Музыкальная шкатулка

Этот вечер тянулся невероятно долго... Солнце,такое огромное и яркое,тёплое... Ярко-оранжевое,как спелый апельсин,медленно отпускалось за тихую темную гладь бесконечного,исчезающего в легкой туманной дымке океана,окрашивая в мягкие постельные тона светлое,пока ещё ясное небо. Воздух летом здесь всегда тяжёлый и терпкий,липкий и тянущийся,душит горло и затмевает глаза. На западе,у моря,всегда так... На улицах было ещё светло, но жара стояла невыносимая,поэтому лишь некоторые люди неспешно тянулись за липким летним ветерком куда-то вдаль,к небоскрёбам. Все невероятно тянется... Как будто все это лишь простая замедленная съемка... Так проходил каждый день... Когда же жаркое яркое солнце окончательно скрылось за ледяной тихой гладью,в бездушных отрешенных домах начали медленно загораться огоньки. Один... Вот ещё один... И ещё... В высоком и старом,буквально разваливающемся от жары отеле посреди города загорелось лишь два скудных огонька. Они едва ли были видны в этой темной беззвёздной ночи, когда она мертвым дыханием начала опускаться на землю. Жара спала... В отеле было намного холоднее, чем на улице. В этом здании всегда стоял мёртвый бездушный холод,хотя на улицах гулял август, жаркий и невозможно живой. Но он не приносил нам никакой радости... Все обитатели отеля, которым додумалось справлять жару стаканчиком холодной содовой или виски с кубиками подтаявшего льда, сейчас с лёгким интересом и ленью в глазах наблюдали за старым, немного потрепанным местами граммофоном, пыльном и скрипучем,как сам отель. Чёрная старая пластинка медленно и неспешно кружилась в легком вальсе и мелодия так же неспешно разливалась по едва ли освещённому бару, голос женщины заглушали лёгкие хрипы старого дядюшки граммофона, он как будто кашлял и задыхался,но женщина не переставала петь. Даже мелодия в этих стенах тянулась вязкой жижей... Это была какая-то лёгкая неспешная эстрада, но до этого песню мы не слышали... Одному лишь Всевышнему известно, где Джимми ее нашёл. На пыльном картонном кармашке какая-то немолодая женщина в лёгком зелёном платье,старые тонкие руки украшали тёмные перчатки,вычурные старые зелёные меха, она стояла у микрофона. Лицо ее было старым и довольно морщинистым, веки ее накрывали синие яркие тени, но все равно было в ней что-то невероятно притягательное и привлекательное... Эльза Марс, гласила запылённая надпись... Она пела что-то про жизнь на Марсе и маленькую девочку с мышиными волосами, в голосе ее разбивалась не сбывшаяся мечта... Песни медленно сменяли одна одну, плавно тянулись и каждая из них была наполнена странным печальным чувством,режущим,как острое стекло. После Джеймс неспешно перевернул пластинку и быстро закрутил ручку. Тишину прервал хриплый кашель,а после песня снова полилась. Лёгкая и невесомая,как и особа,вошедшая к нам. Элизабет... Она была лёгкой и нежной,неприступной и холодной,надменный взгляд осматривал помещение и на пару секунд задержался на граммофоне. Казалось,будто голос женщины задрожал... Все произошло быстро... Видимо,пьянящий аромат ее парфюма затмил мне разум,но я не помню,как не хрупкое тело прижалось к моему... Ее холодные хрупкие пальцы легли в мою руку,а голова осторожно и недоверчиво легла на плечо,она медленно прикрыла глаза и обмякла,как будто почувствовала защиту в моих руках, она не убегала от меня... Так же медленно и плавно, растягивая каждую секунду, мы неспешно двигались в легком незамысловатом танце,в долине богов и монстров, прямо посреди сада, невзирая ни на кого в баре... Вскоре моя музыкальная шкатулка с неприятным звоном и глухим стуком захлопнулась. Я медленно приоткрыла глаза,слегка нахмурившись. Осознание того,что она прошла мимо граммофона к дальнему столику заставило невольно откинуться на спинку стула,слегка помятого и побитого годами. Если бы моя музыкальная шкатулка играла,то под лёгкую звенящую мелодию непременно танцевала бы эта женщина...