Дорога к дому

День сегодня выдался особенно жарким – тень почти не спасала. Дымка убрал светлые волосы со вспотевшего лба, нагнулся над чашей и плеснул в лицо водой. Стало чуть легче, но жара все равно донимала – из всего племени Дымка переносил ее, пожалуй, хуже всех. Он скучал по зеленым тенистым лесам и прохладным ручьям. Скучал по ночевкам на ветвях деревьев, а не на прогревшейся за день земле. Скучал по дому. Вздохнув, Дымка разогнулся и хотел уже идти, когда его окликнули: – Рафи. Он вздрогнул, услышав свое Имя Души, но мгновенно расслабился – во всем селении его знали только двое, и один из них сейчас совершенно точно был на охоте. А значит... – Роше, – Дымка развернулся, улыбаясь. Брат улыбнулся в ответ, подошел и заботливо коснулся ладонью лба. – Жарко? Дымка кивнул. Будь на месте Роше кто угодно другой, такая проницательность бы раздражала, но от брата у Рафи не было секретов. Когда их племя только прибыло в селение, преодолев дорогу через пустыню, Роше вез ослабевшего Дымку на спине своего волка, а после – нес на руках. Сам он переносил жару довольно легко – его необычно смуглая кожа почти не обгорала, и от жажды он страдал меньше других. Но тем не менее, казалось, что страдания брата он ощущает как свои собственные. Так что ему Дымка верил, пожалуй, больше, чем кому-либо еще. Роше слегка взъерошил его волосы, провел кончиками пальцев по кромке уха и дальше – по щеке к шее. Рафи опустил взгляд, чувствуя, что краснеет. – Пойдем в дом, перегреешься еще, – сказал Роше наконец. Рафи кивнул. Они уже были возле дома и собирались войти, когда их окликнули: – Дымка, Орешник! Там... там! Листва явно запыхалась, стояла, уперев руки в бедра, и старалась отдышаться. – Черный Огонь вернулся с охоты, – выдохнула она наконец. Дымка переглянулся с братом и первым сорвался с места. Черный Огонь обнаружился у самого края селения: лежал прямо на земле, только под голову было подложено что-то вроде свернутой тряпки – подбежав ближе, Дымка понял, что когда-то она была курткой. Справа от Черного Огня стоял его волк, Черноглазый, неловко поджав переднюю лапу, а слева сидел на коленях Дирол, местный целитель. Неподалеку стоял бледный как смерть и от этого словно еще более тонкий, чем обычно, Тростник – кажется, в этот раз они с Черным Огнем ездили на охоту вместе. Но все это Дымка отметил только краем сознания, не отрывая взгляда от лица лежащего перед ним брата. Да, Черный Огонь тоже был ему братом, как и Орешник. И пусть со стороны казалось, что они не очень-то и близки, все же... Все же они знали Имена Души друг друга – самое сокровенное, самую сущность, и Дымка скорее вырвал бы свое сердце, чем позволил кому-то причинить своему жесткому, своенравному брату боль. А теперь он лежал перед ним на земле, непривычно бледный и осунувшийся, веки его дрожали, а на лбу выступила испарина. На животе справа сквозь неумелую – наверное, Тростник делал – повязку проступила кровь. Орешник положил руку Дымке на плечо, и тот вздрогнул. Целитель на несколько мгновений оторвался от раненого и слегка встряхнул руками. – Скверная рана, – пробормотал он, не поворачивая головы, и, глубоко вдохнув, снова приложил ладони к животу Черного Огня. Дымка, не отрываясь, смотрел, как из-под пальцев Дирола струится серебристо-белый свет. Магия целителя всегда завораживала его, ведь до прибытия в селение он никогда такого не видел, но сейчас его волновала только жизнь брата. Черный огонь слегка шевельнул пальцами – сначала Дымка подумал, что ему показалось, но через мгновение брат попытался поднять руку. Скинув с плеча ладонь Роше и не обратив внимания на раздраженное шипение целителя, Рафи практически упал на землю рядом с Черным Огнем и, когда тот облизнул губы, готовясь что-то сказать, наклонился ближе. – Рафи, – голос был едва слышен, – у нас будут... гости, – Черный Огонь двинул пальцами, указывая на свою рану, и закашлялся. – Расскажите всем. Времени... не так много. Дымка кивнул, и долгие несколько мгновений просто вглядывался в напряженное лицо брата. Из ступора его вывел голос целителя. – Если твой брат нужен тебе живым, – сказал Дирол, – отойди и дай мне делать мою работу. Дымка снова кивнул, поднялся с колен и отошел на несколько шагов в сторону. Потом обернулся к Орешнику и махнул рукой в направлении центра селения – там был дом старейшины. Всю дорогу до него перед глазами Дымки стояло бледное лицо Черного Огня, а в ушах, как маятник, стучало его Имя Души: Ронд, Ронд, Ронд... Старейшина встретил их на пороге – стоял, скрестив руки на груди, и напряженно смотрел прямо перед собой. Новости в селении разлетались быстро, а весть о ранении Черного Огня была не той, от которой можно ожидать чего-то хорошего. Старейшина Дымке не нравился – он был слишком мрачным, слишком жестким и казался слишком молодым для главы селения. Когда племя Дымки только прибыло сюда, старейшина отнесся к ним с подозрением, принял не сразу и неохотно: уговаривать его пришлось Орешнику – в одиночку и без оружия, такие были условия. Со временем Дымка узнал, что жители селения любят и уважают своего старейшину совершенно без всякой меры, в любой чрезвычайной ситуации слушаются беспрекословно. Узнал он и о том, что сам старейшина платит селению бесконечной преданностью, и о том, что с друзьями он становится не приветливее, но мягче. Узнал, но доверять все равно не решался. Тем не менее, рассказать старейшине о случившемся было необходимо – тем более, что об этом просил Черный Огонь. – Его ранил не дикий зверь, – первым заговорил Дымка, когда все зашли в дом. Орешник кинул на брата быстрый взгляд, но кивнул. Старейшина поднял бровь. – Это был... кто-то разумный. Старейшина опустил взгляд и сцепил пальцы в замок. – Откуда ты знаешь? – спросил он медленно. – Черный Огонь мне сказал, – ответил Дымка. Старейшина поднял глаза и долго вглядывался в его лицо, а потом наконец произнес: – Подождем, что скажет целитель... но, пожалуй, я верю тебе. На несколько мгновений в комнате повисло тяжелое молчание – и Дымка мог поклясться, что все здесь думают об одном: люди. Люди были теми, кто выгнал племя Дымки из родных лесов в жаркую пустыню. Люди сожгли их дом, люди убивали их друзей и родных. Люди были... гораздо хуже диких зверей. Дымка заправил прядь волос за ухо и невольно коснулся пальцем его заостренного кончика. Люди ненавидели и боялись их так сильно, что подожгли лес – Дымка до сих пор помнил удушающий запах гари, густой дым, панику и крики какого-то животного вдалеке. Эта ночь была, пожалуй, самой страшной в его жизни. Неужели люди добрались до них и здесь?.. Наконец, молчание прервал старейшина: – Что еще сказал тебе Черный Огонь? – Что они придут к нам. Что времени немного. Старейшина кивнул. – Мы будем готовы. Затем он встал, давая понять, что разговор окончен. Дымка и Орешник тоже поднялись, готовясь уходить. – Ты ведь скажешь нам, если что-то станет известно? – негромко спросил Орешник. – Это наш брат, и мы не останемся в стороне. Старейшина насмешливо поднял бровь, но глаза его оставались серьезными. Он снова кивнул. Полог на входе отодвинулся, и в доме стало светлее – на пороге стоял целитель Дирол. – Я закончил с ними, Марс, – сказал он, обращаясь к старейшине. – Все будут жить, я отправил их домой. Дымка выдохнул, чувствуя, как напряжение медленно отпускает его. Орешник взял его ладонь в свою руку и слегка сжал. Домой они шли с заметно полегчавшим сердцем. Поначалу племя предпочитало жить в пещерах в горах вокруг селения – так было привычнее: пусть не открытое небо над головой, но все же не крохотные глиняные скорлупки на прогретой жарким солнцем земле. Некоторые до сих пор не оставили пещеры – например, Листва часто там ночевала; стены домов казались ей клеткой, и спать в ней было сложно. Дымка же с братьями недавно перебрался в селение: это было инициативой Орешника, они с Черным Огнем долго об этом спорили, а Дымка не смог поддержать ни одного из братьев – сердце его соглашалось с Черным Огнем, не желая видеть над собой расписной потолок, но разум не мог не признать доводов Орешника, который говорил, что им в этом селении жить, и неплохо бы пойти навстречу его жителям. В результате они все-таки переехали, но Черный Огонь стал чаще пропадать на охоте. И вот теперь... Дымка вздрогнул, отгоняя грустные мысли, и, осторожно отодвинув полог, заглянул внутрь дома. Справа на большой мягкой шкуре в окружении цветастых подушек (подарки одной из местных девушек, кажется) лежал Черный Огонь. Дымка с облегчением отметил, что лицо его больше не такое пугающе бледное, как раньше, и не искривлено болью. Рядом с Черным Огнем на краешке шкуры сидел, сосредоточенно хмуря светлые брови, Колосок. Вообще-то этот мальчишка жил вместе с Листвой, но в последнее время зачастил в гости к братьям. В руках у него была глиняная плошка с чем-то жидким – похлебкой, наверное. И эту похлебку он настойчиво пытался скормить Черному Огню. – Дай сюда! – донесся до Дымки обрывок разговора. – Не дам! – Колосок нахмурился сильнее и отодвинул плошку подальше. – Лежи вообще, целитель сказал, тебе нужно лежать и поменьше двигаться. На мгновение Дымка отчетливо услышал скрип зубов Черного Огня и не смог сдержать улыбки. Решив не прерывать сложный процесс кормления, он отошел от дома и уселся неподалеку под небольшим деревцем. Уже темнело, так что жара не донимала так сильно, как днем, даже дул прохладный ветерок. Дымка прикрыл глаза, наслаждаясь лучами заходящего солнца, и сидел так какое-то время. Прервал его уединение чуть слышный звук легких шагов. Открыв глаза, Дымка увидел Тростника – тот уже сел рядом и теперь смотрел в темнеющее небо, высокое и как будто плоское, совсем не такое, как в родных лесах. – Прости, не хотел отвлекать, – тихо сказал Тростник, не поворачивая головы. – Ничего страшного, – Дымка пожал плечами. – Я не занят. Губы Тростника чуть изогнулись в улыбке. – Орешник?.. – спросил он спустя еще несколько мгновений. – Ушел к пещерам, – ответил Дымка. – Рассказать Листве и остальным. Тростник кивнул, и они снова замолчали. Дымка не был с ним так близок, как с братьями, но всегда симпатизировал этому хрупкому, болезненному юноше. Можно было сказать, наверное, что они неплохие друзья – достаточно неплохие, чтобы Дымка мог понять сейчас: Тростника что-то гложет, сердцу его тяжело. Подумав немного, он решил не нарушать вечернюю тишину и прикрыл глаза, сосредоточившись и готовясь вещать. Вещание – этот единственный осколок магии, который был доступен племени Дымки, – было разговором душ не посредством тел, а напрямую. Без слов, одними лишь мыслями, они могли касаться друг друга, не нарушая молчания. "Я могу помочь?" – безмолвно спросил Дымка у друга. Тот сдвинул брови в какой-то болезненной гримасе и сжал в кулаки тонкие руки. "Это я виноват, – его вещание звучало горько, как будто он каялся. – Я был совсем рядом, но оказался слишком... медленным. И когда я прибежал, Черный Огонь уже..." На этом его вещание оборвалось, но Дымка все понял и, вздохнув, взял Тростника за руку. С самого детства тот был очень болезненным, слишком хрупким для тяжелой жизни племени. Все оберегали его, помогали, как могли, но переход через пустыню дался ему чересчур тяжело. Только недавно он начал оправляться, и сегодня Черный Огонь впервые взял его с собой на охоту – учить, как искать и загонять дичь. А тут такая неудача. Не говоря ни слова, Дымка склонил голову Тростника к себе на плечо и держал его за руку, пока небо темнело, а солнце медленно опускалось за горизонт. На следующую дюжину дней в селении повисла напряженная, собранная атмосфера – все смешанное племя готовилось к встрече гостей. Коренные жители селения были, в общем-то, мирным народом, но за эти несколько дней Дымка понял, что дела обстояли так исключительно потому, что за все годы своего существование селение никогда не встречалось с настоящей угрозой – оазис, где оно было расположено, надежно ограждала от внешнего мира пустыня. Теперь же, перед лицом возможной опасности, мирный пустынный народ мгновенно сосредоточился на подготовке обороны. Было решено, если дело обернется плохо, не цепляться за дома, а уходить в пещеры за селением. Так что по распоряжению старейшины жители селения, не способные драться – преимущественно женщины и дети – обустраивали пещеры, переносили туда самые необходимые или памятные вещи, помогали с укреплением. Остальные тренировались – пришельцы из леса совершенствовали навыки, пустынные жители учились с нуля. Руководили Орешник и Листва – по большей части последняя, так как обязанности Орешника тренировкой не ограничивались: он часто совещался с Марсом насчет возможной стратегии обороны, проверял обустройство пещер, и каждый день ходил на разведку вокруг селения. И еще не забывал время от времени заходить проведать Черного Огня. Тот за эти дни стал чувствовать себя значительно лучше – сказывалось мастерство целителя. Ухаживали за Черным Огнем Дымка и Колосок – мальчишка сам вызвался помочь, а потом отказался уходить. Дымка пожал плечами – не то чтобы он был против, в общем-то. Благодаря помощи Колоска он сам мог найти время на тренировки. В драке он был не так хорош, как старшие братья, но тоже довольно неплох. Стрелял похуже Орешника, зато был более ловким и быстрым, что особенно помогало в ближнем бою. В общем, по сравнению с большинством потенциальных защитников деревни, Дымка смотрелся явно выигрышно. Его племя было искусно как в охоте, так и в драке, закаленное долгой жизнью рядом с людьми, но слишком малочисленное. А пустынное племя еще только училось – хотя училось довольно быстро. Тренируясь, Дымка наблюдал за ними краем глаза. Лучше всего дело обстояло с Марсом – будучи старейшиной селения, он, тем не менее, находил время и тренировался, как одержимый. Внимательно слушал Листву, отрабатывал удары, старался. Глядя на это, Дымка поневоле начинал относиться к нему мягче – вождь, так стремящийся защитить свое племя, не мог не вызывать у него уважения. Помимо Марса, успехи делали также Натс и Сникерс – еще когда племя Дымки только перебиралось в селение, они заинтересовались охотой, и сейчас этот интерес пришелся как нельзя кстати. На пятки им наступала, как ни странно, Баунти – спутница жизни Марса. Говорили, что старейшина пытался отправить ее в пещеру с остальными женщинами, на что она, не моргнув глазом, заявила, что тогда свяжет его и унесет с собой. Марсу пришлось уступить. У остальных дела обстояли похуже, но все без исключения старались. Так что, в общем, тренировки проходили хорошо. Единственным, кто беспокоил Дымку, был Тростник. Он тренировался со всеми, почти остервенело, и Дымка знал, почему – Тростник рассказал ему, что в день той злосчастной охоты услышал вещание Черного Огня и помчался на выручку, но, когда подоспел, тот уже лежал на земле, зажимая ладонью рану, а вокруг никого не было. Тростник даже не успел увидеть, кто это сделал, не говоря уже о том, чтобы помочь. Так что теперь он тренировался даже слишком упрямо – кончилось вывихнутым запястьем, и целитель, раздраженно сверкнув глазами, запретил ему даже приближаться к оружию, пока не восстановится. Тростник страшно расстроился, и Дымка волновался, не сделает ли он какой-нибудь глупости, даже попросил Дирола за ним присмотреть. Но в остальном все шло хорошо. И теперь, на закате двенадцатого дня, направляясь к дому, Дымка думал, что незваных гостей, когда они придут, будет ждать большой неприятный сюрприз. Расписные стены дома уже показались невдалеке, и Дымка ускорил шаг, когда с неба сорвались первые холодные капли дождя. Они ударили по крышам домов, застучали по пыльной, уставшей за день земле. Дымка остановился в недоумении, смахивая капли с лица, а потом медленно широко улыбнулся. Дождь в пустыне был страшной редкостью – за время, проведенное здесь, Дымка не видел ни одного, и теперь неожиданно понял, что соскучился. Пустыня как будто высушивала его, вытягивала силы. В последние дни это стало заметно особенно сильно, так что дождь пришелся как нельзя кстати. Несколько минут Дымка просто оглядывался, чувствуя, как улыбка становится все шире. Волосы и одежда его намокли, кожа стала влажной, но сейчас все это было скорее приятно. Дождь шумел вокруг, и казалось, что стоит закрыть глаза – и услышишь, как шелестят на ветру листья, как гнутся и скрипят ветки, как радуется влаге родной лес. Но Дымка глаза не закрывал, не желая обманываться, и поэтому, оглянувшись назад, смог заметить за стеной дождя смутную фигуру. На мгновение он напрягся, но, приглядевшись, расслабился и улыбнулся, помахав рукой. – Рафи, – выдохнул, приблизившись, Орешник – а это был именно он. – Я как раз тебя искал. Орешник, так же, как и Дымка, улыбался, его длинные волосы совсем вымокли, и выглядел он совершенно счастливым. "Дождь, – понял Дымка. – Он тоже ему рад". Подавшись вперед, Орешник обнял брата, и его лицо в одно мгновение оказалось совсем близко – его лоб почти касался лба Дымки, и тот почувствовал, что краснеет, хотя вряд ли это было заметно в наступивших сумерках. Золотистые глаза Орешника как будто мерцали – он вещал. Дымка слышал в его вещании радость, как перед большой охотой, и звон тетивы, пославшей к полет стрелу. Не отпуская плечи брата, Орешник запрокинул голову и завыл, пронзительно, по-волчьи. Он собирал совет племени, и лучшего времени для этого было просто не найти, ведь после нескольких выматывающих, чудовищно жарких дней, наконец, как благословение Высших, зарядил дождь. Дымка тоже запрокинул голову, присоединяясь к песне брата. Через несколько мгновений им откликнулись голоса со стороны пещер, а еще спустя какое-то время к общей песне присоединился низкий, сильный тембр – совсем рядом, и Орешник с Дымкой переглянулись. По дорожке между домами к ним медленно шел Черный Огонь – сбоку его поддерживал Колосок, но по большей части он все-таки шел сам. Как вождь, он просто не смог пропустить совет племени. Лесное племя собралось быстро – встретились на открытой площадке чуть в стороне от домов. Кто-то стоял, ловя губами капли дождя, кто-то сидел прямо на мокрой земле, не особенно заботясь о чистоте одежды, кто-то оживленно шептался с соседом. Волки то и дело встряхивались и переминались с одной лапы на другую. Дымка стоял по левую руку от Черного Огня, удобно расположившегося на большом мокром камне почти в центре площадки. По правую руку от вождя стоял Орешник. Черный Огонь поднял руку, и шепотки мгновенно стихли, все лица повернулись к нему. Дымка улыбнулся украдкой – глаза соплеменников горели, Листва даже нетерпеливо постукивала по земле носком сапога. – Айоа! – воскликнул Черный Огонь, дождавшись тишины. И улыбнулся, широко и немного криво, так, как улыбался только он. – Ваш вождь снова на ногах, как видите. Племя снова оживилось, радостно приветствуя его, и Черному Огню пришлось немного повысить голос: – И я хочу рассказать, с чем нам скоро придется столкнуться! Все снова замолчали, на этот раз глядя напряженно и внимательно. Тишину нарушал только шум дождя. – Дюжину дней назад я и Тростник отправились на охоту, – говорил Черный Огонь, снова ровно и властно. Голос его как будто заполнял собой все пространство вокруг, гулко отдавался в ушах у каждого слушателя. – Поначалу охота была удачной, дичи нашлось много. Преследуя добычу, я оставил Тростника позади. Но меня опередили – оказалось, что охотимся в этих местах не только мы. Черный Огонь сделал паузу – вроде бы для того, чтобы племя могло осмыслить сказанное, но на самом деле переводя дыхание. Долго и громко говорить ему, судя по всему, было все еще тяжело. – Это был эльф, – сказал он после нескольких мгновений молчания, и каждый слушатель, включая Дымку и Орешника, удивленно вскинулся. – Вы правильно слышали – такое же дитя Высших, как каждый из нас. Дымка прикусил губу и непроизвольно сжал руку в кулак. Мысль о том, что один эльф мог намеренно навредить другому, доселе казалась ему полнейшей бессмыслицей. Но Черный Огонь продолжал: – Он был выше любого из нас, кожа его была бледной, а волосы – яркого цвета, розового, как небо на закате. Но все-таки это был эльф, я уверен. Когда он увидел меня, его лицо искривилось, как будто он был раздосадован. Потом он вскинул руку и, – Черный Огонь нахмурился, – с его пальцев сорвалась молния. Племя заволновалось еще сильнее, а Дымка, не отрываясь, следил за лицом своего брата-вождя. Дождь понемногу стихал. – Это была магия, – проговорил Черный Огонь тише. – Сродни той, которую использует целитель, но совершенно другая. И, – он вскинул голову, глядя в глаза как будто одновременно всем собравшимся, и закончил совсем тихо, – перед тем, как оставить меня, этот маг сказал мне: "Эта земля будет нашей". Никто больше не переговаривался, все молчали. Листва сжимала кулаки, Колосок угрюмо поджимал губы. Орешник казался спокойным, но непривычно бледным. И Дымка наверняка знал, что ни один из собравшихся здесь эльфов не отдаст селение без боя. Один раз они уже потеряли дом. Один раз им пришлось уйти, сбежать в панике. Больше это не повторится. Больше они не позволят этому повториться. * * * После случая с вывихом запястья Дирол не подпускал Тростника к оружию уже пять дней, так что, когда Дымка зашел к нему поболтать и едва не словил в плечо дротик, то даже не слишком удивился. Повернул голову влево, оценив мишень (два дротика в самом центре, еще два довольно близко, один мимо), и улыбнулся. – Привет. Тростник побледнел, потом, наоборот, зарделся и принялся извиняться. – Я не знал, что ты зайдешь, – быстро, негромко говорил он, вынимая дротики из мишени. – Ты очень тихий, знаешь? Прости. Я не хотел тебя задеть. Ты точно в порядке?.. С этими словами он выдернул последний дротик и обернулся к Дымке, уже не краснея, но все еще смущаясь и очевидно чувствуя себя виноватым. Дымка махнул рукой: – Ничего, все нормально. Но мишень тебе лучше повесить подальше от входа. Тростник опустил взгляд и смутился еще сильнее. – Я знаю, просто... Я... – тут он вздохнул особенно грустно, поднял с лежанки отрез плотной ткани, расшитой крупными бусинами, и аккуратно пристроил его на стену поверх мишени. Потом снова обернулся к Дымке, посмотрел тревожно. – Не расскажешь? Дымка покачал головой. – Должен бы. Как рука? – он кивнул на правое запястье Тростника. – Да уже почти не болит, – тот помахал рукой. И добавил, – Я осторожно, правда. – Я вижу, – отозвался Дымка, пряча насмешливую улыбку. – И часто ты так? – Не очень. Часто не получается. Дымка кивнул и наконец прошел с порога в дом. Тростник сел на лежанку, жестом предлагая другу сделать то же. Тот опустился на край и запрокинул голову, разглядывая расписанный потолок. С ночи совета каждый лесной эльф был необычайно воодушевлен, даже волки чувствовали это – охота стала удачнее, несмотря на то, что далеко от селения охотиться было нельзя. Коренным жителям селения воодушевление передавалось тоже, но то ли они были уравновешеннее, то ли просто не так ярко его воспринимали. Наутро после совета Орешник и Дымка сопровождали Черного Огня к старейшине, и Черный Огонь повторил ему то же, что ночью говорил своему племени – о странном эльфе с яркими волосами, и о молнии, сорвавшейся с его пальцев. Марс тогда сильно хмурился и долго молчал, а после они до полудня обсуждали изменения в системе обороны селения – пока недовольный Дирол не забрал своего очередного буйного недолеченного пациента. С тех пор не происходило ничего неожиданного – день за днем все те же тренировки, разве что недавно к ним присоединился почти восстановившийся Черный Огонь. Но каждым вечером, возвращаясь домой, Дымка чувствовал, что воздух вокруг как будто становится гуще, и вдыхать его – все тяжелее и тяжелее. Что-то должно было произойти. Совсем скоро. Словно в ответ на его мысли, полог над входом приподнялся, и в проеме показался Дирол. Он скользнул взглядом по мгновенно опустившему глаза Тростнику и кивнул Дымке. – Рад, что нашел тебя. Марс просил зайти. Срочно. Поднимаясь с лежанки, Дымка вздрогнул. "Срочно". Надо полагать, это значит, что затишье кончилось. Отведя в сторону полог и шагнув в дом старейшины, Дымка пару мгновений просто стоял, обводя взглядом собравшихся – Марс о чем-то спорил с Черным Огнем, справа от брата сидел Орешник, а ближе ко входу на груде подушек устроились Листва и Баунти. Дымка прокашлялся, давая о себе знать. – А, это ты, – кивнул, повернувшись к нему, Марс. – Заходи. Черный Огонь тоже кивнул ему, Орешник приветливо улыбнулся. Лица у всех были напряженными, в глазах застыла настороженность. – Орешник видел их, – бросил через плечо Черный Огонь, снова оборачиваясь к Марсу. – Совсем недавно, на разведке, у Волчьей скалы. Дымка вздрогнул – скала была совсем недалеко от селения. Сцепив руки в замок, он подошел к братьям, сел рядом. – Значит, скоро? – спокойно спросил он. – Да, – кивнул Орешник, и добавил. – Они... двигались к селению. Довольно быстро. В ответ на заминку в его словах Дымка вопросительно поднял бровь. Марс поморщился, Черный Огонь недовольно передернул плечами. Орешник пояснил: – Мы как раз говорили об этом. Они... они летели, Дымка. – Летели? – недоуменно нахмурился он. – Как... птицы? Орешник покачал головой. – Нет. У них не было крыльев, они просто... парили в воздухе. Дымка выдохнул, стараясь сохранять спокойствие. Сначала молнии, теперь это. Было сложно поверить – если бы свидетелем был не Орешник, а кто-то другой, Дымка наверняка бы сомневался. Но брату он доверял, как себе, да и зрение у того было самым острым в племени. Повисла тяжелая тишина – каждый думал о том, что сражение будет тяжелым. Магия казалась серьезным противником, возможно, самым серьезным из всех возможных. Неожиданно тишину взрезал звонкий голос Листвы: – Дома, в лесах, мы уже охотились на летающую дичь. Поохотимся и здесь. Дымка обернулся к ней – в отличие от мужчин, она выглядела не обеспокоенной, но воодушевленной. Она накручивала на палец золотистую прядку и широко, почти хищно улыбалась. И уже в следующее мгновение Дымка поймал себя на том, что улыбается в ответ. Следующие два часа они перекраивали схему обороны так, чтобы обойти преимущества противников. Когда закончили, небо уже начало темнеть. Вопреки возможным ожиданиям, пришельцы не стали скрываться. Даже наоборот – они вспороли темнеющее небо перед собой алыми огненными полосами. Как будто когти гигантской птицы рассекли облака. Дымка вздрогнул – на мгновение ему показалось, что огонь вот-вот ринется вниз, на селение – и, наверное, впервые подумал об отсутствии в этой пустыне зеленых деревьев с облегчением. За спиной послышался тихий удивленный возглас, и Дымка обернулся, жестом прося соблюдать тишину и как никогда остро жалея, что пустынные жители не способны вещать. В его группе были Натс, Сникерс и Киткат – за время тренировок они стали неплохими бойцами, но умения сидеть в засаде им все еще не хватало. Особенно Сникерсу – именно он сейчас не удержался от возгласа. Хотя, если быть честным, Дымка не мог его в этом винить. Огненные когти, ну надо же. Вчетвером они поджидали противника в одном из опустевших домов. Дымка устроился рядом с выходом, натянув тетиву лука и приготовившись стрелять, остальные смотрели из-за его плеча. Натс слегка щурился, Киткат кусал губы, Сникерс нетерпеливо сжимал и разжимал кулаки. Они никогда толком не охотились даже на зверя, не говоря уже о том, чтобы поднять руку на другого эльфа. Когда Дымка думал об этом, его собственные пальцы слегка подрагивали. Но, в конце концов, здесь был их дом. Сначала они услышали голоса – довольно высокие, звонкие, пришельцы даже не думали прятаться. Кажется, они смеялись, перешучивались. Разобрать их речь Дымке было сложно – говорили они на знакомом языке, но слова произносили непривычно. – …попрятались, а? – смеялся один из пришельцев. – Может, вовсе сбежали! – отвечал ему второй. – Говорил, все будет легко. В следующее мгновение один из них поравнялся со входом в дом, и Дымка спустил тетиву. Стрела коротко свистнула и вонзилась в плечо – смех оборвался криком. Оставив лук внутри – он не настолько хороший стрелок, чтобы дальше от этого был толк, – Дымка схватил короткий меч и выпрыгнул наружу, спиной чувствуя, как следуют за ним товарищи. Пришельцев оказалось всего двое – и, как выяснилось позднее, это было необыкновенным везением. Один из них, подвывая сквозь сжатые от боли зубы, пытался подняться с земли и одновременно сделать что-то со стрелой, торчавшей у него из-под лопатки. Второй, выхватив из-за пояса необычного вида клинок, бросился на Дымку. Тот действовал скорее повинуясь инстинктам, нежели осознанно – уклонился, пропуская противника мимо, используя его вес против него же, и уже готов был ударить в ответ, когда все вокруг неожиданно вспыхнуло. Стало светло, как днем. Дымка не успел бы среагировать сам, но, к счастью, его сшиб на землю, кажется, Сникерс, и вспышка прошла выше. Темнота после нее показалась особенно густой, и пару мгновений Дымка просто моргал, пытаясь привыкнуть к ней. Потом кивнул в знак благодарности Сникерсу и торопливо огляделся. С одним из пришельцев схватились Киткат и Натс, и, кажется, дела у них шли неплохо – хотя противник сражался более умело, их было двое. Выдохнув, Дымка перевел взгляд направо. Второй пришелец все еще лежал на земле, скрючившись и тяжело дыша – похоже, ранение было серьезнее, чем казалось поначалу – но здоровая рука его была вытянута, и – Дымка мог поклясться в этом – пальцы отчетливо дымились. Добивать раненого было бы жестоко, а рисковать, оставляя за своей спиной недружелюбно настроенного мага, – глупо. Так что Дымка подошел ближе и, прежде чем раненый смог хотя бы поднять на него взгляд, коротко, но сильно ударил его рукоятью меча по затылку. Потом, непроизвольно задержав дыхание, подвинул обмякшее тело, чтобы коснуться пальцами шеи, ища биение тока крови. «Жив. Только без сознания». Это было малодушно, конечно, но Дымка был так сильно рад этому, что у него, кажется, задрожали колени. На то, чтобы взять себя в руки, ему потребовалось несколько секунд. После этого он обернулся и успел увидеть, как второй пришелец неловко, кулем ткани, падает на землю, а выражение лица Сникерса, стоящего над ним, сменяется с гневного на растерянное. Дымка подошел ближе и положил руку ему на плечо, не зная, что сказать, и не зная, стоит ли вообще что-нибудь говорить. Наверное, в этом случае не помогло бы даже умение вещать. По счастью, в результате первой стычки никто из группы Дымки не получил серьезных ранений, требующих немедленного вмешательства целителя. Практически все были целы – только Натса вскользь задели клинком, да сам Дымка расшиб обо что-то локоть. Киткат отделался синяками и легкими ссадинами. Сникерс… Сникерс внешне тоже не пострадал. Он как раз заканчивал перевязывать Натсу руку, когда где-то слева от них за домами раздался оглушительный грохот, и над полукруглыми крышами вспыхнуло рыжевато-оранжевое зарево. Дымка расслабил непроизвольно сжавшиеся в кулак пальцы и кивнул. Потом, дождавшись, пока Сникерс закончит с перевязкой, быстро и почти бесшумно двинулся влево, краем глаза улавливая, что группа следует за ним. Эта ночь неуловимо напоминала ему ту, когда его племя потеряло свой дом. Такие же всполохи в небе, тоже кровь, тоже страшно. Не хватало только дыма и треска горящих деревьев. Все это заставляло сердце обычно бесстрашного эльфа то замирать, то наоборот биться тяжело и часто. А еще – если он правильно помнил план обороны, то в том месте, откуда донесся грохот, должны были сражаться Черный Огонь и Листва. По мере того, как Дымка продвигался по селению, осторожно огибая дома, напрягая зрение и слух, становилось как будто жарче, но пахло не гарью или дымом, а скорее наоборот – свежестью, сродни той, которая окутывает землю во время грозы. Грохот раздался снова, и вместе с ним – звуки сражения, как будто лязг металла о камень, и крики. Услышав голос Листвы – надрывный, хриплый, полный боли, – Дымка сорвался на бег, резко отрываясь от своей группы. Он обогнул очередной дом, и ровно в этот момент совсем рядом сверкнула ослепительно яркая алая молния. Противников было по меньшей мере шестеро – столько Дымка успел насчитать, пока молния не погасла. С тремя сражался Черный Огонь, одного едва сдерживала Листва, еще один держался поодаль от места схватки, совсем рядом с Дымкой. Но страшнее всего было не численное превосходство, а то, что по меньшей мере трое из пришельцев владели магией. Двое из противников Черного Огня сражались, то и дело взмывая в воздух. А еще один пришелец – шестой, Дымка заметил его последним – замер вдалеке, вскинув руки. Именно с этих рук слетали молнии. Если бы Дымка не встретился с такими же раньше, то, вероятно, застыл бы на месте как вкопанный. В стенах окружающих домов зияли пробоины, с запахом грозы мешался запах чего-то жженого. Из головы Дымки как будто вымыло разом все мысли, а перед глазами отпечатались лица Листвы и Черного Огня. Не нужно было думать, чтобы понять, что все плохо. Пришелец, мечущий молнии, встряхнул руками и повернул голову. Было уже довольно темно, и Дымка не мог разглядеть его лица, но зато видел, что Листва еле держится на ногах. Что-то было не так с ее левой рукой – она висела плетью вдоль тела. Стоило бы воспользоваться эффектом неожиданности, постараться прокрасться за домами к наиболее опасному противнику, но тот уже вскидывал руки, готовясь снова выпустить из ладоней молнию, и времени не было. Сбив с ног ближайшего к нему пришельца, Дымка бросился к Листве. Легким, инстинктивным движением вонзил клинок под ребра эльфу, с которым она сражалась, и, успевая в последние мгновения, сшиб ее на землю. Вспышка – и воздух над ними прошила молния. Дымка не успел зажмуриться и едва не ослеп, но страшно было не это. При свете стало ясно, что левая рука и часть бока Листвы страшно обожжены. Ей нужен был целитель, срочно, немедленно. Дымка вскинул голову, огляделся, ища пути отступления, и встретился взглядом с Черным Огнем. Он сражался уже с двумя противниками – куда делся третий, видно не было. Дымка вымученно улыбнулся брату, забыв, что тот вряд ли разглядит его лицо в темноте. И в этот момент Черный Огонь, отвлекшись, едва не пропустил удар. Оба его противника довольно умело обращались с оружием, а он уже был порядком вымотан дракой. Дымка хотел было поспешить на помощь, но Листва в его руках, кажется, потеряла сознание, и оставить ее одну было нельзя. Положение ухудшалось, но Черный Огонь должен был справиться – недаром он был лучшим воином племени. Дымка начал осторожно поднимать Листву, когда неожиданно заметил совсем рядом между домами чей-то силуэт. Фигурка была совсем небольшой – как будто… ребенок? Он определенно бежал к тому месту, где сражался Черный Огонь. Тот слишком неловко уклонился от удара одного противника, и второй не замедлил воспользоваться ситуацией. Черный Огонь развернулся, готовясь парировать, но не успел. Воздух вспорол звонкий крик, и ребенок – а это действительно был ребенок, подросток – вылетел из-за обломка стены прямо под удар, закрывая Черного Огня собой. Дымка видел, как тот машинально подхватил непрошеного защитника, осевшего ему на руки, видел, как на несколько мгновений застыл в растерянности, а потом вскинул голову – и из его горла вырвался боевой клич племени, пронзительный и пугающий, как волчий вой. В этот момент снова вспыхнула молния. Раненых оказалось много, погибший только один. Эльф из пустынного племени, его имя даже не было знакомо Дымке. В памяти всплывали смутные очертания – вроде бы он был черноволосым и не очень высоким – но никаких подробностей не вспоминалось. Было стыдно, и одновременно радостно, и от этого еще больше стыдно. Дымка боялся услышать, что погиб кто-то из племени, или еще хуже – кто-то из братьев. Раненых разместили в пещерах – дом Дирола оказался почти разрушен в битве, да и, пожалуй, в нем просто не хватило бы места. Эльфов, которым требовалась помощь целителя, было действительно много – каждый второй воин в их смешанном племени. К счастью, серьезных ранений оказалось гораздо меньше, иначе бы не помог никакой целитель – Дирол и так был похож на призрак самого себя, практически сбивался с ног и хмурился чаще обычного. Легкораненые и некоторые женщины помогали ему, как могли – в их числе был и Дымка. Он отделался ожогом – не то чтобы пустяковым, но без угрозы для жизни – и разбитым левым локтем. Многим повезло меньше. Листва была в тяжелом состоянии, ей сильно досталось. Первые два дня Дирол сомневался, выживет ли она – он об этом не говорил, но Дымка видел все по его лицу. На третий день целитель вскользь обронил, что еще чуть-чуть – и она бы погибла. На четвертый вытер пот со лба и – Дымка в это время был рядом, менял повязку одному из раненых, поэтому увидел – улыбнулся едва заметно, устало. Теперь за жизнь Листвы можно было не бояться. Орешник и Черный Огонь почти не пострадали – то ли дело было в их мастерстве, то ли в удаче. Орешнику в драке слегка задели плечо, а Черный Огонь вообще отделался только множественными синяками и ссадинами. Тем не менее, он часто бывал в пещере целителей – навещал брата, раненых соплеменников. Чаще всего он здоровался со всеми, улыбался, говорил ободряющие слова – даже тем, кто был без сознания – а потом шел к одной и той же постели. Там, на ложе из шкур и мягкой ткани, лежал Колосок. Ему достался всего один удар, но рана, по словам целителя, была очень плохой, он не ручался, что мальчик выкарабкается. Дымке говорили, что Колосок в ночь битвы должен был остаться вместе с остальными детьми и женщинами в пещерах, но очень уж волновался, не находил себе места, и в конце концов уговорил одну из девушек сходить с ним наружу – просто посмотреть издалека, как идет сражение. Поначалу они действительно просто смотрели на селение с гор, хоть Колосок и дергался при каждой яркой вспышке. Но потом полыхнуло ближе к центру – как раз там, где сражались Черный Огонь и Листва – и мальчишка сорвался с места. Когда Дымка слушал об этом, то думал, что Колосок поступил глупо – он не был воином, он ничем не смог бы помочь. А еще он не должен был знать план обороны, но почему-то знал – может, подслушал в тот раз, когда приносил им с братьями и Марсом лепешки и воду. А еще Дымка не мог поручиться, что, будь он сам мальчишкой, не поступил бы так же. Шел уже пятый день с той ночи, солнце готовилось опускаться за дальние скалы, а Колосок все еще не приходил в себя. Дымка повел плечами – его как будто знобило – поднял небольшой кувшинчик с водой и подошел к брату. Черный Огонь в этот раз задержался дольше, чем обычно – как правило, он возвращался в селение до заката, у него было много дел. Стоило бы напомнить ему об этом, но, глядя в побледневшее и заострившееся лицо, Дымка не решался это сделать. Говорили, что в ночь битвы Черный Огонь был самим воплощением ярости. Говорили, что он убил всех своих противников, всех до одного. Дымка знал, что это не так – брат сам сказал ему, что двоим удалось сбежать – но все равно, вспоминая, как он выл тогда, не мог не вздрагивать. Стараясь не шуметь, он поставил кувшинчик рядом с Черным Огнем и хотел было уйти, но краем глаза заметил какое-то движение. Повернув голову, несколько раз моргнул, чтобы быть уверенным в том, что все происходит на самом деле – Колосок едва заметно шевелил пальцами. Все еще молча, Дымка тронул за плечо брата. Тот обернулся, проследил за взглядом и мгновенно напрягся. Колосок открыл глаза. Ресницы его дрожали, но взгляд был вполне осмысленным. Губы чуть шевельнулись, как будто он пытался что-то сказать. Дымка отвернулся и направился к выходу из пещеры. Это было не его дело, в общем-то, и мешать не стоило. Тем более, что нужно было проверить еще одного раненого. В результате битвы пострадало не только селение – противник тоже понес потери, и потери серьезные. Восемь убитых – Дымка вздрагивал каждый раз, когда вспоминал, что двое из них на его счету – и трое раненых. Мертвых похоронили сразу же, утром того злосчастного дня, а вот с ранеными все вышло не так просто. Многие эльфы не хотели им помогать. У них перед глазами были раненые родные и друзья, разрушенные дома, вывернутая наизнанку жизнь, и думать о том, что следует помочь тем, из-за кого это все случилось, было выше их сил. Но Дирол лечил всех – пытался лечить, если быть точным. Даже не отвечал на вопросы или обвинения, просто опускался на колени рядом с ранеными и осторожно касался ладонями раны. Как только Дымка пришел в себя и немного оправился, он вызвался помочь целителю с ранеными противниками. Таких добровольцев было немного, так что его предложение пришлось очень кстати. К тому времени раненых было уже двое – один скончался в первый же день после битвы. Второй погиб совсем недавно, всего день назад. Дымка был рядом, когда его сердце перестало биться. Позвал целителя, конечно же, а после долго вглядывался в тонкое, как будто совсем юное лицо незнакомого эльфа. Жизнь из него уходила стремительно, Дымке казалось, что он видит, как она вытекает по капле. Теперь остался всего один. Его держали отдельно от остальных раненых – во избежание проблем – и даже приставили к нему охрану. Дымке было не вполне ясно, охраняют его или от него. Он слышал, что Марс лично просил Дирола сделать все возможное, чтобы раненый выжил – должно быть, планировал добыть у него информацию о противнике. В конце концов, хоть битва и закончилась, угроза все же никуда не делась – только отступила, чтобы зализать раны. Никто не сомневался, что это столкновение было не последним. И все же, заходя в пещеру, в которой держали этого раненого, Дымка думал не о предстоящих битвах. Он тоже хотел – всем сердцем – чтобы раненый выжил, но по другой причине. Он был ранен его, Дымки, стрелой. В самом начале битвы. Дирол нашел его едва ли не сразу же, когда, не дождавшись окончания сражения, спустился в селение, ища тех, кому нужна помощь целителя. Как выяснилось позже – это было верное решение, сохранившее множество жизней. И эту в том числе. Опустившись на колени около ложа раненого, Дымка вгляделся в его лицо. Оно было измученным, изможденным, но спокойным – раненый спал. Сейчас его жизни ничего не угрожало, сегодня утром он даже приходил в сознание, пусть и ненадолго. Стоило разбудить его, чтобы он смог поесть, но Дымка не стал. Вместо этого он осторожно отвел со лба раненого тонкие ярко-розовые волосы – пальцы слегка дрожали. Он выглядел таким же эльфом, как они все. Может, выше ростом и тоньше в кости, но – таким же. Он так же вдыхал и выдыхал воздух, ему нужно было есть, он чувствовал боль – Дымка сам убедился во всем этом. И все же он решил поднять руку на другого эльфа – не обороняясь, а нападая. Как только Дымка убрал руку, раненый открыл глаза. Прозрачно-розоватые, с отливом в алый, – они неожиданно напомнили Дымке собственные. А еще в них плескался страх – огромный, как небо. За все время, пока он был здесь, этот эльф не сказал ни слова – думали, что он не хочет говорить с врагом, но Дымке казалось, что он будто онемел от ужаса. Видеть это было тяжело и страшно. Дымка протянул руку, собираясь коснуться его плеча, успокаивая, но раненый отшатнулся. Странно, но он не вызывал совершенно ни капли злости за разрушенные дома и едва не погибших друзей – вызывал только безудержную жалость. Больной, беспомощный, пойманный в плен. Дымке не верилось, что этот же эльф собирался ранить и убивать его соплеменников. Прикрыв глаза, повинуясь скорее сердцу, а не разуму, Дымка осторожно коснулся его мыслей – начал вещать. И сперва как будто с размаху врезался в стену – таким замкнутым, зажатым было сознание пленника. На несколько мгновений даже показалось, что он не способен к вещанию так же, как и пустынное племя. Но потом он открылся. Не было четких слов – Дымка чувствовал только боль от раны, ужас неизвестности и тяжелое, противоестественное облегчение. Пленник действительно не умел вещать – так, как умело это лесное племя – но мог позволить другому эльфу коснуться своего сознания. Он даже не хотел этого – но был слишком напуган и одинок, чтобы не откликнуться на единственное сочувственное прикосновение. Он действительно был обычным эльфом, таким же, как они все. А еще теперь Дымка знал его имя – странное, звонкое и острое, почти невесомое. Его звали Бон-Пари. * * * Со скал открывался прекрасный вид – стоило отойти немного в сторону от входа в пещеру. Уже темнело, на оазис, раскинувшийся внизу, опускались сумерки. Дул несильный, все еще теплый ветер. В горах было заметно прохладнее, чем внизу. Дымка потянулся, жмурясь, и расслабленно откинулся на нагревшийся за день камень. День выдался длинный, жаркий и тяжелый – ожог практически зажил, так что утром нужно было спуститься в селение и помочь братьям, а потом вернуться в пещеры, обойти раненых, спросить, не нужно ли чего целителю. Так что теперь все тело слегка ныло от приятной усталости – за несколько дней восстановления Дымка отвык от серьезных нагрузок. Широко зевнув, он скосил глаза чуть вправо, украдкой разглядывая профиль своего спутника на фоне темнеющего неба. Прошло три дня, а Бон-Пари так и не заговорил. Дымке удалось уговорить Дирола и Марса разрешить ему немного гулять на свежем воздухе в сопровождении охраны – вдруг поможет. И вот теперь они сидели недалеко от входа в пещеру, наслаждались видом селения и спокойным, тихим вечером. Никто не знал, когда закончится передышка и вернется враждебное племя. Дымка старался об этом не думать – благо, он не был вождем племени и мог себе это позволить. Бон-Пари дернул головой, откидывая с лица прядь непослушных ярких волос, и обернулся, как будто почувствовав взгляд. Они не разговаривали, даже не вещали друг другу, но Дымка ладил с пленником лучше, чем кто-либо еще. «Должно быть, это потому, – подумал он, нервно ежась, – что я едва его не убил». Смерть, прошедшая близко-близко, как будто связала их тонкой ниточкой. Каждый раз, глядя на Бон-Пари, Дымка надеялся – и отчаянно хотел – никогда больше не поднять руку на эльфа. Он приветливо улыбнулся в ответ на настороженный взгляд спутника и отвернулся, снова разглядывая селение. Небольшие холмики восстановленных домов, сероватая в сумраке зелень. Дымка жил здесь уже долго, но все еще скучал по зеленому лесу и жилищам в ветвях деревьев. Голос он расслышал не сразу – вернее, не сразу распознал. Вокруг было так тихо – только свистел между скалами ветер, иногда донося обрывки разговора стоящих чуть в стороне охранников. Но голос принадлежал не им – он был слишком высоким и одновременно хриплым, как будто эльф, которому он принадлежал, давно не говорил. Он и не говорил. – Тебе повезло, – сказал Бон-Пари негромко, но отчетливо. Дымка дернулся, удивленно обернулся к нему и с трудом подавил улыбку облегчения. – Повезло? – переспросил он. Бон-Пари кивнул, а потом махнул рукой, указывая вниз, и пояснил: – У тебя есть дом. В селение Дымка вернулся уже затемно. Спускался с гор он нарочно медленно, надеясь, что прогулка поможет привести мысли в порядок, но в результате только замерз и проголодался. Он не стал расспрашивать Бон-Пари, опасаясь, что иначе тот снова замкнется в себе. Они просто сидели рядом какое-то время, Дымка нервно улыбался, комкал в пальцах ткань кофты и старался думать только о том, как здорово, что Бон-Пари наконец-то заговорил. Получалось неплохо, но стоило попрощаться и отойти подальше от пещеры, как в голову полезли совсем другие, непрошеные, но закономерные мысли. Они ведь ничего не знали об этом враждебном племени. Не знали их истории, не знали, почему они напали на селение, не знали ничего – только защищали свой дом, как волчица защищает логово с оставшимися в нем детенышами. Остановившись у дома, где жили они с братьями, Дымка уперся ладонью в стену и попытался перевести дух. Совсем недавно, живя в зеленых лесах, он думал, что их племя – единственные эльфы в целом свете. Позже, преодолев пустыню, он увидел новое племя, похожее и непохожее на его собственное, и почему-то опять решил, что на этом все. Но сколько же их на самом деле? И скольким из них пришлось спасаться от огня, или от холода, или от жестоких людей? Помотав головой, Дымка протянул руку и отодвинул полог, заходя в дом. Братья еще не легли спать – видимо, сегодня в селении было слишком много дел, чтобы ложиться рано. Судя по всему, они только недавно вернулись домой и устроили поздний ужин. Орешник задумчиво жевал лепешку, а Черный Огонь ел жидковатую похлебку из миски. Оба они обернулись к Дымке почти синхронно, и оба улыбнулись – каждый по-своему. Дымка в очередной раз, уже как будто по привычке, удивился внешнему сходству братьев – такому же сильному, как и их внутренние различия. – Как раз к ужину, Рафи, – Орешник кивнул на подушки рядом с собой. – У нас еще осталась похлебка и ягоды. Дымка улыбнулся в ответ и, не дожидаясь повторного предложения, уселся на подушку и закинул в рот пару ягод. Рядом с братьями он мог наконец-то расслабиться, к тому же, в доме оказалось довольно тепло, и приятно было согреться после прогулки по ночной прохладе. Беспокойные мысли все еще не шли у Дымки из головы, но теперь они казались не такими пугающими, как на голодный желудок. – Как пленник? – спросил Черный Огонь какое-то время спустя, отставив опустевшую миску. Дымка пожал плечами и ответил уклончиво: – Поправляется. Стоило бы, конечно, рассказать о том, что он заговорил, но с Черного Огня бы сталось сорваться с места сейчас же и, невзирая на то, что на дворе глубокая ночь, помчаться допрашивать пленника. К тому же, сначала хорошо бы поговорить об улучшении состояния Бон-Пари с целителем – на всякий случай, а уже потом сообщать об этом кому-либо еще. Разжевав еще несколько ягод, Дымка потянулся за своей порцией похлебки и спросил, как бы между прочим: – Разведчики ничего не нашли? – Нет, – покачал головой Орешник. – Но это не удивительно, учитывая, что наш противник умеет летать. Заканчивали ужин в молчании, укладывались спать – тоже. Дымка долго ворочался на мягких шкурах, двигал подушки, и в конце концов замер на плече у Орешника. Произнес тихо, но неожиданно отчетливо: – Опять враги, да? Орешник кивнул. – Но на этот раз не люди, – продолжил Дымка едва слышно. Они так и не говорили об этом ни разу, с той самой неудачной охоты Черного Огня, но часто об этом молчали. Дымка знал, что такая ситуация дика не только для него, но и для каждого из его братьев. – Теперь все будет по-другому, – донесся слева голос Черного Огня. – Мы сможем защитить себя и наш дом. Дымка промолчал, только кивнул – скорее в ответ на свои мысли, чем на слова брата. Он не стал говорить о том, что мучило его последние несколько часов. Черный Огонь – вождь, он должен думать о том, как защитить свое племя. Было бы странно, если бы он стал беспокоиться о том, что чужое, враждебное, тоже могло потерять дом. Точно так же, как и они сами недавно. Когда Дымка проснулся, еще только-только светало, но Черного Огня дома уже не было, а Орешник как раз собирался уходить – сегодня была его очередь отправляться на разведку. Он улыбнулся Дымке и потрепал его по волосам, пожелав доброго утра. После чего закинул на плечо лук и, пригнувшись, вышел из дома – сквозь не до конца задернутый полог Дымка видел, как он запрыгнул на своего волка. Прошедшая ночь не принесла облегчения, но в голове немного прояснилось. Дымка еще не знал точно, что собирается делать, и даже что думает по этому поводу, но мысли и ощущения казались кристально ясными, как будто тщательно вымытыми. Действовать сгоряча, не разузнав все толком, было бы глупо, и, приведя себя в порядок, Дымка отправился к пещерам. Вообще-то, стоило бы найти Черного Огня и помочь ему с восстановлением селения, но это можно было сделать и после полудня. Солнце пока еще поднялось невысоко, но ночной холод пустыни уже отступил, так что дорога до пещер вышла легкой и даже приятной. Дымка взбирался в горы по знакомой тропинке, и думал о предстоящем разговоре. О том, как много нужно узнать, и о том, как не отпугнуть Бон-Пари своей жаждой знаний. На самом деле все оказалось гораздо проще, и в то же время гораздо сложнее. Они устроились на большом скалистом уступе недалеко от пещеры. Дымка приветливо улыбнулся охранникам и махнул рукой, давая понять, что все под контролем, и можно расслабиться. Те отошли подальше, не теряя пленника из виду, но стараясь не мозолить глаза. Бон-Пари осторожно, медленно протягивал руки к утреннему солнцу, грелся, жмурил глаза, моргал, хлопая светло-розовыми ресницами. В этот момент он казался Дымке совсем детенышем, наверное, даже младше Тростника. А потом он заговорил. Голос все еще был хриплым, тихим, и как будто надтреснутым, но высоким – в самом деле, как у детеныша. Бон-Пари рассказывал о своем доме на склоне большой горы, где жили они с племенем, когда он был еще совсем мал. По его лицу было видно, как он любил свой дом, и как скучал по нему, и Дымке на мгновение даже показалось, что он смотрит на бегущую воду ручья и видит свое отражение, подернутое легкой рябью. Бон-Пари был плохим рассказчиком – он то и дело запинался, прикусывал губу, хмурился или неровно улыбался, часто не мог подобрать слова. Дымка знал, что с помощью вещания можно было бы избежать всех этих неудобств и рассказать всю историю одним слитным образом, но сдерживал свое нетерпение и внимательно слушал. Племя Бон-Пари жило на склоне большой горы, далеко за пустыней, много-много смен сезонов. Когда-то давно Высшие, предки всех эльфов, пришли туда, и их магия выплавила внутри горы рукотворные пещеры, сокрытые от чужих глаз. Там было безопасно, спокойно и радостно жить. Но потом – много позже, но все-таки задолго до рождения Бон-Пари – под сень горы пришли люди и основали там свое поселение. Эльфы, за долгое время привыкшие к одиночеству и безопасности, не особенно тщательно скрывались от них. Некоторые даже приходили в поселение и помогали людям своей магией. Люди казались им забавными, наивными созданиями, напоминающими детей. Сами же они были для людей чем-то священным, почти богами. Долгое, очень долгое время. Но Бон-Пари родился именно тогда, когда эта счастливая эпоха подходила к концу – детская наивность людей обернулась жестокостью, и они начали роптать на тех, кто приходил к ним с горы. А потом подняли на них оружие. – Они не сразу нашли наш дом, – говорил Бон-Пари совсем тихо, и лицо его все напряглось и замерло. – Но все-таки нашли. Они не могли разломать гору, но разожгли… – он откинул прядь волос со лба, – разожгли огонь и напустили внутрь вонючего дыма. Дымка вздрогнул, вспомнив задымленный, горящий лес, и как он сам наглотался изрядно дыма, прежде чем племя смогло скрыться. – Ты был детенышем тогда? – негромко спросил он у Бон-Пари. Тот кивнул. – Холлс нес меня на себе, когда мы улетали. Повисла тишина, и Дымка почти чувствовал, как она оседает в горле горечью. Глубоко вдохнув, он протянул руку и осторожно коснулся плеча Бон-Пари. Тот как будто не обратил внимания, поглощенный воспоминаниями. – Ты ошибся, – снова заговорил Дымка. Бон-Пари обернулся к нему, посмотрел удивленно. – Мое племя живет здесь, в селении, не так давно. Наш собственный дом сгорел. Сказал – и сам удивился, какой сильной оказалась боль, вспыхнувшая где-то под ребрами. Раньше он никогда не говорил об этом вот так запросто – как будто думал, что, если не произносить этого вслух, то зеленый лес его детства будет жив, пусть и далеко за границей пустыни. Они говорили с Бон-Пари еще очень долго, и когда Дымка спохватился, что нужно еще встретиться с целителем и помочь Черному Огню в селении, солнце уже клонилось к закату. Минуло еще три дня, и в каждый из них Дымка находил время, чтобы зайти к Бон-Пари. Они больше не возвращались к теме своего первого разговора – вместо этого говорили о самых разных вещах. Дымка рассказывал об охоте, о волках – об их скорости, силе и какой-то особенной честности, присущей только животным. Бон-Пари в ответ говорил о том, как в первый раз почувствовал в себе магию, как научился зажигать руками молнии, а после и летать. Несколько раз пытался описывать радость полета, но неизменно терялся, не находил слов и замолкал. Почти сразу же Дымка убедился, что Бон-Пари не жесток по своей природе – как, должно быть, и его племя. Теперь он был совершенно уверен, что дело здесь в том, как все неудачно сложилось. Иногда Дымке даже казалось, что, сложись все немного по-другому в истории его собственного племени, – и они могли бы оказаться на месте племени Бон-Пари. Ведь они так же искали дом и возможность выжить. А между тем жизнь в селении шла своим чередом. Стараниями целителя раненые поправлялись – Листва уже даже пыталась тренироваться, не желая терять форму. Дома тоже постепенно восстанавливали. Эльфы снова начали улыбаться, шутить, радоваться жизни и друг другу. Хотя в глубине души каждый понимал, что ничего еще не кончено. На подходах к селению посменно стояла стража, чтобы никто не смог застать деревню врасплох. Каждый день эльфы – в основном из лесного племени, так как их нюх, зрение, слух и чувство направления были острее – отправлялись на разведку, пытаясь обнаружить следы врагов. И каждый вечер возвращались ни с чем. Встречая разведчиков и выслушивая новости, Дымка раз за разом невольно задерживал дыхание. Марс и Черный Огонь говорили, что, будь у них возможность допросить пленника, разведка определенно оказалась бы более успешной. Было видно, что они злятся из-за этого – особенно теперь, когда Бон-Пари заговорил. Но целитель, тщательно осмотрев пленника, сказал, что с допросом спешить нельзя, и спорить с ним никто не решился. Сегодня была очередь Орешника – его зрение было острее, чем у всех остальных жителей селения, так что на разведку он ездил чаще других, так же, как раньше чаще других охотился. Небо уже начало темнеть, и Дымка то и дело бросал взгляд на опускающееся к горизонту солнце, и даже несколько раз споткнулся. Он возвращался в селение слишком поздно – задержался в пещерах, помогая целителю с оставшимися ранеными, а Листве – с тренировкой. Орешник уже должен был вернуться, и Дымке казалось, что именно сегодня и именно он принесет важные новости. Ему казалось так и раньше, но с каждым днем предчувствие становилось все сильнее. И в этот раз он не ошибся. Орешника не было дома, но его волк, Стремительный, лежал недалеко от входа, и, когда Дымка подошел, поднял на него глаза. Потрепав его по голове и почесав за ушами, Дымка глубоко вдохнул, стараясь успокоиться, и направился к дому старейшины. Не нужно было использовать вещание и спрашивать Орешника, чтобы узнать, что он там. Внутри горел свет, неплотно задернутый полог очерчивали золотистые линии. Дымка не стал останавливаться на пороге, только ударил пару раз в стену в знак вежливости и вошел. Марс, Черный Огонь и Орешник обернулись на стук. Орешник выглядел уставшим, его одежда запылилась – видимо, он только недавно приехал и сразу пошел сюда. Видимо, важные новости. Марс сдержанно наклонил голову, Черный Огонь махнул рукой, приглашая в дом. – Нашел? – спросил Дымка, все еще глядя на Орешника. Тот кивнул. – Кажется. Если здесь рядом нет еще одного племени эльфов. Когда Дымка садился, ему показалось, что ноги гнутся с ощутимым трудом, а пальцы рук дрожат. Орешник рассказал – видимо, не в первый раз, – что они со Стремительным скакали весь день, и только после полудня напали на след. – Это даже не моя заслуга, – улыбнулся он краешком губ, – Стремительный нашел необычный запах, его нюх заметно острее моего. Слушая брата, Дымка непроизвольно комкал в пальцах подол кофты и пытался что-нибудь придумать. Хоть что-нибудь. Когда Орешник закончил, повисла напряженная тишина. – Теперь мы знаем, откуда они придут, – наконец подал голос Марс. – Нужно пересмотреть оборону селения, может, установить какие-нибудь ловушки… – Не уверен, – перебил его Орешник. – Что помешает им сделать крюк и напасть оттуда, откуда мы их не ждем? С их умением летать это не займет много времени. Марс кивнул, признавая справедливость доводов, и задумался над ответом, когда Черный Огонь едва слышно произнес: – Зачем нам вообще их ждать? Орешник и Марс обернулись к нему, Дымка почувствовал, как кончики пальцев начинают холодеть. Черный Огонь заговорил уже громче: – Мы знаем, где они. Мы должны ударить первыми. Сейчас, пока они еще не оправились от ран. – Но мы тоже еще не оправились, – негромко заметил Дымка, не глядя на него. – Мы справимся, – мотнул головой Черный Огонь. – Они нас не ждут, если дела пойдут плохо, мы успеем отступить. Но я уверен, что отступать не придется. Дымка слушал его и почти видел, о чем он думает – о разрушенных домах и раненых соплеменниках, об ожогах Листвы и о Колоске, оседающем на его руки без сознания. Дымка понимал своего брата – своего вождя, – он тоже все это помнил. Но помнил и пустой взгляд Бон-Пари, когда тот рассказывал о своем потерянном доме. – Ты не думаешь, что нам стоит поговорить с ними? – Дымка задавал вопрос, почти не надеясь на положительный ответ. – Все произошло слишком быстро, мы ведь даже не попытались. Черный Огонь улыбнулся криво и сказал: – Я пытался. Тогда, на охоте. И получил выстрел в живот. Дымка опустил взгляд и кивнул. Выходя из дома старейшины, он думал о том, что бессмысленно пытаться переубедить Черного Огня. Он вождь, он должен, обязан думать о том, что будет лучше для племени. Обязан действовать, руководствуясь его интересами. Но сам Дымка вождем не был и мог делать то, что считал правильным. Когда он снова – второй раз за день – подошел к пещерам, на темно-синее небо над селением уже высыпали крупные звезды. Дымка остановился, уперев руки в колени, и пытался отдышаться. Братьям он сказал, что переночует в пещерах – это объяснение не было необычным, так что вопросов не вызвало. Переведя дух, Дымка выпрямился и огляделся. Было темно – тонкие серпики лун в небе давали не много света. Но сейчас темнота была скорее на руку – легче провести пленника мимо стражи. В пещеру Дымка вошел, не таясь. Охранники – сегодня это были Киткат и Сникерс – мгновенно вскочили, обернувшись на звук шагов, но почти сразу же расслабились. Конечно, они были удивлены поздним визитом, но не слишком. В конце концов, в последние дни Дымка проводил здесь все больше и больше времени. Бон-Пари спал. Сон его был беспокойным – ресницы подрагивали, тонкие пальцы то и дело сжимались в кулак. Опустившись рядом с пленником на корточки, Дымка осторожно потряс его за плечо, и Бон-Пари мгновенно распахнул глаза, напряженно вглядываясь в полумрак. «Это я, – провещал ему Дымка. Охранники вряд ли бы стали прислушиваться к их разговору, но рисковать не стоило. – Не бойся. Мне нужна твоя помощь». Поначалу, почувствовав чужой разум в своей голове, Бон-Пари вздрогнул и напрягся еще сильнее. Но потом очень тихо, медленно выдохнул и постепенно расслабился. Еще через несколько мгновений он кивнул. Дымка облегченно выдохнул – у него не было запасного плана на тот случай, если Бон-Пари откажется. А отказаться он мог – в конце концов, они не были даже друзьями, скорее совсем наоборот. Дымка обернулся, нашел взглядом Сникерса и, поднявшись, подошел к нему. Сказал, что переночует здесь – в селении слишком душно, а мешать раненым в соседней пещере не хочется. В каком-то смысле это даже было правдой. На некоторое время в пещере повисла тишина. Дымка снова отошел к Бон-Пари, нашарил у стены несколько шкур и растянулся на них, притворяясь спящим. От входа доносились обрывки приглушенных разговоров Китката и Сникерса, но вскоре стихли и они. За пределами пещеры тонко свистел ветер. Выждав еще немного, Дымка поднялся на ноги – неслышно, как дикий зверь. Дрался он не лучше всех в своем племени, но вот в умении подкрасться к добыче ему равных не было. Киткат и Сникерс задремали – не спали, конечно, но слегка клевали носами. «Послушай меня, – мысленно окликнул Дымка Бон-Пари. – Нам нужно выбраться отсюда. Двигайся так тихо, как сможешь». Бон-Пари благоразумно не стал отвечать, но поднялся со своего ложа из шкур действительно очень тихо. Медленно подошел к Дымке и, протянув руку, осторожно пожал его пальцы в знак готовности. «Выходи наружу и жди меня, – провещал Дымка. – Я буду скоро». Бон-Пари медленно двинулся к выходу, ступая почти бесшумно. Недалеко от охранников он остановился, и Дымка затаил дыхание. Слегка согнувшись, Бон-Пари оторвался от земли и выскользнул из пещеры легко, как порыв ветра. Сникерс поднял голову, огляделся, но ничего подозрительного не заметил и снова расслабился. Дымке осталось только расположить шкуры, в которых раньше лежал Бон-Пари, таким образом, чтобы было похоже, будто под ними кто-то спит, и выскользнуть наружу. Бон-Пари ждал недалеко от входа в пещеру. Спускались к селению они в молчании – Бон-Пари не задавал вопросов, а Дымка пытался собраться с мыслями. В его голове все было прозрачным и ясным, но облечь это все в слова было не так уж просто. Уже у самого подножия гор Бон-Пари споткнулся и сдавленно вскрикнул. – Ты в порядке? – шепотом спросил Дымка, поддержав его за локоть. – Сможешь идти? Придумывая свой план действий, он совсем забыл, что Бон-Пари еще не до конца оправился от ран, и теперь винил себя в этом. – Я в порядке, – кивнул Бон-Пари, отстраняясь. – Немного устал. Куда мы идем? Дымка вздохнул и дернул головой, указывая направление. Они продолжили путь. – Мой брат нашел ваше племя, – рассказывал Дымка по дороге. Он старался говорить коротко и по существу, не вдаваясь в ненужные подробности. – Теперь мое племя сможет застать вас врасплох, напасть внезапно. Бон-Пари вздрогнул. – Это разумный план, – продолжал Дымка, невольно ускоряя шаг, – но я этого не хочу. Эльфы не должны убивать эльфов, это неправильно. Слишком много крови уже было пролито, но я хочу уладить все миром. Или хотя бы попытаться. И для этого мне нужна твоя помощь. Бон-Пари тоже ускорился, и теперь немного задыхался от быстрого шага. – Как? – выдохнул он. – Покажи мне дорогу. Я хочу говорить с вашим вождем. В ответ Бон-Пари только кивнул, и Дымка подумал, что он, пожалуй, слишком доверчив и прямолинеен – так доверять врагу, пусть пока и мирно настроенному. Они почти миновали селение – оно осталось по правую руку, и Дымка уже оглядывался в поисках своего волка, которого оставил неподалеку. Его необычную светло-серую, почти белую шкуру можно было заметить издалека. Волк обнаружился совсем скоро – он стоял в тени скального выступа, положив большую тяжелую голову на плечо какому-то эльфу. Эльф стоял спиной к Дымке, и тот не сразу узнал его, а когда узнал – остановился, опустив руки. Несколько минут он просто вдыхал и выдыхал воздух, пытаясь успокоиться. А потом, сказав Бон-Пари ждать его на месте, пошел вперед. Услышав его шаги, эльф обернулся. – Здравствуй, Рафи, – чуть слышно произнес Орешник, грустно улыбаясь. Они долго молчали – несколько очень длинных минут. Дымка протянул руку, погладил между ушами Серебристого. Орешник стоял спокойно, слегка расслабив одну ногу. Между барханов свистел ветер. Холодало – ночи в пустыне тяжелые. – Роше… – наконец выдохнул Дымка, собираясь с мыслями. – Ты все-таки решился, – перебил его Орешник. Дымка поднял на него глаза и увидел, что он все еще улыбается. – Решился. – Вот как. – Расскажешь? – Нет, – Орешник помотал головой. – Я не сумел бы тебя остановить, да и не стану. Всегда знал, что твои битвы не будут схожи с моими. Дымка медленно разжал побелевшие пальцы и, качнувшись вперед, обхватил руками плечи брата, прижавшись всем телом. Вдыхал его запах, слушал стук его сердца. Как будто пытался в нем раствориться. Орешник отстранил его от себя еще несколько долгих минут спустя – слишком скоро. Взъерошил ему волосы, улыбнулся снова, стараясь успокоить, и снял с плеча объемную кожаную сумку – раньше Дымка ее не заметил. – Держи. Здесь две накидки – для тебя и твоего друга. Ночью холодно. Дымка взял сумку, открыл, пощупал содержимое – судя по всему, одна накидка была его собственная, а вторая принадлежала Орешнику. – Спасибо. – Не за что. – Орешник коротко стиснул его плечи и крепко обнял на прощание. Потом развернулся, сделал несколько шагов в сторону селения, но остановился и добавил, не оборачиваясь: – Вернись, хорошо? И, не дожидаясь ответа, ушел. Дымка несколько мгновений смотрел ему вслед, а потом достал из сумки накидку – его, не свою. Надел, и, оглядевшись, махнул рукой Бон-Пари. С самого детства Дымка любил езду на волках. Живя в родном лесу, он часто несся между деревьев верхом на Серебристом, быстрый, как ветер. Это было не очень разумно и совсем небезопасно, и Черный Огонь часто злился на него за эти вылазки, но Дымка ничего не мог с собой поделать. Он всей душой любил скорость и то, как ветер свистит в ушах. Конечно, скачка по пустыне сильно отличалась от скачки по зеленому лесу, но скорость оставалась скоростью. Дымка чувствовал, как сердце колотится о ребра, как будто вот-вот выпрыгнет – то ли от восторга, то ли от страха. Скакали вдоль гор. Бон-Пари не стал лететь – берег силы. Сидел на Серебристом сзади, вцепившись руками в Дымку, и едва ли не жмурился – то ли его напугал волк, то ли то, как быстро пустыня проносится мимо. Но дорогу он все-таки показывал, ориентируясь по каким-то одному ему известным приметам – как будто по форме скальных кряжей и окрестных кактусов. Скачка длилась всю ночь, только пару раз пришлось остановиться, чтобы Серебристый смог передохнуть, а Бон-Пари – перевести дух. Во время остановок он поднимался в воздух, чтобы удостовериться, что они на правильном пути. Или чтобы убедиться, что тоже кое над чем властен, и не все на свете зависит от странного серого зверя. Дымка прятал улыбку, глядя на Бон-Пари, и вспоминал, что детенышем тоже много чего опасался. Не волков, конечно, для его племени это было немыслимо, но тем не менее. И все-таки он не мог унять волнения. К тому времени, когда небо на востоке начало светлеть, а звезды – гаснуть, он поймал себя на том, что устал, должно быть, не меньше своего волка. И нельзя было сказать наверняка, от скачки ли это или от того, как сильно бьется сердце и холодеют руки. Солнце показалось из-за барханов и начало свой путь по небу, когда Серебристый забеспокоился, а Бон-Пари дал Дымке знак остановиться. – Мы почти на месте, – сказал он, оглядываясь. – Пообещай мне. – Что? – не понял Дымка. Бон-Пари неловко слез на землю и посмотрел на него. – Пообещай, что не причинишь вреда моему племени. Дымка подумал, что стоило бы озаботиться этим раньше. И еще – что странно верить обещанию своего врага. И что эльфы разных племен так похожи, и одновременно так различны. Но сказал только: – Обещаю. Бон-Пари кивнул и двинулся в сторону гор – здесь они были, кажется, даже выше, чем у селения. Дымка потрепал по голове нервничающего волка, успокаивая, и пошел следом за спутником. Тот двигался медленно, как будто что-то высматривал вокруг и едва ли не принюхивался. Наконец, они подошли совсем близко к скалам, и Дымка хотел было уже окликнуть своего провожатого, когда неожиданно горы расступились. Это был не проход – скорее выемка в стене скал, как будто у исполина, прокладывавшего эти горы давным-давно, в этом месте дрогнула рука. Горы делали крюк – не очень большой, но достаточный, чтобы дать племени эльфов убежище, незаметное издалека. Дымка огляделся – на ровной, поросшей редкими растениями площадке никого не было. Бон-Пари, не оборачиваясь, шагнул вперед и, вытянув шею, издал странный крик, похожий на птичий. И только тогда Дымка догадался поднять взгляд вверх. Скалы, почти отвесные, были испещрены пещерами, как муравейник – ходами. И даже пещера, расположенная ниже всего, находилась на высоте, вдвое, а то и втрое превышающей рост эльфа. Именно оттуда сейчас спускались соплеменники Бон-Пари – такие же ярковолосые и тонкокостные, они плавно слетали на землю и удивленно переговаривались. Самый высокий из них вышел вперед и, ускоряя шаг, направился к Бон-Пари и Дымке. Лицо его выражало радость, но также и беспокойство, ярко-золотые, спутанные волосы растрепались. Он вытянул руку в приветственном жесте, и Дымка неожиданно узнал его – этот эльф был в числе тех, с кем сражались Черный Огонь и Листва. Тогда его вскинутые руки метали молнии. – Это Холлс, – сказал Бон-Пари Дымке, полуобернувшись. – Наш… вождь, как вы говорите. Дымка кивнул. Холлс подошел совсем близко, когда он выступил из тени и поравнялся с Бон-Пари. Выражение лица вождя летающего племени сменилось на изумленное, а после ожесточилось. Он уже снова вскидывал руку, и Дымка подавил желание зажмуриться. – Не надо! – раздался звонкий голос Бон-Пари. Он раскинул руки в стороны и заступил дорогу своему вождю. – Если бы не он, я не смог бы вернуться. Выслушайте его. Дымка медленно выдохнул. В какой-то момент ему показалось, что сердце все-таки выскочило из груди, и сейчас он рухнет на землю бездыханной оболочкой. Ему повезло завоевать доверие одного врага. Осталось самое сложное – убедить в своих добрых намерениях целое племя. Они устроились у самого подножия скал – Дымка и Холлс друг напротив друга, Бон-Пари – за правым плечом Дымки. Остальные члены племени выстроились неподалеку полукругом, негромко переговариваясь. Их было мало – много меньше, чем ожидал Дымка. Видимо, некоторые эльфы остались в пещере наверху. Холлс сложил пальцы рук в замок и заговорил первым: – Я слушаю. – Я прошу мира, – слова слетели с губ Дымки едва ли не раньше, чем появились в его голове. – И мое, и ваше племя – оба пролили много крови. Слишком много. Но мы все дети Высших, и мне жаль, что я понял это так поздно… – В самом деле, поздно, – перебил его Холлс. Повисла неловкая тишина. Дымка продумывал этот разговор несколько часов, но теперь все тщательно выстроенные фразы разлетелись осколками и растаяли, как утренний туман. Холлс снова заговорил первым, на этот раз гораздо тише. – В нашу предыдущую встречу ты не был так дружелюбно настроен. – Ты тоже, – Дымка криво усмехнулся и потер пальцами левое плечо, не так давно пострадавшее от ожога. – Я изменился. Вопрос в том, сможете ли измениться вы. Бон-Пари за его правым плечом дернулся, как будто собираясь что-то сказать, но снова замер, повинуясь жесту Холлса. – Нет никакого вопроса. Я до сих пор слушаю тебя только потому, что за тебя просил Бон-Пари. Но мое терпение на исходе. Дымка передернул плечами – ему казалось, что что-то ускользает сквозь его пальцы, неостановимо, как песок или вода. Он опустил взгляд и некоторое время рассматривал свои сжатые в кулаки руки – достаточно сильные, чтобы ударить или натянуть тетиву лука, но не способные удержать воду. Медленно он разжал пальцы. Поднял голову и заговорил – голос звучал устало и тихо. – Бон-Пари рассказывал, что ваше племя потеряло дом. Мое тоже. Совсем недавно, прошло всего четыре смены сезонов. Холлс все еще выглядел жестким и непреклонным, но уголок его губ едва заметно дернулся. – Мы бежали от пожара, устроенного людьми. Нам пришлось миновать пустыню, пешком и верхом на волках – это наши друзья-животные, не знаю, видел ли ты их. Мы чудом нашли селение, где живем сейчас. На самом деле чудом. Нашли здесь дом, – Дымка вздохнул. – Мы можем потерять его снова. Пока он говорил, Холлс несколько раз отводил взгляд в сторону, сжимал и разжимал пальцы. – Даже если я поверю тебе, – сказал он, не глядя на Дымку, – это ничего не меняет. Моему племени нужна эта земля. Они не смогут идти дальше, не смогут перейти горы – они слишком измучены. Многие ранены... Он замолчал, как будто потерялся в своих мыслях. А Дымка неожиданно понял, что видит выход – совсем-совсем близко. Пряча расползающуюся по лицу неуместную улыбку, он снова провел пальцами по своему плечу и заметил: – Почти все наши раненые уже на ногах. – Да? – снова обернулся к нему Холлс. – Тогда, должно быть, у вас много убитых. – Один, – ответил ему Дымка. Снова повисла тишина. Холлс смотрел даже не удивленно – насмешливо, отказываясь верить в то, что считал невозможным. Молчание нарушил Бон-Пари: – Это правда, – сказал он. – Я сам видел, нас держали рядом. Холлс нахмурился. – Это невозможно. Но… – он перевел взгляд с Бон-Пари на Дымку, на его левое плечо. Дымка кивнул. – Мы не способны летать, не можем управлять огнем, – сказал он отчетливо, так, чтобы стоящие поодаль члены племени услышали его. – Но один из нас способен лечить даже тяжелые раны. Он вылечил мою руку. Услышал за спиной шепот и добавил уже тише, обращаясь только к вождю: – Мы не можем отдать вам наш дом. Но мы можем вылечить ваших раненых. Не нужно больше крови. Шепот за спиной стих, и некоторое время Дымка слышал только собственное частое дыхание и стук сердца в ушах. Холлс поверх его головы оглядывал свое племя, хмурился и молчал. Прошло несколько долгих минут, Дымка устало выдохнул и опустил взгляд. Когда он снова поднял голову, Холлс медленно кивнул. * * * Запыхавшись, Дымка наконец взобрался на уступ и укоризненно посмотрел на довольно ухмыляющегося Бон-Пари. – Не делай так больше. – Ты сам говорил, что сможешь, – еще шире ухмыльнулся маленький паршивец и высунул язык. – Но это же не повод проверять! – справедливо возмутился Дымка, усаживаясь рядом и щелкая друга по лбу. Тот в ответ звонко рассмеялся. Прошло уже несколько недель, и они на самом деле успели подружиться. Раненые из племени Бон-Пари постепенно выздоравливали, ни один не погиб. Дирол, конечно, сначала ворчал, говорил, что не просил заваливать его работой. И Черный Огонь долго злился, несколько дней даже избегал разговоров. Но Дымка знал, что все сделал правильно. В селении теперь было три совершенно разных племени – и в каждом из них эльфы снова смеялись. Он откинулся на руки, чувствуя под ладонями нагревшийся за день камень, и некоторое время рассматривал вечернее небо, расцвеченное огненными красками заката. Потом прикрыл глаза и глубоко вдохнул. В этот момент он впервые подумал о том, что когда-нибудь на месте сожженного леса вырастет новый. И, быть может, он станет домом не для одного, а для целых трех племен эльфов.