Между собой

С самого утра Бомгю был в явном настроении проказничать. Несмотря на жутко забитый график и нечеловечески малое количество часов на сон, он был подозрительно бодрым — явно бодрее, чем остальные четверо. Ещё за завтраком Бомгю умудрился заставить Субина поперхнуться йогуртом, пока как бы невзначай лапал его под столом, из-за чего поймал и непонимающие взгляды Кая с Тэхёном. Впрочем, его подобное никогда не останавливало. Поэтому Субину пришлось ещё немного покраснеть в коридоре, когда его по-хозяйски обнимали со спины, и по пути на съёмки очередного шоу — 1 night 2 days — в машине, потому что в Бомгю проснулся отчаянный голод до тактильности, против которого идти совершенно точно бесполезно. Субину — тем более. И он с облегчением выдыхает, когда они наконец оказываются на месте. Нет, Субин, конечно, Бомгю и его тактильность очень любит, особенно за закрытыми дверьми комнат, но точно не на камеру и не среди остальных мемберов, которые и так давят подозрительные улыбки каждый раз, когда ловят их за чем-то неоднозначным. И как бы они не пытались держать свои отношения в тайне — Бомгю всё равно каждый раз безбожно палит их обоих на публику, ни капли не стесняясь, а Субин каждый раз внутренне едва не умирает. Съёмки начинаются с приветствия: всё, как и обычно. Немного болтологии — и вот они уже отправляются выбирать кейсы со скрытой суммой капитала согласно концепту представителей пяти корпораций, который становится темой шоу. В неизменной «камень-ножницы-бумага» до этого выигрывает Бомгю, а потому и выбирать отправляется первым. Остальные ждут своей очереди в небольшом фургончике рядом, поглядывая в окно, и, чтобы развлечь их и получить больше контента, стафф вручает Субину камеру. Ничего нового не происходит — мемберы тут же включают режим забавных дурачков, и Субин только тихо посмеивается с них с аппаратом в руке. И хотя происходящее очень даже занятно, внимание его всё же тайком переключается на Бомгю, сходящего с ума на улице. В буквальном смысле — даже стафф едва на валится со смеху и громко хохочет с его выходок, пока он никак не может выбрать себе чемодан. То пристать с вопросами к стаффу, то задуматься с крайне уморительным выражением лица, чтобы в итоге сделать выбор с помощью старой считалочки — максимально в духе Бомгю. Ну и, наконец, когда он открывает кейс, чтобы узнать сумму, сходит с ума уже буквально вся съёмочная площадка: главный озорник всея компании, по которому явно плачут лучшие театры, выдаёт самую красноречивую на свете реакцию и строит просто убийственную гримасу удивления. После, конечно, не забывает побаловаться с самим чемоданом и покрутить им перед остальными мемберами, сидящими в машине и наблюдающими за ним, и только после этого уходит, блистая, как новенькая отчеканенная монетка. Субин, изо всех сил старавшийся ничего не упустить из виду, смеётся тепло и искренне и думает о том, что только его Бомгю способен так легко делать людей радостными и счастливыми. Иногда ему кажется, что в нём и вовсе заложена какая-то особенная магия, которой невозможно сопротивляться, однако почему тогда Субин так до безобразия рад и счастлив видеть его даже тихим и спокойным? Он поджимает губы в улыбке: ответ слишком очевиден. Из мыслей о Бомгю Субина выводит сам Бомгю, когда направляется к фургончику. Очередь Субина выбирать себе кейс, и он слегка растерянно выходит из машины, стараясь не подавать виду, и направляется к столику с четырьмя оставшимися чемоданами. Бомгю принимает эстафету оператора вместо него и принимается чудачить уже с камерой в руках, на которую до него снимал Субин. Но так же, как и старшему, ему куда интереснее в итоге становится наблюдать за ним через окно. Правда вот запас терпения на то, чтобы просто сидеть с остальными и ждать Субина, у него быстро иссякает, а потому Бомгю критично осматривает дверь и окно рядом с собой и с блеснувшим взглядом тянет ручонки к мудрёному механизму у стекла. Сидящий рядом Ёнджун едва успевает мысленно произнести отчаянное «о нет», прекрасно зная и младшего, и то, что он может выкинуть. Механизм поддаётся, стекло сдвигается в сторону. Бомгю с деловитым видом высовывается в окно, с интересом глядя на Субина, что никак не может определиться со своим кейсом, и кричит ему совершенно обыкновенно и спокойно: «Детка!» Субин, словно по команде, рефлекторно оборачивается и улыбается так нежно, расслабленно и ярко — кажется, он и вовсе забывает о том, где он, как он и что вообще происходит. — Детка, выбирай быстрее, — просит Бомгю и с трудом держит лицо, потому что от улыбки напротив тут же начинает таять, а затем снова скрывается в машине, задвинув за собой стекло. И только после этого к Субину возвращается осознание происходящего, а по спине ползёт тревожный холодок. Нет, ему не послышалось: Бомгю и правда назвал его деткой. Дважды. И безжалостно раскрыл перед всеми ещё один козырь из рукава, в котором благодаря ему, кажется, скоро не будет даже самых интимных подробностей: останется рассказать только о том, кто из них чаще бывает сверху, а кто — снизу. Жутко нервничая изнутри и стараясь не подавать виду, Субин заканчивает-таки со своей очередью и плетётся в машину, садясь на место Тэхёна, идущего после него. Бомгю сидит прямо напротив него с совершенно невозмутимым видом и только периодически бросается привычными для них обоих искрящимися взглядами, а Субину уже откровенно плохо. Потому что деткой Бомгю зовёт его исключительно наедине, с нежностью и максимально тихо, но то, как он спокойно назвал его этим тайным прозвищем вслух не только при других, но и на чёртовых съёмках, у Субина попросту не укладывается в голове. Возможно, Бомгю и правда не особо шифруется и не придаёт этому такого колоссального значения. Ну, или Субин просто слишком сильно об этом запаривается. В любом случае, сути дела это не меняет: он в ужасе, а нервы на пределе. Поэтому, когда все наконец разбираются с чемоданами и едут к следующему месту съёмок, Субин просто без сил вырубается прямо в пути и беспокойно сопит во сне. Конечно, он упускает тот момент, когда остальным становится скучно и в них просыпаются дьяволята, решающие вскрыть оставленный без внимания кейс и узнать сумму содержимого. Проснувшись от странного предчувствия, Субин оказывается вовсе не удивлён: в этой семье нельзя терять бдительность даже на минуту. Однако осадок небольшой всё же остаётся — вероятно, из-за так и не прошедшего беспокойства, и он всё ещё улыбается с усилием и с трудом смотрит в камеры, боясь сгореть от смущения или стыда. К счастью, после прибытия на место и короткого разговора о поездке стафф объявляет небольшой перерыв. Субин, ни минуты не медля, оттаскивает Бомгю в сторонку на несколько шагов, чтобы никто их не услышал, но тот только игриво улыбается и хихикает. — Что-то случилось? — тихо спрашивает он, замечая, что Субин отчего-то явно нервничает. — Нет, но это только если не считать того, что ты в очередной раз сдаёшь нас с потрохами, — отчаянно выдыхает Субин, неосознанно сжимая руку на плече Бомгю. — Ты назвал меня… — Деткой? — догадывается Бомгю и снова расплывается в улыбке, пока по лицу напротив растекается лёгкая паника. — Тише, прошу тебя, мы не дома, — почти хнычет Субин, опуская голову и пряча взгляд под падающими на глаза светлыми прядями. — Прости, детка, я не расслышал, — довольно тянет Бомгю сладким голосом и поднимает лицо Субина за подбородок кончиками пальцев. — Можешь повторить? В глазах напротив — какая-то лютая смесь самых разных эмоций, сменяющих одна другую. Субина начинает потряхивать, а по лицу расползается самый настоящий пожар из румянца, и он не выдерживает: хватает Бомгю за руку и тащит куда-то прочь. — Детка что-то задумала? — спрашивает Бомгю, играя бровями. Субин останавливается посреди небольшого пустого коридора, в который они свернули, оборачивается и сбито дышит. — Бомгю… — отчаянно вздыхает он, роняя голову на чужое плечо, и позволяет себе коротко повыть. — Это было… Слишком, не думаешь? Субин поднимает взгляд и смотрит умоляюще, глаза на мокром месте, а напряжения, от которого дрожит всё тело, хватило бы даже для высоковольтных проводов. — Такой напряжённый и хмурый, — шепчет Бомгю, картинно надув губы. Он протягивает руку к Субину и мягко разглаживает кончиком пальца морщинку меж бровей, не убирая ладонь и спускаясь ей по щеке на шею. Субин нервно сглатывает и тонет в нежности его взгляда. — Я постоянно тебя трогаю. Я не устаю говорить о тебе, даже если меня не спрашивают, — медленно проговаривает Бомгю по словам, делая шаг вперёд после каждой фразы, пока Субин потерянно пятится назад. — Я называл тебя своим соулмейтом. Я всегда говорю о том, как скучаю по тебе. Я предлагал снова жить вместе. В конце концов, я буквально признавался тебе в любви, и обо всём этом знает каждый из фанатов, — говорит Бомгю, перестав напирать и прижав Субина к стене вплотную. — После всего этого никто явно не удивится тому, что я всего-навсего назвал тебя деткой. Тебе так не кажется? Субин дышит рвано. Бомгю чувствует, как тяжело и неравномерно вздымается его грудь на вдохе и как судорожно опускается на выдохе. — Это всегда было только между нами… — тихо тянет Субин. — Всё это мы делили между собой, но я очень боюсь, что может произойти что-то непоправимое, если все будут знать о… О нас, — уже надрывным шёпотом говорит он и поджимает губы. — Мы не сделали ничего противозаконного, детка, — шепчет в ответ Бомгю, наклоняясь ближе. — Пока что. — Ты на что намекаешь вообще? — вспыхивает Субин, хватая Бомгю за запястья и пытаясь оттолкнуть, но ничего не выходит, а в голове эхом звучит его «детка». — Что тебе нужно расслабиться, — выдыхает Бомгю ему на ухо и прикусывает мочку, и на миг обоим кажется, что Субин от невыносимого напряжения вот-вот взорвётся. — Ты слишком напряжён, детка. С этими словами Бомгю отстраняется и в пару движений заталкивает Субина за угол, оказавшийся пустующей и неосвещённой узкой нишей, которой, похоже, просто не нашли применения. Бомгю бегло оглядывается, пока снова припечатывает Субина к стене, и, не обнаружив камер, утягивает его в торопливый поцелуй. — Какого чёрта ты творишь? — в отчаянии шепчет тот, едва находя силы отстраниться. — Нас здесь могут… — Детка боится? — перебивает его Бомгю низким, тягучим голосом, и Субин крупно вздрагивает. — Бомгю… — блеет он в ответ, чувствуя, как сильно пошатнулся изнутри страх быть застуканным кем-то и как взлетело желание снова поцеловать Бомгю. — Расслабься, детка, — полушёпотом говорит он, отчего голос кажется ещё ниже. Субина начинает лихорадить: Бомгю, как бы он ни хотел это признавать, определённо мастер давить на нужные и давно уже выученные точки. — Умоляю, прекрати, или я… — дрожащим голосом произносит Субин, чувствуя, как по телу проходится волна возбуждения. Если этот чертёнок ещё раз назовёт его… — Ты уже, детка, — с лёгкой ухмылкой выдыхает Бомгю ему в губы, проталкивая колено меж чужих ног и упираясь им в пах. — Перестань… — из последних сил сопротивляется Субин. Бомгю, что рывком вытаскивает его галстук из-под пиджака и тянет старшего на себя за него, как за поводок, не оставляет ни единого шанса. — Уверен? — шепчет он и развязно целует, выправляя из брюк рубашку Субина и чувствуя, как у того трясутся колени. В ответ раздаётся тихий обречённый стон. — Ты всё ещё можешь остановить меня, если хочешь, — издевается Бомгю, развязав чужой галстук и принимаясь расстёгивать рубашку. — Уже не хочу, — сдаётся Субин, чувствуя улыбку кожей шеи, которую Бомгю покрывает поцелуями, а затем дрожащими руками стягивает с него джемпер, оставляя тоже в одной рубашке. — Тогда чего ты хочешь, детка? — жарко выдыхает Бомгю и следом избавляется от рубашки, не тратя времени и снимая её прямо через верх. — Тебя, — шепчет Субин окончательно поверженным и в жутком смущении, из-за которого заливается краской ото лба и едва не до ключиц. Бомгю улыбается и глубоко целует, шустро расстёгивая ремень на его брюках. Он спускает их вместе с бельём, пока Субин цепляется за его торс, и проникает в него пальцами, заставляя вздрогнуть и тихо пискнуть. Но на обеспокоенный вопросительный взгляд он только уверенно кивает, и Бомгю продолжает. — Вставь, — отчаянно шепчет Субин на грани слышимости, прикрывая глаза, чтобы хоть на мгновение абстрагироваться от болезненного желания почувствовать в себе чужую плоть. — Пожалуйста… — Скажи громче, детка, — просит Бомгю с дьявольским блеском в глазах, хоть и прекрасно всё расслышал. — Войди, прошу, я... Хочу тебя в себе, пожалуйста, — на одном дыхании выпаливает Субин, впиваясь пальцами в плечо младшего. Бомгю отстраняется и рывком разворачивает его к стене. Контрастно нежно ведёт носом и губами вдоль позвоночника, стянув рубашку, и, не сдерживаясь, медленно заполняет его собой. С губ обоих срывается тихий синхронный стон. — Так узко, детка, — шепчет Бомгю, целуя чужую шею. Он читает эмоции с лица Субина и чувствует грудью его дыхание со спины, и этого более, чем достаточно. Он для Бомгю — открытая книга, и тот прекрасно понимает всё и без слов, которые сейчас дались бы Субину очень тяжело. Бомгю погружается в него неторопливо, но с излюбленной широкой амплитудой, выходя и входя сразу на всю длину. Субин дышит шумно, резкими, рваными вдохами, на ощупь находит ладонь Бомгю и цепляется за неё. С каждым толчком он чуть вздрагивает, жмурясь и размыкая губы в немом стоне — хочется сорваться и застонать в голос, но обстоятельства отнюдь не на их стороне. Оба привыкают, и Бомгю двигается быстрее. Он обнимает Субина поперёк груди, прижимает к себе ближе и согревает губами каждый сантиметр кожи на его плечах, пока тот подаётся навстречу его толчкам и тихо скулит от удовольствия, когда Бомгю входит в него особенно глубоко. — Ты так стараешься для меня, детка, — с улыбкой шепчет он Субину на ухо, проходясь горячим языком по хрящику, и тот снова дрожит в его руках, но не признаётся, насколько сильно его разносит с этого прозвища низким бархатным голосом. Субин тянет руки назад в надежде найти ладонь Бомгю, но тот только перехватывает их и заламывает на пояснице. Он ещё сильнее прижимает Субина к стене, двигаясь чуть грубее и резче, и тот в наслаждении откидывает голову, закатывая глаза; Бомгю довольно ухмыляется. Он принимается надрачивать Субину, который уже явно близок к оргазму, и откровенно наслаждается тем, как он кусает губы и заламывает брови в лёгкой агонии. Субин сжимает в себе Бомгю, находясь уже совсем на грани, и именно в тот момент, когда он кончает и всё же не сдерживает тихий отчаянный стон, где-то в коридоре слышатся голоса. Бомгю стремительно накрывает губы Субина своими, заглушая стон, а на краю сознания мелькают не самые радостные мысли о том, что это стафф ищет их, пропавших невесть куда с короткого перерыва. Субин мелко дрожит в чужих объятиях, пока голоса приближаются, а Бомгю замирает в надежде, что их не обнаружат. К счастью, менеджеры спешно проходят мимо, и он уже на грани совершенного безумия снова начинает впечатывать Субина в стену, крепко зажимая ему рот рукой и не давая звонкому скулежу, неконтролируемому из-за сверхчувствительности, разноситься по коридору, пока наконец не кончает тоже, шипя сквозь зубы и успевая выйти из Субина в последний момент, спуская на пол и чудом не пачкая валяющиеся в беспорядке под ногами вещи. — Изверг, — тянет Субин устало, оседая на пол, и подбирает свою рубашку, которая с трудом натягивается на взмокшее тело. — Брось, детка, — мягко отвечает Бомгю, застёгивая брюки, и Субина снова кроет от прозвища. — Я же знаю, что тебе нравится. — А я и не скрывал, — улыбается тот и смотрит с откровенным обожанием, очерчивая взглядом изгибы такого любимого и желанного тела и сетуя на съёмки, попусту забирающие у них уйму драгоценного времени. Наспех собравшись и приведя себя в порядок, они всё же возвращаются обратно. По пути попадаются менеджеры, что искали их, и подгоняют нерадивую парочку, в качестве оправдания выдвинувшую какую-то нелепую отмазку. И пока они добираются до места съёмок, Субин успевает взять с Бомгю обещание о том, что впредь они оба постараются оставлять между собой всё, что касается их отношений, и не говорить ничего лишнего ни на камеру, ни при остальных. Хотя Бомгю, конечно, точно не раз ещё заставит Субина понервничать.