* * *
– Сессия вас ждёт, поэтому будьте готовы, – преподаватель стучит по столу стопкой листов, ровняя их, и кидает в папку, а после недовольно вперивается взглядом в Хёнджина. Хёнджин бледнеет, спуская семь потов, а потом осознает, что смотрят не на него. Джисон. Ну кто же ещё, думает Хван, упираясь лбом в ладошки. Джисон нескрываемо шепчется с кем-то по телефону, резво бегая глазами по потолку. Вероятно, преподавателю было всё равно, но такое неуважение обязательно окупится, да ещё и экзамены скоро. Пихнув локтем друга под ребра, Хван мгновенно привёл того в чувства, и, отключив телефон, Джисон ответно вперился глазами в мистера Ли и улыбнулся. Тот в ответ покачал головой и вышел из аудитории, когда через несколько мгновений прозвучало оповещение об окончании пары. – Меня бы он сейчас же завалил, – часто проморгавшись, произнес старший. Джисон пожимает плечами, скидывая конспекты в сумку и оборачивается. – Ну что не так? – выпячивает тот губу и сощурил глаза, заметив столбом стоящего друга. Хёнджин молчит, уголки его губ изогнулись, и теперь был намек на то, что Джисон что-то не догоняет. – Это родной отец Минхо и сводный Феликса. Я вроде как с его сыновьями вожусь, вот он и добрее. А, вот как. Хёнджин кивает, ведя взглядом в глубь аудитории, а после резко возвращает на Хана. – Да, Минхо. Он показывает язык и вприпрыжку спускается вниз на выход. – Подробнее не расскажешь? Хван спешит следом, перепрыгивая по одну-две ступени, чтобы услышать больше информации. – А тебе больше и не надо, – Джисон уже в коридоре, обдумав всё, решает ответить. – Он недавно расстался, и не сошлись бы вы характерами. Хёнджин улетает в свои мысли, словно там были ответы, которые парень не смог получить от друга. Кто такой Минхо? Что он из себя представляет? Заинтересован ли в нем Хёнджин? Заинтересован. Какой этот интерес? А это уже сказать трудно. Наверняка, он был шустрым и не сидел на месте, словно Феликс, раз они были братьями, хоть и сводными, или тот из себя представлял персону спокойную, тихую; он мог быть похож этим на Сынмина – быть полной противоположностью брата. Оставалось только догадываться, но интуиция Хёнджина подсказывала ему, что парень будет одним из двух. Опирался он на свой опыт знакомств с танцорами, и доводилось встречаться ему со страстным нравом редко. И всё же, весьма интересно. Что стало для него удивительным, так это то, что собственная интуиция подвела впервые: пришлось ему столкнуться с громким, но не как Ли-младший, и язвительным Минхо. Утро Хвана не задалось сразу, ведь проснулся он от тарабанящих в дверь соседей, которые сетовали на потоп... которого не было? Злой господин Ё и его старший сын влетели в квартиру, осмотрели ванную комнату и кухню, а после, не найдя "проблему", отказались объясняться и вышли прочь. Джисон вышел на шум ещё в середине визита и стоял заспанный, просто наблюдал и вмешивался только когда Хёнджин был готов сорваться. Кофе оказался горьким, обед – сгоревшим по их невнимательности, а в университете преподаватели всё норовили выпустить сдерживаемые долгое время эмоции на несчастных студентов. Пятница немногословно обещала, что дальше – лучше. И вышло ведь всё совсем случайно! Хван желал, мечтал уже выпить несчастный кофе и донести Джисону его порцию, но небо всё такое красивое, знаете, тучи форм интересных и деревья такие-... он забылся, потерявшись в своих мыслях. Пятница подкинула ему крысу в виде собственной неуклюжести, пары часов сна, которые тот упустил, и в виде новой его одержимости. Вероятно, следующим шагом её, Пятницы, была новая шалость, превышающая все первые. Из всех Н-миллиардов людей, сколько существует в их вселенной, врезался Хёнджин именно в Минхо. И не было очаровательных извинений, никто никого не ловил в падении и всякое такое, как думалось ему всегда. Больно упав на задницу и пролив все содержимое – благо остывшего – кофе на Ли, он громко ойкнул и перестал моргать, не веря глазам. Минхо упирается руками в бока, смотря сверху. Сначала желваки на его острых скулах бегают, глаза стервятниками смотрят вниз и не сдвигаются, а после пухлые привлекательные губы движутся, остервенело что-то тараторя. Брови его взлетают, а очки, что сползли ниже на носу, чуть запотели. Хёнджин осознает, что ему пытаются что-то донести, что нужно услышать. –..будто турист, – заканчивает Ли, загоняя младшего в очередной ступор. – Прости? Показушный вздох, всплеск ладоней и вновь недовольное, но уже более связанное: – О, нет, милый, – пауза, – тут одним прости не окупишься. Парень садится на мысках, будто брезгует прижать чистые кроссовки к пыльному асфальту вновь, и берёт подбородок шатена кончиками пальцев. Тот тушуется в ответ, не зная, что делать, и только сглатывает предательски громко. На это Минхо ухмыляется и тихо цыкает. – Мордашкой хоть и удался, но умом явно не блещешь. Моя рубашка испорчена и, хоть у Поиль есть сменная одежда, переодеваться у меня желания нет. И, оперевшись о колени, чуть кряхтя (Хёнджин нашел это очаровательным и едва сдержался, чтобы не спустить нежный смешок), он поднялся, чуть раскатываясь на пятках. Хван поднимается следом, отряхиваясь. О кофе он уже и думать забыл. – Сам ты будто не видел, что на тебя идет тараном незнакомый парень? – тихо промямлил он. Минхо уже уходить стал, но, услышав тихий запоздалый ответ, чуть обернулся. – Рассчитывал на адекватность, вроде ты и молоденький, а значит никакого маразма быть не должно. Следующего диалога Пятница не планировала. Минхо удалился, а Хёнджин набрал номер лучшего друга.* * *
– Да не-ет, – Хан откидывается назад, заставляя стул проскрипеть на двух ножках, а потом звонко стать всеми четырьмя на кафель, и хлопает ладошками по столу. – Шутишь же, да? Хёнджин всё это время упирался лбом в стол и вздрагивал каждый раз, когда хлопок проходился по глади стола. – Последнее, что ты мог сделать за сегодня, так это узнать о богатом умирающем дяде и его наследстве или столкнуться с Минхо. И каким-то образом ты умудрился- – Да знаю я, – хнычет он вновь. Поведал Хван другу своему обо всей ситуации, не забывая добавить, что о Минхо он был хоть какого-никакого, но мнения получше. Было удивительным и то, что первая их встреча была так скора. В другой ситуации Хёнджин может и пофлиртовал бы даже, знакомясь с Ли, рассказал бы, что долгие годы занимался танцами тоже. И такое очарование могло подействовать и сложить другое мнение о нём, но всё было так банально и нет одновременно… Стыд внутри проснулся слишком поздно, а желание извиниться шло комплектом. – Он ангел, раз уж на то пошло. Хан заливается смехом, стоило шатену сделать изумленное лицо на такую предъяву. Минхо ангелом не был, и Джисон даже предупреждал, когда говорил, что характерами они не сойдутся. Но...* * *
Но пока лучшим другом Хёнджина был Джисон, всё просто закончиться не могло. Будучи связующим звеном, тот решил привести в их небольшую компанию Минхо. Хёнджинов расчет был на то, что тот даже не согласится или его не примут. Но игру в руки взяла Среда, и Хёнджин неловко кусает губы, не зная, когда хоть слово вставить, и просто наблюдая за разговором. Минхо смеялся громко и часто, помогая активно перетекать диалогу с одной темы на другую, совсем редко вставляя что-то язвительное и ещё реже бросая взгляд на парня. Казалось, что довольны были все, кроме Хёнджина. Были они, что иронично, дома у Хёнджина (и Джисона), облюбовав постель шатена, пока второй хозяин был занят конспектами, с которыми помогал ему пианист. –..был бы не против сейчас сладкой ваты, – вздыхает Феликс. – Ой, так в чём проблема. Минхо засуетился, будучи очарованным этой идеей. И Среда оказывается не хуже сестры своей, ведь идут в магазин трое: Минхо, Хёнджин и их общий траур. – Они классные, – говорит первым Минхо уже на улице. Руки его соединены за спиной, а глаза метаются по небу. – Вам стоило познакомиться раньше, – голос ломается на "стоило", но парень берёт себя в руки. – Чан вон, смотри как, очарован тем, что Сынмин наконец может поговорить с кем-то о музыке. Минхо хихикает. Впервые этот звук посвящен Хёнджину. Он считает это неким достижением. – Правда милые. А ты вот был тихий сегодня. Феликс часто говорил, что тебя трудно заставить замолчать. Неужто дело во мне? Ли неуклюже делает подобие пируэта, путаясь в ногах и смеясь, и Хёнджин смеётся следом. На обратном пути они знают не то чтобы много друг о друге, но больше, чем знали до, и меньше, чем узнают потом. Хёнджин делится тем, что в детстве не любил овощи, варёный лук и боялся моркови, а Минхо задыхается в смехе, говоря, что такой страх нелепый. Из овощей разговор меняет угол колоссально. – Пиём говорил, что это странно. Хёнджин хмыкает. – Имя твоего бывшего как минимум звучит странно, – пожимает плечами. – И что же тебе такого нравится в сексе, что он не выдержал? Ли взрывается в очередном приступе смеха от комментария насчёт имени экс бойфренда. – За руки держаться, – говорит он совсем просто. – Это как будто... ближе, чем то, когда меня берут или когда беру я. Наши души касаются, понимаешь? Хёнджину кажется, что это слишком по-девчачьи, слишком нежно и любовно. Странно, но этот комментарий остаётся не озвученным. Минхо спотыкается, влетая в Хёнджина и хватая того за ладонь. Смутившись, Ли машинально переносит касание на чужое плечо и, прикусив губу, отводит взгляд в сторону, залившись красным на щеках. Хёнджин, тоже оторопев, тихо вздыхает и трясет головой. – Теперь один-один, я считаю? Чувство дежавю накрывает двоих, но долго думать об этом не приходится, ведь они уже у домофона. Это было конечной.* * *
В свободное время от работы Хо словно прописался в комнате Джисона. Вероятно, они просто бесились или что-то смотрели, но проводили они вместе времени много. И это тоже было странно, потому что Хван питает такое чувство, что люди звали ревностью. Было тяжело сказать, кому эта ревность была посвящена. – Хёнджин-а, я принес мясо, хочешь? Заимел Минхо за привычку кормить шатена, который после каждого блюда ждал следующее посещение гостя. Готовил парень невероятно, и что ещё льстило эго Хёнджина, так это то, что Джисону не попадалось ни кусочка – угощал Минхо принципиально и только его. Он возвращается в реальность. – Мясо? – встаёт с постели, выползая к старшему, что уже переместился на кухню к столу. – Да, твоё любимое, которое, ты рассказывал, готовила тебе бабушка. Хёнджин стонет, засияв, и как-то неожиданно даже для самого себя виснет на шее старшего, громко целуя в щёку в знак благодарности. Уделив всё внимание блюду, он не замечает, как краснеет старший и гладит кожу с глупой улыбкой на лице. – Ты просто чудо, Минхо. – Помнится мне, в первую нашу встречу ты был другого мнения обо мне. – Все ошибаются, понимаешь? – говорит он с набитым ртом и закатывает театрально глаза в удовольствии. – Я возьму тебя под венец, буду любить, беречь, а ты мне только готовь и будешь самый счастливый. – Я и дня с тобой не вывезу, – смеётся он бархатисто, подперев щёку ладонью. Похвала сыпется на старшего в течение всего процесса поедания угощений. Ли не может отвести своих глаз от очаровательного парня, который хвалил еду за каждую мелочь и издавал разные звуки удовольствия. Улыбка сама растеклась на его губах. – Ну до венца ещё долго, я жду благодарность сейчас, – едва флиртуя, говорит Минхо. – О, спасибо за угощения, невероятный Ли Минхо. Смех упомянутого наполняет кухню. – Нет, не так, – и тыкает пальцем в уголок своих губ. О? Хёнджин несколько раз моргает. А после вытирает салфеткой губы и, переклонившись через стол, вжимается поцелуем в приоткрытые в удивлении губы. Минхо тушуется, Хёнджин тушуется, и весь мир, кажется, на мгновение исчезает. – Ты имел ввиду другое, да? – чуть отпрянув, спрашивает Хван, осознавая. – Вообще, да... – Минхо сглатывает. – Но с чем чёрт не шутит. И в несколько мгновений Минхо лижет его губы, приоткрывая те своим языком и не позволяя отстраниться. Хёнджин подрагивает, также страстно отвечая на поцелуй. Это превращается в некую игру, где целью было доставить большее удовольствие, а из правил – быть как можно ближе. Руки Минхо теплые, на одном месте не задерживаются, а ласкают, ласкают, ласкают. Они исследуют любопытно тело Хёнджина, очерчивая каждый изгиб и желая потрогать как можно больше. Губы их тесно прижаты друг у другу, словно в любой момент наступит апокалипсис, а они остались только одни друг у друга. Хван подхватывает второго под бёдра, спускается губами ниже и лижет шею (благо Минхо любил носить одежды с большим вырезом), по заученному пути направляясь к своей спальне. У Минхо тело красивое, он же танцует. Танцует красиво; и сейчас парень готовит свой финальный танец лично для Хёнджина. Пока его бёдра медленно опускаются вниз по твёрдому члену, он выгибается и стонет так сладко, что Хван влюбляется в этот звук и обещает себе заставить Минхо кричать в удовольствии долгие разы, когда будет брать его. Руки держат талию, пальцы сжимаются, а шатен считает хрупкое тело в ладонях своей опорой, потому что это так греховно, порочно, что тяжело не умереть, не рассыпаться. – Хёнджин-а, я.. – долгий стон, пока старший крутит бедрами навстречу первым толчкам, – кажется, влюблён в то, как ты это делаешь. Хван взрыкивает, переворачивая второго; заставляя вскрикнуть, вжаться лицом в подушку и высоко поднять задницу. – Вот так, детка, сожми меня. Он движется быстро, часто, страстно терзая чужое тело и заставляя кричать его имя каждое чертово мгновение. Казалось, что Минхо был полностью уничтожен под ним ещё с самого начала. По простыням, что были напряжённо сжаты в его кулаках, шатен мог сказать, что тот уже был близко к тому, чтобы кончить. Целуя загривок и накрывая эти напряжённые небольшие ладони своими большими и горячими, Хёнджин задыхается, потому что поток чувств скользит его телом, а Минхо ругается, начиная дрожать. Минхо льнет ближе, сквозь оргазм вскрикивая всё чаще похвалы; и Хёнджин достигает пика. Его пальцы сплетаются с чужими, а губы целуют пульсирующую точку на нежной шее, пока бедра вздрагивают. Они целуются долго, не прекращая хихикать и не отпуская руки. Вероятно, Хёнджин двухмесячной давности был бы недоволен своим нынешним поведением, ведь это так нежно и по-девчачьи, так по истине близко и открыто.«пи» «до» «ра» «сы» ханчик