𓆞𓆝 𓆟
Кто-то остаётся в памяти цветными фотокарточками в чужих альбомах, яркими улыбками на лицах, когда в голове мелькают воспоминания, а Джисон остался фиолетовым фейерверком, что запускали его друзья в день рождения Минхо. Нет, Джисон не умер, не исчез, не уехал на другой конец мира — он просто лежал у себя дома, не в силах пошевелить даже кончиками пальцев. Голос его дрожал каждый раз, когда он что-то говорил, да так сильно, что, казалось, силы покинут его тело с минуты на минуту. Он не был смертельно болен, он не страдал тяжёлыми болезнями. «Лень» — как называют депрессию взрослые — то, что поглотило этого веселого парня в свой плен, засосало в пучину апатии, грусти и слабости. «Просто займись чем-нибудь», а сил нет, порой даже вдыхать воздух для парня было непосильным трудом. На руках у Джисона появились маленькие трещины, он усердно скрывал их, но временами, когда он спал, одеяло подводило его, открывая миру раны, сквозь которые наружу вытекала красная боль — на вкус как железо, на ощупь как молоко, запах ее похож на свежесть и свободу. Слезы уже даже не пытались высохнуть на его щеках, стекая вниз по подбородку на цветастую футболку с динозаврами, что Джисону подарил Минхо. Вспоминается то время, то была осень… Она уже раскрасила деревья в яркие цвета, неся с собой холодный ветер и частые, почти ежедневные, дожди. Вот и в тот день, хотя это было лишь начало осени, сентябрь, вроде, незадолго до дня рождения Хана, дождь опрыскивал землю, как из пульверизатора, на темном дырявом асфальте образовывались маленькие лужи, погода стояла прохладная, совершенно несравнимая с тёплыми августовскими вечерами. Джисон знал Ли Минхо уже пару месяцев, но ему казалось, что знали они друг друга всю жизнь, ведь каждый раз, когда они виделись и один из них начинал о чем-то говорить, разговоры их не прекращались ни на секунду, а темы перетекали в новые так плавно, что порой парни не понимали как пришли от камня к изобретению машин. Они обожали проводить время вместе и очень хотели отпраздновать все праздники этого мира вдвоем, но работа и учеба давали о себе знать загруженным графиком и огромными мешками под глазами. — Джи, прости, мне поставили смену в твой день рождения… Они сидели в тесной комнате для персонала, где помимо маленького черного кожаного дивана и деревянного стеллажа ничего и не было. Минхо сидел на диване, глядя на парня, который искал свой фартук. — Понял, у меня все равно планов не было. Джисон звучал слишком расстроено. — Хани, все хорошо?𓆞𓆝 𓆟
Джисон сидит в лесу у речки. Сюда его привел Минхо. Его ноги тают в холодной воде, укутанные звёздами и месяцем. Пальцы покалывает от холода. В тот день Минхо принес с собой огромный пакет, доверху наполненный любимыми конфетами Хана, а на самом дне лежала футболка. Такая яркая, жёлтая, как солнце в летний день, с маленькими зелёными, цвета травы, динозаврами. Восторг! Джисон ощутил себя нужным, важным. Это было ново. А что же случилось потом, от чего он лежит тут, стараясь не остаться трупом на мягком синем диване? (Взрослые называют этот цвет успокаивающим и расслабляющим, приносящим ощущения мира и гармонии, но Джисону, лёжа на этом противно-синем диване хотелось лишь исчезнуть.) О, это было дело не одного дня, началось всё давно, наверное, с самого рождения. В детстве Джисона отвели в садик. Дети сразу невзлюбили Хана. Он казался им слишком странным, в своей розовой куртке и такого же цвета кедах, с двумя мило торчащими хвостиками и заколками-звездами, цветными пластырями с рисунками на месте ранок, ссадин и синячков. Потому Джисон, которого ужасно сильно расстраивала эта несправедливость: «от чего девчонкам говорят что они красивы, когда на волосах их заколки, когда у них новая вещь или милая игрушка, а меня бьют и обзывают?», вечно проводил время один, прячась от реальности. Он не собирался меняться, он не боялся быть тем, кто он есть. Маленький Джисон вечно лежал в зелёной траве на поляне, за детским садом. (От чего-то в детстве все такое яркое: красная песочница, ярко — жёлтый песок, зелёные качели. Никаких забот.) Другие дети из его группы в садике что-то искали в пруду или играли и резвились, постоянно колыша траву вокруг мальчика и хохоча. До слуха маленького Джи постоянно долетали обрывки фраз и детский смех. Солнце выглядывало из-за ветвей огромных каштанов. Всё так замечательно. Когда мальчик пошел в школу, несмотря на все его слезы, мольбы и надежды, обижать и бить его не перестали. Дети становились все более жестокими. Теперь они не просто слабо били его в плечо, а пинали в живот, спину, бока, доводили его лицо до состояния мяса. Когда Джисон стал постарше, около четырнадцати лет, оскорбления со стороны одноклассников стали лишь усиливаться. Джисон тогда впервые покрасил волосы и проколол уши, он очень хотел выглядеть так, как ему нравится и не слушать других. Одноклассники называли «педиком», рвали волосы, тушили сигареты об тонкие запястья, насмехались над фигурой: «Эй ты, Хан, у тебя ножки как у девчонки! Поедем с нами, мы тебя переоденем!» Хан тогда много плакал ночью, запершись в своей комнате, но в школе он всегда улыбался, оставался весёлым и жизнерадостным, что бы ни произошло. После ужасного периода школы, Хан, несмотря на наставления матери, отправился в университет. Он всегда мечтал стать музыкантом, а тут это станет его профессией.𓆞𓆝 𓆟
В университетских коридорах ужасно шумно, звуки бьют по ушам, и голова начинает трещать. Толпа взволнованных студентов раскидана по всей рекреации, со всех сторон доносятся разговоры и смех. Светло-зелёные, будто больничные, стены освещены солнцем, деревянный паркет скрепит под тяжестью нескольких сотен ног, все первокурсники направляются к огромной лекционной, где сегодня какой-то очередной пожилой и опытный лектор расскажет им о всех прелестях той науки, что они изучают, о магии искусства и о его нужности для общества, одним словом — скука. — Хэй, Джисон-а, как твои дела? — растолкав мимо шедших девушек-сплетниц, подбегает к другу Феликс. Его голос смешивается с десятками других и отвратительным эхом отскакивает от стен, заставляя Джисона зажмурить глаза от неприятного чувства в ушах. — Привет, Ликс, да всё нормально, — Джисон смотрит на друга, что улыбается ему своей солнечной улыбкой. — Придёшь вечером на нашу крышу? Сегодня Сынгу не будет до ночи, может повезёт. — Приду, не волнуйся, сегодня смена Минхо, так что я смогу отдохнуть. Сегодня Феликс, как странно, был молчалив. Он всегда ужасно болтливый, что, на удивление, нисколько не раздражает Джисона, который предпочитал музыку большим компаниям и весёлому времяпрепровождению. Джисону Феликса хватало с головой, тот болтал за семерых, а веселился за целую толпу. В лекционной было душно и скучно. Время будто стало высохшей рекой, где воды столь мало, что течения даже нет. Часов на стене не было, так что лишь голос лектора разрезал эту несметную тишину. Пожилой мужчина, лет шестидесяти, с зализанными седыми волосами, в черном парадном костюме и лакированных ботинках, стоял перед первокурсниками, рассказывая им, своим скрипучим гнусавым голосом, об их «эксклюзивной возможности — прямо сейчас перевестись в университет кинематографа и не тратить 5 лет своей жизни просто так на какую-то музыку». Веки Джисона становились тяжелее, глаза будто слипались, он даже и не понял когда провалился в царство Морфея. — Джисон, — тряс друга за плечо Феликс. — Ты с нами? Космос, космос, это земля! Прием! Хан распахнул глаза. Яркий солнечный свет бил в глаза, Феликс расплывался, мутнел и ослеплял. — Пары кончились? Уже можно домой? Феликс захихикал и кивнул. — До встречи, бро, не проспи нашу встречу!𓆞𓆝 𓆟
Парень схватил новенький скейт, который он купил себе на свою первую зарплату в честь поступления, и старый, уже порванный рюкзак, заполненный чипсами и конфетами. Последний раз взглянув в зеркало, он зачесал руками с черными ногтями и крупными кольцами свои волосы цвета соломы. Дверь в его маленькую квартиру с грохотом захлопнулась, отдаваясь вибрациями в полу этого старого дома. На улице было темно. Он достал пачку сигарет из рюкзака, закуривая. Лишь изредка темную дорогу старого района совещали не менее старые фонари, окрашивая кусты, асфальт и редкие машины в холодный синий цвет, как в морге или в кабинете судмедэксперта. Глаза нещадно слезились от холодных резких порывов ветра, что трепал одежду, путал волосы и развевал сигаретный дым. Джисон спешил, ужасно спешил, Феликс уже ждал его на крыше своего дома. Сигарета тлела в пальцах, пока Джисон отталкивался от земли, стараясь ехать быстрее. Колеса скейта тёрлись об асфальт, издавали слишком громкий скрип, но парень не слышал. Музыка в его наушниках яростно громко била по ушам. Возможно, если бы на его месте был кто-то другой, то он бы непременно сделал потише, но в этом и есть вся прелесть. Вот Джисон уже подъезжает к дому друга и забегает в, на его удивление, открытый подъезд. Быстро взбежав по лестнице на самый верх, парень скрипнул дверью, сразу замечая силуэт у края крыши. Там стоял Феликс. Его клетчатую большую рубашку развивал холодный, пронизывающий до мозга костей ветер, волосы путались от сильных порывов, горячие слезы стекали по розовым, замёрзшим щекам. — Свободен, — прошептал он, делая маленький шаг к самому краю. Вдруг, чьи-то теплые руки схватили его за талию, дёргая назад. — Ликс! Зачем?!