Дикарка

Тихонько прикрыв за собой дверь дортуара, Тина помедлила. На душе было неспокойно, и что-то подталкивало вернуться. В конце концов, можно было сделать вид, будто она забыла в тумбочке пакетик мятных леденцов или учебник по землеописанию, не всё ли равно. С другой стороны, не станет же она заводить разговор — после всего, что случилось. Вот так вот запросто отступиться от общего решения — дурной тон, и пусть эта история с мэтром Шабли будет всем наукой впредь. Приструнив своё беспокойство этим справедливым рассуждением, Тина решительно тряхнула головой, поправила шнурок в волосах и ускорила шаги. В коридорах почти никого не было — и младшие, и старшие уже собрались внизу. Гул, наполняющий рекреацию, был слышен издалека, как всегда в приёмный час. Мало кого действительно ждали родные: большинство воспитанниц Института благородных девиц св. Октавии прибыли издалека, из самых разных провинций Талига, и некому было навещать их каждый выходной день. Однако это не мешало девицам наслаждаться крохами свободы: в приёмный час на отступления от правил смотрели сквозь пальцы, и младшие могли свободно подходить к старшим, устраивать игры и носиться наперегонки, едва не сшибая друг друга с ног, а старшие украдкой разглядывали картинки из модных журналов и передавали друг другу маленькие изящные книжечки — переводные романы, читать которые в стенах института было строго запрещено. В толпе зелёных камлотовых платьев и белых пелеринок Тина, как всегда, быстро отыскала взглядом высокую стройную девушку с чёрными косами, спускавшимися до самой талии. Росита Алва, или m-lle Ворон, как её звали подруги — кто-то с ехидством, а кто-то с любовью и восхищением, сидела на широком подоконнике, покачивая изящной ножкой в щегольской кожаной туфельке. Роситу Алву, как всегда, окружали восторженные «седьмушки», и Тина без колебаний протиснулась между спинами, чтобы подойти ближе. — А, Тина, — Росита ласково кивнула, протянула ей руку. Тина не без благоговения пожала длинные белые пальцы, придвинулась ближе, вдыхая тонкий, едва уловимых запах духов, исходящий от глянцевито-чёрных волос. Вопреки неписаному институтскому обычаю, поощрявшему всякого рода «чувствительность», Росита никогда не целовала ни своих соклассниц, ни младших, и не позволяла целовать себя. Вместо этого она протягивала для пожатия ладонь, как принято у взрослых, и Тина, тщательно следившая за своими манерами, испытывала огромную гордость, пожимая руку своего «предмета». — Ну что, m-lle Придд, — тонкие губы тронула одобрительная усмешка, — в «парфетках», как всегда? А что случилось с вашим шнурком, m-lle Салина, — Росита слегка сдвинула брови, и на смуглом лице Берты проступил румянец, — что же вы такого натворили? — Свинина опять придирается, — Берта яростно тряхнула чёрными кудряшками, на которых уже три дня как не было шнурка, и принялась рассказывать о своём очередном противоборстве с классной дамой. Росита слушала с лёгкой улыбкой, посмеивалась — быть может, вспоминая что-то своё. Берта как раз переходила к самой патетической части повествования — к тому, как она свернула своё задание по арифметике в бумажный шарик и ждала момента, когда Свинина повернётся к ней спиной — как из-за её плеча раздался голос Нелли Савиньяк: — Mesdames, а куда же вы спрятали юную Окделл? Ворон, — она повернулась к подруге, — сдаётся мне, это дитя гор теперь боится показаться тебе на глаза. Росита пожала плечами. Леони Манрик, длинная и худая как жердь, самая высокая из «первых», подошла ближе, напряжённо вытягивая шею от любопытства: — Окделл? Наверняка она навещает в лазарете бедняжку Понси. После того, как Окделл вступилась за неё перед всеми, неудивительно, если она решила взять Понси под свою опеку. «Седьмушка» покровительствует старшей, как это трогательно! — Глупости, — Росита нахмурилась. — Понси давно уже здорова. И я что-то не заметила, чтобы ты прежде выказывала ей особенное сочувствие. Или, может, тебе нравятся её стихи? Бледное веснушчатое лицо Манрик вспыхнуло от досады. — Ещё чего, — фыркнула она. — Я к тому, что рыбак рыбака… Окделл такая же дикарка, ещё хуже Понси. Неудивительно, что с ней никто не разговаривает. — Именно так, m-lle, — поддакнула Эстрелла Колиньяр, придвигаясь ближе к Алве. — Видели бы вы, душка m-lle Алва, как эта Окделл задаётся! У её семьи всего-то и достояния — замок с прохудившейся крышей и поля, на которых ничего не растёт, а она строит из себя герцогиню. Как вы её метко одёрнули, когда она посмела лезть к вам со всякими глупостями! — M-lle Окделл посчитала, что я была незаслуженно жестока, высмеяв стихи m-lle Понси, — Росита пожала плечами. — Она вправе так считать, ну, а я вправе с ней не согласиться. Мне любопытно вот что: вы в самом деле с ней не разговариваете? Из-за чего? «Седьмушки» переглянулись. Гул голосов в рекреации всё так же не стихал, но среди девиц, сбившихся вокруг Роситы Алвы, повисло неловкое молчание. Внимательные синие глаза остановились на лице Тины. Тине отчаянно захотелось отвести взгляд, но недаром же она была первой в классе и по успеваемости, и по поведению. К тому же она очень любила m-lle Ворон. — Класс объявил Окделл бойкот, — сказала она. — Никто из нас не разговаривает с ней, не сидит с ней за одной партой и не ходит под руку. Она предательница. Синие глаза слегка сощурились: — Вот как. И чем же именно предала вас m-lle Окделл? — Мэтр Шабли устроил проверочную работу и не предупредил, — ответила Тина, чувствуя, как щёки заливает краска. — Мы её провалили… из-за этого у многих испортятся отметки в полугодии. Мы решили, что в следующий раз специально будем отвечать не тот урок, который он нам задал. — Поединок мести, — усмехнулась Алва. — Ну да, — выдохнула Тина, — только Окделл сказала, что на такое не согласна. Конечно, она же его любимица! Мы твердили ей, что нельзя идти против класса — а она всё равно ответила то, что было задано. Ну, он ей и поставил двенадцать, а нам всем — нули. Алва помолчала. Тонкие пальцы рассеянно разгладили складки белого форменного передника, тронули кончик косы. Нелли потянулась к ней, что-то тихонько сказала — Тина не разобрала, да и сама Росита, казалось, не слышала. — Четыре года назад у нас преподавал мэтр Айнсмеллер, — негромко сказала она. — Однажды он рассердился на ученицу, которую оставил после уроков, и ущипнул её за плечо так, что остался синяк. Она боялась об этом говорить, но потом всё-таки рассказала нам, и весь класс пошёл к инспектрисе с требованием отказать мэтру Айнсмеллеру от места. Сначала нам не верили, требовали успокоиться. Каждая из нас написала об этом домой, и несколько дней, пока мы ждали вмешательства родных, мы не приходили на его уроки. В итоге ему пришлось уйти. Тина тихонько выдохнула, кто-то вздохнул рядом — кажется, Берта. — Борьбе нужен смысл, иначе это уже не борьба, а возня ызаргов. Что касается Рины Окделл… Вы друг друга знаете с Осенних Скал, а она приехала меньше двух недель назад. Не самый лёгкий поступок для человека, который ещё не успел ни с кем близко сойтись и всего дичится — открыто сказать, что не хочет повторять за всеми. Стыдно, mesdames. Качнув головой, она легко соскользнула с подоконника и направилась к выходу из рекреации. Эстрелла ахнула, дёрнулась было следом — сильная рука Нелли её удержала. — Ворону сейчас лучше не попадаться на пути, заклюёт и не заметит, — с усмешкой проронила она. — Ай, mesdames, сколько же глупости в ваших хорошеньких детских головках. Впрочем, разве мы лучше были?.. * * * В дортуаре было сумрачно, газовый рожок на стене светился совсем слабо. Росита оглянулась, осматривая ряды застеленных кроватей, и не сразу разглядела на одной из них комочек, свернувшийся под одеялом. Из-под одеяла доносилось тихое сопение — не сонное, а усталое, как будто кто-то плакал долго, навзрыд, а потом слёзы стали заканчиваться. Росита подошла ближе, осторожно опустилась на край кровати. — M-lle Окделл, — негромко позвала она. Под одеялом затихли, даже сопеть перестали. Помедлив, Росита положила поверх одеяла ладонь. — Они не злые девочки, хоть и творят глупости иногда. Во всяком случае, большинство из них — не злые, — с лёгкой усмешкой поправилась она. — Они придут и попросят прощения, очень скоро. — Не надо за меня заступаться, — буркнули в ответ. Встрёпанная русоволосая голова вынырнула из-под шерстяной ткани, и на Роситу уставились сердитые, покрасневшие серые глаза. — Даже и не думаю, — Росита пожала плечами. — Всего лишь сообщаю вам обстоятельства, которые, на мой взгляд, могут быть вам интересны. Окделл потянула носом, провела ладонью по постели — видимо, в поисках носового платка. Росита протянула ей свой, тонкий, кружевной, с золотой вышитой монограммой, и Окделл уставилась на него в негодовании, а потом вновь подняла гневный взгляд. — Ненавижу этот институт, — выдохнула она, — всех ненавижу, вас ненавижу!.. — А вы мне нравитесь, — сказала Росита. — Вы смелы и не боитесь поступать по-своему. Окделл замерла, по-детски приоткрыв рот, напряжённо вглядываясь в лицо Роситы — видимо, пытаясь отыскать в её чертах насмешку. Потянулась ближе, шепнула: — Правда? — Правда, Рина, — Росита кивнула, и девочка обхватила её обеими руками, прижалась щекой к её шее. Засопела, стараясь сдержать слёзы, и Росита притянула её к себе крепче, провела ладонью по напряжённой спине. — M-lle Алва, — пробормотала Рина, — вы простите, я сейчас… это пройдёт… Росита хотела подтвердить, что, конечно, пройдёт, но вместо этого наклонила голову и тихонько прикоснулась губами к русоволосой макушке.