Разбитая вдребезги

Он искал её. Искал с тех пор, как ему позволили вернуться в Средиземье вместе с Хуаном. Позволили, потому что Ей было плохо, а ему — невыносимо. Клятва и прожитая жизнь по сравнению с Её болью были ничем. Он не думал над тем, как его согласились выпустить, он просто обрадовался свободе. Возможности дышать, ходить, чувствовать. Келегорм как данность принял то, что ему теперь бродить по Земле до конца дней Арды. Это стало его Проклятием. И всё ради Неё. Он готов вытерпеть это, если Лиля будет рядом. Он боится опоздать, застать Её бездыханное тело. Келегорм отправляется в путь, как только окончательно приходит в себя после Возрождения. Он узнаёт о Сауроне, о Кольце, о Братстве, о том, что Лиля и Ева, вернувшись обратно в этот мир, ушли в Мордор. Эта неприятная новость заставляет скрипеть зубами и торопиться вперёд. Искать, искать, искать. Он хочет быть рядом, оберегать, защищать. Дни сменяют ночи, складываются в недели, месяцы, прежде чем сын Феанора натыкается на следы. Конечно, можно было бы сделать всё гораздо проще, связаться с братом, сопровождающим их, но Охотник решает преподнести сюрприз. Следы приводят в Фангорн. Древний лес, остаток прошлой эпохи, встречает путников тишиной. Она густая, пропитанная запахом трав и смолы, и в то же время умиротворяющая. Келегорм останавливается, вдыхает полной грудью, щурится. Он не растерял своих способностей, и среди деревьев по - прежнему ощущает себя как дома. Хуан, сидевший тихо и следивший за какой - то птичкой, внезапно вскидывает голову, жалобно воет и срывается с места. Тьелко бесшумно следует за ним и лес расступается перед ним, не чиня препятствий. И Келегорм находит Её и брата. Растерянность и радость мелькает в глазах обоих эльдар, они коротко обнимаются, но разговоры откладывают на потом. Главное сейчас — вытащить Лилю. Когда Охотник смотрит на неё, сердце сжимается от боли. Казалось бы, такая же, как и была, но до чего же хрупкая и беззащитная. На вид. Младший феаноринг усмехается собственным мыслям, снова и снова впитывая родные черты, желая прикоснуться к её нежной коже, стараясь не думать о том, что она может не выжить... Кано выкладывается весь. И проходит долгих полтора дня, прежде чем Лиля открывает глаза. "Это бред. Морок. Иллюзия разгоряченного сознания." — первые мысли, ворвавшиеся в её голову. Лиля не видит никого вокруг. Она смотрит только на Тьелко, словно возводит в памяти его портрет. Те же глаза, серебристо - серые, красиво очерченные чувственные губы, серебристые волосы, сейчас заплетённые в косу и коричневые одежды. В таких обычно ходят охотники. Девушка смотрит на Тьелко, прикусывает губы, тянет руку. Та дрожит. В её глазах появляются слезы. На тело, только недавно отправившееся от болезни, накатывает слабость. Она просто устала. Следующее, уже более осмысленное восприятие происходит позже. Лиля осознаёт, что Тьелко не сон, когда обнимает Хуана. И сердце колотится о грудную клетку. Так, что вот - вот выпрыгнет наружу. И слезы сами текут по щекам. Казалось бы, ей должно стать легче, от того, что он рядом, от того, что живой, из плоти и крови, но вместо этого по - прежнему больно. По сути, после выздоровления приходится жить двойной жизнью. Днём, вечером, держать маску на лице, ночью — пока никто не видит, резать себя, уходя от лагеря в сопровождении верного пса. Боль помогает, заглушая эмоциональные страдания разбитой вдребезги души. Лиля не подпускает Тьелко к себе. Огрызается, хамит, только вот он всё понимает. Боль в глазах и чувства не скроешь, как бы ни старался. И отвечает ей тем же. Вскоре их стычки вызывают насмешки у всех спутников. К Келегорму, надо сказать, Братство отнеслось по - разному. Гимли хмыкнул, многозначительно посмотрев на обоих. С Арагорном Охотник общий язык нашёл сразу. Гэндальф только кивнул в знак приветствия, словно всё знал. Боромир косился недоверчиво. Леголас же, обычно спокойный как скала, занервничал. Ева и Маглор, разумеется, всё восприняли как само собой разумеющееся. Их четверых слишком много связывало вместе, чтобы чему - то удивляться. Тьелко, конечно, и не спрашивал, можно ли с ними продолжить путь. Он просто пошёл, не спуская настороженных взглядов с возлюбленной. Мир изменился, и Охотнику представилась возможность узреть перемены. Вкратце он знает, что к чему, но постепенно открывающиеся крупицы информации складываются в единую картину. Да, при первой жизни он недолюбливал людей. Лиля и Ева стали исключением. Не долюбливает и сейчас, но жизнь одинакова для всех независимо от расы. Враг сплачивает между собой каждого её представителя. Архитектура людей не такая красивая, как эльфийская, но дворец Наместника не плох. Очень даже не плох. А вот стражники противные. Так и хочется съездить по морде. Едва за ними закрываются двери, Тьелко почти сразу ощущает темную магию. Все как - то сразу настораживаются. Окинув взглядом тронный зал, Охотник понимает почти сразу, что его оплели чары. Они висят незримой паутиной, воздействуя на человека на троне, и мерзкий брюнет, похожий на слизняка, поддерживает их. Занимательно. Так и чешутся руки задушить его. Чтобы сдержать свои желания, феаноринг сжимает кулаки, переглядывается с Гэндальфом, поглядывает на Лилю, которая даже немного оживилась. Хотя она всегда такая днём. А вот по ночам ей удаётся от него ускользать. Раз за разом. Тьелко бы предпочёл, чтобы Лиля была в стороне, когда завязывает драка, но она вырывается из рук стражников, более того, ей удается подобраться к Гриме. Охотник в любую минуту готов был броситься на помощь, но девушка мастерски управилась сама. ...— Сколько ты будешь от меня бегать? — эльф едва ли шипит, когда, наконец, ему удаётся поймать строптивицу несколькими часами позже и прижать в коридоре к стене. — Бегать? — Лиля делает удивлённые глаза. — Сейчас не самое подходящее время для выяснения отношений. Мне надо идти, извини. — она пытается выбраться из ловушки, созданной Охотником. — Ты только и делаешь, что пытаешься ускользнуть от меня. Почему? — Тьелко словно не замечает её попыток избежать разговора. — Почему, барлог тебя раздери, любая моя попытка поговорить терпит крах. Что не так? Его слова словно током бьют, разряды которого рисуют новые трещины на израненом сердце. Лиля сглатывает, пытается не смотреть в родные глаза, держит в себе рвущиеся наружу слезы. — Многое изменилось, Тьелко. — она выталкивает из себя слова. Они режут её изнутри, даже в горле оставляя кровавые следы. — Я изменилась. Много времени прошло. Ты всего лишь... воспоминание... — это говорить очень больно. Одно слово, но от него её сердце словно каменеет. — Мне правда надо идти. Ему тоже больно от этих слов. Он готов разнести вхлам эту стену. Если он воспоминание, то почему она плачет не просыхая? Почему носит на лице эту проклятую маску? Почему на дне её глаз плещется боль? Почему? Вопросы — и ноль ответов. Он её отпускает, потому что насильно мил не будешь. Смотрит ей вслед, пока она не исчезает за поворотом в конце коридора. ... Близость битвы немного отодвигает личные интересы. Время проходит сперва за сборами в Хорнбург, затем его занимает дорога в крепость. Она неспешная, из - за того, что с войском идут женщины и дети, но от этого не менее мрачная, хотя кто - то и пытается шутить. Лиля заводит с Эовин разговор, но он сходит на нет и даже привлекает внимание, когда роханка говорит о шрамах. Лиля резко выдергивает её руку из своей, прячет в рукав. Шрамы совсем свежие, едва затянувшиеся. А на ногах, скрытые штанами и обувью, еще те, что болят. Рубцы останутся навсегда, они не заживут, как и её сердце. Тьелко это напрягает. Он быстро соображает, что к чему и понимает — Им нужно что - то делать, иначе свихнутся оба, потому что он тоже не может нормально спать и готов сорваться в последнее время. Орки нападают внезапно. Видимо, твари на это и рассчитывали, потому что только реакция воинов спасла беженцев от гибели. Чуя драку, Лиля с Евой оживают. Особенно Лиля. Для неё драка — способ заглушить боль. Она улыбается, представляя, видимо, как вражеский меч оставляет на ней кровавые следы. И Тьелко настороженно следит за действиями девушки. Обе собираются драться. Только так он их и пустил. — Ты будешь ждать вместе с остальными. — ровным голосом произносит Охотник, поймав Лилю за руку, когда та собирается забраться на Хуана. — Это всего лишь стычка. Всё будет хорошо. На миг их пальцы соприкасаются. Он ощущает на ладони её шрамы, она — тепло его руки, горячие сильные пальцы, как и раньше. И не хочется отпускать. Никогда. Но... — Если это всего лишь стычка, то мне бояться нечего. — с вызовом заявляет Лиля и с неохотой выдёргивает свою руку из его. — И вообще ты мне не муж, чтобы указывать. Больно. Им обоим больно, но по - прежнему Лиля не может Его подпустить к себе, хотя стена, так упорно возводимая ей, трещит по швам. Его прикосновения действуют на неё, пробуждая внутри пожар, его близость в коридоре крепости не выходит из головы. Лучше бы целоваться в засос, чем орать друг на друга. Почему она до одури хочет его ласки? Проклятые чувства... В итоге, как бы не хотелось уступить, Лиля остаётся вместе с Евой. Из солидарности, так сказать. ...Погиб, погиб, погиб. Слова набатом отдаются в ушах. Лиля срывается с места, бежит к скале, пытается на неё забраться, срывается и плачет. Громко, горько, навзрыд. Он был рядом, пусть она его и отталкивала. Ей было больно, но хорошо. А теперь Его нет. Она больше не увидит его, не посмотрит в любимые глаза, не ощутит пальцев на своей коже, не услышит голоса. Келегорм снова стал воспоминанием. Горьким, но таким манящим и сладким. Если бы всё можно было повернуть назад. Ей не нужно ни Кольцо, ни родной мир, не нужно ничего, кроме Него... Лиля словно бы теряет волю к жизни. Ест через силу, вся пища кажется безвкусной, спит через силу, и даже эмоции у неё нет. Только слезы и пустота. Тогда, в первый раз, из мрака, её вытащил Тьелко, но теперь не вытащит никто. Время проходит словно в тумане. Это не жизнь, это существование, потому что наложить на себя руки не получается. Резать может — убить нет. Забавно. Снова подготовка к битве, и это занимает мысли. Подбор и выдача оружия и доспехов, короткие разговоры, стычки с воинами, в результате одной из которых на полу не появился хладный труп, пока в общую залу не входят двое. Арагорн и Охотник собственной персоной. Грязные, израненные, но живые. Он живой. Несколько шагов навстречу. Робких, нерешительных. Руки обвиваются вокруг его шеи, голова прячется на груди, Лиля вздрагивает. А у Тьелко в груди всё переворачивается. Она ждала его. Ждала, несмотря на всю свою холодность. Хочется остаться наедине, вытереть её слёзы, заткнуть рот поцелуем, выбить из головы всю дурь. Но он только касается губами лба и отстраняется. Время до ночи летит быстро, а его бы так хотелось замедлить. Почти перед самой битвой приходит помощь из Лориэна. Лиля примеряет на себя доспехи. Именно за этим застаёт её Тьелко, сам уже в полном боевом облачении. Конечно, он будет сражаться. В этом нет сомнений. Если уж Боромир с его раной пошёл..., но Лиле горько и больно. В последнее время это её типичное состояние. Ева тут же рядом с ней. Они фактически неразлучны, лишь в последнее время Лиля стала больше искать уединения. — Вы обе будете сидеть в пещерах. — голос Охотника спокоен, хотя это приказ. Стальные нотки в голосе говорят о многом, не обещают ничего хорошего в случае его нарушения. — Счас, разбежался. — Лиля насмешливо фыркает, смотрит на облюбованный заранее меч. — Ты не лорд Химлада теперь, а простой воин. — Воин, у которого за плечами не одна битва. — Тьелко смотрит так, что Лиля глотает колкость, которая собирается слететь с языка. Ева молча кивает. Они слишком хорошо обе знают, что сыновьями Феанора лучше не спорить. Эта ночь самая долгая в жизни любой женщины или ребёнка. Нет ничего страшнее, чем просто ждать. И Лиля, и Ева, как могут, так подбадривают и взрослых, и детей. Хотя тоже ждут. Особенно Лиля. Она говорит, играет с детьми, а у самой внутри всё кровью обливается. Хотя если бы с Тьелко что - то случилось, она бы просто умерла на месте. Не смогла без него больше... Итак сложнее с каждым разом держать дистанцию. И зачем только она себе дала слабину? И Ева ещё смотрит так, что хочется куда - нибудь в угол забиться и не показываться. Интересно, что бы это значило? Казалось бы, у подруги, с которой прошли огонь, воду и медные трубы, причину странных взглядов выпытать проще, но Лиля не решается. Молчит. Да и некогда. Сразу после битвы, едва все немного приходят в себя, Теоден объявляет Вечер Памяти. Иными словами, застолье. Только вот веселиться у Лили желания не было. Погибли многие. Боромир, Халдир, и множество тех, кого ждали женщины в пещерах. С Победой пришло и Горе. Побыв на начале Праздника и убедившись, что Ева нашла компанию в лице Леголаса, Лиля выскользывает из зала. Тьелко, кстати, она там не видела, хотя многие о нем спрашивали. Во время сражения он успел прослыть героем и вызвать интерес у вояк и дев. И от последнего факта внутри просыпается ревность. Всем особам женского пола хочется выцарапать глаза. Вообще хочется кому - нибудь причинить боль. Хотя зачем кому - нибудь, когда есть собственное тело? И ноги несут Лилю в комнату. Там оставлен заветный кинжал, который не раз помогал ей. Последний раз вчера, да. В коридоре тихо, ни души и это только радует. Девушка добирается до своей комнаты, открывает дверь, входит и замирает. На кровати, заложив руки за голову, лежит Тьелкормо. Она сглатывает. Ставит на небольшой столик свечу. Ищет взглядом свой верный кинжал. Хотя он, вроде, лежал под подушкой. — Его там нет. — насмешливо произносит Охотник, медленно садясь на кровати. Маленькое оружие у него в одной руке, но эльф отбрасывает его прочь, куда - то в дальний угол комнаты. — Совесть поимей! — закипает Лиля, проследив за ним взглядом. — Это вообще - то реликвия из родной нам Первой Эпохи. — она собирается рвануть за ней, но феаноринг оказывается быстрее. Не позволяет сделать и шага, тянет на себя, усаживает на колени. — Отпусти! — шипит Лиля, бьет кулачками в грудь, но в глубине души не хочет, чтобы её отпускали. Хочет, чтобы прижали, спрятали от всех трудностей мира. Она устала быть сильной. — Чтобы ты снова резала себя? — тихо спрашивает Тьелко, проводя пальцем по ещё щеке, наконец - то наслаждаясь гладкостью кожи. — Ты... — Лиля выдыхает, ловя ласки. Тянется в ответ, опускает руки на плечи. — это не касается тебя. — Всё что касается тебя, касается меня. — отрезает Келегорм, смотря в глаза девушки. Он буквально впивается в неё взглядом, и она не в силах противится этому. Да и не хочет. Она хочет смотреть в серебристо - серую бездну. — Почему, Лиля? — Что почему? — она отвечает вопросом на вопрос, хотя догадывается, о чем Охотник хочет спросить, сглатывает. — Почему, барлог тебя раздери, ты причиняешь себе боль? — эльф выразительно скользит пальцами по коже, забираясь под ткань платья. Лилю бьёт дрожь. — Я её всю жизнь себе причиняю. — огрызается она, моргая. На глаза наворачиваются слезы. — С тех пор как познакомилась с тобой — постоянно. — Но сейчас я здесь. С тобой. И ты бежишь от меня, хотя горишь огнем от моей близости. — возражает Тьелко. — Я это чувствую. Лиля судорожно вздыхает. Эти слова почти признание. — Но так было не всегда и ты это знаешь. — тихо шепчет она. — И я... я поплатилась за свой выбор. — и девушка медленно рассказывает обо всём, что было после_него. О депрессии, о выкидыше, обо всём. Без утайки. — Я не думаю, что после этого нужна тебе. Сломанная, искалеченная, опять связавшаяся с силами Тьмы. — на последних словах голос предательски дрожит и в конце концов Лиля плачет, уткнувшись носом в широкую грудь. А у Келегорма внутри всё переворачивается от той боли, что она пережила и которую носит в себе. Злится ли он за то, что она так поступила_тогда_? Нет. Уже нет. Он простил и не отпустит больше. Никогда. Сложно злиться на то, что тебя влечет домой, что ты хочешь вернуться туда, где твоя жизнь. У него, например, была Клятва. Его руки обнимают её тёплым коконом. Спустя несколько минут он осторожно берет её лицо за подбородок, приподнимает. Сцеловывает слезинки, медленно скользит по коже вниз, целует в губы. Нежно, ласково, и в то же время не скрывая своих чувств. И Лиля отвечает на поцелуй, запустив руки в его волосы. Сперва Тьелко целует просто, без языка, но постепенно поцелуй становится жарче. Мешающаяся сверху одежда летит в стороны. Его руки и губы везде. На каждом сантиметре её кожи. Они исследуют каждый шрам, впадинку, венку. Лиля горит под ним. Извивается, стонет, и тянется в ответ, чтобы прикоснуться там, где может достать. Оставить поцелуй, поцарапать ногтями. Жарко. И так невыносимо сладко. Она не смогла в своё время ни с кем другим, хотя пыталась закрыть страницу. И сейчас снова с Ним. И ничего больше не надо. Осторожно опуская её на кровать, как самую драгоценную ношу, Тьелко, не отрываясь, смотрит на раскрасневшееся лицо, приоткрытые губы, соблазнительные изгибы тела. Он ведь ещё даже и не начинал, но Она уже такая горячая под ним. И от этого факта в штанах становится ещё теснее... Лиля тихо стонет, когда обнажённая спина касается покрывала, Келегорм стаскивает рывком штаны, обувь и накрывает собой. Кожа к коже. Вскрикивает, выгибается, когда губы мягко обхватывают сосок, играя с ним. Дрожит от желания, когда пальцы Охотника мучительно медленно ласкают живот, спускаются на внутреннюю сторону бедра, чтобы оказаться внутри. Сначала один палец, потом два...медленные движения сводят с ума, заставляя забыть обо всём на свете. Она просяще двигает бёдрами, но Охотник не торопится её удовлетворять. Только ухмыляется, но это заводит ещё больше, заставляя Лилю неотрывно следить, как он избавляется от последнего элемента одежды. — Пожалуйста... — тихо шепчет она, почти всхлипывая, когда эльф нависает над ней, но брать не спешит. Снова целует, ласкает грудь, его плоть касается её промежности, вызывая искры удовольствия вместе с муками. — Чего ты хочешь? — тихо спрашивает Келегорм, медленно скользя пальцем от подбородка к шее по разгорячённой коже. — Тебя. — Лиля обвивает ногами талию мужчины, трётся о него, не в силах терпеть. И на этот раз Тьелко не мучает её. Резко входит, на миг замирая, сжимая зубы, наслаждаясь тем, какая она узкая и горячая, и начинает медленно двигаться. А Лиля наслаждается Ими. Единением, наполненностью, толчками. Тишину комнаты, поначалу очень напряжённую, заполняют стоны наслаждения. Для Лили ничего не существует кроме сильного тела Охотника, его рук, и губ, периодически терзающих её искусанные губы. Война, Кольцо, Проблемы — пусть всё горит к барлогам. Впервые за много лет она чувствует себя цельной. Не сломанной. Отголоски наслаждения ещё бушуют по венам, когда они просто лежат в объятиях друг друга. Не хочется ничего говорить, не хочется отпускать, ведь и без слов всё понятно. Келегорм никуда не отпустит. Лиля никуда не уйдёт, потому что не выживет без него. Вместе до конца, даже если кому - то суждено погибнуть в этой проклятой войне.