Уйти или остаться

Рокэ был в одних брюках, сидел, привалившись к боку одного из кресел у камина, скрестив длинные ноги на морисский манер. Перед ним всю шкуру устилали бумаги – что-то напечатанное, разные записки, раскрытые папки с ворохом исписанных листов. Отдельно по верху валялись письма, пожелтевшие от времени, одно из них Алва быстро читал, ухватив одной рукой и распрямив между пальцев. Голова льва над камином, как оказалось, скрывала дверцу, за которой Ричард разглядел приоткрытый сейф. Дик заметил две пустые бутылки из-под вина под креслом, а еще одна стояла у колена актера, наполовину пустая. Бокала он не нашел, и вся эта картина заставила его встревожиться еще больше. - Я тебя потерял, - хрипло заметил Дикон, подходя ближе. Рокэ вздрогнул, будто только сейчас его заметил и откинул голову назад, ткнувшись затылком в синий шелк кресла. Его черные локоны были рассыпаны по голым плечам, под глазами Ричард заметил темные круги, а сами глаза лихорадочно блестели. - Что-то случилось? – его голос дрогнул, когда он опустился на колени рядом с Алвой, стараясь не задеть одеялом письма и листы. - Все в порядке, - безжизненно бросил Рокэ и у Ричарда заныло сердце от укола страха и непонимания. Что он такого вычитал тут, что выглядит как призрак? Он не казался пьяным, несмотря на количество выпитого, но что-то явно было не так. В теплом ночном освещении кабинета его кожа выглядела белее обычного. Ричард невольно подался к нему, коснувшись ладонью его щеки, оказавшейся ледяной. - Ты замерз! - Разве? – усмехнулся тот, но Ричард подполз ближе и прижался к нему, набрасывая край одеяла на его плечи. – Зато ты очень теплый… Холодные пальцы скользнули по его бедру, неожиданно сильно сжав колено. Ричард ойкнул от такого столкновения температур, уложив голову ему на плечо, и Рокэ застыл, уставившись на одно из писем на полу. - Кто это писал? - Мама. - А кому? - Мне. - Ты… ты вернул ей ее письма? - Я их не получал. Ричард чуть повернул голову, пытаясь разглядеть выражение его лица, но снизу вверх это было довольно сложно сделать. Тот так и не убрал руку с его ноги и Дикон чувствовал, как ледяная ладонь согревается, радуясь, что пришел с одеялом. - Расскажи мне? - Это очень грязная и больная история из прошлого, - с хриплым смешком заметил Рокэ, устало прикрыв глаза. - Ты… когда-нибудь говорил об этом с кем-нибудь? Рокэ хмыкнул, снова откинул голову на кресло, так и не открывая глаз, и все же ответил: - Никогда. - Может быть… стоит? - Зачем? Они все мертвы. А я могу, наконец-то, забыть обо всем своем гребаном семействе. Ричард чувствовал поднимающийся страх в душе и инстинктивно, как ему показалось, вдруг понял. Понял, что может быть такого в его прошлом, что заставляло долгие годы игнорировать звонки отца и никогда не говорить о матери и братьях. Эта догадка поразила его до глубины души своей нелепостью, ужасом и неверием. Он чуть отклонил голову, впиваясь потемневшими глазами в бледное лицо и осторожно накрыл своей ладонью его пальцы на собственном колене. - У тебя не выходит, - едва слышно заметил Дик и Рокэ посмотрел прямо на него, заставляя застыть – его глаза, которые так обожал Ричард, сейчас были совсем черными и напоминали разверзнутую бездну. - Не особенно, - согласился тот, смотря так, словно видел не его перед собой, а глядел на что-то другое – или кого-то? - Я бы хотел помочь… - шепотом добавил Дикон, отчаянно желая достучаться до него, но не зная, какие еще слова подобрать. - Ты не можешь, - заметил Рокэ, отвернувшись. - Не могу. Но могу… выслушать. - Польза разговоров сильно преувеличена, - иронично протянул Алва, как будто бы они разговаривали о чем-то неважном. - Тогда… Я просто посижу с тобой, - покорно отозвался Дикон, снова положив ему голову на плечо. Рокэ тихо шуршал бумагой, перекладывая одной рукой записки и листая скрепленные листы в одной из папок. Второй руки он так и не отнял, вообще стараясь не сильно двигаться, чтобы не отстраняться от притихшего Ричарда. В комнате тикали старинные часы у камина и Дикон, уставившись в никуда, размышлял, как много может пережить человек, и не сойти с ума. И какой же силой духа надо обладать, чтобы продолжить жить дальше, несмотря ни на что?.. - Моя мать… она была из старинного рода марикьярских дворян, - отстраненно произнес вдруг Рокэ и Ричард застыл, опасаясь, что может невольно спугнуть его неосторожным движением, как дикого зверя, подошедшего близко. – Род настолько древний, что браки между кузенами и близкими родственниками были частым делом. Одним словом, с ее кровью в нашу семью пришло безумие. Во всяком случае, она до самого конца считала, что это все ее вина. Дикон тихо выдохнул, чувствуя, как пальцы Рокэ под его рукой дрогнули, чуть сжавшись. - Впервые оно дало о себе знать, когда Карлосу было тринадцать. Он вообще рос довольно взбалмошным ребенком, вытворял такое, что нам с Рамоном и в голову бы не пришло. Родители не знали и половины его проказ. Но он был моим… в общем, мы с ним были верными напарниками, я таскался за ним как собачонка, а он обожал рисоваться как более старший брат. Когда ему было тринадцать, он стал рассказывать мне странные истории. Я вначале не придавал значения – он часто пытался меня как-то надуть и посмеяться над моей доверчивой верой всем его словам. Поэтому, когда он стал жаловаться на преследующую его пегую лошадь – я довольно скептически пытался не дать себя запутать, спорил с ним, уверяя, что он где-то вычитал эту историю из сказок о выходцах или в старых легендах, что нам читала в детстве мама. Потом ему стали мерещиться люди там, где не было никого, - Рокэ судорожно вздохнул, смяв один из листов и забросив его в мусорную корзину в нескольких бье от них. – Какие-то мужчины и женщины в рваном тряпье, ребенок в короне, юноша с прострелянной грудью, некий синеглазый тощий узник в окровавленных кандалах… Да много их было, я уже всех не вспомню, кого он описывал. Такое начинало нас пугать, и он, замечая, что я или Рамон не на шутку встревожены, принимался смеяться и говорил, что просто шутит. Он тогда стал часто пропадать один, удирал из дома через крышу, или, если мы были в Алвасете, уходил тайными коридорами, которые мы открыли для себя еще в глубоком детстве. Он замкнулся, иногда мог сорваться на слугах, мне или даже отце, за что получал взбучку, но запертые двери его не удерживали… А через год после всех этих первых признаков случилась трагедия. Отец никогда не рассказывал мне подробности. Я проснулся от звука выстрела. Когда добежал до кабинета – тут была уже толпа слуг и кто-то из них увел меня, хотя я слышал, как горько рыдала мать, еще слышал странный смех Карлоса, как будто он никак не мог перестать хохотать, но не видел ничего больше. По версии отца – Карлос случайно застрелил Рамона, когда они играли с оружием в кабинете Алваро. Тон Рокэ стал суше, словно он сообщал что-то отстраненное, но Дикон не сводил с его профиля сейчас огромных глаз, наполненных ужасом. Все-таки он, похоже, недооценил реалии жизни и все было куда сложнее в этом семействе, чем он вообразил поначалу… - Я понятия не имею что случилось на самом деле. Отцу я никогда не верил, думаю, в какой-то момент Карлоса одолело очередное видение того, чего нет, а Рамон попытался его успокоить. Он мог стрелять в свои галлюцинации, а в итоге попал в брата… Мне видится вполне реальным именно этот вариант, - ровно продолжал Рокэ, снова откинув голову на кресло. – Мать была убита горем. После похорон они отвезли Карлоса в частную клинику в Холте, где ему поставили диагноз «параноидная шизофрения». Алваро больше всего на свете ненавидел публичные скандалы, для него всю жизнь были важны соблюдение приличий, безупречный облик соберано и его семьи… Врачи убедили его оставить сына в клинике, и все было сделано максимально тайно и скрыто ото всех, даже родни. Для всего света второй сын соберано уехал учиться в закрытое учебное заведение где-то в Дриксен, потом он сам пустил слух, что Карлос был взбалмошен и любил хулиганить, за что его приходилось переводить из одной школы в другую, и никто, даже если бы задался целью, не смог бы отследить, где именно учился сын и наследник правителя Кэналлоа. Когда Рокэ говорил об отце, в его голосе четко прослеживалась издевка и презрение. Дикон успокаивающе стал поглаживать костяшки его пальцев в своей руке, но Рокэ этого будто бы и не заметил. - Я не видел брата четыре года. Замок в Алвасете превратился в унылейшее, тихое и мертвейшее место на земле. Мать постоянно страдала приступами нервной горячки и ее запрещали беспокоить. Я учился в местной частной школе для дворянских детей и пропадал где угодно подольше, лишь бы не возвращаться домой. Ротгер и Рамон Альмейда тогда здорово спасали мне жизнь, развлекая различными способами – мы могли уходить в море на лодке отца Ротгера, которую тот часто брал без спроса, или пропадали в особняке Альмейды, у них была большая и шумная семья, которая позволяла на время вообще забыть обо всем. Как можно догадаться, говорить о брате мне запретили, да и непросто признаться друзьям, что твой самый близкий человек на свете поехал крышей и застрелил другого брата. С отцом было хуже всего. Он вознамерился лепить из меня наследника, а я всей душой возненавидел саму перспективу стать «соберано». Это было не мое место и не мой выбор. Я ненавидел его невыносимо сильно, потому что считал, что он украл у меня Карлоса, увез его, не дав даже поговорить с ним, запер, как буйнопомешанного, кошки знает где и вычеркнул его из любого упоминания даже между теми, кто был в курсе всего пиздеца, что он натворил. Рокэ нервно скинул одеяло и тяжело оперся локтями о собственные колени, потерев лицо с силой, точно смахивая одолевшую ярость. Его волосы черной волной овивали плечи, водопадом стекая по лопаткам вниз худощавой спины. Ричард не стал его касаться, опасаясь, что еще секунда – и он закроется вновь, решив, что хватит и половины истории. Но так хотелось… - Наверное, стоит объяснить… - Рокэ неопределенно хмыкнул, ни на кого не глядя. – Карлос был мне очень близок – как брат и как друг. Ближе просто никого не было. Покойный Рамон был старше меня на четыре года и казался просто невероятно взрослым, пока я рос. Он был хороший, просто до ужаса правильный, довольно умный и вообще… страшно представить, какого наследника лишился Алваро в его лице – я не знал никого честнее и рассудительнее в те годы. Именно поэтому я всегда тянулся к Карлосу – он был похож на меня, порывистый, неусидчивый, жаждал приключений, никогда не был против взять меня с собой за компанию… Не брат – а мечта. Я обожал его… Когда его увезли, я был раздавлен. Не так, как мама, хотя по Рамону я тоже ужасно скучал и горевал, но, вероятно, в моем мозгу не сходилась картина того, что одного моего брата убил второй. Факты были налицо, я сам видел зарождение его болезни, но я не верил до конца, не мог поверить… Он исчез, я остался один. Отец все время дергал меня с разной поебенью, вроде выучить всех рэев, знать назубок связи с нар-шадами, кто кому кем приходится… Подростку и так сложно, а тут еще вся эта херня, не говоря уже о подкосившемся здоровье матери. Мы часто ссорились, я убегал подальше и чувствовал себя одновременно одиноко и в ловушке. И страшно скучал по Карлосу. Когда я как-то попросил маму взять меня с собой к нему, мне дали понять, что это невозможно, потому что он-де в таком состоянии, что видеть его будет больно. Я считал, что это полная чушь и злился еще больше. Собственно, так прошло почти четыре года. А потом в клинике он что-то натворил… Рокэ спихнул бумаги и письма в сторону, улегся на шкуру и потер глаза. Ричард рискнул придвинуться к нему, мягко сжав его согнутую изящную коленку сквозь ткань брюк. - Останови меня, пока еще можно, - хрипло прошептал Рокэ, глядя в потолок. Дикон судорожно сглотнул и ничего не сказал. Они посидели минуту в полной тишине, слушая размеренное тиканье стрелок часов. - Он устроил побег… или драку… что-то очень масштабное, дикое, пострадали люди, - тихо вновь заговорил Алва, зарывшись одной рукой в собственные волосы, а вторую устроив на животе. – Я не знал подробностей, но представлял себе из услышанных обрывков разговоров именно это… Просто никто не счел нужным рассказать, а я не счел нужным тогда расспрашивать точнее. Клиника отказывалась продолжать держать его у себя и Алваро решил, что это блестящая идея – вернуть сына домой, под присмотр верных людей. Мать немного ожила, она сама была нездорова, как я говорил, и это скорое воссоединение семьи выглядело весьма пугающим, если бы кто-то из нас подумал об этом лучше – или хотя бы дольше. Но все были взволнованы, а я был рад до кошек. Мне казалось, это шанс вернуть нормальную жизнь, убедиться, что отец – псих похлеще Карлоса, раз родного сына сдал в лечебницу, не разобравшись толком в том, насколько тот был виноват и действительно ли столь серьезно болен. Я не хочу оправдываться, я правда был малолетним идиотом, который верил не пойми во что. Возможно, посети я его хотя бы раз в клинике, я бы убедился, что он действительно спятил, и уже рассуждал бы по-другому, но, увы, все было вот так и никак иначе… * Двадцать с лишним лет назад. Рокэ приник к окну, выглядывая, не видно ли машин. Они с матерью были в Жемчужной гостиной – раньше это была ее любимая комната, сейчас же она тихо сидела в кресле у окна, возле которого пристроился младший сын, а раскрытая книга лежала позабытой у нее на коленях. Герцогиня Алва глядела в пустоту. - Росио, ты заслоняешь свет, - тихо заметила она и Рокэ обернулся, стараясь долго не смотреть в отрешенное лицо, которое последние годы только пугало. Он молча слез с кушетки и отошел к столику, где стояла вазочка с фруктами. Взяв небольшой апельсин, он нервно поперекидывал его из руки в руку, как мяч. Отец уехал за Карлосом и его не было уже часа три. Он, впрочем, не рассчитывал на скорое возвращение, но для соберано и его сына подготовили частный самолет, а значит им пора было бы уже быть где-то рядом… Увидеть Карлито хотелось страшно. Наверное, ему еще не доводилось чего-либо так жаждать в этой жизни. Брат исчез так внезапно, что поначалу все могло бы казаться дурацкой шуткой, если бы не похороны Рамона, на которых Рокэ побывал лично. В голове не укладывалось, как вообще могла случиться подобная трагедия. Откуда он взял пистолет? Обычно оружейную отец запирал, там хранилось все оружие в талигском особняке – начиная со старинных пик и мечей и заканчивая охотничьими ружьями или боевыми пистолетами, которые для соберано иногда доставали и чистили перед его поездкой с гостями пострелять на специальном полигоне. Впрочем, Карлито всегда мог достать все, что угодно. Рокэ задумчиво опустился в кресло у огромного камина, в котором слабо тлел огонь. Осень еще только наступала в Алвасете и камин разжигали в основном из-за матери, которой вечно было холодно почти везде. Рокэ забрался в кресло с ногами, очищая апельсин от шкурки. В любой другой день он постарался бы заявиться домой позднее, когда уже минует ужин и можно будет сразу уйти к себе, но сегодня все было иначе и даже тихое соседство в одной комнате с потерянной матерью не портило настроение как обычно. Раздался знакомый шорох шин о гравий и Рокэ гибко подскочил, снова кинувшись к окну. Два черных «мориска» последней модели въезжали во двор. Сзади раздался глухой стук, и юноша резко обернулся. Мать стояла рядом, а книга упала на пол. Он растерянно склонился и поднял ее, но она уже развернулась к дверям, позабыв и о ней, и о младшем сыне. Первым вошел отец, успокаивающе улыбнувшись жене. Рокэ стиснул зубы – он ненавидел эту лицемерную гримасу из серии «все хорошо, все чудесно». Он, впрочем, тут же выбросил его из головы, разглядывая угловатого парня в окружении двоих охранников позади. Карлос почти не изменился. Ему, должно быть, уже было восемнадцать, но выглядел он ровесником Рокэ. Бледный, очень худой и очень тихий, он ни на кого не смотрел. Мать рванула было к нему, но Алваро удержал ее от объятий. Карлос заторможенно покосился на нее, и тут же отвел глаза, но вдруг заметил брата и его лицо ожило, как по волшебству, он улыбнулся, почти как в детстве – обаятельно и вдохновенно: - Росио! Впрочем, поговорить им тоже не дали – отец что-то пафосно бросил о том, что всем надо отдохнуть, и Карлоса увели, точно он был под конвоем. Рокэ, злясь на весь мир, унесся к себе. Карлосу отец выделил целое крыло на третьем этаже, которое стерегли несколько охранников. Началась еще более странная жизнь, чем за последние годы до этого. Мать уходила к Карлито по утрам и ее никогда не оставляли с ним одну, плотно окружив людьми. Рокэ вначале отец вообще отказался пускать к Карлосу, но после скандалов и угроз потребовал тоже охранять единственного здорового, по его мнению, сына, и тот ужасно бесился, потому что в присутствии стольких людей Карлос замыкался и из него было слова не вытянуть. Выглядел он вполне нормально. Не бубнил о галлюцинациях, не рвал на себе волосы, не буянил, не кричал, не хохотал как псих. Просто сидел на постели все время, подогнув одну ногу под себя и затравленно смотрел на брата, отчего у младшего разрывалось сердце на куски. Гулять ему не давали, боясь, что тот попробует сбежать, да и его могли банально увидеть те, кому Алваро его показывать не желал. Рокэ отчаянно жалел брата и долго думал над тем, как можно было бы ему помочь. В школе оставалось учиться еще год, потом можно будет уехать в Талиг, найти работу, попытаться забрать Карлоса к себе, хотя отец будет точно против. Рокэ нервно расхаживал по своей комнате, спал мало, все размышляя над путями и решениями. Охрана была на стороне соберано, конечно, уговорить их оставить их с братом вдвоем вообще было бесполезно. Только один парень, довольно молодой, Хуан, кажется, иногда благородно уходил к дверям, позволяя Рокэ сесть ближе к Карлито, и он за это был ему благодарен, всех прочих людей отца младший соберанито не выносил. С Карлосом нужно было непременно поговорить, хорошо бы наедине, узнать, что он думает обо всех этих зверских методах отца, о планах Рокэ про Олларию, хотел ли он вообще бежать с ним вдвоем, как в детстве, забыв об условностях и дурацких правилах. Но едва Рокэ тихо заговаривал о чем-то таком, взгляд Карлоса стекленел, или вообще становился потерянным, он мотал головой, словно не желал слушать ничего о собственном спасении, и Рокэ приходил в отчаянье. И тогда у него созрел четкий план. Надо было найти способ избавиться от охраны на время и наконец-то увидеться без свидетелей. В конце концов, если Карлос не захочет ждать окончания учебы брата – он может сбежать. Рокэ уже решил, что попросит Ротгера помочь – Карлито неплохо плавал и сможет на лодке отца Вальдеса достичь Багряных земель, а там затаится на время… Хотя бы на год! Рокэ пробрался в кабинет отца, в отличии от особняка в Олларии, здесь обстановка была посовременнее, но общим был шкаф с ядами и лекарствами. Рокэ откровенно скучал, когда Алваро пытался учить его премудростям медицины и ядотворения, но запомнил, что среди склянок было мощное снотворное средство. Ему хватило времени ненадолго заглянуть на кухню поболтать с Кончитой, которая грозно гоняла кухарок по всей огромной комнате, и незаметно добавить несколько капель в ужин для охраны, который как раз собирались нести наверх. Рокэ мерил шагами свою комнату, рассеянно прислушиваясь к звукам замка и то и дело поглядывая на часы на стене. Мать, должно быть, уже легла, а отец наверняка в кабинете, где иногда умудрялся задремать над бумагами и счетами. В любом случае, кабинет был мало того, что на другом этаже, так еще и в другом крыле, так что помешать им с братом никто не должен. Рокэ выдержал для верности еще полчаса от предполагаемого времени начала действия снотворного, и отправился на третий этаж, стараясь не шуметь и оставаться незамеченным. Охрана спала, сидя кое-как на стульях в коридоре у дверей Карлоса. У них было примерно полчаса, когда на смену этим увальням придут другие. Рокэ быстро обыскал спящих ловкими тонкими пальцами и нашел ключ, отпирая дверь комнаты брата. В комнате был выключен свет. Эти сволочи не особенно церемонились со своим поднадзорным – Карлос раньше всегда ложился поздно, а сейчас его мнения никто не спрашивал. Рокэ прикрыл дверь и вгляделся в очертания кровати и фигуры на ней. - Карлито? – тихо позвал он, пытаясь нащупать включатель на стене. Что-то стукнуло и Рокэ прищурился, а потом кто-то схватил его неожиданно сильно за руку и со всей дури припечатал о стену. Голова закружилась, и юноша почти оглох от боли, а когда сознание прекратило вертеться пульсирующими пятнами в глазах, он понял, что его душат. - …Никогда больше… Никогда… Ты обещал мне! Ты обещал! - Кар… Карли… Рокэ вцепился в жесткие пальцы, пытаясь оторвать их от шеи и сделать вдох, но его держали железной хваткой. Он собрал все силы и грубо ткнул своими пальцами в бок брата, тот простонал что-то неразборчивое, но это позволило Рокэ судорожно глотнуть воздух, и он отпихнул от себя напавшего. Колени подогнулись от слабости и Рокэ осел на пол, хрипло кашляя. - Росио… - Карлос! - Они уже здесь! – яростный шепот брата показался жутким и нелепым одновременно. Он схватил младшего за худое плечо, больно впиваясь пальцами сквозь тонкую ткань футболки. – Они снова пришли… - Кто пришел? Тут только я! - Твари, Росио, Изначальные твари, они повсюду, они хотят забрать тебя, как забрали его… - Карлос, пусти, - Рокэ слабо попытался вырваться, но брат обладал какой-то нереальной силой. - Они каждый раз притворяются… Прячутся… Я всем показывал… Они ушли и вернулись… Они снова за мной, они снова за мной… Рамонито забрали, я не смог… - Карлос, тут только я… Позволь мне включить свет, и ты сам увидишь… - Не ходи к ним, Росио, не ходи, они сожрут тебя… Они уже пытались, я их отогнал… - Карлито, я клянусь тебе здесь только я… Рокэ успокаивающе накрыл его руку своей, и брат задрожал, разжимая пальцы и отпуская острое плечо. Это дало младшему возможность выдохнуть, поверив, что он просто напугал его, про себя костеря охранников, оставивших Карлоса в темноте. - Я сейчас включу свет, хорошо? Ты сам все поймешь… Брат молчал, тяжело, заполошно дыша, и его рука в ладони Рокэ застыла, точно он не знал, что делать с прикосновением. Юноша осторожно выпустил его пальцы и поднялся на ноги, покачнувшись. Он едва сделал шаг к стене, как его сбили с ног и Рокэ рухнул обратно на пол, больно подвернув ногу. - Карлос, что ты… - Чудовище… Ты настоящий Чужой! - Пусти, что… Его огрели по голове внезапно и мощно, вытрясая душу. Рокэ оглушенно застыл, чувствуя, как чужие пальцы до синяков сжали запястья. - Больше не позволю… Больше нельзя… Ты обещал… Что не коснешься… - Карлос, - младший брат не узнавал свой голос, он звучал совсем тихо, если вообще звучал. – Это я, Росио… - Ты лжешь, ты всегда лжешь! – закричал брат, с силой рванув его футболку на себя и Рокэ услышал звук разрываемой ткани. Его замутило и он попытался, отпихнуть стальные руки, пригвоздившие его к полу. - Я сумею защититься… Ты не можешь… Они уже здесь, и ты знаешь… Ты не станешь! Не станешь! - Пусти, - простонал Рокэ, чувствуя ржавый вкус крови во рту, но его словно вообще не слышали. - Я не дамся… не дамся… Рокэ тряхнул головой из стороны в сторону и собрался с силами, пнув брата коленом куда-то в пах. Тот взвыл совсем по-звериному, ударив его в ответ в живот и Рокэ согнулся от боли, но тут же впечатал локоть ему в шею. Они боролись как два спятивших животных. Рокэ действовал больше на инстинктах, помогло то, что Карлос внешне был не выше него, но какая-то кошкина сила наполняла его безумным преимуществом. Он лягался, бил, царапал и кусался, он рвал на нем одежду и Рокэ показалось в какой-то момент что он провалился прямиком в один из кошмаров, который все не кончается и не дает проснуться. - Я не слабый!.. – выл брат, навалившись сверху. – Я докажу… Рокэ, не веря в успех, на пробу крикнул, зовя на помощь, но тут же получил по лицу. Он ощутил чужую шершавую ладонь в области паха и ужом завертелся, пытаясь вырваться, но его словно зажало камнями. Карлос рвал остатки домашних штанов, оставляя ссадины на бедрах и животе. - Не делай этого! – умоляюще прошептал Рокэ, чувствуя такую беспомощность, что хотелось тоже завыть, только от безысходности, собственной глупости и острых когтей отчаяния, царапающих душу. Брат не остановился ни на минуту, заломив ему ногу с такой силой, что младший всхлипнул с протяжным стоном, а потом его накрыло совершенно не ведомой до этого болью, точно кто-то разрывал его на куски, кромсая внутренности, терзая и протыкая насквозь, будто насаживая на вертел вроде тех, на которых готовили поросят или оленей на массовых праздниках в Алвасете. Рокэ в какую-то секунду просто перестал сопротивляться, ослепнув от слез и оглохнув от боли. Он вообще не помнил, как их нашли, кажется, это был тот охранник, Хуан, он не помнил, как появился отец – все лица вокруг слились, остались одни пятна и смазанные звуки. Кто-то его нес куда-то, а может он плыл – все вертелось бешенным хороводом, а потом он лишился сознания. Он очнулся в своей постели, было раннее утро, шевелиться не хотелось вовсе, а сон, такой жуткий и реалистичный, отозвался отголосками ужаса где-то в душе. Он повернулся на спину и охнул, ощущая ноющую, ужасно тянущую резь внутри, ниже пояса, и реальность обрушилась сверху, придавливая отвращением, стыдом и страхом, животным и омерзительным. Только тут он заметил отца. Алваро сидел в кресле у постели, глядя на него нечитаемым взглядом и Рокэ захотелось сейчас же провалиться сквозь землю, прямо в Лабиринт, если таковой существует, от банального смущения, острого чувства вины и досады. - Что ты натворил? – глухо бросил отец, его лицо было похоже на треснувшую маску – вроде бы внешне спокойный, а в голосе прорывался яростный гнев, смешанный с чем-то непонятным. Рокэ прикрыл глаза. Глупо захотелось не то расхохотаться, не то закричать, ударить его по этому надменному лицу и высказать все, что на душе, извалянной в грязи. - Как ты посмел меня ослушаться? Я запретил тебе ходить к нему одному! - Ты… - вместо крика Рокэ смог выдавить только свистящий шепот, бледнея от злости и ненависти. – Ты не давал мне с ним видеться, ты скрывал, в каком он состоянии… Ты привез сюда его, решив, что мы сможем жить бок о бок с сумасшедшим, и даже не сказал… - Что я должен был сказать? – резко поинтересовался Алваро, перебив его и сверкая темными глазами. – Что его насиловал санитар в больнице? Я не мог оставить его там! Как можно было… - Ты даже это скрыл… - простонал Рокэ, зажмурившись от боли и отголоска слабого сочувствия к брату, которое казалось эхом каких-то нормальных чувств, теперь навсегда заваленных где-то глубоко внутри, под воспоминаниями об ужасе от придавливающего тела в облепившей тьме. - И ты будешь, - глухо бросил Алваро, и юноша не сразу понял, о чем он, а поняв, отнял руку от лица и опалил его яростью и отвращением в синем пламени. - Я не стану играть в твою любимую игру! - Ты мой наследник! - Твой наследник – спятивший насильник и убийца! - Росио… - Не смей... Убирайся! Видеть тебя не хочу! Алваро быстро встал и, не сказав больше ни слова, вышел, оставляя младшего сына в одиночестве и вновь навалившемся отчаянии. Его терзало отвращение к себе самому, воспоминания вечера и страх – то, что никогда еще не охватывало его прежде с такой силой и объемом. Мать пришла позже и плакала, сидя на его кровати. Рокэ почти не слушал ее, думая о том, как же ему хочется помыться прямо сейчас, а потом уйти из замка и больше никогда сюда не возвращаться. - …Он сожалеет, Росио, - судорожные всхлипывания внезапно привлекли его внимание, и он уставился на мать с брезгливым недоумением, осмысливая сказанное. - Он сожалеет? – хрипло повторил он эхом. – Да он даже не помнит, что сделал! - Нет, он помнит, и не верит… он так запутан… - А я, мама? Что ты оставляешь мне, раз сочувствуешь лишь ему? - Росио… Он резко отвернулся, морщась от боли ниже пояса и, что было гораздо хуже – от горечи в душе. Все родные несли чушь! Да, он сознавал лучше них, что сам виноват в случившемся не меньше Карлоса, но от обиды, злости и стыда хотелось выть, как вчерашнее насиловавшее животное, хотелось кричать так громко, чтобы вызвать грозу и гром, чтобы прямо сейчас ударила молния, сжигая это проклятое ноющее тело и освобождая его от памяти и боли. Едва он смог встать, он заперся в ванной, стоял не меньше часа под душем, натирая себя мочалкой до красных кровавых ссадин. Он вдруг осознал, что даже не испытывает ненависти к брату – что взять с сумасшедшего! – а вот ненависть к самому себе… Рокэ громко хохотнул, наконец, сознавая, как назвать это чувство, пожиравшее его второй день. Как просто и верно... Он ненавидел себя так, что хотелось выйти на балкон и перелезть через перила, сверзнувшись прямиком в море под утесом, где построен замок. Чтобы волны унесли его отвратительное тело как можно дальше, вымывая всю память о нем и его глупости. Слуги приносили еду и уносили нетронутой. Он сидел на подоконнике часами, забыв о школе и всем прочем, что обычно составляло его жизнь. Отец не возвращался, мать иногда приходила и молча сидела на постели, вздыхая или плача. Рокэ настолько было плевать, что он даже научился забывать о ее присутствии. Пару раз слуги приносили записки от друзей – они интересовались его самочувствием (Леворукий знает, что наплел им Алваро), подбадривали знакомыми шутками и писали, что скучают. Рокэ смотрел на кривоватые торопливые буквы и не чувствовал ничего. Иногда ему казалось, что он умер, просто никто этого не понял, включая его самого. Может это и есть посмертие – равнодушие ко всем и вся, вечная досада и чистейшая ненависть к самому себе? Чем не наказание за тупость и проступки при жизни? Один раз заходил врач, мэтр Гарсия, кто, видимо, лечил его сразу после случившегося. Рокэ его больше к себе не подпустил, вежливо выставив вон. Огласки, значит, Алваро боится, а терзать сына врачами можно? Блядский лицемер! Рокэ страшно злился на отца и это чувство было единственным, что могло его оторвать от самобичевания. Он мог бы столько всего сказать младшему сыну перед тем, как избавиться от среднего, заточив того на долгие годы в лечебнице, он мог сказать еще больше, забрав его оттуда. Ведь было не сложно поговорить по душам, объяснить тогда еще ребенку, что он лишился в той трагедии четыре года назад на самом деле обоих братьев… Но Алваро выбрал молчание. И Рокэ ненавидел его так сильно за все это, сильнее даже, чем самого себя. Так, что иногда было трудно дышать, просто думая об отце… Тот точно чувствовал или понимал, и им удавалось долгое время вообще не пересекаться – замок был большой. Иногда юноше надоедало сидеть у себя, и он выходил из комнаты, отправляясь шататься по замку, старательно минуя крыло с сумасшедшим. В этом помогали тайные ходы, отсутствие кого-либо рядом и то, что Рокэ выбирался с первыми лучами солнца или поздней ночью. В то утро он сидел на балюстраде верхнего этажа Белой башни, встречая рассвет. Когда-то ему нравилось это время суток, нравились цвета и красота восходящего солнца, серебристо отражающегося в волнах моря, когда-то они с братьями, все трое, любили сбегать сюда от взрослых, считая это место, этот вид своими и ничьими больше. Рокэ судорожно сглотнул, сегодня не чувствуя осеннего холодного ветра, забирающегося под тонкий свитер и безжалостно треплющий волосы во все стороны. - Росио! Он вздрогнул всем телом, затравленно уставившись вправо – немного ниже на парапете крыши замка стоял старший брат. Это потом он узнает, что Карлосу удалось сбежать, стащив ключи у одного из охранников, когда его водили мыться. А сейчас Рокэ дрожал от холода, пожирающей пустоты и не находил слов, чтобы издать хоть звук. - Ро-си-о… - повторил Карлос, напевно, будто по слогам, как в детстве, когда Рокэ бесился и обожал одновременно. Брат стоял, раскинув руки в стороны. Его было отлично слышно – кроме криков чаек и отдаленного шума волн где-то рядом ничего не нарушало тишину этого утра. Младший уже видел его таким – много лет назад он перепугал его до смерти, танцующе гуляя по этому же краю ограждения с фигурной лепниной и водостоком в виде крылатых воронов. - Слезь оттуда, - свой голос Рокэ снова не узнал, но он хотя бы сумел его повысить, с трудом обретая возможность дышать и говорить. - Я виноват, - четко и громко отозвался Карлос, не глядя на брата. – Они победили. Рокэ почувствовал головокружение и тошноту, скребущуюся в горле. Он вцепился пальцами в каменный край балюстрады, словно это он сейчас раскачивался на высоте, не держась ни за что. - Они победили, Росио… А ты меня простишь? - Слезь оттуда! – раздраженно рявкнул Рокэ, глотая ком в горле, показавшийся острым, как лезвие сотни шпаг или рапир в оружейной замка. Он перебросил ноги через перила, спрыгивая на каменный пол балюстрады, сам еще не понимая, что намерен делать. - Я так виноват… - повторил Карлос и впервые посмотрел прямо на него. Юноша вздрогнул, поймав темный, бездонный взгляд, который не мог принадлежать его брату и никогда таким у него не был. Словно Закатная тварь или сам Чужой глядел на него с той стороны темно-карих глаз, расползаясь тьмой в душе Рокэ, обвивая ею все вокруг, как щупальца морских созданий или фантастических пришельцев из приключенческих книг, когда-то прочитанных, в прошлой жизни... Карлос что-то прошептал, но ветер тут же унес его слова, а потом шагнул вперед, сорвавшись с крыши. Рокэ покачнулся, отчаянно моргая и пытаясь отрешенно сообразить, куда подевались звуки вокруг – чайки смолкли, море было не слышно, было не слышно абсолютно ничего. Он склонился над перилами балюстрады, отсюда тело на земле казалось мелким, как игрушечный солдатик из воспоминаний детства. Потом медленно развернулся, упал на колени и его все-таки вырвало. * - …Я сбежал из дома, пока все были заняты похоронами. Помог Хуан, без него я бы, пожалуй, не сумел добраться бы даже до порта, - голос Рокэ был монотонным и отстраненным, ни разу не сбившемся с рассказа и не делавшем пауз. – В Олларии я собирался снять жилье, но денег, что я стащил у отца, едва хватило бы на месяц. Тогда я отправился к Савиньякам. Они были единственными, кого я вообще тогда знал в Талиге. Их отец дружил с Алваро, я – дружил с ними с детства, но старший Савиньяк уже умер, в общем, где-то ночевать было надо. Близнецы умудрялись какое-то время меня прятать от матери. Пока не заявился соберано и не потребовал, чтобы я прекращал истерику и возвращался домой. И вот тут неожиданно вмешалась Арлетта. Оказывается, она все это время была в курсе, что я живу в ее доме… Она отказалась отпускать меня к отцу, вежливо выставив его вон. Спустя полгода я все-таки увиделся с родителями. Отец привез мать в Олларию, гибель Карлоса она уже не пережила, угасая на глазах. Только это заставило меня прийти в особняк. Она пыталась писать мне, но Алваро решил, как обычно, за всех, что будет лучше эти письма не отправлять. Хорошо, конечно, что я все же увидел ее… Она тогда много чего говорила, винила во всем себя, хотя я знал, кто был главный виновник. Ты спрашивал, любил ли я ее... Я ее простил. Этого в какой-то мере было достаточно, чтобы я смог оставить прошлое и жить дальше. - Но… - голос Ричарда был охрипшим и тихим, он ни разу не перебивал его все это время, что тот говорил, а сейчас решился. – Как же ты сумел? Рокэ криво улыбнулся, не открывая глаз – он так и лежал на шкуре, вроде бы расслабленно устроив руку на лбу, точно не делился секретами прошлого, а отдыхал где-то на кушетке или в постели. - Я жил дальше, - повторил он. – Что-то сломалось, что-то склеилось. Были кошмары… Хотя почему были – они есть. До сих пор снятся, как будто все случилось вчера. С тобой как-то это притихло, но они навсегда внутри. Их отголоски в каждом сне. Ричард сглотнул, не представляя, что сказать на это, но Рокэ и не ждал ответа, отстраненно продолжая: - Были и остаются… как ты это называешь? Плохие дни? Их поначалу было охуенно много, если честно. Но потом стали появляться неплохие дни, а затем даже хорошие. На одном концерте в баре, где мы были с Ли и Миллем, меня заметил кастинг-директор молодежного сериала, и понеслось. Почему бы не сниматься в кино? Моя внешность – единственное, чем обладал лишь я сам в полной мере, глупо было этим не воспользоваться. Я стал актером и вдруг понял, что мне необязательно оставаться вот этим угрюмым злым парнишкой с ебанутой родней и уебищным прошлым. Я мог быть кем угодно… Я научился играть так, что мог изобразить все, что мне хотелось. Стать тем, от кого меня самого бы не тошнило. Лицедейство пришло как спасение. Алкоголь тоже помогал, временно спасала и саккота. Они заставляли поверить в то, что я изображал и что хотел видеть в зеркале… Ли как-то отдал меня мозгоправу. Он не в курсе всего этого дерьма в прошлом, просто считал, что я не стабилен из-за смерти Карлоса и разрыва с родней. В итоге я проиграл ему желание в тонто, а он отправил меня к психотерапевту. Хорошо хоть позволил самому выбрать специалиста. И я был поражен, как много мужчин и парней сидели там… Я, разумеется, не считал себя единственным таким пострадавшим, что б ты понимал. Но, увидев всех тех людей воочию, я будто протрезвел. Не скажу, что те сеансы чем-то сильно помогли – тем более я говорил лишь о насилии, избегая подробностей. Возможно, я просто достал врача настолько, что он нашел во всем этом какой-то прогресс, выставив меня вон после полугода таких бесед… Но кто знает… Хуже всего поначалу было с сексом. Забавно это слышать, правда? Я еще помню времена, когда вздрагивал от того, как меня случайно касался Милль или Ли – это было невыносимо до омерзения. Меня начинало мутить, и голова кружилась так, точно я кошкина девица перед балом… И не знаю, чем бы все это кончилось, не появись у меня первые поклонницы после того сериального проекта. Опытным путем выяснилось, что прикосновения женщин мне приятны, в отличии от... Собственно, так я стал образцовым ловеласом и дамским угодником. Рокэ устало потер лицо, так и не открывая глаз. - А потом мне понравился один парень, с которым я снимался в рекламе, - тихо продолжил он после паузы. – Это было ужасно. Чувствовать возбуждение к кому-то, кто был физически силен так же, как ты сам, кто мог в сексе быть наравне или пытаться подчинить... Вернулись кошмары и приступы агрессии. Я ушел в запой. Квентина, кстати, я встретил где-то в то время. Понятия не имею, как долго бы длился этот приступ самоуничтожения, я натурально сходил с ума от желаний и страхов. В итоге я накачался саккотой до ушей и решился переспать с тем самым избранным. Честно говоря, я почти ничего не запомнил из этого опыта, но утром он хотел продолжения, и мы потрахались словно в каком-то бреду… А самое парадоксальное и даже жуткое – мне это понравилось гораздо больше, чем секс с бесчисленными девицами. Мы даже пытались с ним встречаться какое-то время, и я на нем, признаться, ставил ублюдочные эксперименты – долго ли я протерплю, пока он касается моей спины, сколько минут пройдет, прежде чем меня перекосит от ласк шеи, действительно ли я кончаю от удовольствия, а не от путающегося одурманенного сознания, не различая где явь, где сон?... Я пробовал многое. Я пробовал разное. Сначала было трудно. Иногда пиздец как отвратительно… Однажды меня вырвало после секса с грубияном, любившем совать пальцы в задницу, пока я его трахал… Собственно, у меня много совсем дерьмовых историй, Дикон, которых я не знаю зачем кому-то рассказывать вообще. Да и не буду пытать тебя подробностями того, как я выстраивал себя заново. Процесс сложный и болезненный, но только кому еще было это делать? Я обращался с людьми как с говном, использовал любовников и любовниц для собственной извращенной психотерапии. Секс стал моим выходом и в то же время моей клеткой. Я научился воспринимать его отдельно от случившегося, не соотнося то блядское насилие с тем, что происходит у меня в постели. И это работает. До сих пор, что бы ты понимал, каждый ебаный день. Ты никогда не забываешь того, что случилось, но ты все же за каким-то хуем живешь. Улыбаешься. Дружишь. Трахаешься. Шутишь. Строишь карьеру. Потом случается срыв. И вот ты уже вновь на наркоте или пьешь, как последняя тварь… А потом ты выбираешься из дерьма и снова по новой… Зачем? Кто бы знал. Иногда в этом мире можно встретить хороших людей – может быть, ради этого? Со временем конечно стало легче. И легче с каждым годом, когда я вижу, сколько лет вообще минуло с того дня. Может быть, когда-нибудь у меня получится вообще забыть о том, что когда-то было? Мне в каком-то плане еще повезло – мои чудовища были мертвы. Я подразумеваю и отца, потому что для меня он перестал существовать давным-давно, еще до смерти матери. Ему это я, разумеется, озвучил напоследок. Он, конечно, пытался меня вернуть. Чем только не угрожал, уговаривал, пытался подкупить какой-то херней, не имевшей ни малейшего значения. Я видел его тогда в последний раз. Мне это помогло, между прочим, и даже в чем-то больше всего остального. Взять и вычеркнуть все, что из себя представлял Росио Алва шестнадцать лет... А потом начать жить заново. Я не придумал другого способа. Рокэ приоткрыл глаза, устало потерев их пальцами, какое-то время поразглядывал потолок, а потом резко сел, упершись ладонями в пол. Он нерешительно взглянул на юношу рядом и вздрогнул. - Дикон… - Прости, я… Ричард отвернул бледное лицо в сторону, прерывисто дыша через рот. Рокэ сдвинулся к нему, пытаясь поймать его взгляд, но тот упорно отворачивался, пока тонкие пальцы не ухватили его за подбородок. Серые сумрачные глаза были полны слез, гнева и отчаянья. - Жалеешь меня? – холодно проронил Рокэ, тут же отпуская его. Ричард вскинул голову и резко помотал ею из стороны в сторону. - Это не то… - А что? – язвительно бросил мужчина, отстраняясь. – Вот поэтому я не собирался… - Это не то! – перебил его Ричард, порывисто ухватив его руками за шею, прильнул ближе, забыв про одеяло, забрался к нему на колени и оплел всеми конечностями сразу. – Я просто в шоке и… ужасе! И в восхищении, если честно… Твоей какой-то нереальной силой духа, твоей волей – я никогда не встречал никого хотя бы похожего! Это все вытащило тебя из всей этой грязи, боли! Любой другой мог прыгнуть вслед за братом! Или мог заполучить душевное расстройство, спятить следом, спиться до смерти, в конце концов… Я не знаю, вариантов столько… Рокэ, ты ушел и сделал все по-своему, ты смог двигаться дальше, жить вопреки и даже, наверное, где-то назло. Я… я не знаю, как объяснить тебе, какой же ты… Я так сильно люблю тебя сейчас… Просто до боли… - Ну и почему же тогда ты плачешь? – дрогнувшим голосом поинтересовался Алва куда-то ему в шею, не пытаясь отлепить его от себя. - Потому что я зол! До Закатных кошек! На твоего ебанутого папашу! И на брата… Ладно, это, может, бессмысленно или глупо… Но я впервые так опасно близок к жажде убийства, а они уже все, блять, умерли!.. Это и злость, и разочарование вместе меня сводят с ума! Так что можешь считать, что это от ярости… Плечи Рокэ задрожали и Дикон напрягся, со страхом представляя, как сейчас впервые увидит его слезы. Душа успела заныть от сочувствия, но тот вдруг отстранился и рассмеялся, тихо и с наслаждением. - Ну надо же, меня еще никто не защищал вот так, как ты, - хрипло выговорил тот, с нежностью расправив их спутавшиеся между собой волосы и взглянув прямо ему в лицо. - Я бы очень хотел сделать это, - грустно шепнул Дикон, - и если бы я только мог… - «…И если бы Абвении были женщинами, мир рухнул бы на восьмой день», - иронично процитировал Рокэ Веннена, согревая его ласковым взглядом. Дикон порывисто прильнул к его губам, целуя с болезненной нежностью, вкладывая в это действие всю любовь и поддержку, что никогда не смог бы высказать словами, просто потому что был не в состоянии найти их сейчас в своей голове, где царил полнейший хаос.