Бедный дьявол

— И помни, сынок, я уговорил Комиссию отступиться от тебя… — хриплый голос старика как сквозь вату долетал до ушей, — Лучано и Лански голосовали за твою… отставку. Особенно Мейер, он не переносит такого, он не прощает неверность. Мне было нелегко их отговорить… Верность. Он всегда был верен. Сначала своей семье, потом стране, потом «Семье». Быть может, у него был больной мозг, но ему не казалось, что он предает тех, кто сам становится предателем. Нарушает законы семьи. Они были бешеными собаками, которые убивали других бешеных собак, только и всего. Ни больше, ни меньше. Возможно, их всех следовало пристрелить. — Столько стараний ради одного громилы? — хрипло прошептал Вито. Он подивился своему голосу. Он звучал жалко. Сейчас он и был жалким. — О, ты не просто громила, Вито, — деловито сказал Лео, уже без прежнего выражения сочувствия на лице. Ты — залог того, что Сэл Маркано в Нью-Бордо перестанет ерничать и будет под присмотром моего человека. Ты обязан мне жизнью, Вито. Ты это сделаешь для меня, потому что знаешь, что это единственный выход. Это. Твой. Шанс. На жизнь. Сердце в груди медленно и тяжело бухало. В виски словно залили цемента, в ушах был какой-то непонятный писк, а перед глазами все плыло. — Да, Лео. Я все сделаю… — Только из большого уважения к тебе, Лео, и к Фрэнку, я-таки поддержу тебя, а следовало бы этого не делать, — вещал на Большом Саммите в Нью-Йорке Мейер Лански, напряженно постукивая пальцами по своему столу. Его черные еврейские брови были нахмурены, черные глаза вперились в Галанте. Его консильере листал полицейский отчет по делам Вито. — это бешеная собака, которая сорвалась с цепи. Лео вздохнул и собирался уже по второму кругу начинать заготовленную речь. — Нет, Лео, я лишь прошу тебя еще раз подумать, — не дал ему вставить слова Мейер. — Он опасен, а ты хочешь его посадить на кресло в Нью-Бордо! Тебе это боком не выйдет? — Оттуда он нам не доставит проблем, — в который раз сказал Лео. — Мейер, я ручаюсь, такого больше не повторится, это все было следствием сбоя в системе. Нам нужен свой человек в Бордо, и лучше на примете у меня нет. — Плохо же дела идут у вас, — фыркнул Мейер, — вот только из-за проблем итальянцев начинаются проблемы у евреев и негров, и в итоге страдают все! — Эта дискуссия начинает утрачивать свой изначальный смысл, джентльмены, — вмешался Лучано. — Раз все решено, давайте наконец с этим покончим. — Поджарый худощавый мужчина поднялся со своего места, — под твою ответственность, Галантэ. Вито слишком много раз прокручивал в голове все, что произошло за последний год. Он и Джо были импульсивными мудаками с яйцами больше, чем их мозги, с этим он не спорил. И все же… Вито попытался найти в себе хоть капельку стыда, или может быть, раскаяния, хоть чего-то, в конце концов, досады за то, что бизнесы всех семей пострадали из-за действий Скаллета. Вот только внутри все было абсолютно спокойно. Он убивал, потому что мог. Чем это все, в конце концов, отличалось от войны? От Сицилии? Кало тоже убивал. Но это не мешало ему жить припеваючи, отдавать новые и новые приказы убивать людей. Люди гибли сотнями. Сотни его товарищей погибали у него на глазах, но президента США никто за это не наказывал. Он догадывался, что его ума с юношеским максимализмом просто не хватало, чтобы объять всю сложность той системы, которую выстроили Лео Галантэ и другие, а он ворвался туда, как грубый варвар. И все же… «Убивай, или тебя убьют, парень — сказал ему сержант их отряда. Он тогда замешкался. Итальянец был совсем молодым мальчишкой, и они стояли один на один. Хладнокровное убийство». Самолет уносил его прочь от любимого им города, туда, где жарко, душно, а сам город напоминает вонючий клоповник, и где ему ой как не рады. Он уже знает, был предупрежден. Раньше он был врагом общества. Теперь он стал Нежелательным лицом номер один в организации, которая была куда страшнее, чем кучка копов со значками. В принципе, страшнее даже, чем электрический стул, или смертельная инъекция, хотя конкретно на тот момент Вито вообще было плевать на такие незначительные вещи. Лишь бы не трогали Франческу, больше у него никого нет. Мысли о ней — как ножом по коже, аккуратно, едва касаясь — приносят фантомную боль, и обещают боль физическую. В самолете он задремал. Ему снились бесконечные лица Джо, Генри, Франчески, Луки Гурино, Паппалардо. Он бесконечно дергался, просыпался, и снова падал в беспамятство. Рука по привычке дергалась к тому месту, где обычно он носил пистолет. Нью-Бордо был именно таким, каким и представлял его Вито. Душным. Грязным. Вито и так не любил лето, с его жаром и обилием запахов, а южное побережье грозило свести его с ума своим зноем. Какофония запахов и звуков буквально сбивали его с ног в аэропорте, буйство красок, и много зелени ошарашивали. Потом, когда Скалетта освоится, он поймет, что люди, которые были у него в подчинении, олухи, которые ошивались в самом дерьмовом районе города. Они предпочитали не методично зарабатывать деньги, крышуя свои производства, а избивать и воровать у своих же, требуя с них потом дани, которую люди едва могли наскрести. Уж чего-чего Вито точно понял за свою карьеру — со своими людьми надо быть добрее — иначе закончишь как сука Паппалардо. Знакомство с Сэлом Маркано Вито предпочел бы забыть. У Маркано был большой пентхаус, и роскошный балкон. Однако встреча проходила в темном кабинете. Где-то в соседних комнатах слышался детский смех. У Сэла был сын лет десяти. Маркано встретил его сальной улыбкой, похожей на оскал. — О, это же наша новая знаменитость! — Воскликнул он, раскинув руки, как для объятия. В его кабинете находился его консильери, его братья, Томми, Лу и Люцио, несколько мужчин, возрастом ближе к Вито, видимо, лейтенанты, и совсем молодой парень, которому на вид было лет 20. — Тебя называют Чумой мафии, Вито, можно же по имени, а, Вито? — голос Маркано сочился неприкрытым сарказмом. — Сеньор Маркано, — учтиво, однако же, произнес Вито и склонил тяжелую голову в легком вежливом поклоне. — Надеюсь, ты не перестреляешь нас всех тут, — продолжал шутить Сэл. Мужчины в комнате засмеялись, кто-то открыто, кто-то неуверенно. — Ну хватит, хватит, повеселились, и полно, — деланно заявил Маркано, — между прочим, именно сеньор Скалетта избавил нас от этой гребанной крысы Томми Анджело, — мужчина закашлялся, и потянулся к стакану с виски. В комнате с тяжелыми шторами, сквозь которые едва пробивался свет, было очень накурено. — Он это сделал? — Внезапно воскликнул малец, обратив на себя все взоры. Стало тихо. Маркано слегка замешкался, и, как показалось Вито, смутился. Вито уже знал, что испытывает к этому человеку лютую, бешеную ненависть. Маркано вернулся во взятый им деловито-высокомерный тон. — Прошу меня простить, джентльмены, мальчик еще зеленый, не знает, когда нельзя перебивать. — Он махнул рукой на юношей, — Вито, прошу представить, это наша находка, молодой будущий адвокат, Томас Бруни. Подает большие надежды. — Смуглый мальчик торопливо отвесил неловкий кивок и отпустил глаза в пол. Показалось ли Вито, что парень как-то странно глянул на него перед этим? Его глаза будто загорелись на одно мгновение. — Я лишь… передал поклон от Сальери, — сказал спокойно Вито, — выстрел, по правде, сделал не я. — Но ты же выследил его, втерся к нему в доверие! — сказал Маркано. — Этим можно похвалиться. Мы годами этого сделать не могли! Некоторые мужчины согласно закивали. — Да, этого выблядка надо было прижать! — Внезапно воскликнул один мужчина, который до этого стоял позади Вито и почти не говорил. Первым он увидел сначала только грудь, а потом и всего человека, во весь его немалый рост, так, что даже Вито, высокий для итальянца, почувствовал себя маленьким. Мужчина внешне напоминал обычного американца, с русыми волосами и серыми глазами. На вид ему было лет сорок пять. У него был очень серьезный взгляд. — Сеньор Вито, позвольте лично поблагодарить вас от семьи Сальери. — сказал он. — Сальери? — удивленно задрал густые черные брови Вито. — Но разве Сальери… — Была полностью уничтожена, да, можно и так было сказать, — кивнул мужчина. — Я — Стефан Росси, троюродный брат дона Эннио. После его ареста и смерти мне доверили восстановить нашу организацию, вернуть ей былую власть на рынке, восстановить утраченное. Теперь я выступаю от семьи Сальери. — Поздравляю вас с… обретенной семьей, — неловко выдавил Скалетта. Вито хотелось, чтобы все это поскорее закончилось. Ему было жарко. От жары и сигаретного кумара в закрытом наглухо кабинете жгло глаза. Ему хотелось спать, и он устал от перелета. Он устал от Маркано. Хотелось напиться. Но встреча продолжалась еще несколько часов, сначала вежливые расшаркивания, потом знакомство с приближенными Маркано, и еще очень, очень много болтовни. Но хуже было то, что потом все отправились в, наверное, самый престижный клуб Нью-Бордо, место, куда стекались студенты, дорогие проститутки, бандиты и гангстеры плечом к плечу с сенаторами, и, конечно же, их богатые жены. Клуб «Клевер». Возможно, ему бы здесь даже понравилось, если бы рядом были Джо и Генри. Вечером центр города был даже красив, с реки тянуло приятной прохладой, а самую оживленную улицу освещали неоновые вывески. Повсюду были отели, круглосуточные забегаловки, китайские лапшичные, креольские палатки с жареной рыбой, кальмарами и рачками, напротив «Клевера» стоял самый большой в Нью-Бордо кинотеатр — он светился огнями, как огромная лампочка. Перед глазами у Вито слегка расплывалось, потому что он уже успел выпить несколько стаканов виски «за встречу». Он подумал, что может быть, Сэл так угодничает ему сейчас, чтобы его нельзя было ни в чем обвинить. Скорее всего, он ждет, что Вито будет стучать на него Лео. «Клевер» был клубом, рестораном, местом встреч для глав семей, борделем — всем чем угодно для Сэла Маркано. Это было его заведение, его завидный кусок пирога, который приносит честные (отчасти) деньги и помогает отмывать остальное. Вокруг была куча народу, посетители здоровались с Маркано, как с дорогим другом, играла современная музыка, креольские загорелые танцовщицы и белые, холеные француженки ходили меж гостей в коротких юбчонках. Вито было скучно. Ему хотелось смыться. Вито решил продолжить пить. Бурлящее химическое веселье окружающих, как шампанское, било в голову, но от него не становилось приятней, только болели виски. Огни ночного города мерцали и танцевали как калейдоскоп, и Вито был готов приоткрыть свою душу полному отчаяния пьянству. Спустя некоторое время Скалетта обнаружил себя на балконе, с сигаретой в зубах. Он стоял спиной к парапету, облокотившись на него и задрав голову к небу. Больше всего раздражала эдакая жара, а ведь это еще не середина лета. Зато небо было чистым, на нем мелькали редкие звездочки. Ветерок с реки доносил иногда до разгоряченной кожи спасительную прохладу. Он оттянул галстук, который внезапно стал ощущаться как удавка. На балкон вышла расплывчатая фигура, в которой Вито, прищурив левый глаз, признал женскую. Яркий силуэт ее желтого платья, как ленточка, волнительно танцевал и извивался в лучах света, льющегося из окон. Она достала из сумочки (которая сейчас была еще одним нечетким пятном для Скалетты) сигарету и зажигалку, и пару раз чиркнула последней. Но зажигалка выдала лишь искру без пламени. Она щелкнула еще несколько раз. Мужчина тупо пялился перед собой, пока не понял, что девушка смотрит на него в ожидании. Кажется, она даже цокнула языком. Он протянул ей свою зажигалку, и ее лицо на мгновение оказалось в кружочке теплого, танцующего света. Вито разглядел, что девушка была рыжая. Но он был настолько подавлен и не заинтересован, что отвернулся, и снова невидяще уставился в небо. — Что за дивные синие глазки, — протянул мелодичный, чуть глуховатый голос. Мужчина тупо заозирался, пока не понял, что это к нему обратилась молоденькая женщина рядом с ним. — Ты слишком несчастен для таких синих глазок. — Кто вы, леди? — грубовато спросил Вито. Он начал различать ее лицо, видимо, трезвел, и это злило. — Просто девчонка, — сказала та, пожимая плечами, обтянутыми желтым, переливающимся атласом. Она стояла непозволительно близко, и его это выбесило. Он и так насмотрелся сегодня на просто толпу шлюх с их притворными улыбками. Его рука как-то сама собой с молниеносной скоростью метнулась к ней, и он схватил ее за запястье, потянув на себя. Женщина чуть испуганно вздрогнула. — Просто девчонка, значит? Значит, так с тобой можно? — Он притянул ее ближе. В трезвеющем кружке в его поле зрения промелькнули зеленые глаза, густо подведенные тушью, и плотно сжатые губы. По крайней мере она не улыбается мерзкой похабной улыбочкой. — Не говорите со мной, леди, если вы не шлюха, — прошептал Скалетта, отпуская худое холодное запястье. Он снова бессмысленно уставился в небо. По удаляющемуся цоканию каблуков Вито понял, что девушка ушла. Он был таким хорошеньким. И таким пьяным и несчастным. Эми могла представить всех тех девушек, которые теряли разум и сердце впридачу при виде этих ярко-синих глаз. Он был смуглым, темноволосым, с густыми черными бровями вразлет. Правую бровь пересекал шрам. Еще один, длинный и тонкий, как от лезвия, шрам, шел через всю челюсть слева. И еще один, вертикальный, был справа, на подбородке. И Бог знает сколько еще шрамов украшало его тело. Эми достаточно повидала таких парней. Сердце ее сжалось, но она поспешила отмахнуться от этого чувства. Он был итальянцем, она поняла это по необычной форме губ, крупному носу южанина, по его выговору, по еле заметному акценту того, кто слишком долго прожил в Америке. Все итальянцы были смуглыми, темноволосыми и черноглазыми. И только он один с этими своими темно-синими глазами. Девушки влюбляются в такие глаза. Но какой же он был несчастный и жалкий. Несмотря на то, что мужчина много выпил, его жесты не потеряли своеобразной грации. Пьяные глаза невидяще уставились в небо. Голос звучный, и в то же время мягкий. Ей захотелось прикоснуться к вертикальному шраму на его подбородке. Провести по тому, что пересекал челюсть. Заглянуть в эти синие глаза. Но за свою короткую жизнь она уже успела опасаться и сторониться мужчин, даже самых милых и обаятельных. Вито плохо помнил, как добрался домой, только смазанные воспоминания, в которых Маркано уговаривал его остаться, а он сам, вконец обозленный и уставший, ловил такси на улице. Наконец какой-то услужливый паренек предложил его подбросить, и Вито, совершенно не заботясь о том, что это не такси, согласился. Но в процессе выяснилось, что это тот самый молодой адвокат Маркано, Томас Бруни. И опять мужчине показалось, что этот Бруни как-то слишком внимательно смотрел на него. Но, возможно, это была игра воображения. Все-таки, он же порядочно надрался. — Все в порядке, сеньор Скалетта? — спросил его юный адвокат. Вито дремал, склонил голову на бок. Мелькающие за окном огоньки Нью-Бордо бежали перед глазами, как лампочки карусели, которые крутились на рождество в Центральном Парке. Мерный шум мотора усыплял, и он не сразу ответил на вопрос. — Лучше не бывает, — просипел он, проваливаясь в полусон. Томас искоса подглядывал на пассажира, дремавшего на заднем сидении, в зеркало на лобовом стекле, и не мог поверить в то, что он выследил и уложил Томми Анджело — неуловимого и ужасного ганстера старых времен, наводившего страх на весь Лост-Хэвен. Как не мог поверить и в то, что говорили об этом Скалетта — что он был на войне, что в одиночку уложил половину людей Фальконе, и самого босса, а до того выкосил толпу китаез, и сбежал из плена Винчи. Томас подслушивал разговоры Сэла с другими людьми, с седым стариком по фамилии Галантэ, и все как один говорили о том, что, если этот головорез вышел на тебя, или ты перешел ему дорогу, или же тебя ему заказали — ты живой труп, еще каким-то чудом коптящий это небо. Говорили, что это непревзойденный убийца. Но тот, кого вез Томас в машине… Неужели этот жалкий пьяница с лицом кинозвезды и лазурными глазами и есть тот самый Стрелок с Эмпайр-Бэй? Томас думал, что будет трепетать, но в итоге он испытывал разве что смесь брезгливости и жалости. Спутанно и смазано полетели дни, недели и месяцы Скалетты. Душная жара не давала нормально дышать. Каждый сон был похож на продолжительную и изощренную пытку между сном и реальностью. Ему снились истории из его детства и юношества. Как они с Джо начинали. В конце концов он стал записывать все, словно пытаясь отыскать что-то в своём собственном прошлом. Тысяча девятьсот тридцать пятый. Кража — дело непростое, даже если так не кажется. И совершенно неприбыльное, если не иметь крыши, или работать в одиночку. Это Вито усвоил сразу же, благо к тому времени они с Джо уже твердо двигались к цели стать отмороженными дегенератами, не способными жить в нормальном обществе. Вито неплохо бегал, но еврейская шпана бегала еще быстрее, и ни тем, ни другим было не сравниться с неграми. Они бегали быстрее ветра, поэтому и кражи их были более успешными, но их совершенно не защищали законы. Если малолетние засранцы вроде Вито или еврейского бегуна Макса и могли получить от полицейских серьезные увечья, то, появись рядом черненькие, про остальных просто забывали. Спустя много лет Вито мог бы признать, тогда еще они могли повернуть назад. Может быть, если бы закончили на своих «невинных» развлечениях вроде карманничества (за что однажды отец измесил Вито в фарш, когда узнал) может быть, они бы и не были потеряны для этого мира. По крайней мере, если бы Вито имел достаточно храбрости, он бы мог себе в этом признаться, но он предпочитал просто не думать об этом. И вот, до тридцати лет у него это вообще-то получалось. Но теперь эти чертовы воспоминания… Куда лучше получалось поступать по-другому принципу Эмпайр Бэй: подожди, пока сильные мира сего поубивают друг друга, и забери их барахло. Поедай то, что оставил медведь шакалам. Вито еще не отрастил достаточно длинных клыков, чтобы драться самому, но до этого было недалеко. Может быть, если бы кто-нибудь добрый, вроде сеньора Манара, что всегда с сочувствием поглядывал на Вито, когда тот сидел на ступеньках, в ожидании, пока отец пропьется и свалится в беспамятстве, нашел время сказать ему, что он хороший мальчик. Что у него есть будущее. Школа тоже не особо сильно помогала социализироваться. Итальянская шпана была отрезана от прочих детей, в первую очередь языковым барьером. Джо, даром что тот еще разгильдяй, постигал науку английского лучше благодаря природному желанию общаться. Вито, который был младше и застенчивей, учился с трудом. У него был сильный сицилийский акцент, из-за которого его плохо понимали. Людей вокруг это бесило. В целом многие из них были в сущности неплохими личностями. Многих привели в школу исключительно добрые намерения. Но все эти женщины в накрахмаленных стареньких платьях, с натруженными ладонями, чью красоту и приветливость, как ржа, изъело время; немногочисленные мужчины, какие-то тихие, серые и незаметные — их доброту раскатало по годам Великой Депрессии как масло по слишком большому ломтю. От большинства из них осталось только раздражение, а от кого-то — и настоящая злоба. Обрюзгшее, с трясущимися брылями лицо учителя литературы, которых до красноты на лице орал на Вито: — Говори ПРАВИЛЬНО, проговаривай слова, артикулируй, АРТИКУЛИРУЙ! После этого он принимался злобно бормотать, уже на всех детей в целом. — И почему вы только такие неблагодарные, а? Господи, что за позор пускают в нашу страну, а потом такие как ты будут шляться по улицам и черти что творить, Господи, в тебе нет благодарности, нет благодарности… И вправду — благодарности в Вито было ни грош. Тысяча девятьсот сороковой. Новое десятилетие пригнало с собой новую волну миграции, и вместе с тем — конкуренцию за рабочие места и улицы. Вито успел поработать и грузчиком, и продавцом газет, и уборщиком. Надо сказать, в это время все обстояло даже неплохо, он подтянулся в школе, учителя поглядывали на него с одобрением, а мать была не против того, что он работает в вечерние часы. Все окружающие его работяги бесили Вито. Бакалейщик, принимавший товар, который домогался малолеток, истеричный газетчик с покрасневшим от табака носом и слезящимися глазами, вечно несчастный, от того, что его жена спала с продавцом обуви, срывавшийся на работниках; хозяин продуктового магазина, который елозил носом по всем поверхностям, и вычитал деньги из мизерной зарплаты за каждую пылинку. Наконец, в свои шестнадцать он встал за барную стойку в ночную смену, потому что уже вытянулся до полных шести футов, и ему не нужно было тянуться к полкам. Здесь у него открылся неожиданный талант — разливать напитки и смешивать коктейли у него получалось довольно неплохо. Ближе к 8 вечера часто показывался Джо, который, глядя на него, тоже решился на честный заработок. Барбаро работал почтальоном и доставщиком, и к вечеру уставал, как собака. Он отдавал матери всю зарплату запечатанной, как тогда было принято. — Сегодня настоящий бедлам, — со знанием дела сообщил Джо в этот раз, когда, обессиливший, притащился в бар, и грузно плюхнулся на стул перед стойкой. — Чего нового? — лениво поинтересовался Вито, не отрываясь от натирания бокалов. — Всякая хрень, — отмахнулся приятель, — закон о ленд-лизе внесён в Конгресс США. — Чего-чего? — Вито наклонился поближе к приятелю. — Да война идет, тугоухий, — шикнул на него Джо, — Америка начала поставки оружия в Европу. По телеграфу передают все то же самое, и поэтому никому в хуй не уперлись сраные газеты. Вито кивком головы велел Джо подождать, и направился к столику. Мужчина за ним поднял руку и щелкнул пальцами, отчего юноша внутренне поморщился. Подумать только, вышел в воскресный вечер пофорсить в взятом напрокат костюме, с девушкой, которая слишком громко смеялась, видимо, его несмешным остротам, и щелкает бармену пальцами, как будто их напитки не стоят дешевле конского пойла. Когда он вернулся, Джо курил дешевый окурок, состоявший, в лучшем случае, из букового листа и сена. Вито выразительно глянул на него, и Джо дал ему затянуться. Сигареты оставалось совсем немного, на самом кончике, но у Джо это был последний окурок, который он и так тянул весь вечер, и Вито ценил это в нем. — Если ты тут будешь торчать и ничего не заказывать, тебя выгонят, и на меня наедут, — сказал ему Вито. — Ну плесни мне ржаной водки, — с досадой сказал Джо. — Хотя я с таким же успехом могу нализаться из лужи на улице. Эффект один, вопрос цены снят. — Зато не торчишь на улице, — осадил его Вито. Уперевшись руками в стойку, он исподлобья глянул на Джо. Тот заметно ерзал, как и всегда, когда задумал какую-нибудь пакость. Вито научился читать это. А так как всякие пакости Барбаро задумывал часто, то и такие колебания для него не были редкостью. Глаза у друга задорно сверкали. — Ну? Чего? Вито забарабанил пальцами по дереву барной стойки. — Подработку предложили одни ребята, — наигранно-небрежно начал Джо. — Забрать кой-какие вещи, в районе маленькой Италии, перевезти на границу города. — Почему ты это сам не сделаешь? — спросил Вито Барбаро замялся. Вито уже и сам понял, что дело здесь нечистое, но ждал от него ответа. — Возможно, эти вещи нам просто так отдать не захотят, — наконец признался он, — вдвоем было бы проще. Вито прекрасно понимал, почему Джо решается разделить с ним прибыль, хотя деньги ему самому нужны до зарезу. Джо слишком часто действует эмоционально и опрометчиво. Еще с малолетства стало ясно, что он не может так же ловко вытаскивать из карманов кошельки, как Вито. Ему проще вдарить по лицу, чем действовать скрытно. — Ладно, — буркнул Вито. — В следующий раз выпивка за твой счет. Тогда-то все и покатилось в… известно куда.