С самого детства

— Что такое быть прокурором… Майлз Эджворт сидел в своём офисе. Было давно за полночь. Огромные капли дождя стучали по окну и были слышны стуки на крыше. Иногда вид из окна, представлявший собою глухую темноту, прорезаемую светом уличных фонарей, украшался молнией и звуком грома, непроизвольно заставлявшим одного из наиболее выдающихся прокуроров Лос-Анджелеса непроизвольно дрожать за своим столом, ощущая тряску. До 2017 года оставалось три дня, но Эджворт был более, чем невесел. Его друг детства дал немало плодов для размышления в его долгой карьере. Тот, кому он доверял и с кем строил отношения пятнадцать лет, оказался коварным предателем. Убил отца. Усыновил и испортил. Внушил ему, что это он — убийца кровного родственника. Да, пусть по его версии это было «случайно», «от нехватки кислорода» и «ты хотел помочь», но это не спасло ситуацию. И не могло спасти. Майлз помнил похороны. Тогда он последний раз видел Феникса, скорбившего вместе с ним, и Ларри, который с тех пор с ним общался всего два раза за эти мучительные пятнадцать лет. Тогда он видел Манфреда, выдавшего пламенную речь о том, каким выдающимся был Грегори Эджворт; какой честью было с ним работать; и как он скорбит. Будто бы он никогда не стрелял ему прямо в сердце. Люди плакали. Молодые и старые, пришедшие клиенты были в трауре. Даже Майлз, каким закалённым и свободным его бы не воспитывал в одиночку отец, пускал слёзы. А «дядя Рэй» успокаивал. Дядя Рэй обещал, что он найдёт преступника и отомстит ему. Что он не верит версии следствия, и что тот, кто это сделал, получит по заслугам. И он получил, оказавшись приговорённым к казни спустя пятнадцать лет. А дядя Рэй действительно унаследовал дело отца. О том, как Манфред повлиял на своего пасынка, можно говорить бесконечно. Но ему не удалось преодолеть в приёмном сыне тягу к справедливости. Ему не удалось преодолеть в нём желание обнаружить реального преступника. С другой стороны, пуританское стерильное воспитание лишило его многих возможностей… и даже когда старые друзья вернулись в его жизнь, он не мог принять их назад. В тот момент он думал о том, чтобы уйти. То, во что он верил столько лет, оказалось ложным… его наставник оказался убийцей, причём ещё и его отца… его наставник ненавидел нежеланного пасынка глубоко в душе. Его идеалы оказались вполне справедливо разбиты его другом детства. Если бы он знал, почему этот друг решил стать тем, кем стал… В тот день он всё понял. И одним апрельским утром, перед полётом в Ганновер, на своём столе Майлз Эджворт оставил выписанную элегантным почерком записку: Прокурор Майлз Эджворт выбирает смерть. *** — Ну и почему ты вернулся?! Эти слова резали его уши. Да, он ожидал такой реакции. От Франциски, в которой ещё жил дух Манфреда, да и от Райта тоже. Он ведь всё ещё был его другом. Как он мог? Они ведь думали, что он умер… Оба человека волновали его примерно одинаково. Оба были его лучшими друзьями, хоть и с рядом оговорок. Других с особенностями своей работы он и не мог себе позволить. И когда неизвестный похитил ассистентку его лучшего друга, а Франциска с простреленным плечом оказалась в больнице, Майлз понял, зачем он вернулся — отплатить как минимум одному человеку за его помощь. Фундаментальную помощь, которая изменила его целиком. Это не был единственный мотив, разумеется, учитывая, что Лос-Анджелес всё же был его родиной. В Бангкоке, Токио, Берлине, Лондоне или Будапеште Эджворт не чувствовал себя так же комфортно, как в Калифорнии. Но жажда помочь другу, отплатить ему той же монетой была достаточно большой, чтобы задержаться тут минимум на месяц. Профессионально затянув дело, Майлз вложил немало усилий в то, чтобы реальный преступник, Мэтт Энгард, был схвачен в руки правосудия и не имел мотивации оказаться на свободе в обозримом будущем. Но без Франциски фон Кармы старания обоих юристов были бы абсолютно бесполезны. Он посещал её в больнице. Она называла его слабым. Кричала. Плакала. Хотела выдворить вон. Ей не хотелось, чтобы он видел её слабой. Как может «младший брат» видеть её такой? И неважно, что ему уже почти двадцать пять, а она только-только получила возможность легально пить алкоголь. Она всегда ему говорила, что он всегда оставлял её позади. Немудрено, ведь при равных возможностях и качестве обучения Майлзу давалось всё быстрее благодаря его возрасту и немалым познаниям. Хоть и ценой того, что отчим собою закрыл ему опыт отца. По сравнению с тем, кто мог бы легко претендовать на звание лучшего двойника Аттикуса Финча, Манфред выглядел ледяным королём — безэмоциональным, жёстким, грубым. За это прокурор и не научился видеть в своём наставнике отцовскую фигуру. Разве что учителя. Поэтому он всегда и называл его просто — «мой наставник». Но дочь этого наставника была ему сестрой, и он не думал о ней никак иначе, как о младшей сестре. Как об уязвимой девушке со своими страхами, которой нужна помощь. Хоть это и было трудно предоставить человеку, которого она начала презирать, стоило ему обогнать её. Прямую наследницу величия рода фон Кармы обогнал какой-то бастард! И сейчас он предлагает помощи, словно измываясь. Тогда, в аэропорту, он вернул ей кнут. И сидя в самолёте в Токио, он понял, что в этот раз он отплатил той самой монетой: воздал каждому из друзей размышление о том, что значит следовать своему пути. Теперь они должны над этим подумать. *** — Алло, Майлз!.. Звонок Ларри разбудил Майлза в ночи. Знать, что его лучший друг в смертельной опасности, было страшно, поэтому частный джет вылетел из Канады, где Майлз на тот момент находился, уже через полчаса. Оказалось, что с лучшим другом всё в порядке. Относительно — заболел. «Везунчик, коих мало», — думал Эджворт. Было сложно не отметить, что Райту дико везёт выживать даже в крайне смертоносных ситуациях, особенно зная детали этих ситуаций. Впрочем, он всё же не зря приехал. Феникса нужно было подменить на суде по делу об убийстве, из-за которого косвенно он и заболел. А когда за прокурорским столом объявилась Франциска, временному адвокату сразу стало понятно, что ситуация приобретает не лучший оборот, учитывая её безумное желание отыграться. Некий Годо, впрочем, всё поменял. Поэтому оба оказались вне дела. И когда оба смотрели прямой эфир заседания в зале ожидания, то говорили. В тот день Майлзу это надоело. Нет, он не сорвался. Просто впервые за много лет ему удалось поговорить с сестрой по душам, отбросив формальности и особенности работы. — …Франциска… поверь мне. Если ты хочешь меня где-то победить, это точно не то место. Я всё равно не приму такое решение, ибо не хочу играть жизнями и судьбами людей, за которых идёт борьба. И Феникс не примет, просто он никогда не скажет тебе об этом напрямую. А от твоих действий могут пострадать невиновные. — Невиновные?! — Учитывая то, сколько раз Феникс обыгрывал тебя в суде, стоило бы уже давно понять, что в залы этого суда нередко заносит невиновных. Ладно, в любом случае… мы уже говорили об этом десятки раз. Поверь мне: ты хороший прокурор, и в немалом числе вопросов я тебе уступаю. Я не хочу вступать за это в бой, потому что это бессмысленно. И не хочу, чтобы ты вступала за это в бой с Фениксом. Или с кем-либо. Просто помни, какая честь быть прокурором. Используй то, чему нас учили, во благо справедливости. Это мой совет. Говорили они долго, но после этого разговора Франциска была другой. Ей всё равно было сложно многое простить брату: то, что он не пришёл на похороны их «папы»; то, что «папа» никогда не бил его, вместо этого используя все приёмы своего закалённого воспитания на родной дочери; то, что Манфред всегда предпочитал своего пасынка ей в вопросах прокурорства. Он его не особо любил, в отличие от родной дочери, к которой всё же испытывал какие-то родительские чувства и обязательства; но для неё этого всего было достаточно. Его воспитание было насилием; его игнорирование было насилием; его падение было насилием. И тогда она начала понимать, почему Майлз всегда «оставлял её позади». И когда Феникс успешно развязал дело, фон Карма была не против отпраздновать это и со своим сводным братом тоже. Ибо теперь можно было наконец-то сказать, что вся «команда» в сборе. И объединителем в ней всё ещё выступает Феникс Райт… *** Вечер. Замызганный бар. За окном шумно — летний поток туристов даёт о себе знать. В самом баре людей тоже выше крыши. За столиком в крайней части зала бара «Тарелка Борща» сидят три человека, на одном из которых — большое и заметное белое жабо, сочетающееся с малиновым костюмом. То, что Майлз всё же отчасти унаследовал от отчима — тягу к тому, чтобы одеваться стильно, дорого и консервативно. Таковая, хоть и без излишеств, была и у его отца. Обычно их больше. Иногда прокурор приходил с сестрой, иногда с Гамшу, иногда со своим учеником Себастьяном… после дел, связанных с кохдопийской сетью контрабанды и коррупционными схемами экс-генпрокурора Блеза Дебеста, а вместе с ними и ряда иных за рубежом, Майлз выглядел уставшим. Ему хотелось отдохнуть, и что может быть лучше, чем сделать это в компании лучших друзей? Хоть Франциски, с которой он стал дружен на фоне общих расследований, и нет сегодня — она расследует очередное дело вместе с Интерполом. Бокал вина, рюмка с ликёром и виски с колой. Три человека сидели и увлечённо обсуждали новости мира, города и события в жизни каждого. Внезапно к столу подошёл четвёртый человек. — Райт, привет. О… кажется, я не очень вовремя. — Да ты чего, Кристоф? — Нет, я лучше подожду. — Райт, какого чёрта?! — с небольшой злобой сцедил Майлз. — Всмысле? А. Мой новый приятель, Кристоф. Он был единственным, кто на заседании адвокатов проголосовал против того, чтобы лишить меня значка. — Странно. Разве мистер Шилдс не присутствовал на том заседании? — Да нет… кажется, нет. — Это многое объясняет. Но скажи мне, Райт, ты не считаешь его подозрительным? — Считаю. Он слишком богатый, чтобы водиться со мной. И в отличие от тебя, у него нет на то причин. — Да… Если бы ты ещё знал, каких он моральных уродов защищает… — Это уже его дело. Я защищал справедливых людей, меня подставили — и теперь я защищаю разве что честь этой забегаловки, — посетовал Райт. — Эй, ребзя! — воскликнул Ларри, принося купленный им коктейль. — Вы чего там? — Да так, — грустно сказал Майлз, — У Феникса появился один друг. Он сделал на слове «друг» особое, словно уничижительное ударение. И он действительно понимал, что с этим Кристофом что-то не так. Он видел, что его лучший друг потихоньку угасает, а единственной причиной жить является Трюси и посиделки с друзьями. Феникс разочаровался в правовой системе, которая за час выкинула его — человека, что будучи адвокатом развязал немало резонансных дел. Хоть таковых и было у него меньше. Теперь они могли поговорить нормально за стаканом. В это время он вспомнил один разговор. — …мистер Эджворт, почему вы водитесь с этим маргинальным элементом? — как-то спросил его Себастьян. — Нет, Себастьян. Это не маргинальный элемент. Сейчас, да, возможно… но однажды он стал тем, кто отвадил меня от пути, подобному пути твоего отца. Это очень мудрый и разумный человек, которого подставили. И поэтому он наш союзник. Он сражался за то же самое. — Я понимаю. Но почему тогда он не возвращается назад? — А ты бы стал, Себастьян? Зная подноготную и то, как обошлись с Фениксом… — Вряд ли. Я подумывал бросить всё это, как папу арестовали, и устроиться нотариусом. — Вот видишь. Даже ты подумывал. А ты, между прочим, очень сильный волей человек! — Спасибо, мистер Эджворт… но… — Мистер Райт был не менее сильным человеком, — перебил его Майлз, будто и не слушал, — и я обязан ему помочь. Мы обязаны. Потому что таких адвокатов я видел только два раза. Одного убил прокурор… от другого, вполне возможно, избавился другой адвокат, что не из тех, кто за правосудие… — Знаете, друзья, — вдруг сказал Эджворт. — Мне неприятно от того, что нам приходится встречаться так. Им овладело нечто, что редко брало власть в свои руки. Обычно о таком Майлз предпочитал молчать. Но как это обычно бывает, у всего есть терпение. — Двадцать лет назад мы подружились, потому что спасли тебя от ложных обвинений, Феникс. Мы не стали проходить мимо ситуации и проявили свои способности, чтобы доказать твою невиновность. Каждому из нас ты отплатил достаточно большой монетой, чтобы мы помогли тебе снова. Я хочу выпить за то, чтобы мы нашли того, кто тебя подставил, и вернули твой значок. Я сделаю всё для этого. — Брат… — вдруг сказал Феникс. Майлза это слегка тронуло; но как только они выпили, а Райт и Ларри перевели тему разговора к женщинам и тому, насколько они непонятливы на примере очередной девушки последнего, прокурор искал взглядом Кристофа. И ему не нужно было соколиное зрение, чтобы понимать, что человек в очках и модном костюме, стоявший в другой части зала, ухмылялся, глядя прямо на него. Думая, что останется безнаказанным, ведь пока он всего лишь подозреваем каким-то одним несчастным прокурором. Идиот. *** 2019, август. Очередное собрание в «Тарелке Борща». Эджворт надеется, что последнее — уж слишком это место приелось за два месяца. То за кофе, то за чаем команда собиралась и решала вопрос с Кристофом. Со временем переместив «штаб-квартиру» в агентство Райта, и за месяц весь его план был, как на ладони. Еще через пару недель он был задержан, после чего осуждён по нескольким обвинениям. Среди которых оказалась попытка отравить генерального прокурора и другие неудачные решения в надежде избавиться от значимых противников. За одним столом собрались все друзья Майлза, и с недавнего времени Феникса. А один белокурый мужчина не захаживал в бар уже неделю. Франциска, чета Гамшу, Эма, Кей, Себастьян, Ларри, Майя и даже, чёрт возьми, Лан Шилун собрались, чтобы отметить возвращение одного ещё совсем недавно забытого адвоката, избегавшегося многими. Рюмки, бокалы, стаканы звенели в тот вечер. Люди, которые ещё недавно знать не знали ни о Кристофе, ни о Райте, но зато знали об Эджворте и были готовы ему помочь, привели не только к тотальному краху планов Кристофа, но и к изменениям в юридической системе. Через них ускоренным образом удалось продвинуть придуманную Райтом систему присяжных в устаревшие суды. Толпа людей рассуждала на разные темы: кто-то флиртовал, кто-то, как Гамшу, шутил и веселился, попивая пиво; кто-то цитировал Лан Цзы во время тоста — в общем, царило веселье. Все общались со всеми, будто так и должно было быть всегда. — Дорогие друзья, — начал Райт, встав. — Хоть я и виновник торжества, но хочу сказать тост. Это тост благодарности. В самый сложный момент я разочаровался в праве, разочаровался в людях, в жизни. Думаю, что каждый в той или иной степени отрёкся бы от прошлого дела в моей ситуации, — отметил Райт, мимоходом заметив, как гость-китаец в другой части стола грустно кивнул. — В любом случае. Сейчас, сидя за этим столом с вами, я хочу сказать огромное спасибо каждому из вас. За то, что мы имеем возможность сейчас вместе отпраздновать моё возвращение. Ведь если бы не вы и ваша помощь и поддержка, я бы не вылез из трясины. Спасибо вам всем. За ваше счастье и здоровье. И отдельно — за Майлза Эджворта, без которого не было бы вообще ничего, что в итоге случилось! — Эй! — воскликнул Ларри. — А как же я?! Я ведь тоже был в тот день… — Спокойно, Ларри, я помню. Твоя моральная поддержка была на высоте всё это время, так что я помню. — Спасибо. Но всё же! Мы ведь лучшие друзья, так? — Конечно, дружище! — Спасибо, Ник! — А я, а я? — спросила Майя. — И ты! Я скучал по походам за бургерами, честно говоря… — И я, Ник! Ничего, я снова стану твоей ассистенткой, и мы будем снова ходить за бургерами. — Жду не дождусь… Ах, да. Давайте же выпьем! Разного вида стаканы стукнулись посередине стола, после чего опустошились. Майлз, сидевший прямо возле Феникса вместе с Кей и Себастьяном, не спускал с него глаз. А ещё он обратил внимание на то, что в этот раз его сестрица, тоже не ушедшая далеко, в этот раз пила то же самое, что и Феникс. Да и стала несколько добрее, чем раньше, особенно по отношению к старому врагу. В целом, застолье было полно забавных моментов. Пьяные селфи, танцы, анекдоты, Ларри снова вёл себя крайне забавно… вспоминались старые дела, все переплетённые той или иной соломинкой между собой и оценённые в заключении цитатой Лан Цзы «Хоть мир и тесен, не страшись познать каждую его грань» Снова за полночь. Многие уже давно разошлись, а за столом осталось лишь трое людей. — Скажи, Феникс Райт, — спросила Франциска у своего оппонента, — насколько… ик… хорошо мы все постарались, чтобы я смогла воздать тебе матч-реванш? — На твёрдую пятёрку. Но нужен ли уже матч-реванш? У меня есть несколько иные варианты решения этой проблемы, — криво улыбнулся нетрезвый адвокат, намекая явно на что-то иное. — Как хорошо, что я сегодня взял с собой водителя, — сказал в пустоту Майлз, явно недовольный недостаточной трезвостью, а затем внезапно продолжил: — На самом деле… отбрасывая все условности и много чего ещё… я скажу, что больше всего благодарен вам обоим. За всё, что было. — Я не… ослышалась, Майлз Эджворт? Ты благодаришь меня? — Да. Твоя помощь немало поменяла даже в этом году. Мы ругались, конечно, но не бери в голову. Я тебя всё равно люблю, как лучшую сестру из возможных. Он хотел это сказать. Давно. Да, изъянов у неё было столько же, сколько шипов на стебле розы, но это не имело большого значения. Её помощь перекрывала десятки недостатков. Их взаимодействие в конце концов положительно влияло на каждого из них, хоть много лет она считала его своим врагом. Стоило ей осознать, что он просто идёт своей дорогой вперёд — это кончилось, и этой дорогой они стали идти вместе. — Я… Я… спасибо, — очень искренне и наивно смутилась девушка. Совсем неожиданно с её стороны, словно такого и не могло случиться. — Кажется, нам всем есть, за что благодарить друг друга… Жаль, Ларри ушёл… его тоже есть за что поблагодарить. — Хмф, — попыталась фыркнуть Франциска. — Если бы этот дурацкий дурак не был вашим другом, я бы его давно отхлестала за то, что он такой дурацкий дурак. Но он… ик… оказался полезен! И не раз… — Он, я и Майлз с третьего класса вместе, так что да. Ладно… давайте, что ли, последнюю, — добавил Райт. — За нас троих, и за Ларри. Стаканы в последний раз стукнулись друг о друга и снова опустошились. Майлз за сегодня выпил бутылку вина, а адвокат и фон Карма вместе выпили наверное литр виски, перемешанного с колой. — Кстати, Райт… — вдруг начал прокурор. — Это всё более, чем замечательно, но как ты вернёшься домой? — За это не беспокойся, Майлз Эджворт, — вмешалась голубоволосая дама. — Феникс Райт… ик… обещал мне показать, каков будет этот… матч-реванш… Она не менее криво улыбнулась, будто бы тоже что-то скрывает. — И никто… не пострадает? — Про… тестую! — воскликнул Феникс. — Я бы привёл решающие улики, что никто… не пострадает, но мне… ик… лень. — Как скажешь. В общем, тебе есть… на чём ехать? — Есть. А… ик… тебе? — Водителя взял, я же говорю… Ещё двадцать минут они пытались вызвонить водителей, чтобы те забрали их после такого долгого и приятного торжества, закрепившего тернистый путь дружбы Майлза и Феникса, державшегося на взаимообмене. И той летней спокойной ночью, когда генеральный прокурор из окна машины наблюдал, как Феникс садится в припаркованный лимузин, он понимал — у него всё хорошо. И он будет за него на послезавтрашнем суде по злосчастному делу Шади Энигмара. Они помогают друг другу всем, чем смогут и продолжат. Потому что это их дружба.