Атласные ленты

Боже, как же иногда Холмса раздражал Джон! Вот и сейчас, пока они ждут злосчастную невесту, завел уже надоевшую песню об одиночестве детектива, да еще и приплел сюда Ирен. Иногда Ватсона хотелось ударить, чтобы вбить в голову доктора понимание: Шерлок не нуждается ни в ком, кроме одного человека. Но тот покинул его навсегда и остался с ним навечно. Рука немного дрогнула, но тут же уверенно взяла шприц. Джим сделал недовольное лицо. — Какой же ты скучный, Шерлок! Всегда одно и то же место! Мне, конечно, нравится твоя квартира, но уже приелось! Джим с размаху сел в кресло и отвернулся, показывая всем видом, что разговаривать больше не намерен. Холмс пожал плечами: он знал, что Мориарти может быть упрямым как осел. — Ладно. Что ты хочешь? Джим оживился: — Ресторан. Окружающая обстановка мгновенно изменилась. Теперь громко играла музыка, и между столиками сновали официанты. Джим и Шерлок оказались за столом. — Пожалуй, закажу себе что-нибудь… Мориарти жестом подозвал официанта. Холмс было начал: — Как ты выжил… — Не сейчас, Шерлок, — Джим поморщился. — Такая прекрасная обстановка не располагает к серьезным разговорам. Не находишь? Мориарти откинулся на спинку и сделал себе заказ. У детектива даже не спросил. Холмс сжал вполне реальный край стола, чтобы не высказать Джиму прямо сейчас все, что он о нем думает. — Расслабься, — кивнул тот, заметив настрой Шерлока. — У нас еще полно времени. — Я хочу знать сейчас… Но Джим перебил: — Ты нуждаешься во мне и в моей помощи, а значит, играем по моим правилам. Он отрезал кусочек мяса и положил в рот, с блаженством пережевывая. — Ты в моей голове — значит, по моим! Они оказались в мрачно-темном помещении с приспособлениями для пыток. — Ой, умоляю, — рассмеялся Мориарти, подойдя вплотную и демонстративно отбрасывая пистолет. — Ты меня безоружного станешь пытать? Я буду удивлен и лишь немного разочарован. Стремишься стать похожим на брата? Шерлока от такого сравнения перекосило, и они снова оказались в ресторане. Джим как ни в чем не бывало продолжил неспешно и с удовольствием есть мясо. — Зря не заказал. Очень вкусно. — Ты и не предлагал, — огрызнулся детектив. — Мы в твоем мире. Перед Шерлоком возникла тарелка с аппетитными кусками мяса. Холмс попробовал один и быстро опустошил тарелку, дожидаясь затем, пока Джим все съест. — Теперь я хочу знать… — О нет. Мне нужна передышка… Они оказались в номере отеля. Большая кровать занимала всю комнату. — Но я… — Шерлок в недоумении огляделся. Джим, не обращая внимания на его замешательство, погладил с явным удовольствием бант, невесть зачем завязанный на спинке кровати. — Ты знал, что весь твой мир держится на маленьких атласных ленточках? Если потянуть, то эти милые розовые бантики развяжутся… БАААХ − и все рухнет! — Прекрати! — раздраженно прервал его Шерлок. — Мы не должны были здесь оказаться! — Ах да, ты же никогда не думал о таком: ты, я, большая кровать, и мы совсем-совсем одни. Это так интимно — столько мыслей, столько фантазий, — мечтательно протянул Мориарти. — Ситуация выходит из-под контроля? Не правда ли? Именно это тебя беспокоит. Холмс напряженно кивнул. — Что ты помнишь, Шерлок? — Ты застрелился на крыше, потом Магнуссен, и самолет… Джим подошел вплотную. — Кокаин или морфий? — Ничего, — детектив отступил. — Что ты принял перед тем как подняться на крышу: морфий или кокаин? — Кокаин… — нехотя признался Холмс. — Вот и ответ на твой вопрос, как я выжил. Я и не умирал… Умер ты… Не я в твоей голове, а ты в моей. Шерлок в ужасе сделал еще шаг назад. Джим потянул за край атласной ленты, и бант развязался. Холмс внезапно осознал, что под ногами больше нет опоры, а окружающий мир изменился. Асфальт стремительно приближался, окна Бартса проносились мимо, и не было ни батута, ни гениального плана. Не было ничего. Только переливающаяся от нежно до ярко-розового ткань, изгибаясь причудливыми завитками, летела рядом. — Убивает не падение, Шерлок, а приземление, — зазвучала в голове речь Джима. — Неудачное приземление. Мориарти захихикал, его голос постепенно затих, как финальная нота музыкального произведения. Атласная розовая лента, в последний раз красиво изогнувшись, опустилась на серый асфальт, окрашиваясь в кроваво-красный цвет.