Сексомния

Громкий взрыв больно бьет по ушам. Даже идиотская шапка-лягушка не спасает. Фран тяжело вздыхает и поднимает взгляд на искусно расписной потолок. Ангелы смотрят на него с сочувствием и укором, словно любящая мать на провинившегося ребенка. Они тянут руки, безмолвно зазывают в свою чистую, не подвластную порокам обитель. Обрамленные мягким светом силуэты кажутся живыми. Еще мгновение и до ушей донесется легкий шелест крыльев, мелодичный смех и так необходимые завязшему в пороках человеку, слова о прощении. Каждый достоин шанса на новую, светлую жизнь, руки омытые в крови не говорят о бесповоротном падании. Небеса примут каждого. На щиколотке смыкается рука, Фран переводит скучающий взгляд с потолка на лежащего у его ног мужчину. Из перерезанного стилетом горла льется кровь. Захлебываясь и хрипя, он сильнее сжимает руку на ноге Варийца. В карих глазах плещется ужас и мольба о помощи. Но стоит ему встретиться с ледяным, отстраненным взглядом иллюзиониста, как хватка ослабевает. Варийский Туман — последний человек в этом дрянном месте, кто протянул бы руку помощи. Тем более врагу. Сентиментальности здесь не место, как и всепрощению. От одного взгляда на ангелов с их застывшими, искусственными улыбками становится мерзко. Это поместье, как и его обитатели погрязли в слишком глубокой яме из пороков и дерьма. Взгляд снова поднимается к потолку и лягушонок чувствует острое желание разнести здесь все на мелкие кусочки. Но короткая вспышка гнева проходит так же быстро, как и появляется, сменяясь холодным равнодушием. Кто бы мог подумать, что за всей этой святой, обвешанной религиозными побрякушками мишурой скрывается самый настоящий монстр. Глава семьи Андриано Манчини был пастором в католической церкви. Он жертвовал баснословные суммы больницам и детским домам, параллельно в них же и проповедуя. Люди любили его, в особенности дети. Андриано, как многие говорили, никогда не навязывал веру, давал возможность выбирать самим, часто приглашал на проповеди. Если видел, что человеку совсем плохо, предлагал остаться на исповедь после службы. Разговор по душам и следующее за ним божье прощение должно было помочь избавиться от гнетущего, разлагающего душу ощущения собственных грехов и проблем. Многие мафиозные семьи являлись членами его паствы и никогда, даже на мгновение не задумывались, кем этот человек был на самом деле. Сколько невинных жизней забрал, скрываясь за маской добродушного пастора. Снаружи слышатся крики, а следом выстрелы, но Фран не обращает на них никакого внимания. Группа зачистки справится снаружи и без его помощи. Переступив тело уже мертвого мужчины, иллюзионист обводит взглядом устланный трупами холл. Изуродованные, распотрошенные тела смотрятся довольно иронично под взором десятков ангелов. Скользя взглядом по вспоротым глоткам, по перекошенным в предсмертном ужасе лицам, Фран не чувствует жалости. Он вообще ничего не чувствует. Внутри него расползается пугающих размеров ледяная пустота. Как жаль, что человека нельзя вернуть к жизни и снова убить. Повторять до тех пор, пока тусклый, едва отдающий теплом огонек снова не вспыхнет, позволяя вдохнуть полной грудью. Смотря в остекленевшие, залитые кровью глаза, Франу казалось, что он задыхается. Несколько дней назад к Тсунаеши явился босс семьи Леоне. Все знали Беппе, как оптимистичного, буквально искрящегося жизнью человека. Для своих семидесяти лет, он мог дать фору любому молодому мафиози. Опрятен, галантен, умен, и что всегда привлекало в нем людей — добродушная, открытая улыбка. Но тот человек, что зашел в кабинет Савады, более не был Беппе. Хмурый, осунувшийся, с залегшими тенями под глазами. Леоне пребывал в ужасном состоянии. Закрывая лицо руками, мужчина едва сдерживался, чтобы не заплакать. Он потерял самое драгоценное, что было в его жизни. Слова, что он тогда произнес, резали острее любого ножа и в первую очередь его самого. — Мой сын… Они убили его. День, преисполненный скорбью для семьи Леоне и роковой для Манчини. Оступившись лишь один раз, Андриано узрел истинный лик поражения. Ребенок, что исправно посещал церковь, усердно молился за свою больную мать и открыл для пастора свою по-детски наивную, кристально чистую душу, был его шагом на пути к цели. Ребенок, что по чистой случайности очутился в церкви, что взирал на пастора зеркально похожими, наивными глазами, стал его падением в бездну. Отец Андриано, чьи внутренности, не без вмешательства потрошителя, скорее всего были раскиданы по второму этажу, являлся бывшим членом семьи Эстранео. Не известно, что его спасло в то время от рук обезумевшего Мукуро, чистая удача или же божий промысел, но жизнь он сохранил. Имея при себе кучу денег и крайне подвешенный язык, Андриано успел стереть все следы ведущие от него к Эстранео и зажил припеваючи, продолжив эксперименты по смешению человеческого и животного генома. Церковь и образ добродушного пастора создали нерушимый образ честного и порядочного человека, а члены его семьи, состоящие из убийц, наркобаронов и подкупных полицейских, создали нерушимое алиби, уводящие все ниточки от Андриано в неизвестном направлении. Кто бы мог подумать, что одна ошибка повлечет за собой столь стремительное развитие событий. Поднимет со дна множество забытых, заброшенных дел о пропаже людей и так четко, ставя сразу все на свои места, приведет к одному человеку. На втором этаже раздается очередной взрыв, за ним следует полный боли крик. Фран уверен, Бельфегор сейчас развлекается на полную катушку. То, что осталось после него в холле, лишь небольшая шалость, по сравнению с тем, что творилось там. Лягушонок не горит желанием по неосторожности столкнуться с Белом, когда тот, охваченный азартом и безумием, потрошит все, что попадается на пути. Тем более иллюзии для него в такие моменты никакой преграды не представляют, лишь грубая сила может привести потрошителя в чувство, коей, к слову говоря, Фран не шибко гордится. Ему привычнее копаться в чьем-нибудь сознании, нежели размахивать кулаками. Бросив мимолетный взгляд на лестницу, Фран направляется в правое крыло поместья. Там, судя по техническому плану, располагается дверь ведущая в подвал, где Андриано проводил большую часть времени. Где он лишил жизни более ста человек. И это лишь по официальным данным, сколько погибло человек за эти двенадцать лет на самом деле, можно лишь догадываться. Пройдя по длинному коридору, лягушонок свернул в одну из комнат. По коже пробежались мурашки и Фран резко пригнулся, когда над его головой пролетел нож, сбивая шапку. Переведя взгляд от вошедшего по рукоятку ножа, на стоящую у окна горничную, Фран разочарованно вздохнул. Лучше бы она использовала огнемет, тогда бы эта ошибка моды сгорела без остатка и лягушонку не пришлось бы и дальше носить ее на своей несчастной голове. Хотя Фран уверен, Бельфегор найдет еще, всегда находил. Женщина что-то кричит, угрожает, но иллюзионист даже не смотрит в ее сторону. Присев на корточки он задумчиво осматривает шапку. Одного пореза недостаточно, Бел точно скажет, что ее и в таком виде носить можно. Явно не хватает огня. Схватив со стола канцелярский нож, женщина делает шаг в сторону иллюзиониста, но стоит ему резко подняться, как она отшатывается назад. Ее всю трясет, нож, больше похожий на зубочистку подрагивает в руке. Она не дура, прекрасно знает, кто перед ней стоит. Знает, насколько мучительную и медленную смерть дарует этот человек. Впервые встретив Варийского Тумана, никогда нельзя было сказать, что Фран представляет чудовищную опасность, скорее наоборот. Невысокий, немного щуплый парень с чудаковатым цветом волос и подвешенным языком, еще и эта идиотская шапка. Враги видят в нем фрика, легкую добычу, не способную даже убежать далеко. Только вот позже жалеют о своих чрезмерно поверхностных суждениях. Иллюзионист буквально взрывает их головы. Заставляет, как им кажется, вечность биться в агонии мучительных иллюзий. Пожалуй, будь у горничной выбор, она бы с удовольствием нарвалась на потрошителя, ведь тот убивает мгновенно, за редким исключением. Но сейчас перед ней стоит не Бельфегор. Смотря на Франа, женщина пребывает на грани безумия, ощущая себя загнанной в угол жертвой. Крохотный ножик не дает ей чувства защиты. Возможно, вспори она сейчас собственное горло, все закончится куда быстрее и безболезненнее. Никто не влезет в ее голову, не заставит биться в агонии и кричать, срывая горло от чудовищных иллюзий. — Слуша-а-ай, а ты можешь еще парочку раз потыкать своим ножом в эту дурацкую шапку? Голос иллюзиониста вырывает ее из оцепенения. Женщина отступает назад, встретившись с ним взглядом. В спину упирается край рабочего стола и чувство загнанной в угол жертвы накрывает ее с головой. — Не подходи! — кричит женщина, срывая голос. Лягушонок оставляет без внимания столь бурную реакцию и продолжает говорить: — Понимаешь, семпай с меня живьем не слезет, самолично на голову нацепит, — разведя руки, парень вздыхает. — А сам я не могу ее испортить. Это же подарок. Не очень красиво получится. Этот спокойный, непринужденный тон, приводит в еще больший ужас. Почему он говорит с ней так, словно они давно знакомы и обсуждают погоду за чашечкой чая. Это сводит с ума. А Фран все продолжает говорить, жалуется на нелегкую жизнь с потрошителем, как шапка постоянно падает на глаза, как ему хочется спать, а не блуждать по поместью, пачкая новые ботинки внутренностями врагов. Дальше женщина его не слушает. В голове словно что-то щелкает, биение собственного сердца оглушает. Страх окутывает сознание, застилает глаза непроглядной пеленой. Не медля и секунды она кидается на иллюзиониста с диким криком. Острие ножа распарывает воздух в опасной близости от его лица, но Фран и бровью не ведет, лишь делает шаг в сторону. Потерявшие контроль люди для него словно маленькие дети. Безмозглые и до смешного предсказуемые. Лягушонок тихо вздыхает. Видимо с горничной договориться не получится. А ведь он собирался убить ее быстро за небольшую шалость над шапкой. Какая жалость. И почему все в этом поместье такие несговорчивые? Синее пламя в мгновение окутывает кольцо Тумана, но совершить задуманное лягушонок не успевает. Стоит женщине остановиться и с новой силой броситься на него, как раздается звон стекла. Горничную словно что-то сбивает с ног, широко распахнув глаза, она заваливается на бок и падает на пол. Из дыры в голове льется кровь, расползаясь небольшой лужей по паркету. Так удачно оказавшаяся рядом шапка-лягушка медленно окрашивается в алый. Бросив взгляд на дерево за окном, лягушонок замечает притаившегося среди ветвей снайпера из отряда Урагана. Фран тихо хмыкает, такой расклад его тоже устраивает. С улицы больше не доносятся звуки выстрелов, а судя по тишине на втором этаже, Бельфегор уже закончил со своей частью задания. Постояв еще мгновение, Фран направляется к стене заставленной книгами. Нужно было поскорее закончить со своим заданием и возвращаться в отель. Уже смеркается, а пропустить утренний рейс на самолет он не может. Скуало потом из него всю душу выжмет своими криками, ведь сразу же после возвращения лягушонок должен отправляться на следующую миссию. Скинув на пол не один десяток книг, Фран наконец находит нужную. Потянув за корешок, он не удерживается закатывает глаза. Какой на дворе век, а эти идиоты до сих пор пользуются подобными древними способами. Фран не удивится, если за открывшейся дверью в подвал его встретят факелы на каменных стенах. Но никаких факелов и каменных стен он не увидел. Стоит книжному шкафу отъехать в сторону, как взору парня открывается короткая лестница и бронированная дверь в конце коридора. Набрав на сенсорной панели заученный до дыр код, Фран без особой радости смотрит на загоревшуюся зеленым лампочку. Пальцы немного неуверенно сжимаются на ручке двери, но иллюзионист быстро берет себя в руки и выдохнув, открывает дверь, ступая в объятое мраком помещение. В нос сразу же бьет резкий запах хлорки и спирта. Но даже такая ядреная смесь не может скрыть разливающийся по помещению запах крови и гниения. Сладковатые нотки разложения забиваются в ноздри, скручивая желудок. Воздух в помещение был спертым, застоявшимся. Если тут и существует вентиляция, то она явно не справляется со своей задачей. Фран быстро подавил желание проблеваться где-нибудь у ближайшей стены и судорожно выдохнул. Как Андриано работал в подобных условиях, оставалось загадкой. Быстро осмотрев помещение, лягушонок не находит ничего, что требует его внимания. Операционный стол, куча аппаратов и подсоединенных к ним проводов с трубками. Шкафы забитые разными склянками и препаратами. Несколько холодильных камер и рабочий стол, заваленный кучей макулатуры. На магнитно-маркерной доске аккуратным почерком выведено несколько формул и сносок к ним. Фран даже знать не хочет для чего были эти формулы. Единственное, на что обращает внимание лягушонок — приоткрытая дверь в конце комнаты. Судя по всему запах идет именно оттуда. Тишину прерывает тихий скулеж и Фран на мгновение замирает. Руки в карманах куртки сжимаются в кулаки, но иллюзионист быстро одергивает себя. Он не может оставить все как есть и проигнорировать задание. Когда Занзас озвучил задание, Фран подумал, что он шутит. Но Занзас и шутки были крайне несовместимы, особенно если дело касалось работы. Иллюзионист не проронил ни слова забрав документы, молчал, изучая в пути информацию о семье Манчини, даже когда Бельфегор предложил сделать всю работу за него, Фран ничего не сказал, лишь покачал головой. Он не мог струсить, не мог отказаться от миссии, только потому что все внутри него кричало обратное. На самом деле Фран прекрасно понимает, почему эта часть задания легла на его плечи, а не Бельфегора. Как бы в первые минуты лягушонок не злился на босса, тот принял самое гуманное решение. Ведь только иллюзионист может пробраться в сознание, лишить боли, заставить человека подумать, что все ужасы пережитые им наконец закончились и даруя фальшивое успокоение, оборвать жизнь. Тем несчастным, что находятся за дверью уже невозможно помочь, а даже если таковые имеются, никто не гарантирует, что получив свободу и помощь, они не пойдут вырезать толпы народа, как когда-то сделала банда Кокуе. Подобные раны не затягиваются по щелчку пальцев, они гниют, тянут на дно, заставляя давиться от гнева и боли, просыпаясь каждый день в холодном поту и желанием перерезать чью-нибудь глотку, если не свою. То, что сейчас Кен и Чикуса ведут относительно нормальный образ жизни, заслуга Мукуро, которого в свою очередь не слабо изменил Тсунаеши. Вонгольское Небо порой и правда поражает своей открытой душой и безграничным желанием помочь ближним. Он и сам не замечает как люди вокруг него меняются в лучшую сторону, а Фран замечает. Проведя все детство в Кокуе, постоянно граничащей с мафией, он не раз видел, как Савада парой слов, ну и нескольких отрезвляющих ударов пламенем Неба, приводил голову человека в порядок. Толкнув дверь, Фран проходит вглубь объятого тусклым светом помещения. В нос бьет омерзительно слащавый запах, желудок в мгновение сводит, но Фран держится. В комнате стоит множество клеток, больше подходящих для собак. Находящиеся в них люди, забившись в самый угол, неотрывно наблюдают за иллюзионистом. Он делает еще шаг и застывает под взором множества глаз. Приглядевшись и рассмотрев сидящие за толстыми прутьями фигуры, Фран медленно прикрывает глаза. Все без исключения были дети. Маленькие дети которым еще и десяти лет не стукнуло. В белых больничных рубахах, изуродованные до неузнаваемости. Некоторые мутировали до такой степени, что назвать их человеком язык не поворачивается. Вздувшиеся кровоточащие раны на их телах влажно поблескивают в свете лампы. В нескольких клетках дети лежат неподвижно и источают тот самый, омерзительный запах разложения. Сколько дней они уже были мертвы, как долго мучились, прежде чем захлебнулись собственной кровью и внутренностями? Фран открывает глаза и более не может отвести взгляда от пронзительных, наполненных слезами и болью множества глаз. Ледяная дрожь проходится по телу иллюзиониста. Наконец заметив, что к ним пришел не Андриано, дети зашевелились. Подползая к решетке, они не знали чего от них хотел незнакомец, но все как один знали, чего они хотели от него. Маленькая ручка покрытая зеленой чешуей высунулась из-за прутьев и потянулась к Франу. Заметив движение сбоку, иллюзионист не отшатнулся. Посмотрев на мальчика, судя по всему скрещенного со змеей, Фран садится на корточки перед ним. Кожа кровавыми лоскутьями висит на голове мальчика, обнажая слой чешуи. Маленькие глаза с вертикальным зрачком смотрят проницательно, настолько взрослым, прожившим не один десяток лет кажется этот взгляд, что Фран невольно вздрагивает. Рука все так же отчаянно тянется к нему, но как бы Фран не хотел взять ее в свою и мягко сжать, утешая, делать подобного категорически нельзя. Высока вероятность, что кожа ребенка окажется ядовитой. В подобной ситуации даже хранитель Солнца не сможет спасти его жизнь. Губы ребенка зашевелились, тихие, едва различимые слова срываются с его истерзанных в мясо губ. Фран наклонился чуть ближе, пытаясь разобрать и когда наконец понимает смысл, не может более смотреть в глаза ребенку. — По… жалуйста… у… бей меня. По коже парня проходится ледяная дрожь. Голоса доносятся ото всюду. Тихий плачь перерастает в вой, кто-то бьется головой о решетку, кто-то зовет маму, окровавленные руки тянутся к нему из-за решеток. Все они повторяют одни и те же слова, словно заученную молитву. Убей меня Фран уверен, эти голоса, слова, режущее острее любого ножа, он запомнит на всю жизнь. Поднявшись, он проходит вглубь комнаты. Теперь, увидев все своими глазами, Фран понимает, о чем говорил Занзас. На свете существует лишь несколько иллюзионистов, способных справиться с этой работой. Здесь требуется другая сила, более сложная, способная стереть душу без остатка, без единой капли крови и боли. Кольцо ада вспыхивает черным пламенем, окутывая руку. Безликая, темная фигура сотканная из мрака появляется за спиной Франа, возвышаясь над ним. Демон склоняет голову к плечу хозяина. Шею обдает ледяным дыханием, над ухом раздается тихий, пропитанный безумием смех. Чего желает мой маленький хозяин? Его голос отражается от стен перезвоном тысячи голосов. Он тянет слова в издевательской, пропитанной насквозь ядом манере. Объятые мраком пальцы скользят по скуле иллюзиониста, спускаясь на шею. Фран дергает плечом, оборачивается, смотря в алые, жаждущие крови глаза. — Убей их. Всех. Быстро и без боли. Собственный голос кажется Франу чужим. Настолько он был холодным и отстраненным. Но по другому с демоном нельзя. Стоит сделать хоть малейшую ошибку, показать на мгновение эмоции, и демон ухватится за них, сделает все возможное, чтобы свести тебя с ума. Держать под контролем подобную тварь стоит невероятных усилий. Ехидная, ядовитая усмешка искажает губы демона. Он отступает от Франа, растворяясь в тенях. Стены комнаты наполняются безумным смехом тысячи голосов. Черный, клубящийся туман медленно распространяется по всему помещению, полностью погружая его в непроглядный мрак. Развернувшись, лягушонок быстро выходит из комнаты, более не обернувшись. Детские голоса обрываются настолько резко, что Фран, оглушенный тишиной, на мгновение останавливается. Лишь кольцо ада, показавшееся ему непомерно тяжелым, говорит о том, что работа окончена. Волна слабости прокатывается по телу, заставляя покачнуться, но лягушонок упрямо игнорирует ее. Сейчас не время и не место. Достав из кармана пачку сигарет, парень без раздумий достает одну. Щелкает зажигалка. Затянувшись, Фран чувствует, как неприятно сжимаются легкие. Запах разложившихся тел смешивается с дымом, заставляя сглотнуть подступивший к горлу комок. Фран — первоклассный иллюзионист, проблем с эмоциями и их контролем у него уже давным давно нет. Еще будучи ребенком он окунулся с головой в огромный ушат мирского дерьма и жестокости. Его учили убивать и Фран убивал. Он никогда не жалел свои цели, обводил вокруг пальца, втирался в доверии, окутывал иллюзиями и лишал жизни, пожалуй даже более жестоко чем его учили, но Фран не сочувствовал этим людям. На их руках было куда больше крови. Но в этот раз все было иначе. Кто бы что ни говорил, но свою человечность Фран не потерял. Его сердце не покрывала толстая корка льда, а эмоции не исчезли из-за контракта с демоном. Он не был бесчувственным монстром. Он умел смеяться, плакать, радоваться, сочувствовать, просто очень хорошо это скрывал, не позволяя никому подобраться слишком близко. За исключением пары-тройки личностей. Фран, живой человек, и смотря в эти бездонные, наполненные болью глаза, не мог остаться равнодушным. Он бы не смог окутать сознание детей фальшивой, счастливой жизнью и образом прижимающей к груди, любимой матери, при этом твердой, уверенной рукой перерезая их глотки. Нет, эти дети не заслуживали подобной смерти. Щелкает зажигалка и Фран на мгновение застывает, не помня, когда успел докурить первую. — Черт. Фран надеется, что Бельфегор не даровал Андриано легкой смерти. Этот ублюдок заслуживал страданий и лягушонок с удовольствием подарил бы ему их. Выйдя в холл, Фран замечает сидящего на лестнице потрошителя. Видок у него довольно потрепанный. Сразу и не отличишь от местных трупов. Весь в крови, Варийская форма в порезах, где-то даже подпаленная. Но не смотря на неподобающий принцу вид, Бельфегор выглядит довольным. Фран сразу это понял по расслабленной позе и отсутствию стилетов в руках. Наигрался. Ну хоть у кого-то из них день выдался хорошим. Заметив иллюзиониста, Бел неспешно поднимается и поравнявшись с ним, кивает на сигарету. — Так понимаю, задание ты выполнил. Фран коротко кивает, даже не взглянув на потрошителя. Буквально кожей почувствовав настроение напарника, Бел перехватывает из его рук сигарету и коротко затянувшись, говорит именно то, что так хочет услышать Фран. — Я потратил целых десять минут жизни на этого ублюдка. Ши-ши-ши. Вопил, как свинья резанная. Никто бы не заметил перемен на лице иллюзиониста, но Бельфегор знает его слишком хорошо. Дрогнувший уголок губ явно говорит о том, что Фран рад этой новости. — Сожгите здесь все к чертовой матери. Фран бросает на Бела мимолетный взгляд и чуть пошатываясь, наконец выходит из поместья на свежий воздух. Бельфегор цокает, делает последнюю затяжку и выбрасывает окурок. — И без тебя знаю, — говорит он в пустоту. Остановившись у выхода, принц оборачивается, окинув взглядом заваленный трупами холл. Выпустив Минка, Бел не без удовольствия наблюдает, как с каждым прыжком ласки огонь окутывает стены поместья. Лица ангелов обугливаются под языками пламени, искажаются до неузнаваемости. Застывшие улыбки теперь не вызывают благоговейный трепет, лишь неприятный осадок. Запрыгнув принцу на плечо, Минк довольно трется мордочкой о его щеку. Выйдя из поместья, Бел смотрит на стоящего у машины иллюзиониста. Каждое его движение, даже поза сквозит жуткой усталостью. Бельфегор ловит на себе сонный взгляд аквамариновых глаз и внутри что-то неприятно тянет, но потрошитель мастерски засовывает взбунтовавшиеся эмоции куда подальше. Сейчас не время и не место. Хотя легкое раздражение все равно остается. Принц ненавидит кольцо ада. Его всеразрушающая мощь будоражит, в какой-то мере даже восхищает, но в остальном оказывается непомерно тяжелым якорем, являя за собой множество побочных эффектов. Во время сложных миссий сила демона очень помогает, только вот в конце приходится тащить на себе тушку иллюзиониста, что без поддержки падает ничком на землю, засыпая буквально на ходу. Сев, наконец, в машину, принц откидывается на спинку сиденья и прикрывает глаза. Стоит ему немного расслабиться, как усталость медленно окутывает все тело. Чувство удовлетворения от убийства врагов прошло, адреналин не бьет в голову, заставляя выходить за грань человеческого. Теперь Бел чувствует как ноет от усталости каждая клеточка тела, как неприятно стягивает кожу засохшая кровь. Чертовски хочется в душ и спать. Но о последнем не стоит и мечтать. Сегодня уснуть не получится, во всяком случае не сразу. Еще одна дурацкая побочка от кольца ада. Но на это Бел не особо жалуется. Когда офицеры, сопровождающие их во время миссии, разбредаются по своим номерам, становится так тихо, что принц не может удержаться от облегченного вздоха. От этих идиотов вечно столько шума. И зачем их только послали на это задание. Бельфегор и сам бы отлично справился, тем более под прикрытием иллюзиониста. Куда вообще смотрит Мармон пока какие-то знатоки своего дела раскидывают бюджет направо и налево. Стоит потрошителю оказаться в номере, а через пару мгновений переступить порог душа, как все мысли тут же испаряются. Теплые струи смывают все напряжение, засохшая кровь постепенно размягчается и исчезает с тела, стекая алым водоворотом в слив. Бел, словно загипнотизированный, стоит, подставив голову под напор воды и смотрит на розоватую пену у ног. Еще один день безвозвратно утекает по трубам. Время идет, а он все никак не может сделать этот чертов шаг, продолжая топтаться на месте. Так больше не может продолжаться. Завтра он обязательно поговорит с Франом и чем бы их разговор не закончился, после всего случившегося ему хотя бы будет не так дискомфортно смотреть в глаза напарнику. Выйдя из душа, принц останавливается посреди комнаты. Взгляд цепляется за окровавленную одежду, разбросанную по полу. Почему-то именно сейчас эта алая клякса, служащая напоминанием о недавнем веселье, не вызывает никаких эмоций. Стоило бы избавиться от нее, пока на светлом ковре не осталось кровавых пятен. Но Бельфегор лишь коротко зевает и переступив отголоски сегодняшнего дня, отпирает дверь. Оставив ее чуть приоткрытой, принц коротко кивает, словно убеждая себя в чем-то. Он мог бы запереться и не отвлекаясь ни на что погрузиться в глубокий сон, но не стал. От одной только мысли, что ноги ожидаемого им гостя переступят порог чужой комнаты, разжигалось раздражение. Бельфегор чувствует себя гребаной школьницей перед первым свиданием. Настолько нелепо и глупо, что самому хочется рассмеяться. Но он сам виноват в том, что тогда произошло и до сих пор продолжается. Кто же знал, что из обычной шалости и непомерного любопытства все выльется в чертову привязанность. Щелкнув выключателем, Бел расслабленно откидывается на подушки. Прикрыв глаза, он думал хоть ненадолго провалиться в легкую дрему, но сна, как на зло, не было ни в одном глазу. Провалявшись около часа, хотя по ощущениям прошла уже вечность, принц все же задремал. Ему снится что-то легкое, безмятежное. Впервые за долгое время это были не расчлененные им трупы поверженных врагов, не вызывающие на утро чувство отвращения моменты из детства. Дверь в комнату принца приоткрылась, пропуская гостя. Не спеша, легкими, практически бесшумными шагами он пересек комнату, остановившись у кровати. Бельфегору снятся горы, заваленные мягким, искрящемся на солнце снегом. В воздухе витает запах яблок, но Бел не придает этому особого значения. Расслабленное, объятое негой тело падает в воздушные, словно облака сугробы. Перед глазами все стремительно меняется, превращая снежные шапки в мягкую кровать. Легкие, нежные касания заполняют собой все пространство, заставляя слабо улыбнуться от приятных ощущений. Неожиданно появившаяся тяжесть и ощущение чужих губ на своих окончательно вырывают потрошителя из сна. Ему не нужно открывать глаз, чтобы увидеть наглеца вырвавшего его из объятий сна. Бельфегор уже достаточно хорошо знал эти руки, что сейчас так бесстыдно оглаживают его грудь. Прекрасно, миллиметр за миллиметром изучил мягкие губы. О легком, казалось, заполнившем комнату запахе и говорить не нужно. Только один человек во всем окружении Бела пользовался яблочным шампунем. Руки сами собой смыкаются на пояснице иллюзиониста, притягивая ближе. Приоткрыв рот, Бел неспешно отвечает на поцелуй, впуская вечно язвительный язык. Движения Франа медленные, тягучие, словно мед. Порой Белу кажется, что это все чертовски забавный, но крайне приятный сон. Только вот из них двоих не спит только Бельфегор. Стоит иллюзионисту отстраниться, как принц заваливает его на кровать, нависая сверху. Он смотрит на Франа и не может понять, когда обычное любопытство переросло в столь серьезную проблему. Почему иллюзионист до сих пор в состоянии сна, а не смотрит на него с желанием, вовлекая в очередной поцелуй. Хочется отвесить ему пару пощечин приводя в чувство, схватить за грудки и хорошенько встряхнуть, возвращая в реальный мир. Но Бельфегор лишь криво усмехается и затягивает парня в очередной поцелуй. Он не может поступить с ним так жестоко. Проснись Фран сейчас и в ту же минуту Бельфегор познает на себе все прелести кольца ада. Будить и говорить человеку в лоб, что он лунатит и частенько захаживает к своему напарнику потрахаться, было не очень хорошей идеей, особенно в тот самый момент, когда у этого лунатика виднелся крепкий стояк в трусах. Оторвавшись от губ иллюзиониста, принц ведет языком по шее, медленно очерчивает кадык, чувствуя, как напряженно сглатывает Фран, как тяжело дышит, тихо постанывая. Бел не пропускает и миллиметра так полюбившегося ему тела. Стянув с иллюзиониста футболку, снова приникает к нему. Неспешно ведет губами по плечам, оставляет легкие, невесомые поцелуи на ключицах. Обхватив губами сосок, слегка прикусывает и сразу же зализывает. На губах сама собой появляется ухмылка, когда до ушей доносится более громкий стон. Руки сжимаются на плечах потрошителя, Фран ерзает под ним, так бесстыдно трется пахом о бедро, что Бел еле сдерживается, чтобы в тоже мгновение не нагнуть чрезмерно активного жабеныша. Стянув с иллюзиониста трусы, принц обхватывает член рукой, нарочно, медленно водит ладонью по всей длине, не без удовольствия наблюдая, как выгибается Фран, как нетерпеливо толкается бедрами навстречу руке. Обвив руками шею принца, лягушонок жмется к нему еще ближе, обжигает горячим дыханием щеку. У Бельфегора мурашки бегут по всему телу, а с губ срывается тихий стон, стоит губам иллюзиониста заскользить по шее. И без того не железное терпение Бела трещит по швам. Отстранившись на мгновение от парня, потрошитель подхватывает с тумбочки смазку. Теперь без нее никуда, как бы смешно это не звучало. Взгляд цепляется за приоткрытую дверь и Бел мысленно чертыхается. Схватив стилет все с той же тумбочки, принц одним метким движением вонзает остро заточенный металл в дерево, закрывая дверь. Сколько же проблем от одной спящей жабы. Выдохнув, принц склоняется над иллюзионистом и не может удержаться от улыбки, когда тот снова прижимается к его губам. Казалось, будто Фран дышать не может без поцелуев. Какая, однако, любвеобильная лягушка. Бельфегор совершенно не против. Он был готов зацеловать его хоть до смерти. Хотя бы потому что сам не может продержаться и минуты, не коснувшись губами и миллиметра его кожи. Прохладная смазка приятным контрастом растекается на горячей коже. Проникнув в парня пальцами, Бел чувствует, как он нетерпеливо ерзает, пытаясь насадиться сильнее. Весь взмокший, чертовски горячий и такой… такой открытый, развязный, бесстыдно раздвигающий ноги, чуть ли не умоляющий взять его прямо здесь и сейчас. Но сказать подобного Фран не может, ни в обычном, ни в этом состоянии. И Бельфегор чертовски благодарен всем богам за это, потому что в ином случае он не ручается за себя. Тем не менее, потрошителя немного волнует крайне возбужденное состояние иллюзиониста. Фран ни разу до этого так остервенело не рвался к нему, не жался всем телом так, будто пытается слиться воедино, спрятаться. Только вот от чего? Бел догадывается, но в данную секунду и думать не хочет о произошедшем в доме Андриано. Все его внимание и мысли прикованы лишь к одному человеку, что за каких-то пару месяцев, сам того не осознавая, вывернул душу и сердце принца наизнанку. До ушей доносится громкий стон, стоит пальцам пройтись по простате. Скользнув губами по шее иллюзиониста, Бел еле сдерживается, чтобы не оставить засос. А ведь так хочется, чуть прикусить, оставить небольшую метку, а после пройтись языком, окончательно закрепляя на белоснежной, не тронутой коже. Хочется дать понять каждому, что это язвительное, неприступное земноводное только его. Но он не может так поступить с человеком, который даже не знает, кто проводит с ним эти ночи, после которых, Бел уверен, у Франа возникает не один миллион вопросов, стоит ему проснуться в своей кровати с ноющим телом и синяками от чужих рук. Бельфегор пытается быть осторожным, правда. Он еще ни с кем в своей жизни столько не церемонился, не проявлял столь дикую, даже для самого принца, нежность. Но кто же знал, что кожа у Франа настолько чувствительная. Вытащив пальцы, Бельфегор целует иллюзиониста в шею, задерживает губы на бешено бьющейся артерии. От столь простого действия у самого Бела сердце отбивает в такт Франу. То, насколько открыто выглядит лягушонок, как доверчиво подставляет потрошителю шею, сводит с ума. Бельфегор мог бы сломать ее одной рукой, перерезать так яро бьющуюся артерию легким движением стилета, он бы много чего мог сделать… Но вместо этого жарко целует иллюзиониста и входит в него, заглушая губами громкий стон. Фран цепляется за плечи мертвой хваткой, двигает бедрами навстречу принцу и стонет, стонет, стонет. Так громко, так отчаянно, что Бельфегор уже не может понять, спит иллюзионист или нет. И лишь оторвавшись от истерзанных, покрасневших губ, ловит на себе внимательный взгляд. В голове словно что-то щелкает и Бел на мгновение застывает, не решаясь даже вдохнуть. Из оцепенения его выводит легкое касание. Пальцы Франа мягко поглаживают Бела по щеке. Он подается вперед и шепчет принцу на ухо, опаляя горячим, сбившимся дыханием: — Пожалуйста, не останавливайтесь. Белу кажется, что через его тело проходит миллион вольт. Всего несколько простых слов заставляют голову практически задымиться. Щеки обдает жаром. Принц посылает контроль к чертовой матери в ту же секунду, стоит ему встретиться взглядом с Франом. Потому что обычные напарники так не смотрят, не прожигают столь живым, желанным взглядом до самого сердца, не прижимаются еще ближе и не целуют так, будто это их последний поцелуй в жизни. Подхватив иллюзиониста под бедра, Бел входит до конца, ускоряется и снова накрывает губы Франа своими. Принц и сам не замечает, как начинает стонать в унисон иллюзионисту. Губы блуждают по всему телу, куда только могут дотянуться. Фран под ним буквально плавится, чуть ли не кричит от переполняющих его эмоций. Бел не собирается его затыкать, как делал это раньше, ему абсолютно плевать, что будут говорить офицеры на утро. Сейчас хочется слушать его голос, впитывать в себя каждый стон и потонуть в нем с головой. По виску скатывается капелька пота, Фран обхватывает член, скользит в такт толчкам. Казалось, воздуха в комнате совершенно не осталось. Слишком жарко и так хорошо, чтобы обращать на это внимание. Еще несколько толчков и Фран кончает с протяжным стоном. Почувствовав, как задрожал под ним иллюзионист, Бел снова приникает к его губам и стонет, кончая вслед за ним. Они еще несколько мгновений смотрят друг на друга, не разрывая поцелуй. Отстранившись, Бел ложится рядом, не сводя взгляда с иллюзиониста. Приятная нега расползается по телу и принц еле сдерживается, чтобы не провалиться в сон. Прикрыв глаза рукой, Фран все еще приходит в себя, не решаясь заговорить первым. Долго ждать не приходится. Фран чувствует, как принц переворачивается на бок. Его тихий голос кажется подобно грому, в объятой тишиной комнате. — Как давно ты не спишь? Вполне логичный вопрос после всего случившегося. Убрав руку от лица, Фран сверлит потолок не читаемым взглядом, а после, повернувшись на бок, подпирает голову рукой и с едва уловимым смущением говорит: — Не знаю, — не дав потрошителю задаться очередным вопросом, Фран его опережает. — Я все думал, что за хрень происходит, пока не понял, что начал лунатить. И не просто лунатить, а превращаться в ходячего зомби одержимого сексом. Даже дверь на ночь запирал, но это не особо помогало. Однако я удивлен, что вы не выпотрошили меня после первого раза. Голос Франа спокойный, без ехидных ноток и дурацкого растягивания гласных. В нем не сквозит пугающим равнодушием, как тогда, в поместье Андриано. Таким он нравится Белу куда больше. Принц на его слова усмехается. Почему не выпотрошил? Бельфегор и сам не знает ответа на этот вопрос. Любопытство? Возможно. Не каждый день удается заняться сексом с сильнейшим и самым раздражающим иллюзионистом. Удивительно, что Фран, задавая подобный вопрос, не пытается выжечь его душу после всего произошедшего. Однако, Бел до сих пор пребывает в сознании, не окутанный смертельными иллюзиями. Это не может не радовать. — Меня больше интересует, почему, первым к кому ты пришел, оказался я. Хотя подожди, я знаю, все дело в моей ослепляющей красоте. Ши-ши-ши. Другого такого сексуального красавчика ты бы нигде не нашел. Вот и потянуло. Фран на его слова улыбается, закатывая глаза, а Бел так и замирает. Этот образ совершенно не вяжется с обычным Франом. С вечно безразличным взглядом и не читаемой, холодной маской на лице, вместо эмоций. Улыбка ему чертовски идет. — Тут будет сложно поспорить, семпай. Где я еще встречу такого обворожительного, сексуального, самолюбивого и эгоистичного принца, как не здесь. — Ши-ши-ши. Не правда. Я не обворожительный, а ослепительно прекрасный. — Как бы мне теперь не ослепнуть, Ваше Высочество. Потянувшись рукой к потрошителю, Фран осторожно касается пальцами челки, сдвигая ее вбок. Он уже видел глаза Бельфегора. Этой ночью Фран не мог и на секунду отвести взгляда от пожирающей, небесной синевы. Но в данный момент все воспринималось иначе. Безмолвное разрешения Бела заглянуть в собственную душу, казалось настолько интимным, что щеки иллюзиониста невольно зарделись. — Как давно ты начал лунатить? Задумавшись, лягушонок отвечает не сразу. — Думаю, все началось пару месяцев назад, после миссии в Риме. Стоит Франу упомянуть тот злополучный день, как у Бела кожа покрывается мурашками. Если бы не вовремя подоспевшие Хранители Вонголы, то ни от Рима, ни от Хранителя Урагана не осталось бы и следа. Бельфегор предпочитает не вспоминать те события. Слишком много дерьма произошло, из-за которого принц до сих пор просыпался в холодном поту. — Кольцо ада довольно опасная штука. Думаю, вы уже и сами в этом убедились, — о, да, Бельфегор прекрасно знает, о чем говорит Фран. На собственной шкуре испытал. — В тот день я перешел черту и произошла отдача. Возможно какая-то часть сознания пострадала и теперь после использования кольца я брожу по ночам, как какой-то маньяк. — Ты мог отказаться. Я бы сделал все вместо тебя. Мне не привыкать. Фран на его слова качает головой. — Нет, эта работа предназначалась только Хранителю кольца ада. Те дети не заслуживали столь мучительной смерти. Я должен был стереть их души. — Дети? В числе пропавших числилось только два ребенка. Принц недоуменно изгибает бровь. — Скорее всего взрослый организм не выдерживал изменений и все пропавшие люди давным давно скончались. Поэтому Андриано перешел на детей. Растущий организм проще подстроить, изменить. Думаю, если покопаться в полицейских архивах, найдется не один десяток заявлений о пропаже детей. Мы о них просто не могли знать. Дела полиции не касаются мафии, если только не связанны с ней напрямую. А Андриано… — то, с какой ненавистью иллюзионист произносит его имя, не может не удивить потрошителя. Раньше Фран ограничивался лишь небольшим спектром эмоций при нем, а сейчас был словно открытая книга. — Он пользовался своим положением, заманивал детей обычных прихожан на исповедь. Никто бы и не догадался, если бы он по ошибке не похитил сына Беппе. — Он бы в любом случае долго не продержался. Савада уже давно присматривался к нему. Хоть Андриано и навешал на себя святую мишуру, отводя все подозрения, к его людям у мафии было много вопросов. Пальцы принца осторожно убирают зеленые пряди со лба. Хочется коснуться его губами, заставить Франа забыть этот дрянной день и более не вспоминать о нем. Столь мимолетная ласка со стороны потрошителя, заставляет Франа прикрыть глаза. Все неприятные мысли растворяются, сосредотачиваясь лишь на руке Бела. Между ними уже давно зародились вполне хорошие отношения, без шквала стилетов и непомерного количества яда, льющегося с языка. Возможно, со временем они стали бы еще чуточку ближе. В какой-то мере Фран благодарен кольцу ада за свой лунатизм. Ведь если бы не эта нелепая ситуация с его ночными похождениями к потрошителю, кто знает, когда бы они перешли эту грань. Пальцы принца скользят вниз по щеке, вырисовывают замысловатые узоры на шее, оставляют едва уловимое прикосновение на ключицах. Хочется прильнуть к руке, словно соскучившийся по ласке кот. Но Фран, кажется, перестает дышать, боясь одним движением развеять столь реалистичную, приятную иллюзию. Хотя знает, что это не так. Просыпаясь, он каждое утро еще долгое время ощущает фантомные касания на коже, чувствует чужие губы на своих. В первый раз лягушонок прибывал в чудовищном замешательстве, не зная как реагировать, как смотреть в глаза напарнику, который вел себя обыденнее некуда. Словно ничего не произошло. Издевался? Пользовался безотказным положением иллюзиониста? Фран не знал. Но с каждым утром его сомнения развивались все стремительнее. Он и сам не заметил, как стал задерживать на потрошителе взгляд, как открывал для себя новые стороны этой чудовищной, крайне кровожадной личности. Как… Прикосновение чужих губ приводит Франа в себя. Он отвечает сразу же, не задумываясь и на секунду. Рука зарывается в светлые, слегка вьющиеся волосы, притягивая ближе. Они лежат так еще некоторое время, наслаждаются мягкими, немного сонными поцелуями. Отстранившись, совсем разомлевший Фран, утыкается носом в шею принца и прикрывает глаза. — Спокойной ночи, Бел, — уже проваливаясь в сон, еле слышно говорит лягушонок. — Спокойной, Фран, — в тон ему отзывается принц. Имя иллюзиониста кажется чем-то необычным, новым, приятно оседая на кончике языка. Бельфегор любит новинки, как и страдающего сексомнией иллюзиониста, чье ровное дыхание так приятно греет шею. Если между ними и остались вопросы, все они, несомненно, подождут до завтра. Раз уж обстоятельства сложись так удачно, теперь Фран никуда от него не денется. Сколько бы раз лягушонку не пришлось использовать демоническую силу, Бельфегор и слова не скажет, но более от себя не отпустит. Притянув спящего иллюзиониста к себе, принц зарывается носом в зеленоволосую макушку и вдыхая легкий запах яблок, провалился в крепкий, долгожданный сон.