«Как не спугнуть тебя? В колыбели пурпурной ночи. Спи здесь, на моих руках, Твои сны сберегу от прочих» (алёна швец. — Спи).
***
В какой момент Сын Так впервые задумался о том, что ходит по тонкому льду, висит на волоске и ловит себя на мысли об уходе из больницы? Сложно сказать точно, ведь это не случилось единовременно: чувства копились, как песчинки в песочных часах, что опадают на беспросветное дно; как снежный шар, состоящий из миллиардов снежинок, каждая из которых гулким эхом проходилась по нутру; как… Каждое из случайных прикосновений профессора. И Сын Так не уверен, что они такие уж случайные, но и доказательств чувствам отыскать не может, как бы ни старался. После того, как Ён Мин разорвал отношения со своей бывшей, осознав, что все якобы проснувшиеся чувства были лишь ностальгией по былому, он полностью погрузился в работу. Девушка уехала в Америку, а старший доктор… Он погряз в операциях, обследованиях, документах, взвалив на себя ещё больше, чем было до. Сын Таку тоже досталось: приходится постоянно ему ассистировать, практиковаться, наблюдать — профессор настоящий зверь, когда дело касается работы. Но в те вечера, когда они, устав после сложного дня, отдыхают в кабинете Ён Мина, старший доктор становится другим. Настоящим. Сын Так готов отдать всё, что имеет, чтобы растянуть эти мгновения, когда они неторопливо пьют чай, выдохнув, ведь пациенты в безопасности, а новых пока не поступило. Они болтают о всяком, вспоминают те три месяца, когда Ён Мин ещё был духом, и смеются, рассказывая друг другу о ситуациях, что раньше не озвучивали. Да, в те времена случалось разное, и не всегда они понимали, как после вселений разговаривать с людьми, ведь Ён Мин частенько ляпал что-то, о чём забывал сказать ординатору. Времена эти были чудесными и незабываемыми… Было страшно. Очень. Но Сын Так, признаться честно, всегда больше всех верил в то, что доктор Ча поправится и проснётся, выйдя из комы. О, какое же было счастье, когда это случилось! Сын Так тактильный… Невероятно. И те три месяца, когда он не мог прикоснуться к профессору, казались ему сущим адом. Зато после… Да, после он наконец дорвался и каждый день касался, трогал, обнимал такое желанное тело любимого человека. Ён Мин морщился, фыркал, но в итоге каждый раз расплывался в улыбке, потому что тоже был бесконечно рад их настоящим взаимодействиям. И всё было прекрасно, но ординатор… Кажется, он зашёл слишком далеко и встрял, так искренне и горячо полюбив доктора Ча. И потом, эти ужины после смены, когда они могли посидеть в кафе неподалёку от клиники, съесть по порции мяса и выпить по бутылке соджу. Взгляд Ён Мина менялся — и Сын Так был бы великим слепым, если бы не замечал этого. Да, его взгляд плыл, и он смотрел иначе, смотрел страстно, жадно, лихорадочно — всё это вызывало у ординатора бурю колких мурашек, а все рецептивные поля устраивали бунт. Но старший доктор отводил взгляд, будто заставляя себя это сделать, и Ко тяжело выдыхал, тоже опуская глаза. Тихое помешательство. Именно такое определение дал чувствам Сын Така Тесс, когда они поговорили по душам. Призрак доктора посоветовал признаться, потому что… — Жизнь слишком коротка, доктор Ко, — грустно взглянув на него, напомнил врач. — Тебе ли не знать? — Я понимаю… Понимаю. — Сколько десятков призраков ты видел в нашей больнице? Вряд ли сосчитаешь. — Тесс посмотрел пронзительно, будто насквозь — это ему всегда удавалось на отлично. — Думаешь, кто-то из них был готов? На всё воля небес, мой мальчик, и мы, люди, что покинули мир живых, искренне считали, что всё впереди, что жизнь будет долгой, что всё успеем: признаться, рискнуть, создать семью, воспитать детей, порадоваться внукам… — Он проводит взглядом Кристал — свою внучку и подругу Сын Така, что пробегает по коридору, несясь на вызов. — Всё скоротечно. И ты, не попытавшись, ещё много столетий можешь сожалеть об этом. — Мне страшно, Тесс. Страшно, что он не ответит взаимностью, а может, вовсе вернётся к бывшей. Слышал, она скоро приедет в Корею на несколько дней. — И что? — Тесс поднимается, чтобы удалиться. — Неужели страх быть отвергнутым сильнее твоих чувств, доктор Ко? И потом… — Он делает паузу, задумчиво глядя в пол. — Думаешь, Ча Ён Мин расстался с ней не по своему желанию? — Это не доказывает его чувств к… К кому-то другому. — Ординатор не осмеливается назвать себя. Тесс качает головой и устало вздыхает. Он давно наблюдает за этими двумя, и понял всё ещё в те месяцы, когда доктор Ча был призраком. — Решать тебе, Сын Так. Но помни о краткосрочности земного существования и вероятных сожалениях. Постарайся не повторять чужих ошибок. А после удаляется, оставив ординатора в одиночестве. Впрочем, долго подумать не получается, потому что звонит Кристал и просит срочно появиться в приёмном отделении — новому пациенту, которого только что привезли, нужна экстренная операция, и Сын Так снова будет ассистировать доктору Ча. — Что у тебя там? — Завершив успешно поставленную задачу, Ён Мин выходит из операционной вместе с Сын Таком и замечает, что тот прячет руку. — Пытаясь что-то скрыть, ты лишь привлекаешь моё внимание. От этих слов старшего врача ординатору становится откровенно плохо. Он сейчас говорит в прямом смысле, или имеет в виду что-то другое? Да, Сын Так не озвучивает свои чувства, и пусть все в клинике давно шепчутся за спиной, понимая привязанность ординатора к доктору, да и то, каким взглядом он на него смотрит, не могло ускользнуть от внимательных и любопытных коллег. — Всё нормально, доктор Ча, небольшая рана, — бросает Сын Так, собираясь ретироваться, — я обработаю. — Что?! — Ён Мин застывает и округляет глаза, возмущённо глядя на ординатора. Кажется, вот-вот и из его ушей повалит дым, как у дракона. О, младший доктор прекрасно знает эту реакцию. — С ума сошёл? Ополоумел?! Какая ещё рана?! Сын Так! А ну, стой! — И нагоняет желающего сбежать ординатора в три шага. — Доктор Ча, я же сказал, всё в порядке! — раздражённо отвечает ординатор, зная, что ничего хорошего тут не светит: Ён Мин тысячу раз говорил ему беречь руки. — Я врач, и я сам смогу позаботиться о себе. — О… Врач! Посмотрите на него! — истерично усмехается Ча, сложив руки на груди. — Живо за мной, Сын Так. И только попробуй спорить, мелкий паршивец! Повесив голову, доктор Ко шаркает следом за профессором. Не хотел же, чтобы тот заметил!.. И почему только он такой проницательный? — Рассказывай, как умудрился, — приказывает Ча, обрабатывая в своём кабинете руки антисептиком. — И покажи уже наконец, что там за боевое ранение! — Он подходит к ординатору и аккуратно берёт его за руку. Да, старший доктор весьма резкий в своих высказываниях, но, когда дело касается здоровья — сама осторожность. — Царапина достаточно глубокая, — констатирует факт Ча, — скальпель? — Скальпель, — закусив губу, признаётся Сын Так, — хотел помочь медсёстрам всё убрать, ну и порезался случайно через перчатку. — Безрукий негодяй, — ворчит профессор, цокнув, — и ты себя врачом называешь? Скальпель… — Держать не умею, — продолжает за него Ко, потому что слышал эту фразу сотню раз. — Но я уже гораздо лучше справляюсь, вы же знаете. Мои руки тоже хороши, а сегодняшнее происшествие — чистой воды случайность! — Не зазнавайся, — бурчит Ён Мин, обрабатывая на пальце рану, что кровоточит. — Тебе ещё далеко до профессионала, хотя способности есть, — смягчается старший доктор, и движения его тоже становятся нежнее. Прикосновение зонтиков одуванчиков к коже. Именно так Сын Так бы охарактеризовал эти тактильные ощущения. Они бархатистые, практически невесомые, мягкие и тёплые… Доктор Ко, если быть откровенным, готов хоть каждый день получать царапины и порезы — лишь бы доктор Ча к нему так прикасался. И ворох обезумевших мурашек снова атакует тело, а мысли путаются, будто на них накинули серебристую шёлковую паутину. Он облизывает губы и… Ловит на себе взгляд профессора. На своих губах, если быть точнее. Мощный плазменный заряд проходит через грудь насквозь, дыхание на несколько секунд пропадает, и Сын Так чувствует, как дрожат его ресницы. Он тонет, но тонет не один, потому что реакция профессора слишком показательна: тот кашляет и… Смущается? Поразительно. — Всё готово, осталось приклеить пластырь, — проговаривает Ён Мин и шагает к своему столу. Достаёт небольшую коробочку бежевого цвета, после чего возвращается к Сын Таку. — Давай сюда. Пластырь оказывается непростым. Он розовый и… Подождите, он в форме сердечка?! — Это ещё откуда? Что за медицинское чудо? — удивляется ординатор, но снова теряет способность мыслить, когда длинные пальцы профессора разглаживают это чёртово розовое сердце на его пальце. — Они детские? Не помню, чтобы в больницу такие поступали. — Я сам купил. — Ён Мин не отрывается от руки ещё несколько секунд, задумчиво рассматривая пальцы младшего доктора, а потом скользит взглядом по его груди, шее, губам. — Для тебя, неумёха. — Его слова — венецианская патока. Голос — вересковый мёд. А взгляд — дёготь, такой же чёрный и жгучий. Сын Так снова забывает, что должен дышать, стоит перед профессором застывшим барельефом: таким же плоским, если дело касается умения здраво мыслить, и таким же объёмным, если речь идёт о чувствах. Это нелегально. Нельзя забираться под кожу, нельзя, но доктор Ча сумел сделать это и в прямом, и в переносном смысле. А ещё запах… Медицинским работникам не рекомендуется пользоваться парфюмом на службе, но крошечные частицы благоуханий витают по комнате, исходя от верхней одежды Ён Мина. Он особенный, и Сын Таку совершенно не стыдно, что аромат, исходящий от профессора, служит для него неким фимиамом — сжигаемым, как его сердце, благовонием. «Надежда на спасение» — именно так называется парфюмированная вода Ён Мина. Доктор Ко подсмотрел название в один из дней, когда они вместе работали дома у старшего доктора. Ноты розового перца и турецкой розы, малины, белой амбры и искры зелёного папируса ощущаются изысканно и освежающе — под стать Ча. Это аромат силы духа, надежды на лучшее, перерождения. Но, отбросив все философские размышления, Сын Так готов признаться, что решительно встанет на колени перед профессором за один лишь его запах. — Сколько часов ты не спишь? — Голос доктора выводит из заманчивых размышлений, отрезвляет. — Вторые сутки? Так нельзя, Сын Так. — Я в порядке, отосплюсь на выходном, — буркает под нос младший, снова не осмеливаясь поднять глаза. — Что ты заладил?! «Я в порядке, я в порядке…», — хмыкает профессор, оценивающе вглядываясь в лицо ординатора, дабы отыскать там следы усталости. — Отдохни в моём кабинете. — В вашем?.. Что?! — Ко всё же упирается взглядом в доктора Ча. — С какой стати? — Так будет спокойнее. Мне, — строго и холодно отвечает тот. — Я займусь отчётом по операции, а ты ложись и отдыхай, раз уж домой сегодня не собираешься. — А с чего вы взяли, что не собираюсь? — возмущается в ответ ординатор. — Кристал сказала. Всё, Сын Так, будь добр, не убивай моё время. Профессор разворачивается, делает пару шагов к столу, за которым устраивается, а младший доктор, вздохнув, топает к новенькому дивану, что не так давно появился в кабинете доктора Ча. Он укладывается на него, сворачивается практически клубком, хочет подумать о случившемся: о взгляде на губах и пластыре сердечком, как минимум, но быстро проваливается в сон. Ён Мин же действительно занимается отчётом: пишет о ходе операции, делает привычные зарисовки, а временами поглядывает на ординатора, спящего сладким сном. Сколько он не отдыхал? Залог успешной практики заключается в хорошем сне, сытном и своевременном питании, а Сын Так вечно нарушает эти правила. Покачав головой, профессор встаёт и подходит к шкафу, чтобы достать новенький плед, а после укрывает им младшего и присаживается рядом — на самый край дивана. Изучает так хорошо знакомое лицо, задерживается на ресницах и щеках — их особо хочется дотронуться, и его кадык дёргается, когда он представляет, как касается этих невероятно милых щёк губами, как опускается ниже, как слышит его встревоженное дыхание… — Чёрт бы побрал это всё! — выругивается чуть громче положенного Ён Мин, роняет голову и растирает переносицу большим и указательным пальцами. Его хватает на пару минут, после чего он снова возвращает свой взгляд ординатору. — Что тебе снится, Сын Так? Что готова подарить тебе сегодняшняя лунная ночь? Ён Мину хочется волком выть, потому что сердце не выдерживает: спящий ординатор выглядит нелегально мило. — Хорошо отдохни, малыш, ладно? — Он шепчет эти слова одними губами. — А я сберегу твои сны. — Профессор поправляет плед и, не выдержав, касается всё же кончиками пальцев лица Сын Така, до ужаса боясь его спугнуть. И Ён Мин не догадывается, что со стороны на них сейчас смотрит Тесс. Призрак взволнованно наблюдает за этими двумя влюблёнными, потому что болеет за них всей своей душой, и временами даже злится на обоих поочерёдно, ведь те никак не могут сделать решающий шаг. Однако Тесс прекрасно понимает, что ими движет. Сын Так боится оплошать из-за своей неопытности, не хочет быть отвергнутым, не может выбросить из головы мысли о бывшей профессора, а Ён Мин… Бесстрашный доктор на самом деле полон тех самых страхов и предрассудков. Он консервативен, хоть и не может скрывать свои чувства, часто нелепо улыбаясь ординатору. Не сказать, что его волнует мнение общества… Заботит, скорее, ответственность. Сможет ли он уделять достаточное количества внимания? Не обидит ли? Справится ли с отношениями, что лягут на плечи, пусть приятным, но весомым грузом, ведь любовь — труд. — Будь хоть ты умнее, Ён Мин, — наказывает профессору Тесс, но тот его, разумеется, не слышит. — Не пропусти своё счастье. — И растворяется в тоскливой пустоте больницы. — Профессор… — Доктора Ча зовёт неожиданно проснувшийся Сын Так. Он сонный, расслабленный, очаровательный, и Ён Мин, глядя на него, отчётливо слышит стук своего сердца. — Почему вы здесь? Почему не поехали домой? — Сторожил тебя, неумёха, — мягко улыбается старший доктор и снова поправляет плед. — Поспи ещё. На дворе глубокая ночь. — А вы? Вы не хотите отдохнуть? — У меня есть пара бумажных дел, хочу закончить их к утру, — отвечает тот и встаёт с дивана. — Профессор… — снова зовёт его ординатор. Он сейчас искренний и до сжимающейся в комок души трогательный. — Позавтракаем вместе? Ён Мин улыбается. Снова. Смотрит со всей присущей ему нежностью. — Хорошо, Сын Так. Но только, если ты хорошенько отдохнёшь. Пурпурная ночь, окутавшая город атласным одеялом звёздного неба, дарит сегодня Сын Таку самые дивные сны, наполненные волшебством и любовью. Доктор Ко улыбается, видя эти сновидения, а Ён Мин, замечая его мечтательное выражение лица, чувствует, как по всему нутру приятно и плавно растекается золотистое мерцающее марево. В слегка растрёпанных волосах ординатора танцуют звёзды, и доктор Ча с трудом сдерживает себя, чтобы не коснуться их. Побеждает забота. Профессор обязательно сделает всё, о чём так просит его смущённая душа, но сегодня… Сегодня доктору Ко, так прелестно подпирающему щеку рукой, на которой своей жизнью живёт пластырь сердечком, лучше хорошенько отдохнуть.***
«У нас один город, Но разные миры. О любви не говори» (Эллаи — Набери).
— Доктор Ча? Что-то случилось? — растерянный Сын Так в один из вечеров отвечает на звонок. Прошло несколько дней, после той ночёвки в кабинете профессора, и сегодня у ординатора долгожданный выходной. — Вы не звоните просто так! Хотите меня вызвать? В больнице аврал? — Не тараторь, Сын Так, всё в больнице тихо, — приглушённо отвечает Ён Мин и закусывает губу, не желая признаваться, что позвонил для того, чтобы услышать его голос. — Я хотел спросить про отчёты. Всё ли готово? — Мм, да… Я закончил ещё днём и отправил вам фото. Бумаги привезу завтра. Вы забыли? — Да, кажется, забыл, — тушуется профессор, — ладно. А что у тебя с экзаменами? Готовишься к аттестации? — Вы какой-то странный, доктор Ча. Я готовлюсь к аттестации, вы же сами помогали мне с этим… Может, вы звоните по другому поводу и хотите мне что-то сказать? Ён Мин молчит несколько секунд. И о чём он только думал, когда набирал знакомый номер едва ли не ночью? Признаться честно? Но это, как сорвать пластырь со свежей раны. Ча не уверен, что справится с последствиями, ведь здесь не поможет его медицинское образование и бесценный опыт. — Доктор Ча, — зовёт его доктор Ко, — а давайте болтать всю ночь напролёт? — Сердце колотится, как ненормальное, и ординатор не сразу осознаёт, что именно ляпнул. Порыв взял своё, а теперь он, замерев, ждёт ответ. — И о чём таком нам с тобой говорить, Сын Так?! — чуть возмущённо вопрошает профессор, сам же на себя за это ругаясь. — Мы слишком разные для того, чтобы вести беседы ни о чём. — Хочется зарядить себе пощёчину, потому что понимание, что он несёт невесть что, накрывает с головой. — Это не мешало нам много общаться раньше, когда вы ещё не были так загружены… — чуть обиженно напоминает ординатор. — Когда я был призраком. Да. Многое изменилось с тех времён, Сын Так. — Но вы всё ещё прежний. Где-то там, глубоко внутри… Вы настоящий, добрый, искренний! И именно это нас объединяет. Неужели вы начали забывать, доктор? — Вовсе нет. Я не забыл ни секунды той жизни. Хотя это и жизнью назвать сложно… Я помню весь период от и до. — Ён Мин, стоя у окна в своём кабинете, смотрит в одну точку — на высотку напротив, что горит огнями. — Ладно, Сын Так, я действительно не против поболтать с тобой, но с одним условием. — Каким же? — Мы не будем говорить о любви. Настаёт очередь ординатора зависнуть в одном положении и гипнотизировать взглядом потолок в своей комнате. Ладони становятся влажными, пальцы на ногах поджимаются, но горечь на душе от этих слов мажет по всем внутренностям противной холодной влагой. — Вы имеете в виду… Се Чжин? — Образ бывшей профессора раздражает. О ней точно говорить не хочется. — Нет, я имею в виду всех, — отрезает Ён Мин, и голос его звучит, как хромированная сталь. — Есть множество тем для обсуждения, Сын Так. Например, твои навыки. Скажи, может, ты хочешь углубиться в какую-то тему? Я помогу с практикой. Сын Таку очень хочется углубиться, очень хочется получить практику с доктором Ча, но… Похоже, у них совершенно разные мысли, и молодой доктор краснеет от своих. — Вы скучный и занудный, — выдыхает Ко, закатив глаза. — Мы на работе только и делаем, что говорим об этом. Практики тоже хватает, знаете ли… — Что?! Ах ты, мелкий паршивец! Это я-то скучный и занудный? Да знаешь ли ты, что разговариваешь с самым весёлым человеком на планете?! — на одном дыхании выпаливает профессор. — Знаю я, знаю. Я видел эту вашу сторону, но почему теперь вы её прячете? — Сын Так, откровенно говоря, находится на грани. В его голову снова лезут мысли о том, что долго он так не продержится. Сколько можно терпеть и издеваться над собой? Ён Мин давно, если бы хотел, сделал хоть какой-то шаг, намекнул, пригласил на прогулку в конце концов, но этот противный профессор только и делает, что нагружает его работой! Те их посиделки с соджу в кафе, с чаем в кабинете Ча или в ординаторской — не в счёт, потому что каждая из них не продвинула ситуацию ни на процент. Сын Таку больно. У него сердце не из железа, оно всё чувствует, и, возможно, мысль об уходе из больницы не такая уж дурная. Нет, он не хочет бросать профессию, можно попробовать перейти в другое место, но дедушка расстроится, да и Ён Мин, чёртов Ён Мин даже на расстоянии не даст ему покоя! — Ладно, паршивец, — сдаётся доктор Ча и плюхается на свой диван. — Рассказать тебе сказку на ночь? — Лучше быль. Расскажите что-нибудь о своём детстве, например. Мы почему-то никогда не затрагивали эту тему. И они болтают до самого утра, не смыкая глаз. Смеются, делятся переживаниями, с которыми сталкивались когда-то, будучи совсем юными, а теперь они, эти переживания, кажутся для обоих сущей ерундой. Ён Мин рассказывает немного о семье, и Сын Так слушает, не дыша. Затем и ординатор делится воспоминаниями… То, что самое болезненное — про отца — они не затрагивают, и молодой доктор говорит лишь о позитивных моментах своего детства. — Время пролетело, — констатирует факт доктор Ча, когда понимает, что за окном уже светает. — Знаешь, это была хорошая ночь. Необходимая. — Правда так считаете? — Последнее время я чувствовал некое напряжение… — Ён Мин не договаривает слова «между нами», но ординатор всё понимает. — И я рад, что мы, как выяснилось, можем болтать, как прежде. Раньше у нас обоих было гораздо больше свободного времени, а теперь мы даже поспать порой не успеваем. — Я бы хотел повторить. — Сын Так кусает свою щеку изнутри, нервничает. — Мне нравится разговаривать с вами по телефону. — Что, если я предложу в следующий раз поговорить лично? Оба замолкают. У Сын Така в голове мечется ворох самых разных мыслей, похожих на пёстрых птиц из зоопарка, в котором он в детстве был с мамой. У Ён Мина же в голове пустота — такое бывает редко, и это давит на барабанные перепонки, но он отчаянно вслушивается, ожидая ответ. — Не хочу понять вас неправильно. Вы говорите о ночном дежурстве, так? Но вы ведь не остаётесь… Разве только в дни, когда много бумажной работы или есть экстренные пациенты, но мы не сможем… — Нет, Сын Так, я предлагаю встретиться у меня дома. Доктор Ко закрывает открывшийся рот ладонью и держится изо всех сил, чтобы не запищать. Это приглашение на свидание? Боже, как же хочется в это верить, но как страшно разочаровываться! И Сын Так, прооравшись внутри, отвечает согласием. Они назначают дату, сверив графики работы, и прощаются, чтобы ещё долго по отдельности пялиться в потолок: сегодня между ними определённо что-то изменилось, и это «что-то», быть может, выведет их на новый уровень.***
«Только забуду — Ты снова напомнишь, Ведь ты же в этом тоже тонешь» (Эллаи — Набери).
Разговоры с Тесс придали Сын Таку некой решимости, и он почти собрался духом, решив признаться, но последние дни профессор Ча ведёт себя отстранённо, будто догадывается о предстоящем разговоре. Конечно, у ординатора есть подозрения и большие надежды на то, что доктор тоже к нему что-то чувствует, но у него всё ещё нет доказательств, а на одних догадках далеко не уедешь. Молодой врач надеется на их посиделки дома у профессора, которые они наметили на сегодня, и тщательно готовится. Приняв душ, долго подбирает одежду, останавливается на чёрных джинсах, такой же чёрной футболке и объёмном серо-бежевом кардигане в чёрную крупную клетку. И он ахает, когда дверь ему открывает Ён Мин, которого ординатор привык видеть в профессиональной одежде. Сейчас на докторе Ча коричневые брюки, подчёркивающие фигуру, и пыльно-сиреневая кашемировая водолазка — наверняка очередная дорогая брендовая покупка. Сын Так улыбается, вспоминая те времена, когда профессор ходил по больнице в своих пиджаках и рубашках, ведь мог не носить форму, будучи призраком. И на его душе становится тепло, будто он попал в прошлое, где они, пусть и не могли касаться друг друга, но были очень близки и проводили вместе кучу времени. — Планировал приготовить ужин, но днём меня экстренно вызвали в больницу на операцию, — рассказывает доктор Ча, — потому придётся довольствоваться доставкой из ресторана. Ты наверняка голоден. — Ого, не знал, что вы сегодня оперировали! — удивляется Ко, ведь был уверен, что у профессора, как и у него, был редкий, долгожданный выходной. — Да, если честно, успел проголодаться. — Ты знаешь, где ванная комната. Мой руки, а я пока всё распакую — доставка приехала пару минут назад. Салат с лососем и кусочками манго; мраморная говядина с овощами, шампиньонами и острым соусом; жареный рис с кимчи — всё оказывается вкусным, и Сын Так наедается так, что дышать становится тяжело, но краем глаза замечает коробочки с десертами. — Даже сладкое заказали? — кивнув в их сторону. — А что там? — Кхм… — Ён Мин прокашливается и достаёт коробки. — Это десерт на основе слоёного теста со сливочно-заварным кремом и конфитюром из чёрной смородины. Он называется… — Профессор облизывается и пялится на сладости, а потом переводит взгляд на Сын Така. — «Озорной поцелуй». — Вы из-за названия его заказали? — веселится ординатор, потому что ему вдруг становится смешно от того, как смущается доктор Ча. — Что забавного ты в этом видишь, Сын Так? Голос звучит, как гром среди ясного неба солнечным днём. Молодой доктор тушуется. Его глаза бегают, и он тяжело сглатывает, не понимая, откуда взялась такая реакция профессора. — А мы здесь собрались сегодня, чтобы погрустить? Если вы не в духе, или устали — я, пожалуй, поеду домой. — Поджав губы, Ко выжидательно смотрит на Ён Мина. — Забудь. — Доктор Ча протягивает ему лакомство. — Вот, держи свой десерт. Сын Таку кажется, что его, вместе с его чувствами, держат где-то у двери, не давая возможности перешагнуть через порог. Он обиженно косится на сладость, на доктора, снова на сладость, и потом съедает свой десерт в полном молчании. Неловкость уровня «охренеть» накрывает обоих с головой, и, покончив с едой, они несколько мгновений просто пялятся друг на друга. — Чем займёмся? — Задаёт вопрос молодой доктор. Болтать по телефону было гораздо проще, чем сидеть вот так напротив. — Может, посмотрим что-нибудь? — Давай! — резко оживляется Ча и спешит в гостиную. — Что предпочитаешь? — Ромкомы, — отвечает ординатор, стараясь скрыть улыбку, потому что вспомнился тот самый разговор, в котором они обсуждали героев, и Сын Так сравнил их с ними. — Вы тоже. Вроде. — Подходит, — с подозрением покосившись на Ко, соглашается Ён Мин. — Хотел глянуть парочку, но можешь выбрать сам. И они смотрят совершенно нелепую, клишированную, но очень милую романтическую комедию, сидя на диване плечом к плечу. Им удаётся расслабиться, посмеяться над героями, но в какой-то момент Сын Так понимает, что жгуче и отчаянно тоскует. Тоскует по их взаимодействиям, что были раньше; по выбросам адреналина, когда Ён Мин очнулся, и молодой доктор постоянно норовил к нему прикоснуться; по нему — профессору — тоже тоскует, и пусть тот сидит в паре сантиметров. Какой в этом толк, когда нет возможности обнять, прижаться, коснуться губами манящих губ?.. Сын Так понимает, что снова струсил. Не тот момент, не то настроение… Признания сегодня не случится, и это убивает. Хочется сидеть в наушниках у стены, обхватив колени руками, слушать сопливые песни о неразделённой любви и жалеть себя, но доктор Ко понимает, в очередной раз понимает, что так продолжаться не может. Они планировали болтать всю ночь напролёт, а в итоге поужинали, страшась посмотреть друг другу в глаза, а потом засели за просмотр фильма, ведь именно за этим занятием можно молчать. Да, признания сегодня не случится, потому что Сын Така до сих пор не пускают за порог, он так и топчется в одном месте, а ещё накручивает себя и принимает решение уехать домой. — Уверен? Думал, мы поговорим ещё немного. Или много. Как планировали, — уточняет Ён Мин, провожая своего гостя. — Да, не хочу расстраивать маму, — лжёт Сын Так и старательно рисует фальшивыми красками улыбку на своём лице. — Извините, что так получилось. Может, в другой раз… — снова лжёт, потому что не хочет больше таких вечеров. Слишком тяжело. — Напиши, как доберёшься, — просит профессор, выпуская ординатора из своей квартиры. — А… Стой. Может, тебя подвезти? Ты ведь без машины сегодня? — Я уже вызвал такси. — У молодого доктора пустой взгляд, за которым скрываются сокровенные тайны и сказочные сокровища в виде искренних чувств. Ему так хочется забыть всё, что происходило несколько последних месяцев, но взгляд Ён Мина… Он возвращает в реальность, давая понять, что доктор Ча тоже тонет в этой космической бездне, и тоже не знает, как действовать дальше. — Спокойной ночи, доктор Ча. — Спокойной ночи, Сын Так. Буду ждать твоё сообщение.***
«Предупреждают чувства нас, Мигая дальними, Что мы в сердцах друг друга Стали нелегальными» (Эллаи — Набери).
— Мне кажется, вы не из тех, кто часто напивается, и точно не из тех, кто знает свою меру, — предполагает бармен, подливая по запросу соджу в маленькую стеклянную стопку. — Плохо не станет? — Плевать. — Сын Так опрокидывает в себя очередную порцию алкоголя и зависает, услышав свой голос, что наполнен болью. Ему от этого дискомфортно. — Окей, — разводит руками парень за стойкой. Он здесь для того, чтобы исполнять свои прямые обязанности, и если этот посетитель хочет напиться — он ему с этим поможет. Как Сын Так оказался в баре, не являясь ярым фанатом алкоголя и подобных мест? Он и сам толком не помнит. Ноги сами привели ординатора в это злачное место, после того, как он принял одно из важнейших в своей жизни решений, сообщив всем в больнице о своём переводе. Взглянуть в глаза Ён Мину не хватило храбрости, потому он, оповестив коллег, покинул клинику и сам не заметил, как оказался здесь. Надоело. Насточертело. Задолбало! Они так долго ходят вокруг да около, так долго смотрят друг на друга, так долго не решаются переступить через барьер, хотя уже едва ли не вся больница поняла их друг к другу чувства… Это не могло продолжаться бесконечно: у всего в этом мире есть начало, и их было прекрасным — Сын Так с грустной улыбкой вспоминает те времена. У всего в этом мире есть конец — увы, сегодня настал тот самый день, когда терпение молодого доктора закончилось. И всё из-за бывшей Ён Мина, что, приехав на несколько дней в Корею, решила заглянуть по старой дружбе в их клинику, где мило ворковала с профессором. Сын Таку хотелось бы, чтобы Ён Мин смотрел так на него. Чтобы улыбался ему. Касался его. — Повтори, — хрипит доктор Ко, протягивая бармену пустую стопку. Его голова уже немного идёт кругом, всё кажется ненастоящим, но тело расслаблено — и ординатор наслаждается ощущением лёгкости. Вокруг очень дымно, душно, накуренно; в воздухе витают пары алкоголя и похоти случайных посетителей, а ещё… Ноты розового перца, малины и папируса? — Поздравляю, Сын Так, у тебя уже начались галлюцинации, — бормочет себе под нос молодой врач. — Ко Сын Так. — Ммм… К запахам ещё и его голос добавился, прекрасно, — злится ординатор, потому что чувствует себя слабым, ведь никак не может выбросить из головы, души и сердца Ён Мина, что засел там острым шипом той самой розы, что содержится в составе его туалетной воды. — Ко Сын Так! Мелкий паршивец! — Его голос даже в моей голове звучит так… Так, будто всё по-настоящему, — вздыхает доктор Ко и выпивает ещё одну стопку соджу. — Повтори! — бармену. — Нет уж, достаточно. — Тяжёлая рука укладывается на его плечо, из-за чего ординатор вздрагивает. — Ко Сын Так! Это что, чёрт бы тебя побрал, такое?! Молодой доктор медленно, как в кино, как в том самом ромкоме, оборачивается и едва не задыхается от чёрного взгляда напротив. Перед ним Ён Мин, и это, кажется, никакая не галлюцинация. — Ч… Что? О чём вы? — лепечет Сын Так, по-настоящему испугавшись выражения лица профессора. Тот сердится, злится, недоумевает — всё это, сочетаясь в одном флаконе, дарит поистине гремучую смесь. — Об этом! — Ён Мин достаёт из-за пазухи лист бумаги. Размахивает им перед лицом Сын Така. — Какой ещё перевод, негодник?! Ополоумел?! — Я… Я действительно хочу… — А это? Что это такое? — махнув рукой в сторону пустой стопки. — Так сильно хочешь от меня сбежать, что заливаешь своё горе алкоголем?! — Профессор Ча, вы не понимаете… — Конечно! Куда мне понимать, Сын Так?.. — выругивается старший доктор, пока в его взгляде плещется злоба и отчаяние. Он яростно хлопает ладонью по барной стойке, а затем на глазах у ординатора разрывает бумажный листок. — Я не соглашусь на это, понял? Куда я могу отпустить такого неумёху, как ты? — И всего-то? — горько усмехается доктор Ко. — Вы же понимаете, что не сможете меня остановить? Я в праве сам… — Понимаю, Сын Так. Понимаю и… — тяжело выдохнув, профессор немного смягчается, прочувствовав серьёзный настрой доктора Ко. — И хочу попросить тебя остаться. — Но для чего? Уверен, я смогу набраться практики и в другом месте… — Но в другом месте не будет меня! Кто, вот скажи, кто будет так же упорно и на совесть тебя обучать всему необходимому, Сын Так? У ординатора печёт в груди от боли. Зачем Ён Мин устроил эту сцену? Он хочет удержать его в больнице, чтобы… Чтобы просто воспитать хорошего врача? И только? Но тогда почему его глаза так громко кричат о тайнах, которые доктор Ча тщательно скрывает? Сын Так запутался. Окончательно и бесповоротно. — Мне кажется, мы заигрались, профессор. — Сын Так чувствует, как его потрёпанные за несколько месяцев нервы оглушительно трещат, и в этот раз не помогут хирургические швы — их не наложить на истерзанную душу. — Если хотите что-то добавить, я вас внимательно слушаю, но моё решение окончательное: я ухожу. Ён Мин смотрит на ординатора внимательно, серьёзно, неподвижно. Смотрит, а после тащит за собой, крепко схватив за руку. Пришло время расставить всё по местам и признаться наконец в чувствах. И они оказываются на улице — там нет духоты, что стоит в баре, сковывая воздух и лишая возможности мыслить здраво. Или Сын Так лишился этого навыка уже давно, когда только влюбился в профессора? — Послушай, Сын Так… — Доктор Ча укладывает обе руки на плечи ординатора и заглядывает в глаза. — Мне кажется, мы оба устали. Окей? — Об этом я и толковал вам там, — кивнув в сторону бара, — мы заигрались и запутались. Может, лучше побыть порознь, чтобы разобраться с чувствами? — Мне не с чем разбираться, Ко Сын Так. — Ён Мин мягко толкает молодого доктора назад, прижимает его к стене. На часах почти полночь, но по улицам всё ещё разъезжают машины, да и из бара в любой момент могут выйти люди и стать свидетелями сей весьма интересной сцены, но у ординатора нет сил думать об этом, да и аромат туалетной воды профессора кружит голову. Его духи́ не приторные; они мокрые, прозрачные; смешанные с запахами бинтов и йода, и это дико будоражит. — Я готов признать свою трусость, что шла со мной рядом всё это время и душила. Что заставляла молчать и не предоставляла шанса поговорить, хотя возможностей этих… — Он горько усмехается. — Возможностей было великое множество. — Что вы хотите мне сказать, профессор Ча? — У Сын Така в глазах застыли слёзы, и он держится из последних сил, чтобы те предательски не потекли по мягким щекам, которыми не может налюбоваться старший доктор. — Пожалуйста, говорите прямо. — Мы слишком много говорили, слишком много… И всё впустую. — Ён Мин опускает взгляд на губы, о которых так давно мечтал, пусть изначально и не хотел себе в этом признаваться… — Пожалуйста, не уходи, Сын Так. Я… Я уже не представляю больницу без твоего там присутствия. — Попробуете меня переубедить? — полушёпотом спрашивает ординатор и цепляется пальцами за ворот пиджака доктора Ча. — Действиями, профессор. И Сын Так, сказав это, чувствует, как душа его, измученная, но любящая, попадает в капкан с острыми зубьями, но состояние кажется ему приятным, похожим на самое, пожалуй, сильное возбуждение в его жизни… — Что же ты со мной делаешь, Сын Так?.. — Профессор прижимает его к стене всем телом, а длинными пальцами поднимает лицо, уцепившись за подбородок. Ресницы молодого доктора вздрагивают, а весь алкоголь, кажется, улетучивается. Да, профессор Ча Ён Мин и его фирменный взгляд отрезвляют, а прикосновения пальцев на коже наверняка ещё долго будут преследовать молодого доктора фантомами… — Что же ты со мной делаешь… Ён Мин смотрит на него ещё пару секунд, желая навсегда запомнить это мгновение и сохранить за хрупкими рёбрами, а потом… Целует. Жарко и лихорадочно припечатывается к губам, не медлит, охваченный страстью, раздвигает чужие губы языком и понимает… Понимает, что ему отвечают. Это чувство взаимности сводит с ума, и душа его, что ещё недавно существовала отдельно от тела, змеится, вьётся внутри, будто желает вновь соединиться с молодым доктором… Сын Так же, блуждая в самых потаённых лабиринтах своего разума, не сразу понимает, что происходит, а когда осознаёт — невольно краснеет и ещё сильнее тянет на себя профессора, по-прежнему удерживая его мёртвой хваткой за ворот пиджака. Они не думают о вероятных последствиях. В моменте, в этом долгожданном моменте им становится по-настоящему плевать на людей, что могут заметить двух целующихся у бара мужчин; на осуждение; на фото, которые сделает кто-то, а потом разошлёт по сети, и в итоге все СМИ узнают на снимке самого известного кардиохирурга и наследника больницы. Сейчас есть только их горящие губы, сплетающиеся языки, пылающие щёки Сын Така и их отчаянно влюблённые сердца. — Сын Так, прошу… — с трудом оторвавшись от влажных губ, проговаривает профессор, — пощади, Сын Так… Если мы сейчас же не остановимся… — Так долго сдерживались, что готовы взять меня прямо здесь, на улице, у бара? — В глазах ординатора скачут игривые огоньки — алкоголь в крови делает своё дело, а потому он позволяет себе такие вольности. — Мелкий паршивец, — рычит доктор Ча, вжимая младшего в стену, крепко держа за талию. Его глаза темнеют, а дыхание окончательно сбивается. Хочется, так хочется сделать с ним многое, но… — Клянусь, был бы ты трезвым — ты бы ответил за свои слова. И да, здесь, на улице, у бара. — Боже, профессор… — скулит Сын Так, чувствуя дичайшее возбуждение от такого доктора. — Пожалуйста… Мне больно. Сделаете что-нибудь? — Моему сердцу тоже было больно, когда я узнал сегодняшнюю новость о твоём переводе, — хмурится Ча, продолжая удерживать ординатора. — Я не о сердце, профессор. — Сын Така ведёт после соджу и горячих поцелуев. Он слишком долго ждал, а потому… — Здесь. — С силой оторвав руку старшего доктора от своей талии, он укладывает её на свой пах. — Здесь больно, профессор. — Ко Сын Так… — Ён Мин роняет голову на его плечо, рвано выдыхает, закрывает глаза и сжимает член младшего через его джинсы. Он действительно возбуждён, и это выбивает из старшего доктора, если не душу, то остатки благоразумия точно. — Ты пьян, Сын Так. Я… Боже, ещё пятнадцать минут назад мы были так далеко от всего этого, и я не стану, нет, я не буду трахать тебя в таком состоянии. — Пожалуйста, профессор, — умоляет доктор Ко, толкаясь членом в тёплую ладонь и возбуждаясь сильнее от грязных словечек доктора. — Мы можем сделать это позже, но сейчас… Помогите мне. Я так давно люблю тебя, Ён Мин. Переход на «ты» становится контрольным выстрелом. Доктор Ча осматривается, а затем тащит младшего за собой — в машину, на которой приехал. Буквально силой заталкивает его на заднее сидение, всё ещё не веря в происходящее и в то, что Сын Так оказался тем ещё сюрпризом. Ординатор тем временем уже стягивает с себя штаны, и это зрелище заводит похлеще самого отменного порно. Ён Мин устраивается рядом, захлопывает дверь авто, спешно двигается ближе и снова целует, выбивая из гортани ординатора развратный стон. Он отрывается, одной рукой зарывается в волосах, в которых звёзды — блики фонарных столбов, как и хотел, а второй рукой скользит по футболке молодого доктора, опускается ниже, ныряет под слой ткани, чтобы огладить мягкое, разгорячённое тело, и наконец обхватывает его член, из-за чего доктор Ко ахает и сладостно прикрывает глаза. Продолжая целовать, Ён Мин надрачивает его член, что стоит колом; и ловит каждое всхлипывание, каждый полустон, каждый хрип, что издаёт ординатор. Тот же толкается в его ладонь, кусает профессора за нижнюю губу, боясь лишь одного: проснуться. Ему уже снились горячие сны с доктором Ча, и каждый раз Сын Таку приходилось на скорую руку с утра доводить себя до разрядки, а сейчас… Неужели это с ним делает сам Ча Ён Мин? Неужели это он целует так мокро и пошло? Неужели это в его ладонь он кончает с протяжным стоном?.. — Ён Мин… — Если хочешь предложить мне помощь — я не откажусь, но в другой раз, детка. — О, это такое банальное, но такое возбуждающее прозвище, что Сын Так готов умолять профессора на коленях, лишь бы тот снова назвал его так. — Почему же? — огорчённо задаёт вопрос младший доктор. Ему хочется продолжения, и желательно где-нибудь в более удобном месте, потому что находиться в таком положении и без штанов — не слишком приятно. Ах, всё это ложь, конечно. Ему приятно, и ему всё ещё не верится, что происходящее — быль. — Я уже говорил, не хочу, чтобы первый раз был по пьяни. Ты и так совратил меня и умолял помочь, но дальше, Сын Так… Дальше мы заходить не будем. Не сегодня. — А когда? — выпивший доктор Ко очень смелый. Может, давно надо было накидаться и признаться? — Кхм… В наш ближайший выходной, полагаю? А сейчас я отвезу тебя домой, ординатор Ко. У тебя есть около семи часов, чтобы поспать и привести себя в порядок. — Профессор включает себя самого. — Не забывай, завтра твоя рабочая смена. — Но я же… — Никаких переводов в другую больницу, Ко Сын Так! — Тон доктора Ча строгий, пробирающий до мурашек. — Я не допущу этого, потому что ты мой. Мой ординатор. — И всего-то? — Остальное обсудим позже, детка. — На лице Ён Мина появляется ухмылка. — Когда ты хотя бы будешь одет.***
«Тебе без меня не справиться, Словно я твои глаза. Чтобы ты меня не видел, Я их завязал. И нам это нравится. К слову, мы одна река. Никого рядом нету давно уже, Где же берега?» (Monmart — Незаметные).
— Сегодня мой черёд пить. — Ён Мин звонит своему ординатору и новоявленному парню вечером выходного дня, как они договаривались. — Потому не смогу приехать за тобой, но с удовольствием приглашаю в гости. — Ничего страшного, я доберусь на своей машине. — Оставь эту идею. Хочу, чтобы ты сегодня отдыхал и ни в чём не утруждался. — Что же нам делать? — Выход есть, — заговорщицки проговаривает доктор Ча. — Такси уже стоит у твоего дома. И Сын Так, наспех одевшись, ведь только что вышел из душа, бежит сломя голову к автомобилю, что для него заказал профессор. Он глупо улыбается в дороге, предвкушая их совместный вечер, из-за чего таксист странно на него косится. Да, влюблённые люди порой выглядят, как настоящие болваны или пациенты лечебницы, из которой сбежали, но доктору Ко дела нет до окружающих — пусть думают, что душе угодно. Квартира профессора встречает ординатора полумраком и приятным ароматом свечей. Пахнет сочным гранатом, лилиями Касабланка, тёплым дымным гваяковым деревом с розовым подтоном, и камфорным, но сладковатым пачули. Сын Так не силён в запахах, но кое-что знает, потому правильно считывает некоторые ноты. Он проходит следом за доктором Ча, который ведёт его за собой, нежно держа за руку. В этом мужчине сейчас нет ничего от того строгого кардиохирурга, что всегда держит марку и выглядит идеально. Ён Мин расслабленный, улыбающийся… На нём белые брюки и расстёгнутая белая рубашка на голое тело; волосы, как всегда, уложены безупречно; а взгляд… Он теперь другой, и Сын Так пока не может дать этому определение, но знает точно: ему такой взгляд профессора Ча очень нравится. — Я все три дня, что мы упорно работали, не мог здраво мыслить, — признаётся доктор Ко, когда его прижимают к стене спальни. Здесь тоже царит полумрак, а основной аромат, витающий по квартире, исходит именно от свечей, расставленных тут. — За это не похвалю. На такой ответственной работе, как наша, всегда нужно уметь отключать эмоции и оставаться в трезвом уме, — занимается нравоучениями Ча. Всё таки он неисправим. — А вы сами-то? Легко ли вам было? — Не стану лукавить: эти дни тянулись очень долго и были наполнены сущими муками, потому что при одном взгляде на тебя… — Ён Мин замолкает, решив растянуть интригу. Чуть наклоняется, носом касается шеи Сын Така, и тот счастливо улыбается. — При одном взгляде на меня… Что? Что вы имели в виду, профессор? — пытает его ординатор, обхватывая руками за шею. — Пожалуйста, скажите… — Я еле выживал все эти дни, потому что ты… Ох, Ко Сын Так, известно ли тебе, что ты — настоящее произведение искусства в этом чёртовом мире? Лучшая, самая прекрасная картина неизвестного художника, которой хочется любоваться украдкой, а лучше похитить и навсегда присвоить себе… — Доктор Ча при желании может очень красиво говорить, и это безумно греет Сын Така. — Ты великолепен, и я был бы глупцом, если бы не заметил этого. Ты сексуален… Уверен, ты даже не догадываешься насколько. — Так расскажите мне, профессор. Расскажите, а лучше покажите наглядно. И Ён Мин, не медля больше ни секунды, тянет его следом за собой, чтобы уложить в горизонтальное положение на свою большую и удобную кровать. Он нависает над ним, наклоняется, чтобы поцеловать, но через пару минут отрывается, желая полюбоваться своим прекрасным мальчиком, что нежится на постели. От одних очертаний лица грудь простреливает насквозь, но доктор Ча готов терпеть эту приятную боль, лишь бы только Сын Так всегда был рядом, всегда смотрел так, как смотрит сейчас, и всегда его любил… — Ваш шрам… — Доктор Ко пальцами проводит по груди профессора, невольно вспоминая тот день, когда Ён Мин сам провёл операцию, а Сын Так накладывал швы. — Он лишь красит. Честно. И… Знаете, он служит напоминанием не только о той аварии и коме, но и о наших с вами взаимоотношениях. Я помню каждую деталь, профессор Ча. Помню ваши взгляды, вашу улыбку, ради которой я готов был сделать всё, что в моих силах, и даже больше. Я помню тот страх перед операцией… Клянусь, я бы не пережил. — Эй, но всё хорошо, малыш, — мягко улыбается ему Ён Мин и говорит успокаивающим тоном, потому что видит, как ординатор начинает себя накручивать. — Я здесь, в своём теле; я могу касаться тебя, могу целовать, а ещё я планирую сделать сегодня нечто большее, потому что мы прошли долгий путь, Сын Так, и оба заслужили награду. И они неспешно раздеваются, попутно целуясь и лаская каждый участок оголённых тел. Обнимаются и меняются местами, а потом ещё раз и ещё. Тонут в мягкости постели и объятиях, желая наслаждаться этим моментом, как можно дольше. Ён Мин целует шрам на груди Сын Така, а тот аккуратно касается вечной метки на коже профессора. Они не торопятся, обоюдно хотят быть нежными и аккуратными, но доктор Ко быстро возбуждается, когда от кардиохирурга поступает необычное предложение: — Когда-то мы были единым целым, Сын Так. Моя душа бессовестно пользовалась твоим телом, но, знаешь… Я отдал бы многое, чтобы посмотреть сейчас на себя твоими глазами. Я счастлив, что теперь могу полноценно быть с тобой, но мне жаль, что я больше не умею вселяться в тебя. И я подумал… Подумал, что будет справедливо, если ты тоже не будешь видеть меня сегодня. — Он берёт с тумбочки, что стоит у кровати, небольшую коробку и достаёт оттуда чёрный шифоновый, но плотный платок. — Слышал что-нибудь о сенсорной депривации? Частичной. — Хотите завязать мне глаза? Лишить меня возможности любоваться вами? — Лишь ненадолго, Сын Так. Благодаря этому все твои чувства обострятся, а доверие станет безграничным… Поверь, тебе это понравится, а я очень хочу, чтобы твой первый раз стал незабываемым. Мы не знаем, сколько нам суждено провести времени на этой Земле, но я бы очень хотел, чтобы ты навсегда запомнил эту ночь со мной. — Какие-то грустные вещи вы говорите, профессор Ча, — ворчит недовольный ординатор, но на предложение решает согласиться: одна только мысль о таком опыте будоражит. — Хорошо, я согласен. Можете завязать мне этот платок на глаза, я доверяю вам. Доктор Ча был прав. Ощущения обостряются, и каждое касание Ён Мина отзывается в теле Сын Така с небывалой силой. Они всё ещё целуются, когда профессор ведёт рукой ниже и ниже, думая, что пришло время подготовки, но доктор Ко сообщает, что они могут пропустить этот этап, ведь он основательно подошёл к делу и сделал всё самостоятельно у себя дома. Ён Мин от этой новости пылает и больше не медлит: разворачивает Сын Така к себе спиной, удерживает за мягкие бока и аккуратно входит, не забыв о презервативе. От свежих ощущений он закусывает свою нижнюю губу так сильно, что ещё немного — и прокусит насквозь. Его мальчик узкий и тёплый… Чувства просто неимоверные, и они захватывают профессора с такой силой, что он едва держится, чтобы не сорваться на сумасшедший темп, но понимает, всё понимает, а потому двигается медленно и бережно. Сын Так закусывает угол одеяла, старается дышать носом, и сходит с ума от этой темноты и наполненности… Боли практически нет — Ён Мин действует умело, а первоначальный дискомфорт совсем скоро сменяется приятными ощущениями, и член профессора так хорошо и правильно ощущается внутри, что доктор Ко не сдерживает свои стоны, которые, в свою очередь, лишь сильнее распаляют Ён Мина. Сложный аромат свечей согревает и кружит голову, а звуки, которыми наполняется комната, становятся идеальной деталью, так дополняющей картину. Скоро младший доктор, желая поменять положение, снимает повязку с глаз, и теряется, да, просто теряется от вида такого горячего профессора. Тот всё ещё сверху, хотя Сын Так теперь лежит на спине, и им хватает буквально нескольких толчков, чтобы кончить друг за другом, неотрывно глядя в глаза и шепча непристойности, от которых щёки младшего доктора алеют, а всё тело покрывается пушистыми мурашками… Они выходят из берегов, полноценно доверяя, а ещё никак не могут налюбоваться друг другом. И чуть позже, когда они расслабленно лежат в обнимку, Сын Так предлагает вместе принять душ, а Ён Мин, улыбаясь, соглашается. После ванной комнаты оба помогают друг другу обсушить тела полотенцами; одеваются, а затем перемещаются на кухню, чтобы подкрепиться. Кажется, они оставили все свои силы там — в спальне, но никто из них об этом не жалеет. — Я помогу, — вызывается Сын Так, пока Ён Мин разливает по бокалам вино. — Что тут у нас? Ага, нарезки к алкоголю готовы… Может, добавим фруктов? — Можно. — Отлично, сейчас я всё порежу. — Оставь. — Профессор Ча забирает из рук Сын Така нож. — Говорил ведь, сегодня ты отдыхаешь и ничем себя не утруждаешь. — Я хочу помочь! Или ты думаешь, что я снова поранюсь? Как тогда, скальпелем? О, только не говори, что я и нож в руках держать не умею… — Ординатор закатывает глаза. — Кстати, это нельзя исключать! — посмеивается Ён Мин, всё же настояв на своём, а потому сам теперь режет фрукты. — Поранишься, а мне потом вновь тебе руку обрабатывать! Ещё и пластырь клеить. — В форме сердечка? — счастливо светится Сын Так, вспоминая тот самый вечер, когда он, после успешной операции, но не очень успешного ранения, спал в кабинете доктора Ча. — В форме сердечка, — согласно кивает Ён Мин. — Розового? — продолжает развивать тему Ко. — Розового, — отвечает доктор Ча. — Скажи, а тогда ты уже чувствовал ко мне что-то, верно? И специально купил этот пластырь, чтобы намекнуть… Или мне кажется? — любопытствует Сын Так, закинув в рот виноградинку. — Мои чувства появились гораздо раньше, ординатор Ко, — посматривая на младшего, делится откровениями Ён Мин и продолжает разделываться с фруктами. — Мне было непросто это принять, но в какой-то момент я понял, что это неизбежно. Ты был таким настоящим, Сын Так! Ты и сейчас таким являешься. А мне, закоренелому холостяку и суровому кардиохирургу, который не видел ничего дальше своего носа, было необходимо такое знакомство. Ты изменил мою жизнь, Сын Так — это не новость. Спас меня, как физически, так и духовно. Напомнил мне о том, кем я являюсь на самом деле, а ещё показал, что такое настоящая любовь. — Вот как? — задумчиво проговаривает доктор Ко. — Именно. С тобой всегда было просто, и ты всегда был искренним, а я удивлялся по началу, но потом привык и проникся. Я замечал всё, Сын Так, не думай, что я какой-то глупый или слепой! Я видел твои перепады настроения, твои взгляды украдкой, твоё печальное выражение лица. Я буквально каждой клеточкой своей души чувствовал твою ревность к Се Чжин. Наверное, на тот момент она не была безосновательна, но теперь, я тебя уверяю: переживать не о чем. Я давно сделал выбор. — Мне даже интересно, когда именно… — В день, когда я вышел из комы, Сын Так. Я нагрубил ей, сам знаешь, и это стало показательно для меня самого. Пусть я хотел скрыть свои воспоминания, но я не мог, я попросту не мог бы поступить так с человеком, которого люблю. Я уважаю её ко мне чувства, но мои… Мои остались в далёком прошлом, в тех временах, когда мы сами с Се Чжин были интернами. И потом её возвращение. Жаль, что она построила так много планов о нашем совместном будущем, но я всегда был предельно честен с людьми, потому не стал дарить ей пустых надежд. Я думал лишь о тебе, Сын Так, но на тот момент не знал, что делать с таким сильным чувством к человеку своего пола. — Мне тоже было тяжело. Кристал давно заметила, пыталась расспрашивать… Я как-то признался ей, что прохожу через кризис самоопределения, и она, наверное, уже тогда всё поняла. — Непростое было время, — подытоживает профессор и, вместе с тем, заканчивает с фруктами. — Но мы справились, ординатор Ко! Мы справились, а потому, думаю, заслужили просмотр фильма на ночь и крепкий сон в объятиях друг друга. — Наш любимый ромком? — смеясь, уточняет Сын Так, хотя ни на секунду не сомневается в ответе доктора. — Наш любимый ромком, — подтверждает Ён Мин, а после, обнимает его за плечи и ведёт в гостиную, прихватив поднос с вином и закусками. И они исполняют задуманное: смотрят комедийную мелодраму, смеются, обнимаются, целуются периодически, а после перемещаются в спальню, чтобы хорошенько выспаться. Уже совсем скоро им обоим придётся отправиться на работу, где они вместе будут спасать жизни, наконец разобравшись со своими. Тесс будет хихикать и довольно потирать ладони, всё поняв, а Сын Так и Ён Мин будут, нарушая все законы приличия, стараться уединиться на перерыве хотя бы на пять минут в кабинете профессора. Их нелегальные чувства, что давно поселились в сердцах, наконец стали законными. Законными и такими правильными, что каждый герой этой истории может с уверенностью сказать: теперь всё и все наконец находятся на своих местах.