***
Эллисон отмечает красным маркеров в календаре нечетные недели, распределяя свою жизнь по четкому графику. Она проводит первую и третью в месяце со Скоттом, уезжая на две других к отцу. И тому, и другому нелегко отпускать ее хоть на какое время, но ей ведь уже восемнадцать. Она взрослая девочка. Лидия присылает смс со ссылками на статьи последних новостей (за пятнадцать лет), и Эллисон слушает подкасты в двухчасовой дороге из штата в штат. Наверное, всё так и должно было быть, не погибни она пятнадцать лет назад. Поездка от отца к парню, и обратно.***
Эллисон ловит на себе раздраженный взгляд молодого Хейла и морщится. Теперь их семьи квиты. Только в Хейлах на одного человека больше, но отец все еще не оставляет попытки окольцевать Мелиссу. Илай ее ненавидит, и это все понимают. Она — живая, с теплыми руками и громко бьющимся сердцем. Причина, по которой погиб Дерек Хейл. Хейлы и Ардженты. Всегда перетягивание веревки и никогда сосуществование. Малия гневно фыркает, и Эллисон недоумевает. Она была мертвой пятнадцать лет и помнит, какого это — быть человеком. Малия Хейл была человеком эти пятнадцать лет, но ей никогда не забыть это — какого быть кайотом. Скотт принимает у себя стаю, и налаженные вновь отношения трещат по швам. Эллисон не хотят видеть, сидящую рядом с Альфой. Будто бы равную. Будто бы не убийцу собратьев. Будто бы не кремированную в прошлой десятилетии. Лидия называет это фантасмагорией и бежит из дома Маккола, едва в дверях слышится приветственный крик Стайлза. Эллисон Арджент вскользь думает, что никто из них не повзрослел.***
Ей продают энергетики без удостоверения личности в четвертый раз, и Эллисон долго стоит у зеркала. Никто не даст ей восемнадцать. Тело — молодое и крепкое, как и положено юной женщине. Не восемнадцатилетнее, нет. Сформированное и натренированное, как и положено. Глаза, как и положено, выдают пятнадцать лет заключения на том свете. Эллисон, как и положено, старается не смотреть на людей прямым взглядом, чтобы никого не напугать. В документах, как и положено, ее возраст двадцать девять. Как и положено, она смирилась.***
Девятнадцатый день рождения они встречают в раздоре. Все они, бывшие когда-то семьей. Стаей. Стайлз не хочет принимать, что Лидия убивает себя разлукой, спасая его жизнь. Он бежит за ней до самой Англии, вырывая из рук Джексона, и надрывно кричит. Лидия рыдает у нее на плече, переживая трагедию. Скотт остается со Стайлзом. Малия остается со Стайлзом. Илай, дядюшка Питер, Мелисса и радостный, что его не забывают, бета Лиам, остаются со Скоттом. К ним никто не приходит. И Эллисон тоже переживает трагедию. — Раньше все было по-другому, — сухо говорит она, рассеянно поглаживая спутанные волосы Мартин. — Тебе предстоит еще многое узнать, — шепчет Лидия. Эллисон бы не хотела что-то узнавать. Нужно было закончить игру иным путем. Ей нужно было вернуться в прошлое. Она из прошлого. Будущее не принимает Эллисон Арджент, и в этом они солидарны. Эта жизнь не принимает Эллисон, ведь мертвое должно оставаться мертвым.***
Скотт прижимает к себе крепко, не позволяя выскользнуть хоть на минуту. Тут же елозит рукой по кровати, притягивая обратно, и с чувством дышит в волосы. Она понимает, честно. В такие моменты перед глазами появляется образ Киры, и Эллисон не хочет узнавать, что стало с их отношениями в итоге. Не хочет лезть в ящик стола, где лежит запечатанный в конверте первый хвост кицунэ. Не хочет лезть глубже в то, почему Малия Хейл так странно реагирует на любое проявление нежности со стороны Маккола в сторону Арджент. Она понимает, честно. Прошло ведь пятнадцать лет. Мертвая не согреет теплом и не подарит надежду на будущее. Нужен кто-то более… живой. Понимает, но не хочет принимать. Поэтому, думает Эллисон, ее жизнь ей не принадлежит. Кому угодно, но не ей. Наконец-то ожившему отцу, который не прячет свой сияющий взгляд и живет по-настоящему. Живет ради нее, а не выживает ради справедливости и мира для других. Скотту, милому чуткому Скотту, открывшему для себя, что дышать можно полной грудью, а не вдыхать пепел потерь. Даже Лидия, присылающая ей в три часа утра: «спасибо, что ты есть, Эллисон», забирает часть ее жизни. Она понимает, честно. Она не хочет так жить.***
«Тебе двадцать, Эллисон!» — пишет сообщение Крис, который на полпути к ним со Скоттом. Маккол развешивает по дому праздничные шары, радуясь как ребенок. Приехавшая два дня назад Лидия с мученическим видом достает коржи из духовки. — Ненавижу готовить, — рычит она, отпихивая снимавшего на камеру Лиама. — Уйди. Данбар вертится, шумит и совсем не кажется взрослым мужчиной, принявшим на себя обязанности хранителя мира сверхъестественного. В огромном доме обстановка, греющая им всем души. Эллисон видит это, и ее пустота заполняется нежностью. Она со своей семьей. Со своей стаей. С теми, кто боролся за ее жизнь всегда, и за кого она опять пожертвует своей. — Эй, именинница! — кричит Лиам, подбегая и даря поцелуй в щеку. Он им как младший брат, думает она. Как маленький взбалмошный ребенок, не умеющий ненавидеть. Тяжело переживающий предательство. Предательство Тео Райкена он не смог пережить. — Встречу Стайлза, — тихо говорит Скотт, обнимая со спины, так, чтобы Лидия не впала в прострацию. Так, будто она не почувствовала его приближение и не впилась ногтями в ладони. Эллисон паникует и не хочет больше никого видеть. Только отца. Крис, Лидия, Скотт, Мелисса и Лиам. Больше ведь никто не нужен, зачем они приходят? Ей невозможно раздавать свою жизнь такому количеству людей. Она не железная. Она не настоящая. Она ожила от странного ритуала, в котором никто не был уверен. Так чего они хотят от нее? — С днем рождения, Эллисон, — говорит она себе, стоя у зеркала. Надеть маску и спуститься к гостям. Надеть маску и быть счастливой. Надеть маску и простить им их радость. Надеть маску и стать живой.***
Скотт делает ей предложение летом, в разгар июля, когда они отдыхают на берегу океана. Эллисон вспоминает свой семнадцатый день рождения, когда они были вдвоем, нарушая все правила и порядки. Когда Скотт осознает, что она — его якорь навсегда. Никто никогда не отнимет у них этого. Она говорит «да», и Скотт Макколл быстро моргает, пряча увлажнившиеся глаза. Эллисон не плачет. Эллисон крепко прижимается к широкой груди и слушает бухающее сердце. Они живые.***
Лидия берет ее под руку и смотрит взволнованным взглядом. — Все в порядке, — мягко отвечает на немой вопрос Эллисон. — Это просто задержка. Я не беременна. Не думаю, что могла бы… — Чушь, — резко перебивает банши. — Ты можешь. Ты живая. Доктор долго смотрит на анализы, обдумывая удобные слова. Эллисон уверена — она не сможет. Нельзя просто принести жизнь в этот мир, если тебя оживили ритуалом из видений банши. Даже если эта банши твоя лучшая подруга. Вселенная не закроет глаза на пятнадцать лет. — Вы не беременны. Все дело в ста восьмидесяти месяцах. Все дело в них. Ей не выносить ребенка девять. — Я же говорила. Лидия обнимает крепко-крепко и не прячет красные от слез глаза. Хоть кто-то из них должен быть счастлив. Ну хоть кто-то?***
На двадцать первый день рождения, Лидия крадет ее у мужчин, обрывая звонки и требования, и везет «показать мир». — Я переезжала каждые три месяца, ты же помнишь? — язвительно замечает Эллисон, но Мартин нельзя переубедить. Она поставила себе цель. Эллисон Арджент будет жить. Они приезжают в Майями и сбегают из клуба, когда Эллисон избивает настойчивых ухажеров. Громко смеются и скидывают туфли на тротуар. Лидия пьет из бутылки, размазывая косметику по лицу. Эллисон вздыхает полной грудью. — Мы должны сделать что-то еще, — хитро говорит Лидия, и следующее утро они встречают в аэропорту Осло. Эллисон не спрашивает, как Джексон и Итан оказались на проживании здесь, но радостно падает в объятия парней, уставшая, чтобы анализировать свое поведение. Они спят сутки, а потом едут в горы. Итан смотрит недоумевающе и с оттенком грусти, но не тяжело. Он хотел бы вернуть Эйдена. Хотел бы хлопать брата по плечу так же, как делает это с ней. Но он не Скотт Макколл, истинный Альфа, чья жизнь полная кутерьма. Только у такого может вернуться с того света девушка, которую он похоронил семнадцать лет назад. — Рад, что ты вернулась, — говорит Джексон. Лидия смеется — громко, искренне, заразительно. Так, как уже не будет смеяться в родном городе и родной стране. Лидия кивает, взъерошивает бывшему парню волосы и целует Эллисон в губы. Они счастливы. — Ты моя родственная душа, Эллисон, и всегда ею была, — позже говорит Мартин, когда они забираются на вершину горы, куда мужчины их привозят. — Я знаю, Лидия, я знаю, — Эллисон раскидывает руки в стороны и дышит глубоко. Через две — наполненные безумством и какой-то искрой — недели, они приземляются в Париже; Лидия тут же покупает береты и оранжевый клатч. Эллисон, обхватывая себя за плечи, садится в поданную именно им машину, и тянет за собой подругу: — Когда Айзек успел стать владельцем машин с водителями? Лидия пожимает плечами и не выглядит удивленной: — Он советник альфы этого города. Богатого альфы, масштабной стаи. Делай выводы. Они размещаются у него дома: двухэтажный особняк с бассейном и прислугой. Эллисон нервно хмыкает, но старается вести себя как обычно. Как вела бы себя любая бывшая мертвая девушка. Жаль, что прецедентов их случаю — не было никогда. Айзек смотрит пристально, задумчиво скользит по профилю и не вступает в беседу. Они ужинают в беседке, Лидия громко разговаривает, переводит внимание на себя, обсуждает с его друзьями какое-то масштабное событие, и Эллисон благодарна за это. Эллисон не сводит глаз с кольца на его пальце и изредка кидает удивленные на жену — жену Айзека Лейхи. Она чертовски рада, что хоть у кого-то из них хватает смелости забыть прошлое и двигаться дальше. Она до слез счастлива, что не стала для него незакрытым гештальтом, каким стала для Скотта. Эллисон до дрожи в пальцах обидно, что нельзя просто упасть ему в объятия и громко плакать, потому что она слабая. Слабая и ранимая, и хочет вернуть эти годы, ушедшие для всех вокруг навсегда. Она встречает Айзека на свой двадцать первый день рождения, а потом теряет себя в водовороте такой не ее жизни навсегда.