Наказание

-Я сказал тебе писать! Ни одной нормальной строчки, — Антон ходит из стороны в сторону с помятой и мокрой рукописью, — «она одела своими руками свой свитер и подняла свои глаза…» с пола подняла, что-ли? Он молча уставился на текст, понимая насколько все плохо, но через секунду недоумение сменилось гневом, он ударил стопкой бумаги Александра, схватил со стола граненый стакан и швырнул в сторону того. Не попал. Нет, нет. Всё хорошо. Ему же лучше. Ха-ха. Вот это обзор получится. Не обращая внимания на Сашу, с улыбкой он вышел из кухни, готовую, по-факту, историю он собирался через знакомого отправить в издательство. Со всеми ошибками и без редакторы, конечно же. Несчастный сидел потупившись. Хлопок двери — знак, что можно успокоится. Отдохнуть хотя бы немного. Александр Полярный, популярная и обсуждаемая личность, сидел сейчас в луже крови и рвоты. Пол был в осколках, и он попытался осторожно отодвинуть их руками и ногами, так далеко, насколько это позволяла рука, пристегнутая наручникамм к батарее. Слез уже давно не было. Лишь пустой взгляд, синяки по всему дистрофически худому телу, грязный, униженный вид. Одно неловкое движение — и боль пронзает все тело. Антон, похоже, сломал ему ребро, когда тот кинулся на него с осколком. Он сейчас казался, а может и был, намного, в разы безумнее самого Энтони. Ключи в замочной скважине и звуки другого человека — надежда проблескивает и угасает, когда Саша понимает, что он пришёл с Лией. Девушка не знает о нем, и хорошо. Не надо надеяться, он заслужил. Они общаются в комнате, делают фотки и записывают смешные видео. Начинают смотреть фильм. Слух Саши обострился во много раз, он даже может разобрать слова фильма. Но сам он — призрак, молчит и ждёт, словно пёс. Сколько он уже здесь? Месяц? Год? Пару часов? Волосы, спадающие уже до поясницы и факт двух десятков написанных так книг говорил о годах, проведённых на цепи Лия уходит, а Антон вызывается ее проводить с Персеем и Гераклом, своим новым псом, вместе. Так поздно? А, нет, уже утро. На мягкий ковёр, сквозь пыль, падают лучи. На кухне из крана капает вода, соседи сверлят, а на улице шумит листвой ветер.

Покой.

Он наказан, теперь можно и отдохнуть. Полярный не просил о помощи. Не имел права. Не молился. Он ведь сам подал в суд… он следил за Энтони из окна, ходил а ним по городу, познакомился с его окружением, а после установил несколько камер в его доме. Все чтобы найти больше доказательств. Да, это единственная причина. А то, что он дрочил на Энтони, тайно следя за ним через камеры, это уже дело десятое. Да и откладываться сворованными вещами, в принципе, норма. Только вот однажды, проникнув в его дом, он потерял бдительность. Понял что что-то не так он только когда девушка Энтони вернулась, что-то забыв. Она собиралась закричать, схватила огнетушитель и бросилась на Сашу, а тот, не успев подумать, всадил ей ебаный перочинный нож в живот. Лицо зашедшего в тот момент Энтони… Да, он заслужил. Есть преступление, должно быть и наказание. Он не может забыть, ведь пытаться забыть значит постоянно помнить, а он хочет помнить то, что совершил. Иногда (почти всегда с тех пор, как они сдружились с Лией) он относился к нему по-доброму. Разрешал помыться, поесть за столом, стелил ему на пол чистое постельное белье, приносил новые книги (со словами:"может хоть так научишься читать») или гладил по голове. Но от этого становилось только хуже. Он не заслужил. Тошно становилось Полярному и от некогда желанного секса, приторно нежного и осторожного. Что-что, а насильником Антон не был. Как же Саше доставляло удовольствие его положение. Безвыходное, унижение, беспомощности положение. О, как де низко он пал, тварь дрожащая. Антон пришёл с любимыми песелями с прогулки, помыл им лапы, покормил, прибрался и уселся делать обзор на новую книгу одного из самых известных авторов в стране — Александра Полярного. Через закрытую дверь он слышал то самое, родное приветствие. Вечерело. Саша хотел было дотянуться до окна, но сил не оставалось. Он смог только приподняться. Но увидел он там не лето, как ожидал, а снег, падающий с иссиня-черного неба.

Боли больше не было. Ни тоски, Ни любви, Ни печали, Ни тревоги, Ни боли в груди…

А ведь Александр любил стихи. Любил писать. Мечтам создать шедевр Только вот… не сложилось. Антон сидит над ним, озаренный светом, держит голову Александра на коленях, нежно перебирает волосы. Что-то говорит. Кажется, он слишком давно не ел. Кажется, это все. Вот бы дотянуться до сухих, желанных, нежных губ Он хочет сказать что-нибудь Антону, но не может.

И все же он заплакал

.