Je promets

Снег крупными хлопьями падает на тротуарную плитку и тут же тает, успевая создать на дорогах лужи и грязь, что противно хлюпала под ногами. Небо было затянуто серыми тучами, и дул ветер, пробирающийся своими холодными пальцами под ткань не подходящего для такой температуры пальто. На улице стоял унылый ноябрь, накрывший Москву неприятной погодой, которая менялась так, словно имела биполярное расстройство. Антон шмыгнул носом и поежился, рискуя подхватить простуду, как и многие в такой период, и поспешил к зданию, возвышавшемуся над площадью. Это был музей, посвященный Отечественной войне 1812 года, и зная себя, он бы никогда не пошёл туда просто так, но сегодня словно сама судьба натолкнула. Ещё в метро пришло сообщение от Димы, у которого возникли какие-то проблемы дома, из-за чего друг опоздает на их встречу. Морозиться на улице лишний раз не хотелось, а в торговый центр идти было бессмысленно — денег то всё равно нет — и скучно. А в музее сегодня посещение для студентов и школьников бесплатно. Повезло, Антон как раз был на последнем курсе. Поправив кудрявую чёлку, он открыл двери и зашёл вовнутрь, с удовольствием ощущая тёплое покалывание на замёрзших щеках. На удивление, людей было не так много, учитывая щедрость музея, преимущественно школьники, глазевшие на всё как совята, которых организованно привезли на экскурсию. Антон сдал в гардероб успевшую намокнуть от снегопада куртку. По пути к кассе парень успел удариться головой о низкую арку прохода, так как был чуть ли не под два метра ростом, что иногда приносило вот такие неприятности. А потом, потирая ушибленное место и тихо ругаясь себе под нос (в музее всё-таки) на низкие проходы для гномов, Антон чуть не сбил человека, уходящего от кассы, потому что совершенно не смотрел вперёд. Даже извиниться не успел, мужчина убежал вглубь музея, отчего парень уловил взглядом только его темноволосую макушку. Ну и пусть катится, может он вообще первым налетел. Сидящая за кассой женщина немолодых лет странно взглянула на Антона из-под квадратных очков, на что парень поспешил показать ей студенческий, дабы избежать лишних вопросов. — Осталась одна экскурсия без школьников, пойдете? — сухо интересуется кассирша. Он закивал, как болванчик. Та протянула билет со специальными наушниками с таким видом, будто отрывала его от сердца. Боже, женщина, тебе же платят за продажу этих бумажек. Но через секунду Антону уже было всё равно на старую женщину, и он поспешил к группе людей, что тоже собрались на экскурсию и ожидали гида. Вообще парень не особо любит историю, ему больше по душе финансы и всё, что с ними связано. Цифры — это хорошо, если только они не являются какой-то датой. Однако тема войны с Наполеоном его, как ни странно, интересовала всегда. Конечно не штудировал всю литературу о данном историческом периоде (хотя в детстве что-то такое было), но знал некоторое число фактов, выходящее за рамки знаний среднестатистического человека, не являющегося историком. Кто-то из друзей говорил, что это странно. Антон только пожимал плечами: просто увлечение. Поэтому он обрадовался, узнав, что бесплатное посещение в музей именно про Отечественную войну 1812 года. Гид — молодая девушка, наверное недавно устроившаяся на эту должность, — приветливо улыбнулась ему как последнему участнику их небольшой компании на ближайший час, оторвавшись от беседы с каким-то мужчиной. — Отлично, все в сборе! — Она включила у себя специальную аппаратуру, через которую её голос передавался в наушники слушателей. — Начнём с этого зала. Он мазнул взглядом по толпе, замечая тёмную макушку, обладатель которой как раз говорил с экскурсоводом до его прихода. Кажется это тот, кого парень чуть не снёс в коридоре. Неловкость секундным импульсом пробежала по телу, но тут же исчезла, стоило тому мужчине повернуться. Антон словил дикое чувство дежавю, накрывшее огромным цунами и сносившее все мысли в голове, когда пара голубых глаз встретилась с его болотными. Эти заостренные черты лица, сгибы пальцев, рост — всё было так знакомо, словно это послание из прошлой жизни, если бы Антон в такое верил. Но парень был реалистом, и поэтому пытался понять, где же они виделись, что образ так ярко остался в сознании. Стоял с глупым выражением лица, а на лбу чуть-ли не виднелся значок загрузки, и не замечал, как изумление отражается в светлых глазах напротив. Однако оно тут же исчезло. Наверное, не ожидал, что его будут так разглядывать. Это было уже некрасиво, поэтому Антон перевёл взгляд на музейные объекты. Вот только странное чувство не оставляло. Экскурсия шла полным ходом, но где-то мимо парня, так как он был в своих мыслях, пожевывая губу и пропуская практически всё, что говорит гид. А ещё бросал косые взгляды на того мужчину. И ловил ответные, недоуменные. Сейчас его ещё и сумасшедшим посчитают, или вообще сталкером. Антон пытался прикинуть, где мог пересечься с этим человеком, потому что проклятое чувство дежавю не оставляло, а лишь подогревало интерес, чтобы в памяти что-то наконец щёлкнуло. На вид ему чуть больше, чем за тридцать, и парень тогда точно не представлял их встречу. Этот, к тому же, держится так, словно сошёл к ним прямиком из девятнадцатого века. А ещё он заметил на руке странное кольцо. Антон в принципе часто замечал у людей разного рода украшения: ему было интересно. Например, у их экскурсовода сейчас на среднем пальце правой ладони красуется миниатюрное колечко с голубым камнем и несколько вязаных браслетов. Сам он носил кучу колец, а родители подсказывали, что желательно бы ещё одно — обручальное. Но об этом рано задумываться, еще бы университет окончить. Гид увлечённо рассказывает об Александре Первом и Наполеоне. Тот мужчина внимательно слушает с каменным выражением лица, лишь изредка хмуря брови. Антон слегка отодвинулся от группы, оперевшись на пустую стену, рядом с школьниками. — Я где-то прочитала, — услышал он беседу двух девочек. — Что Наполеона и Александра подозревали в отношениях! Сейчас я тебе даже покажу фото… Антон округлил глаза и поспешил поближе к своим, так как не хотел вдаваться в подробности того, что же там вычитала эта восьмиклассница. Вопрос с человеком-дежавю (как мысленно окрестил его Антон) продолжал вертеться в сознании, и не какие Кутузовы и Багратионы, летящие из уст экскурсовода, не отвлекали полностью. Может кто-то с телевизора? В этот момент гид произнесла какую-то фразу на французском, очевидно нужную в контексте их экскурсии, которую Антон не понял из-за незнания языка. А этот мужчина, пальцами убрав со лба мешавшую темную чёлку, тоже говорит что-то на французском, искусно картавя, кажется ту же фразу, но чуть изменив её. — Это звучит вот так, вы ошиблись, — Он извиняется за то, что влез и делает жест рукой, чтобы девушка продолжала. Антон впервые слышит его голос, и он тоже кажется очень знакомым. Эта интонация! Они определенно виделись вживую и тесно общались. Неужели склероз? Может они вместе были в детском лагере, куда Тоху родители отправляли несколько лет подряд, а он был там вожатым? Парень обратился слухом к девушке, которая старалась и вела эту экскурсию, однако ноги всё равно зудели от желания подойти и спросить напрямую. Что он и делает, когда им дали время походить по музею самостоятельно. Антон был стеснительным человеком, однако, когда его интересовало что-то важное, не дававшее покоя сознанию, он просто шёл напролом. Без плана. Сплошная импровизация. — Извините, — он трогает мужчину за плечо, отчего тот вздрагивает и поворачивается всем корпусом. — мы с вами случайно нигде не встречались? Чёрт. Может всё-таки стоило начхать и спокойно пошататься по музею? Человек-дежавю долго сканирует парня взглядом голубых глаз, отчего ему становится неуютно и приходиться переступить с ноги на ногу. — Не думаю, — отвечает, и самое время просто разойтись. Но Антон не был бы Антоном, если бы не решил быть настырным до конца. — Вы уверены? — начинает тараторить он. — Может когда-то в лагере? Меня, кстати, Антон зовут. А ведь есть вероятность, что его ударят по лицу за доставучесть. — Нет, я никогда не был в лагерях, — фыркает мужчина. Они стоят напротив манекенов с костюмами французской армии, и из-за их отражения в стекле кажется, что на них надета эта самая форма. На тех них, по ту сторону. Словно из другой жизни. — Может вы актёр? — Антон вспоминает гениальную идею, посетившую его во время экскурсии. — И играли в кино о Франции какого-нибудь…Арсена? Рандомное иностранное имя, даже не самое популярное, неожиданно вспыхнуло в голове. Перекрутив сказанную фразу ещё раз в мыслях, парень понял, как бредово это всё звучало. А мужчина напротив замер на несколько секунд, словно его оглушили. Он, не моргая, смотрел на Антона, из-за чего тот уже хотел пощелкать пальцами перед лицом. — Я историк, и меня зовут Арсений, — наконец цедит сквозь зубы, сведя брови к переносице. Антон издал какой-то звук, сдерживая истеричный смех с того, как он практически попал в имя незнакомца. Какая-то космическая связь. — И мы никогда не встречались, — дополняет Арсений твёрдым голосом. * 1812-1814 гг. Молодой офицер выбежал из палатки, так как по лагерю разнесся звук предупреждающих труб. Их вновь догнали русские войска, нещадно преследовавшие ещё со своей территории, стоило им совершить ошибку. А ведь Антуан помнил, как гордо они шли по земле Российской Империи, как входили в Москву, предвкушая сладость победы. Слишком загордились, слишком привыкли к победе и к тому, что всё у их ног. Слишком обожествляли императора Наполеона. Антуан был рад, что люди не могли читать мысли. За такое бы и казнили. — Кажется, друг мой родной, мы станем свидетелями краха французской армии, — раздается голос позади. Офицер оборачивается, с легкостью на душе узнавая своего товарища и верного друга, в чьих голубых глазах сейчас отражалось хмурое небо. — Будьте аккуратнее с такими словами, Арс, — Антуан понижает голос, поправляя китель. Они с Арсеном были давними друзьями, и это давало возможность некоторым вольностям в обращении к друг другу. Да что там друзьями, почти братьями! Знакомы с начала учёбы в лицее, а затем вместе продолжили изучать военное дело. Как две части какого-то механизма. В комплекте. Честно, Антуан уже не представлял себя без него. Арс снял кивер и взлохматил тёмные волосы, затем хлопнул товарища по плечу, как бы успокаивая. Он зарядил пистолет, пока они табуном бежали куда-то в сторону, готовясь дать бой, и ткнул товарища под бок, чтобы тот сделал со своим пистолетом то же самое. Сабля болталась где-то сбоку, и Антуан постоянно трогал её рукоять пальцами, так как сильно нервничал. Убрав со лба волосы под кивер, парень стал взволнованно вслушиваться в звуки приближающейся стрельбы, шепча молитвы Деве Марии. Они прошли пол Европы, практически выиграли у России, однако теперь позорно бежали в сторону родины, и за это время Антуан уже трусливо мечтал оказаться в безопасности в своём доме и никогда не видеть войны. Он переглянулся с Арсеном, поймав напряженный взгляд светлых глаз, и в горле свернулся ком. Никогда так не нервничал, как здесь. Верно, ведь раньше идти победителем было не страшно. Пулю в лоб получить не страшно. А сейчас… А сейчас всё страшно. Послышалось ржание лошадей и крики на другом языке. Антуан даже не знал где его конь, с помощью которого можно было бы получить хоть какое-то преимущество. Оставалось надеяться, что им удастся отступить в лес и спрятаться там. Арс, всё ещё стоящий рядом, был куда собраннее. Уже совершил несколько выстрелов в сторону, и теперь перезаряжал пистолет. Громкий звук словно отрезвил Антуана, заставил приготовить своё оружие и тоже начать бой. Они двигались хаотично, ослепленные криками, выстрелами и кровью. Он пытался держать в поле зрения Арсена, однако в какой-то момент потерял его среди полотна из людей. А дальше всё как в тумане. Кажется, успел кого-то ранить, так как сабля и рукав формы были в отвратительных каплях крови. Единственная радость — не его. В глазах пыль, в ушах гул, в голове пустота. Тело мелко колотит, словно в лихорадке. Где-то раздался возглас: «Русские слева». Вот и всё. Вход в лес тоже недоступен. Антуан чувствует себя маленьким мальчиком, спрятавшимся под стол во время грозы. Да, у него уже был опыт войны, но он всё ещё слишком юн. Не очерствел. Не закрылся от эмоций. Хотелось домой, в своё поместье. Хотелось ездить с Арсеном на охоту или прогуливаться по улочкам Парижа за беседой об их общем деле, в которое каждый из них вложил душу. А умирать совсем не хотелось. Из-за транса, в котором он находился, Антуан поздно заметил надвигающегося русского солдата, которого (как и весь его маленький отряд, оказавшийся в гнезде врага) использовали, словно пушечное мясо. Отвлечь. Ослабить. Мужчина уже занёс оружие, как вдруг с хрипом, вырвавшемуся с бульканьем из рта, грохнулся на истоптанную траву. А позади него стоял немного ошалевший, взъерошенный Арсен, держа окровавленную саблю перед собой. Спас жизнь, получается. — Всё хорошо? — в голосе беспокойство, которое резко сменяется злостью. — Проснись, Ан. У нас война, будешь медлить, тебя зарубят тут же, как на скотобойне. Надо стоять до конца! Арсен вцепился товарищу в плечи и хорошенько встряхнул, заставляя очнуться. Антуан даже не поморщился от цепкой хватки друга. Лишь захватывал ртом воздух, как выбросившаяся рыба на берег. — Мне страшно, — признался осипшим голосом. Ему было стыдно за это. Он ведь солдат. А этим позорит свою страну и своего императора. — Нас окружили. Мы уже не спасемся, Арс… Арсен быстро обвёл взглядом ближайшую территорию, убеждаясь, что на них сейчас не кинется какой-нибудь сумасшедший русский, и вновь встретился с зелеными глазами, в которых отчетливо читалась паника. — Если повезёт, тебя возьмут в плен, а потом, когда всё закончится, сможешь вернуться домой. Он не говорил «нас». Антуан слишком хорошо знал лучшего друга. Тот слишком гордый и преданный, чтобы просто так сдаться. Знал, но от этого сердце сковывало ледяными пальцами страха. Противного. Скользкого. Нашептывающего о том, что они больше не встретятся. А ещё Арсен очевидно врал, чтобы тот перестал волноваться. Кому они нужны пленными? Их просто перебьют. Захлебываясь во внутренней панике, Антуан схватил Арса за щеки, вынуждая смотреть прямо в глаза. — Обещай мне, — сипит он, сглатывая вязкую слюню. — обещай, что в следующей жизни ты также будешь мне товарищем. Просит, медленно рассыпаясь от страха и совсем не замечая, как голубые глаза напротив наполняются болью. Арсен качает головой, желая вырваться, потому что, думает Антуан, не верит в такой бред. Церковь говорит о рае, куда они сегодня попадут. Вот только сейчас уже наплевать. — Обещай! Арсен грустно усмехается, обхватывает чужие ладони и оттягивает от себя, напоследок по-старинке хлопнув по плечу. — Обещаю. Звучит канонада вражеской артиллерии. Земля рассыпается под ними. По всему телу проносится волна боли. А затем чернота. * Антон моргает, не с первого раза улавливая смысл сказанной фразы. — Вы уверены? — последняя слабая попытка. Откуда тогда такое дикое чувство дежавю? — Извините меня, —сдается он, не дожидаясь ответа на повторный вопрос. — Просто понимаете, такое бывает, что замечаешь человека, и кажется, будто знаешь его всю жизнь. Находишь недостающую частичку себя, — Тот замедленно кивает. Антон сам себе удивляется, произнося эти слова какому-то незнакомцу, что так со спокойствием отнесся к сумасшествиям парня. — Ладно, я, наверное, ошибся… Я, пожалуй, пойду. Он медленно отходит, чуть сгибаясь в плечах, коря себя за опрометчивость, и совсем не замечает, что Арсений остался стоять на месте, словно пораженный молнией. А в его глазах — всё. Судьба оказалась жестокой женщиной, играющей их жизнями словно костями. — Прости, я не могу рассказать, — одними губами произносит Арсений, морщась от зуда в носу. Нашёл ведь. Они всё-таки встретились. А он уже не верил. Ему приходилось собрать в себе всё врожденное актерское мастерство, чтобы выдержать такие удары и остаться беспристрастным. Только теперь осознал, как скучал по своему лучшему другу Антуану, вернее в этой жизни Антону. Разумеется они знакомы. Арсений узнал его сразу же. Разглядывал практически родное лицо, которое совсем не изменилось, разве что исчезли те забавные бакенбарды. А ведь Антон тоже помнит. Какой-то отделенной областью подсознания, но помнит. Арсений сдерживается всю экскурсию, чтобы не кинуться на него с объятьями. Сдерживается, закусывая язык, когда его лучший друг спрашивает: не знакомы ли они? Сдерживается, и твердит самое отстраненное «нет» в своей жизни. Хочется прокричать «да» и вывалить всё, что скрывает истерзанная душа. Но нельзя. Набатом в голове стучит, отдаваясь в висках. * 1800-е гг. Арсен зашёл в старый, обшарпанный дом, где жила та самая ведающая, к которой просила сходить жена перед отъездом на фронт. Он разумеется не оглашал это событие и в принципе не верил, чтя обычную религию, но пошёл, чтобы жена была спокойна. Атмосфера была мрачноватой. Всюду висели куски (иногда даже дырявые) ткани. Пыльно. Похоже, здесь не проводилась уборка уже лет сто. И столько же не открывались окна, потому что стоял ужасный затхлый запах, с которым смешался аромат каких-то трав, что тоже висели пучками по комнате. Старуха сидела на кресле, подозрительно косясь на него из-под седых бровей. Офицеров явно не любила. И через некоторое время, которое он провел с ней за односложной беседой, убедился, что их неприязнь очень даже взаимна. — Каков род занятий у тебя был до войны? — скрипит она, прикрывая глаза. — Есть своё дело с товарищем, — цедит сквозь зубы Арсен, мечтая убраться отсюда. Воспитание не позволяет. — Имя товарища? — почти приказывает. — Антуан, — ей то это зачем? Внезапно старуха вцепилась своими крючковатыми пальцами в его запястье, потянув ближе к себе, отчего Арсен аж подпрыгнул на месте. — Ты несешь погибель для этого мальчика, — зловеще произносит она, усиливая хватку на руке. — В этой жизни и в следующей он умрет из-за тебя! Не приближайся к нему, если вас снова сведёт судьба. Больше этот бред Арс слушать не мог, поэтому молча ушёл, хлопнув дверьми. А потом, на фронте, когда их окружили, вспомнил её слова. Неужели правда? Антуан умолял пообещать встретиться в следующей жизни, а у Арсена в голове барабанил голос старухи, из-за чего язык не поворачивался ответить другу. Затем перерождение. Первое. Двадцатые годы прошлого столетия. Англия. Преступные организации. Неудачная перестрелка. Опять смерть. А теперь встреча, ирония ли, в музее Отечественной войны 1812 года. Возвращение к времени, где они впервые познакомились. И сейчас Антон, зарываясь пальцами в русые волосы и, очевидно, мысленно ругая себя за опрометчивость (Арсений слишком хорошо его знал), отходит дальше в коридор, остановившись, чтобы что-то настрочить в телефоне. Не шанс ли наконец сказать себе «меняй»? Как говорится, Бог любит троицу. Подойти, всё рассказать, дать понять, что чувство дежавю — не странность. Всё ведь действительно реально. Было когда-то. Вдруг со старухой всего лишь совпадение. Подойти и… снова обречь на погибель? А вдруг всё правда. Его штормит; словно лодку, качает в разные стороны, и никак не прибиться к берегу. Но всё проще, если выключить в себе королеву драмы. Он трус. Трус. Эгоистично решил за обоих, потому что боится. Боится опять сломать жизнь Антону. Настоящие друзья ведь способны отпустить. Нет. Настоящие друзья разговаривают и дают право выбора. Арсений закрывает глаза и жмурится до ярких кругов. Открывает — Антон всё ещё стоит в поле зрения. «Не сдержал обещания». Мысль острым кинжалом впивается куда-то под сердце. «Мне жаль». Пора решаться. Шагнуть вперёд, к лучшему другу или отступить назад? Надо перестать ломать комедию. Арсений сжимает кулаки. И делает шаг…