Серое

      Фрэнсис Ардмор уже смирилась с тем, что станет злодеем этой истории. С тем, что рекомбинанты будут коситься на неё, как на воплощение Гитлера. Что полковник Куоритч будет говорить с ней подчёркнуто вежливо, будто с врагом. Что миссис Норт перестанет улыбаться, когда начальница появляется в пищеблоке. Со всем этим она смирилась уже тогда, когда позволила аватару прервать допрос пленника и пойти с тем переговорить. Когда разрешила забрать из клетки. Не стоило. Но генерал ведь тоже человек. С чувствами. И ребёнка ей было жалко, как и любому адекватному взрослому. Увы, такова работа. Кто-то должен брать на себя самые тяжёлые решения. Кому-то всегда приходится быть «плохим».       Заходя с парой верных ребят на нетипично тихую кухню, Ардмор понимала, что рады ей не будут. И прекрасно знала, что Элизабет в жизни по доброй воле не выдаст ей Сокорро. И что придётся вести себя крайне настойчиво. И, возможно, даже весьма подло. — Где он, Бэт? Не вынуждай проводить обыск. — голос женщины был холоден. Повариха смотрела на посетительницу слишком спокойным и выдержанным взглядом. Значит, парень точно тут. Когда Бэтси нечего скрывать, она куда раскованнее и громче. — Понятия не имею, о ком вы. — Ты знаешь, о ком я. Не рискуй всем ради аборигена. Я просто хочу задать малышу пару вопросов. И всё. — Я не отвечаю за пленника из 103. Он приставлен к полковнику Куоритчу, вот с него и спрашивайте. — Лиз… — только Фрэнсис могла её так называть. Как никак, ещё буквально недавно они были хорошими подругами. — Нам с тобой таких трудов стоило построить то, что сейчас есть. Поставить именно тебя на это место. А теперь ты готова всё пустить по ветру? Я понимаю, твоё сердце доброе. Временами даже слишком. Но мальчик сейчас стоит между нами и благополучием Земли. Ты забыла о крошке Долли и малышах Шоне и Карле? — Я не забыла ни о ком. Просто не понимаю, почему именно мой племянник должен пострадать ради этого? — Если бы я хотела, чтобы он на самом пострадал, то спрашивала бы куда усерднее. Лиз, ты не оставляешь выбора. — Ардмор покосилась на выход к складу, после чего очень и очень громко сказала: — Придётся мне задать несколько вопросов вам, миссис Норт! Ребята, вяжите! — но жестом генерал приказала солдатам стоять. — Ты что тво… — Нет! Не надо! Не надо. — дверь открылась. Паук вышел, подняв руки. — Не нужно. Не трогайте тётю. Она не знала, что я тут. Я сам стащил её карточку и тайком залез. Она не виновата. — юноша безбожно лгал. Причём прямо в глаза. И все это понимали. Но не проникнуться уважением к такому поведению военная не смогла. Да, руки у Сокорро дрожали, голос сбивался, лицо было бледным от страха. Ещё бы! После того, что пришлось пережить-то. Да и сама женщина подливала масла в огонь, нарочно теперь выходя лично встретить рекомбинантов с каждой миссии, часто проходя мимо казармы перед отбоем, даже если ей было вот вообще не по пути, и намеренно сладко желая «малышу» приятного аппетита в столовой. И теперь была приятно впечатлена тем, что младший Майлз на психологическое давление не поддался. А ведь этот пацан не проходил никакой спецподготовки!       Она не знала, что Паук плакал ночами. И плохо засыпал. Что Бэтси и Майлз-старший уже неделю не спали по очереди, качая общий гамак, чтобы бедняга успокаивался. Что Жница даже вспомнила пару колыбельных из детства своего оригинала, чтобы как-то утешать мальчика, когда накроет. И что Лайл буквально каждый вечер теперь разжигал «очаг» и обязательно выходил с подростком посидеть у него и как-то успокоить того армейскими байками перед отбоем. Оба товарища ощущали свою вину за то, что произошло. Промолчи они тогда — ничего бы не случилось, быть может.       Ардмор не видела, как Паук теперь панически хватался за хвост отца, стоило тому на базе попытаться уйти куда-то, не оставив мальчика под присмотром доверенных лиц. Только бы не быть тут одному. Никогда больше. Не стать снова мишенью. Она не знала, что юноша буквально вставал между тётей и папой, если только подозревал, что те могут начать ругаться. Лишь бы снова не рассорились и не бросили его без своего присмотра. Парень даже спорить стал реже. Охотнее подчинялся любым, даже самым тупым указаниям. Всё, чтобы ни в коем случае не рассердить полковника. И не спровоцировать наказание. Но такие перемены, как ни странно, никого не радовали. Даже Куоритча. Все понимали, что это послушание из невероятного ужаса перед пытками. Наблюдать такое было очень жутко. Превращение активного мальчишки в чёртового неврастеника, шугающегося своей тени, расстраивало.       Паук смотрел на генерала с испугом. И временами кидал умоляющий взгляд на других работников кухни. Только бы те не выдали, что миссис Норт сама велела племяннику прятаться, когда только приметила начальницу в коридоре. К его счастью, остальные были слишком заняты, чтобы влезать. — Значит воруем у родной тётушки, ай-ай-ай. Надеюсь, он будет за это примерно наказан. Идём. Мы не договорили в прошлый раз.       Дрожа от страха, юноша протянул руки, чтобы на те надели наручники, но Бэт тихо окликнула старшую. — Мэм, вы просто тратите с ним время. — Это мне решать. Он жил с Салли и его семьёй. И должен знать, где находятся и предатель, и штаб террористов. — Прошло 3 месяца. Даже если и знает что-то, то данные уже, скорее всего, безнадёжно устарели. Не думаю, что бывший морпех стал бы сидеть на месте и ждать, когда Паук расколется и выдаст всё. Если малец вам куда-то и укажет, то там уже, скорее всего, ничего не будет. — Думаете я этого не понимаю? Будто мне очень хочется мучить ребёнка. Но там… — Ардмор показала наверх. — Там требуют отчёт. Нужны результаты допроса. Просто нужны — и всё тут. Я прекрасно понимаю, что они бесполезны. И надо было допытывать его сразу после поимки. За моё сострадание он теперь и расплачивается. — Паук… Скажи им хоть что-то. — Бэт осторожно подошла к юноше, но тот отстранился. — Я ничего им не скажу. НИЧЕГО. И тебе не скажу. Я их никогда не предам! И я ничего не знаю! — мальчик сильно нахмурился, после чего вдруг вскрикнул от сильной боли. Парень попытался схватиться за пострадавшее место, но не дотягивался. — Аккуратнее! Боже! Ну я же раз сто говорила: это кухня, тут опасно, смотри, что делаешь и куда идёшь! — Бэтси тут же открыла кран и подвела пострадавшего к раковине, где собралась направить струю ледяной воды на обожжённую кожу. — Потерпи, скоро перестанет жечь. Потерпи, мой хоро… — Выключи. — Фрэнсис вдруг нахмурилась. — Выключи. Сейчас же. — Но… — ВЫКЛЮЧИ. — пришлось подчиниться. — Малой, я не позволю оказать тебе помощь, пока не скажешь то, что хочу знать. — Гори в Аду. — на лице юноши читалась боль. Не охлаждённая часть ожога продолжала калечить температурой ближайшие ткани, усугубляя положение. При взгляде на страдания племянника, глаза Элизабет увлажнились, но она скрыла слёзы, смахнув их полотенцем. — Где ваши люди? — Да не знаю я, чего пристали?! Не знаю! — Какой клан укрыл Салли? — Понятия не имею! У него вся Пандора, как на ладони, он же Торук Макто. Да вы куда не плюньте — везде можно укрыться. Не знаю я ничего, не знаю! — Паук сжал кулак. Его лицо было очень несчастным и усталым. Повариха протёрла глаза ещё раз. Ардмор вздохнула и махнула рукой. — Помоги ему, Лиз. Но помни: я буду следить за каждым вашим шагом. Хотите с полковником играть в семью? Играйте. Но если он хоть как-то помешает планам RDA, не обижайся, расстреляю пацана за оружейной. Вмешаешься — и тебя туда же. — Не сомневаюсь. Ведь дружба больше ничего не значит для вас, генерал. — А для тебя, Лиз? — Я всё помню, Рэнни. Всё помню. Несмотря на твои слова, буду откладывать для тебя всё лучшее. Потому что мы друзья. Даже зная, что ты готова выпустить в меня пулю. Перед тем, как сделаешь это, передай уж сообщение на Землю. Чтоб хоть свечку в церкви поставили. — Вышли все. — генерал дождалась, когда блок опустеет, после чего тяжело опустилась на стул. — Зачем ты так? — А ты? — повариха начала лить на спину Паука холодную воду, отчего тот сжался и зажмурился. — Терпи. Сам виноват. Смотреть надо было. Теперь шрам останется. — У нас была общая цель. — Она у нас и осталась. Но ребёнка-то не пытай. — Ему 16 лет. Это солдат с оружием, а не дитя. Ваш «ребёнок» пустил под откос вместе со своими дружками ни один поезд. Бомбил склады. Принимал участие в разведке против компании. Устраивал диверсии. Сколько ребят погибло! — Я знаю, Рэнни. Я знаю, сколько погибло. Не тебе мне о смертях рассказывать. — Я делаю то, что должна. Мне это совершенно не в радость. Но Салли — террорист. И должен быть уничтожен. Говорю только один раз, малой, так что слушай и запоминай: пока оставлю тебе жизнь и отстану. Видимо, ты и правда ничего путного не знаешь. Но знай, что теперь должен каждое утро благодарить Бога за это. Просто потому, что тебе Его волей невероятно повезло. Не будь ты её сыном, не будь моя подруга твоей тётей, не будь лучший полковник, когда-либо служивший на Пандоре, твоим отцом, я бы уже давно позволила учёным поджарить твой мозг. Иного бы уже расстреляли, раз не знает ничего. А тебя хранят. Но даже тебе, малыш, придётся однажды решить, на чьей ты стороне. И, если окажешься с противоположной, моя рука не дрогнет. Понял? — Несомненно. — Майлз-младший опустил взгляд, сдерживая проклятия. Руки Бэт нежно поглаживали подростка по спине и плечам в попытках успокоить. Но тщетно: перед глазами разгневанного парня стояли картины того, как он разорвал бы эту блондинистую тварь на куски. Как он бы перед этим избил её, сорвал одежду и жёстко изнаси…       От злых мыслей его отвлёк нежный поцелуй в плечо. Паук повернулся к Бэтси и встретился с её ласковым взглядом. Юноша вздохнул, после чего сел на стул, позволяя тётушке спокойно помазать ожог мазью из аптечки. Элизабет засуетилась, будто лечила собственного сына, а не дикаря, встреченного чуть больше месяца назад. Фрэнсис вздохнула и покинула блок.       Генерал Ардмор понимала, что именно она возьмёт на себя роль главной сволочи. Что обратит против себя подругу. Что будет вынуждена предавать память боевой товарки, выбивая информацию из её сына. Что станет врагом номер один для лучшего воина своей армии. Что будет обречена принимать самые тяжёлые и страшные решения. Потому что больше некому. Ей поручили спасение целой планеты. И она это сделает, чёрт возьми. Там, на Земле, осталась и её семья. Рука привычно тянется к бутылке. Жаль, что к ней самой никто не проявит сострадания.