— Надо же, Рыков, какой ты хозяйственный… А дома почему у тебя такой бардак?
— А дома я один живу. Что мне, много надо что ли?
«Рыков, давай собирайся, и поехали ко мне», — именно эта фраза ознаменовала конец холостяцкой жизни Павла Дмитриевича Рыкова. Да уж, если бы ещё каких-то два месяца назад кто-то сказал Паше, что его жизнь за такое короткое время настолько изменится, он бы явно не поверил, а сказавшего счёл сумасшедшим или вообще послал на три весёленьких буквы. И вот уже месяц мужчина жил у своей начальницы - Ольги Кирилловны Арефьевой. Но постинсультный больничный не бесконечен, к сожалению или к счастью, он подходил к концу, настала пора выходить на работу, а значит, возвращаться в свою одинокую берлогу. А так не хотелось. Действительно, кто бы мог подумать, что за это время ловелас и убеждённый холостяк Павел Рыков привыкнет к этой уютной квартире, а ещё больше к хозяйке квартиры, с первых дней заботившейся о том, чтобы он не таскал тяжести, правильно питался и делал зарядку, не употреблял алкоголь, не засиживался допоздна у телевизора. К своему огромному удивлению, мужчина и сам неожиданно начал проявлять заботу : готовить с утра завтрак, а вечером ужин, печь блины, мыть посуду, чинить сломавшуюся розетку и кран. Всё по собственному желанию и от чистого сердца… Вот и сейчас Рыков зашёл в квартиру с небольшим пакетом продуктов в руках. — Оль, я дома, — негромко позвал он, но в ответ была тишина. Разобрав нехитрое содержимое пакета, Павел решил помыть руки, направился в ванну, открыл дверь. А там его взору предстала весьма соблазнительная картина : Оля, которая недавно приняла душ и теперь стояла возле зеркала в одном полотенце, вытирая волосы и напевая какую-то мелодию. Рыков просто застыл на месте. Незапертая дверь в ванну его немного удивила. К слову, к виду начальницы в не полностью запаханном шёлковом пеньюаре по утрам он уже привык, а когда однажды имел неосторожность заглянуть в неподходящий момент, даже лицезрел её в ночной сорочке на тонких лямочках. А вот такое интересное зрелище было впервые. Спустя пару мгновений женщина заметила его отражение в зеркале. — Рыков? Ты что здесь делаешь? — удивлённо произнесла Оля, пока не решив, возмутиться ли такому внезапному вторжению или нет. — Да я вот из магазина вернулся, руки помыть решил, — попытался сделать максимально невинный голос Паша. — Предупреждать надо, — брюнетка картинно сдвинула брови, а сама незаметно улыбнулась. — Так я предупреждал. Домой пришёл, зову тебя, зову, а ты не откликаешься, — пока мылил руки, не мог оторвать взгляда от её плеч и спины. — Рыков, хватит на меня пялиться, — Арефьева усмехнулась. — Выйди, я оденусь, потом ужинать будем. — Оль, — продолжал разглядывать её, пока вытирал руки. — Ну что ещё? — повернулась и с интересом посмотрела на него. Вместо ответа внезапно коснулся её губ своими и тут же отстранился, словно боялся чего-то. Оценила сей душевный порыв, не оттолкнула, даже наоборот, прижалась к нему всем телом и сама поцеловала, только уже властно и напористо. Очень долго не могла признаться даже самой себе, что хотела это сделать. Всё это время специально провоцировала его, когда ходила перед ним в шёлковом халатике, не заморачиваясь с плотным завязыванием пояса. Но он держался. А тут сорвался. Дождалась. Совершенно осмелев, Паша касался её губ снова и снова, водя при этом ладонями по её телу. Тонкое полотенце, легко поддавшись его пальцам, оказалось на полу, полностью оголяя стройное женское тело. Теперь она была перед ним абсолютна открыта, во всех смыслах. Подхватил её, словно пушинку, на руки, пропуская мимо ушей увещевания : «Рыков, ты сумасшедший, ты же после инсульта.» Проследовал со своей ценной ношей в спальню, бережно опуская на кровать. Сцеловывал не до конца высохшие после душа капли воды с её шеи, ключиц, плеч. Страстно дышала, желая большего. Медлил. «Рыков, ты слишком одетый», — не произнесла, простонала и попыталась сесть, дабы снять с него футболку, но тут же была возвращена в горизонтальное положение. Выполнил сам то, что хотела она. Продолжил целовать её тело, касаясь губами чувствительных сосков, нежной кожи живота, спускаясь всё ниже. Коснулся губами внутренней стороны бедра. Нетерпеливый вздох дал понять, что попал в точку. Нашёл её слабое место. Снова коснулся губами, затем языком. Застонала, последнее время не так часто получала подобное удовольствие от мужчин. Спустя пару мгновений была уже не просто влажная, а мокрая. Текла от его языка, от его умелых пальцев. — Рыков, возьми меня уже наконец, — не просила, умоляла. Дважды повторять не пришлось. Будучи уже слишком возбуждённым, рывком спустил собственные брюки вместе с бельём, вошёл в неё. Первый толчок получился резковатым. Застонала не то от боли, не то от удовольствия. Тут же остановился, оставаясь в ней. Нетерпеливо поёрзала под ним, одними губами произнеся : «Продолжай.» Выполнил её просьбу. Удовлетворённо вздохнула, подалась к нему, подмахивая бёдрами и подстраиваясь под его ритм. Наслаждался её сдержанными вздохами. То медлил, то ускорялся, слегка оттягивая момент наступления экстаза... Оторваться друг от друга было до невозможности сложным. Оба потеряли счёт, сколько раз за ночь сблизились. Заснуть удалось лишь глубокой ночью. Перед тем, как провалиться в объятия Морфея, лёжа в крепких мужских объятиях, женщина наконец спросила : — Паш, а что это было? — Оль, а тебе с какого именно момента объяснить? — подмигнув, предпринял попытку подмять её под себя. — Дурачок. Я же серьёзно, — шутливо пихнула его. — Люблю я тебя, Оля. Ещё с того момента, когда ты в больнице ходила меня навещать. — А чего раньше не сказал, м-м-м? — потёрлась носиком о его плечо. — А подходящего повода не было. Зато сегодня представился. Рассказал, показал и даже не против повторить и закрепить, - хитро посмотрел на неё. — Спи уже, на работу ведь опоздаем. — Не опоздаем, я возьму отгул, у меня начальница добрая, — в мужских глазах плясали чёртики. — Ну начальница из доброй и злобной может стать, — попыталась спустить с небес на землю. — Со мной не станет, я уж постараюсь, — чмокнув в губы, провёл кончиками пальцев по её бедру. — Спи, балабол, — шутливо пихнула в бок. — Спокойной ночи, Оль, — произнёс мужчина, крепко обнимая любимую женщину. После этой и ещё нескольких совместных ночей вопрос о возвращении собственную квартиру у Рыкова больше не возникал.