто только придумал ходить осенью в шортах? Лухан сглатывает: - Я думал, у вас на факультете вечеринки проходят в музее радиолаборатории и библиотеках. - Сюрприз, - щурится Минсок. Полтора часа назад он завалил абсолютно каждого желающего посоревноваться в армрестлинге едва ли не одной левой, а теперь хитро лыбится в третий уже стакан непонятного корейского пойла. О двух кружках пива, которые Минсок выпил до, Лухан предпочитает не думать. - Сюрприз удался. Вечер получается странный. Лухан плавает по дому как масляная блямба в лава-лампе, в дурацких пьяных конкурсах участвует на автопилоте и каждый раз как по волшебству оказывается рядом с Минсоком. Загадочная улыбка распиаренной своими приключениями и Дэном Брауном Джоконды кажется ничтожной полосочкой по сравнению с изгибом его губ и тем, как он кусает нижнюю, когда смеётся. Его ангельская совершенно внешность вкупе с прищуром диких в свете цветомузыки глаз не обещает ничего хорошего, а светло-голубые джинсовые шорты и белая рубашка без единого пятнышка в таком водовороте из потных тел, выпивки и острых начос будят внутри что-то страшное. Не рождают, нет. Оно, кажется, родилось не сегодня и не вчера, но пугающие совершенно формы приобретает именно тогда, когда Минсок выпрямляется на фоне бессмысленной интерьерной картины в холле на втором этаже и медленно тянет в сторону воротник за верхнюю пуговицу. Ощущение лабиринта со светом в конце тоннеля не покидает. Наверное, не нужно было столько пить. Наверное, нужно было остановиться уже после второго тёмного и ни в коем случае не соглашаться на… кажется, это называется соджу. Мысли в голове путаются, вяжутся кельтскими узлами, распутываются и снова сходятся где-то между ключиц... Минсока? Когда он успел снять рубашку? Лухан трясёт головой, но прогнать наваждение не получается. Персонаж, которым он управляет, делает именно то, что ему нужно. Он ведёт пальцами по двери, щёлкает задвижкой, слышит смеющееся: - Лу-гэ И проваливается в пропитанную жжённым сахаром тьму спальни.