Птицы улетают на юг

Единственное, что занимает мысли, — бежать как можно быстрее и как можно дальше. Неважно куда, главное — скрыться от того, что так его пугает. Понадобились считанные минуты — если не секунды, — чтобы впихнуть в рюкзак всё наиболее необходимое и покинуть квартиру так, что только пятки сверкали. И в один миг за плечами осталась вся прежняя жизнь. Тщательно закопанная, хотя земля под могилой остаётся рыхлой и сырой, а плита с выгравированной надписью «Первый — четвёртый курс» и эпитафией «Лучшие годы моей жизни» не покрылась мхом и слоем грязи. Теперь сердце полнится такой горечью, что, кроме неё, там чему-то ещё просто не хватает места. Оно ноет, ревёт, метается, сжимаясь настолько, словно одного жгута было бы недостаточно. В последнее время — да что уж там, сразу после выпуска, когда на него нахлынуло осознание произошедшего, — в голове днями и ночами клубился рой мыслей, а сейчас — лишь желание исчезнуть. Потому что он оказался совершенно неготов к тому, что ждало впереди. Вернувшись домой с выпускного, он смотрел на полученный диплом тупым взглядом и внезапно понял, что всё — это конец. В тот день закрылись одни двери, двери беспечной, весёлой жизни, и открылись другие — в такую, что во много раз мрачнее и унылее. Джихун петляет меж домов, скользит по ночным переулкам и подворотням в надежде затесаться среди них, чтобы не пришлось возвращаться к настоящему. Свобода его только манит, всегда манила, если быть точным. С раннего детства у мальчишки проглядывала черта характера под названием независимость, а в будущем она стала фактически жизненным принципом. А что сейчас? Его хотят заковать в кандалы ответственной и требующей серьёзного отношения взрослой жизни. Он бродит так приблизительно с час, пока не замечает остановку и как раз подоспевший автобус. Мысль, которая в тот момент пронеслась стрелой в сознании, казалась такой правильной, что Джихун со всех ног побежал к автобусу, влетел в салон и, воспользовавшись проездным, забрался в самый конец и обосновался там. Детский, как следует необдуманный поступок. Как и все остальные. Желтоватый свет внутри искажал реальные краски, которые для Джихуна утратили насыщенность уже как… месяц назад? Выпуск был месяц назад, середина июня. Парень надевает наушники, ставит рюкзак на колени. Среди всего прочего, в том лежит синий диплом, который поначалу даже и не думали забирать с собой. Но тогда на кой он Машихо, спрашивается? Да и мало ли хорошую службу сослужит. Джихуна щемит невыразимая тоска вдобавок к скорби, которые швыряют сердце о бетонные стены, а оно всё продолжает покрываться этой цементной пылью из горьких сожалений. Остались незавершённые дела, и Джихун ещё так много собирался сделать. Рабочая смена Машихо закончилась буквально пару минут назад. И пока он на радостях идёт домой, слушая музыку и подпевая, предвкушает встречу с он-дороже-всех-на-свете Джихуном, тот смотрит на город сквозь мутное холодное стекло, прислонившись к нему лбом, и держит курс сам не знает куда. Но возвращаться просто незачем. Тем более что в этом случае придётся смириться с неизбежным, а это подразумевало собой хоронение всего, что осталось от Джихуна, заживо. Эту часть себя, которая помнила об университетских временах, он решил беречь до конца, что бы ни произошло. Ибо эти воспоминания — одна из двух вещей, что заимели себе тёплое местечко в душе. Вторая же — Машихо. Сперва такой скромный, суетной и вечно извиняющийся, а чуть позже — спутник жизни, который ни разу ещё не отказывался или не одобрял авантюры Джихуна. Всегда за любую идею, которую тот предложит, и ни слова против. Это знакомство, выделившееся из огромного числа других, стало особенным по одной простой причине: Джихун разглядел в Машихо идеала. Нервотрёпки с ним никогда не бывало. Машихо — который не горазд был говорить о своих проблемах, никогда не повышал тон, отчего ссор у них ни разу не было, и потакал всем прихотям Джихуна. Довольно общительный, поэтому отношения как завязались, так и развивались очень быстро. Но он постоянно маячил где-то сзади, словно тень. И в самом деле — он был лишь тенью Джихуна. Отголоском его действий и решений. Сказать честно, было приятно и удобно иметь его при себе. Интересно было встречаться со своим идеальным типом. Оба чувствовали себя на седьмом небе от счастья, поскольку отношения складывались, как в сказках, — счастливы-здоровы, аж глаза от зависти блестят. Но однажды Джихуну это надоело. Одинаковый спектр эмоций ежедневно, не к чему придраться, не за что зацепиться, не о чем поспорить, Машихо будто запрограммирован под него, чтобы быть удобным во всём. Это спокойное течение, в котором они плыли равномерно и безмятежно, не подходило темпераменту Джихуна от слова совсем. Только понял он это слишком, слишком поздно. Это то, что его душит, но неужели для собственного блага нельзя избежать того, чтобы не ранить Машихо? С другой стороны у Джихуна есть стойкое и неприятное чувство, будто он тянет Машихо за собой, как ставший непосильным груз. Похоже на то, как если бы в рюкзаке с неделю валялась пустая бутылка, воду которой жадно выпили в какой-то из жарких-жарких дней, и теперь она совершенно не нужна. Так и в Машихо больше Джихун не видел чего-то привлекательного и цепляющего. Джихун творил много глупостей — сорвиголова, за которым глаз да глаз, уследить невозможно. Жил на полную катушку, по-другому не скажешь. Что будет потом, его не заботило, он жил моментом, не имея представления о времени. Не заикайся даже о том, чтобы посидеть этот вечерок дома, — он вытащит на волю в любом случае. И без разницы абсолютно, каким будет выбор: заявиться в клуб или разрезать городские улицы задорным смехом, навлекая на себя неприятности из-за чересчур раскрепощённого поведения, — так или иначе, скучать ты точно не заскучаешь. И Машихо скучать он так же не давал, но зато… Зато скучал сам. Надоедливая скука липла к Джихуну последние пару месяцев, чуть только он проводил время с Машихо. Мысленно ругал себя за это, считая, что дело совсем ни в ком-либо из них и всё само собой образуется. Машихо на порядок ранимее и мягче, поэтому Джихун держал рот на замке и не смел обидеть его невысказанными словами. Не хотел что-то менять. Но поменять всё-таки пришлось, к иронии. Только теперь Джихун не жил моментом, а застрял в нём, страшась того, что может ждать впереди. Встречаться с этим лицом к лицу желания никакого не было — лишь унести ноги куда подальше. Бежать, бежать, бежать. Джихун проводит час-полтора в автобусе, наблюдая, как при каждой остановке тот наполняется всё большим количеством людей. Проводит взглядом тех, кто выходит, и вглядывается в новоприбывших. Постепенно становится холодно, ведь он в одной футболке да джинсах, но вкупе с опустошением, которое в какой-то неуловившийся момент оставили отчаяние и горесть, ощущает себя как рыба в воде. Затем автобус доходит до конечной остановки, и, если б водитель не крикнул Джихуну с вопросом о том, собирается ли он наконец выйти хоть где-нибудь, то парень бы поехал обратно по кольцевой к дому, куда он категорически не хотел и вообще не собирался возвращаться. По итогу Джихун находится в каком-то из районов того же города, но всё равно значительно дальше от Машихо, что радовало. Так он его не найдёт. Накатила усталость; ноги еле плелились, глаза готовы были повыкатываться из глазниц, ночная прохлада усыпляла. Без понятия, где будет ночевать, Джихун купил баночку газировки, отыскал скамейку с унылым видом на сквер с фонтаном в середине и остался там. Он не знает, почему он — здесь, а остальные одногруппники уже скорее всего работают по специальности, начинают строить семьи и потихоньку устраиваться в жизни, будучи независимыми от родителей. Он тоже от них независим, более того родителей изначально не заботило где он, как он и почему он, как только сын поступил в университет. Ты, мол, уже самостоятельный, привыкай обходиться сам. Но так даже лучше, гораздо лучше. Вот только… Почему сейчас всё нутро стягивает кольцо? Почему слёзы сверкают у глаз и на щёках, а рука, в которой держит газировку, дрожит, когда другая сжимается в кулак? После пар, особенно вечерних, даже если компанию никто составить не мог, Джихун всё равно шёл за газировкой, всё равно находил скамейку и проводил так часть вечера, но с твёрдой мыслью, что день прожит не зря. В этом бурном потоке жизни, где нужно хвататься за любую возможность, где нельзя упускать ни шанса, прокрастинировать и деградировать, Джихун вертелся с лёгкостью и даже наслаждением. Как же он любил, когда кровь кипела от адреналина, а ритм сердца не уступал престиссимо. Он никогда не брал слова назад, но попусту не болтал, не давал ложных обещаний и надежд, всегда можно было на него положиться — Джихун был действительно бесстрашным, но в такой же мере честным и верным. Себе самому тоже. Ведь признал, что боится взрослеть. Пожалуйста, отмотайте время назад. Пусть оно остановится, не несётся сломя голову навстречу неизвестности. Пусть стрелки на часах встанут, механизм сломается, и никакого будущего не будет. Что оно может из себя представлять? Работу с девяти до пяти, отпуск раз в год, головные боли, возню с документами? И всё это взамен на яркие вечеринки, ночные прогулки в шумном городе, посиделки в компаниях и выезды в мини-путешествия. Взамен на то, что являлось смыслом жизни. Пожалуйста, отмотайте время назад. Пусть оно не подгоняет затравленную жертву, не пинает со всех сторон, не тянет за руки, вцепившись мёртвой хваткой, пока в ступни впиваются ржавые гвозди ужаса и паники. Пусть оно позволит задержаться на миг дольше. Для ещё одного безрассудного поступка, для ещё одной неразумной, но весёлой выходки, которая поселится тёплым воспоминанием в глубине сердца. Всего один миг… Пожалуйста, отмотайте время назад! Верните беззаботнось, верните легкомыслие, верните безбашенность! Разве имеет кто-то право отбирать это? Разве можно так жестоко и бесповоротно убивать это в человеке, когда он не успел подготовиться к грядущему? Чушь полная! Почему именно так? Отдайте! Надо же, как рьяно он сопротивляется. Столько слёз не проливалось даже в углу пустой квартиры или общажной комнаты. Джихун запрокидывает голову, надеясь, что это поможет успокоиться. Быть может, те, кто проходят мимо, могли бы понять его, если бы уже не привыкли к своей нынешней жизни. Даже если покуда ещё не привыкли, то скоро обязательно сделают это. И Джихун привыкнет, ему придётся. Наверное. Если не найдёт иной выход… Ставшая пустой банка летит прямиком в мусорный бак, со звоном ударяется о стенки. Джихун в очередной раз съёживается от холода, но, как прилипший к лавке, и не думает уходить. Ждёт чего-то. Типа скорого конца? Возможно. Утирает слёзы, хотя знает, что не в последний раз они показываются за этот вечер. И продолжает смотреть куда-то мимо фонтана, мимо снующих людей, мимо вообще всех декораций, из которых создан мир. — Джихун? Эх, голос Машихо… Такой успокаивающий, но теперь больше нервирующий. И всё равно это его голос. Будто горячий шоколад — невозможно не любить. Растекается внутри теплом и любовью, несмотря на то, каким будет твоё настроение. Так или иначе, он его поднимет, приютит тебя, возьмёт под своё крыло… — Джихун! Перед парнем вдруг возникает силуэт. Слегка размытый поначалу из-за слёз и только потом более чёткий. Кто-то не особо высокого роста, с выкрашенными прядями волос, округлым лицом и большими глазами. Переводя дыхание, Кто-то берёт Джихуна за плечи и в следующую секунду крепко прижимает к себе, дрожа всем телом. — Как ты напугал! Ещё чего придумал. Даже не предупредил, что поедешь куда-то. Знакомый парфюм и знакомые прикосновения. Ну и голос, конечно же. — Как ты меня нашёл? — еле слышно спрашивает Джихун, пересохшие губы трескаются, в ушах стоит звон, на затылок что-то давит. — Твоя геолокация как всегда включена, — напоминает парень и, отстранившись, заглядывает ему в глаза с улыбкой до ушей. — Ты чего тут забыл? Поехали домой. Не дождавшись ответа, Машихо берёт за руку, встаёт и вынуждает Джихуна тоже подняться. А тот делает это с лёгкостью, только будто не по своей воле. Потому что хочет остаться, а не идти за Машихо. Кажется, тот ведёт его к автобусной остановке. Они вернутся домой, может, сходят в клуб и оторвутся этой ночью, познакомятся с кем-то ещё и насмеются так, что не будут чувствовать щёк. Конечно, если Джихун вернётся. Но на полпути он резко останавливается, сердце замирает, а губы кривятся, сжимаясь в полоску, пускай и силясь что-то вымолвить. Машихо с таким искреннем вопросом смотрит на него и даже, наверное, не догадывается. А как он может? Нечасто подобное за Джихуном увидишь. Но только сейчас замечает следы слёз на щёках, красные белки, необычайно пустой взгляд и молчаливость. — Я не вернусь, — наконец говорит Джихун и переводит немигающий взгляд на парня. — Ни домой, ни к тебе. Прости… — Какая-то вечеринка в этом районе? Без проблем, повеселись, но отпиши утром, или я позвоню, ладно? Так бы сразу и сказал, — Машихо нервно смеётся, напуганный состоянием парня, но надеется, что ничего серьёзного не происходит. — Я сказал, что не собираюсь возвращаться. И ты… Машихо не поймёт. Может, он и отлично уживался с Джихуном, постоянно следуя за ним, в какую бы историю они ни ввязались, но всерьёз отнестись к такой «пустяковой» проблеме разве сможет? Скорее назовёт парня трусливым, скажет взять себя в руки и двигаться дальше. Но проще сказать, чем сделать, к сожалению. — И ты больше не единственный. — Поэтому Джихун придумал обставить всё как измену и, в конце концов, добиться расставания. — Ты мне не подходишь, я тебе, наверное, тоже. Давай просто разойдёмся. — Не единственный. — Джихун кивнул. — Не подхожу. — Снова кивнул. Щёку ошпаривает пощёчина. Драматично-то как, невзначай думает Джихун. Он решается взглянуть на Машихо лишь спустя секунд десять. Видит яростный, с долей обиды, взгляд, слышит частое дыхание. Немой гнев парня на лицо, но Джихун не будет добавлять что-то ещё. Объяснения просто-напросто лишние. По-другому Машихо не оттолкнуть: он будет пытаться решить проблему, будет таким назойливым, ища и предлагая всевозможные выходы из ситуации. Поэтому от объяснений лучшие воздержаться. Чем меньше знает, тем быстрее забудет и оставит в прошлом. — Мог хотя бы записку оставить, чтоб я не тащился за эти три-девять-земель. Её было бы достаточно, — бросает Машихо и, развернувшись на пятках, оставляет Джихуна одного. Но записка всё равно бы не остановила Машихо, это ежу понятно, не того он характера, чтобы соглашатся на подобные условия. Однако теперь разницы уже никакой не было. Джихун абсолютно обессилел. Ему страшно, и в груди этот страх расползается настолько стремительно, что остановить это не представляется возможным. Слёзы скатываются одна за другой — наперегонки, что ли? Но пока его самого обдувает ветер, эту одинокую и поникшую фигуру, пусть делают, что хотят. Ведь он тоже всегда делал, что хотел, и надеется продолжить делать, что хочет. Только вряд ли получится, да? У него на руках диплом, но нет крыши над головой, диплом, но нет работы, диплом, но никакой цели и никакого желания встречать взрослую жизнь. Как её избежать? Почему нельзя обойти или обогнать? Почему Джихун обязан идти у неё на поводу и становиться кем-то, кем никогда не собирался, делать то, что никогда не собирался? Куда его приведёт эта дорога? Любой исход всё равно сведёт в могилу, вопрос лишь в том, проживёт ли он полную жизнь, насытиться ли ею, останется ли собой. Не узнает, если сдастся, но обещает, что назад не вернётся. Больше не притронется к тем родным воспоминаниям, чтобы нечаянно не напомнить себе о жестокой действительности. И несмотря ни на что будет сдерживать это обещание. Когда наступают холода, птицы улетают на юг. Они тоже бегут от трудностей. Но людям же приходится переживать зиму и принимать реальность такой, какая она есть. Не у всех успешно получается это сделать, но мы чертовски сильные, раз хотя бы пытаемся.