Пиздец как не люблю истории изменщиков. Но девушки классные, контакт установила. Больше всего, конечно, поразила природа… Я, вроде, и не причастна к РКТ, а сил прибавляет. Все такое чистое и белое, это обновление, реинкарнация, которую нужно проводить всему, что живет, а следовательно, и загрязняется. Забавно — загрязняет и природу, и других людей почти всегда — человек…
А Ангелина смеется на фоне своим сдержанно-колдовским смехом, завораживает… Мысли берутся из ниоткуда, но так естественно. Может, это она их ей транслирует? С ней рядом было безопасно, казалось, сама ее душа распространяла вокруг себя ауру спокойствия, если не видела в людях рядом угрозу для себя. Но, вопреки собственному утверждению, Лина не могла увидеть душу той, что оберегала ее своим присутствием. Списывала на хитрую защиту — ведь они, в конце концов, соперники. Открывается она лишь отчасти, позволяя видеть ровно столько, сколько дозволяет сама. Да и может ли реальный человек, хоть и связанный с экстрасенсорикой, так управлять ощущениями других? Незримо, одним своим присутствием, речью, фоном, что действует как прогулка в лесу в солнечный день. Может, это всего лишь морок, в который вводит её таинственное существо, притворяющееся колдовкой? Экран телефона уже давно погас, дневник — оставлен. Лине нравилось отвлекаться на неё, думать о том, какие эмоции она в ней вызывает. Записи «отчетов» не имели значения — их она никогда не перечитывала, но состояние, близкое к трансу, она переживала долго и проносила с собой до следующего сеанса. Она привязалась к этой женщине, сама того не заметив, не отдавая себе уже никаких «отчетов». Она сбегала из дома каждый раз как с нового тонущего корабля. Сколько их за ней полегло, сколько шансов вернуться она отвергала сама, не поддаваясь прежнему, долбящему сердце, чувству вины за «разлюбливание». Но проект закончился. Ее ломало. Она так и не смогла ничего сказать. И в глазах жгло от светлых воспоминаний, как от прожекторов на площадке. Oh, who is she A misty memory? A haunting face? Is she a lost embrace?***
Она в каком-то баре. Людей тьма, их энергия перехлестывается, накладывается друг на друга. Большей частью — отчаяние. Будь Лина на Битве, сказала бы завязывать с этой хуйней. Но сейчас она сама здесь и такая. А лицемерить, все же, не в ее стиле. Первые три шота. Сознание начало уходить дальше и дальше, а фокус внимания, как это ни странно, сконцентрировался на людях вокруг. Вот парень подкатывает к двум девушкам, гадающим на таро в фиолетовом неоновом свете вывесок. Он внимательно смотрит на манипуляции с картами, слушает ответы на вопросы, встряхивает нетрезвой головой и растерянно смотрит наверх. — Да мы поссорились… Не отвечает. — Накосячили вы, видимо, знатно, — отвечает с улыбкой одна из девушек и продолжает раскладывать карты. — Ну вот смотрите, она вас любит, но не понимает, что с вами делать. Вы ее не хотите слушать — вот, видите, карта… «Лены на вас не хватает, тарологи хреновы…», — думает Лина и решает найти другой объект для наблюдения. — Э-э-э, ты как тут? Я тебе коктейль заказал. Сильвупле, — продираясь через голоса других и музыку проорал Лине Бородач. — Не грусти тут, компаньеро. — Да все нормально. Спасибо. Просто не пила давно. Справа сидит большая компания. Отмечают что-то. Громко. Слишком громко. Минус коктейль. Опьянения, как ни странно, не чувствуется. Может, бутылка вина, выпитая в одного, отключила способность пьянеть. Неважно. Чуть поодаль сидит девушка, совсем одна. Смоляные длинные волосы, вся в черном, фиолетовый свет мягко выделяет ее очертания. Она сидит прямо под вывеской, будто жизнь сама ей ее подсвечивает. До слуха долетает знакомый смех и голос. «Какого черта она тут делает?» Пусть так, пусть так… Лина пробирается сквозь толпу к заветному месту, которое все время будто отдаляется от нее. Она оборачивается на свое место, чтобы убедиться, что ее спутник на месте. Никого нет. Ни одного знакомого лица. Вывеска. Вывеска! Оборачивается — темный силуэт еще сидит под вывеской. Она тянется к нему, вскидывает руку и падает, не найдя опоры. Поднимает голову, боясь потерять ориентир — но тщетно. Никого нет. Снова. Никого. Лине хватает сил донести себя до уборной. Сдерживая истерику, она распахивает дверь, с размаху впечатывает кулак в кафель стены, так, чтобы побольнее. Костяшки наверняка отбила. Что ж, сейчас так и нужно. Шок от боли на секунду заглушает эмоциональное перенапряжение, сбрасывает до заводских настроек. Лина опирается спиной о стену, куда недавно прилетел удар. Но ноги не хотят держать ее дурацкое тело — она резко спускается на пол. Дышать невозможно, как ни старайся вдохнуть. Текут сами собой обжигающие слёзы, вновь напоминая о ее, Лины, слабости. Хочется спрятаться ото всех, от себя. Она закрывает руками голову, утыкается в колени. Нельзя кричать. Крепче сжимает голову, словно это поможет остановить цунами самоуничижительных мыслей. Но большая вода все движется по переулкам ее тесного сознания, подминая под себя все на своем пути, множась обломками. Как только волна достигает берега, ее уже не остановить без применения силы. На короткое время она уходит, оставляя после себя пустоту, но лишь для того, чтобы вернуться с ещё большей мощью. И накрывает сильнее. — Сукааа… — цедит сквозь сведённые челюсти, вонзается ногтями в кожу. — Сука. Сука. Сука. В груди ничего не бьётся, сердце сжалось до точки, что умеет только наполнять болью. «Ну почему? Почему это постоянно происходит? Почему со мной? И где она? Где? Почему обязательно нужно быть далеко?» — Девонька моя… Не убивайся ты так, тише… Тише, милая, — Лина слышит голос, не поднимает взгляда. Лина, не понимая, что происходит, с силой откидывает голову назад. В затылке отдает резкой болью от столкновения со стеной. — Дурная, чего делаешь? — вскрикивает знакомый грудной голос, а между головой и стеной появляется препятствие — чья-то рука останавливает бездумный акт саморазрушения и притягивает к себе. — Ну-ну, иди сюда, милая. Не нужно… Да-а-а, не нужно. Все будет хорошо. Она сделала усилие над собой и открыла глаза, возвращаясь в реальность. Приглушенный свет в уборной и размытый от слез взгляд скрывают в пелене все вокруг. Но никакого силуэта человека уже нет. Лина пошарила руками в темноте, в той стороне, откуда слышала голос, пыталась уцепиться за ушедшие объятия и отдаляющиеся звуковые волны. Но вокруг было пусто, тихо играла с потолка музыка из колонки. На коленях остались мокрые темные пятна, на плечах — остывающие отпечатки рук, на губах — призрачное ощущение поцелуя. Лина невесомо, невероятно осторожно, с гулом в ушах обводит кончиками пальцев чувствительные, дрожащие губы. Последняя, финальная волна накрывает ее. Ее голова беспрепятственно приложилась к кафелю, по шее стекает что-то теплое. Лина спускается на пол, тихо радуясь, что этот бешеный цирк наконец прекратился. — Ага, очнулась! Неплохо ты приложилась, компаньеро… Не думал, что на тебя так пару шотов подействуют. — Слышь, заткнись, а… Башка раскалывается. Просто вези куда везешь, — рявкает Лина и морщится от своего же громкого голоса. Она поднялась на локтях, посмотрела в окно. Все мелькало и ослепляло, от скорости и сотрясения чуть подташнивало. По щекам, не останавливаясь, текли слезы.***
Eternal she Return to me.